Боже, храни королеву от меня

Он опьянел под лихую песню валирийской стали, разбивающей вдребезги щиты и мечи противников. Его удары стали метче, Губитель Сердец в руках полегчал, а тело, казалось, уходило из-под ответных выпадов соперников само. Его бой выглядел отточенным прытким танцем. Оппоненты лишь завистливо усмехались, признавая его силу. Силу, что подарила ему Серсея. Кто-то бы рассмеялся, услышав эту мысль. Кто-то бы непременно остро пошутил над ним, прикрывая этим своё неверие и зависть. Но Эурон ломал турнирные мечи, копья и щиты, как никогда в жизни не ломал, вспоминая ночь в храме Утонувшего бога и незримые в темноте обители их с королевой тела, жмущиеся друг к другу. Он слышал своё сердцебиение и вспоминал её. Королева-львица навсегда превратилась в королеву-кракена. Она отдала ему своё тело и душу, и он сделал то же самое. Что бы сказал на это отец Квеллон, увидев младшего сына с Серсеей из дома Ланнистеров. Судьба вела его к ней. Сквозь моря, чужие земли, кровь и боль. Только Квеллон больше не посещал его, и Эурон вдвое усерднее работал Губителем Сердец. Один соперник или десять, значения не имело, он побеждал всегда. Армию скосить ему бы не удалось, Эурон себя не обманывал. Он смотрел вперёд, сражал очередного «врага», откуда бы тот ни подступал, и вместе с неимоверным вдохновением ощущал, что знакомая усталость сковывает мышцы. Но слух и зрение обострились. Он толкнул в грудь кого-то из Золотых Мечей и с удовольствием всех приказал завершить бой. Изводить людей понапрасну не следовало. Им предстоит множество битв, и они почти готовы, его железнорождённые и не железнорождённые. Он сумел взять буйство своего народа в руки и направить то в нужное русло. Если так продержится всю войну, они победят. И поддержка королевы вдохновляла Эурона. Он смотрел на Красный замок, прищурив голубые глаза. В груди сердце билось со сладостным ритмом. День он провёл вдали от Серсеи и знатно соскучился. Ему указали на фигуру, приближавшуюся к лагерю. Молодая невысокая женщина верхом на бежевом скакуне выбралась из леса рысцой. Её чёрные волосы развевались на ветру, как и чёрная грива коня. Эту смуглокожую красавицу было сложно не узнать. Лагерта гордо промчалась мимо жадных взглядов нескольких тысяч мужчин прямо к нему. Она легко спустилась и, поклонившись, спешно проговорила:  — Прошу меня простить за то, что отвлекаю от важных дел, Ваша милость, у меня послание от лорда-командующего. — Эурон, несмотря на усталость, велел подвести к нему коня. То, что Теон послал к нему именно Лагерту, никак, означало удивительное доверие племянника к этой женщине. Эурон тоже решил довериться. Дав несколько указаний лорду Дорэлу, он поскакал в Красный замок. Новости были тревожные. Теон поймал Джейме Ланнистера, но, не зная, где сейчас находится Эурон, отправил того в Красный замок, где его застал Квиберн и отвёл Ланнистера к Серсее. Губитель Сердец жаждал крови, и Эурон уже предполагал тех, чьей крови напьётся знаменитый меч. Но более тревожной новостью было то, что некая Красная женщина напала на Карса и Квиберна у храма Утонувшему богу. Эурон ворвался в тронный зал, сжимая рукоять Губителя Сердец. Теон был там. Племянник проводил его виноватым взором, но Эурон попросил их с Лагертой удалиться, ибо не намеревался того ни в чём винить. Серсея восседала на престоле, по правую руку от его трона, и улыбнулась ему так, будто он её спас. Квиберн и Карс выглядели похуже. Красные следы от чьих-то когтей опоясывали шеи обоих. Между ними стояла та самая Красная жрица. Жрица Р'глора, не иначе. Когда он явился, женщина дёрнула руками в железных кандалах.  — Кто это? И почему вы в таком виде? — бросил Эурон.  — Меня зовут Мелисандра, Эурон Грейджой, я здесь по зову своего бога, Владыки Света, — ответила вместо десницы и жреца Красная женщина. Она придерживала левое запястье, обращая взгляд ясных голубых глаз на короля. Её речи его заинтересовали. Она была красива, хоть и потрёпана. Эурон присел на трон.  — Чего хочет твой бог, Мелисандра?  — Он хочет изгнать тьму из мира.  — Ты ошиблась местом, Мелисандра, тьма сейчас атакует Север, — со скукой в голосе проговорил Эурон.  — Р'глор указал мне на тебя, Эурон Грейджой. — В ней не было ничего, кроме пламени. Волосы, губы, платье. И кровавый камень в её ожерелье угрожающе поблёскивал. — Септа, которую вы построили, источает тьму, не сравнимую с ночной. Я видела щупальцы, обвивающие её. Но ты напрасно полагаешь, что сумеешь подчинить себе его мощь. — Кандалы на её руках зазвенели. — Откажись от этой затеи, пока не поздно. Пока его сущность не забрала твою душу и не уничтожила изнутри. — Голос её задрожал. Эурон ухмыльнулся. Как мило — она заботится о сохранении его души. Карс хотел было что-то вставить, но Эурон остановил его жестом. Речи Мелисандры забавляли его. Он и раньше слушал красных фанатиков, и ещё никто из них не обращался к нему так. Серсея неуверенно посмотрела на него. Она отчего-то содрогнулась.  — Есть только один истинный бог, Ваша милость. Он дарит нам свет и тепло. — Голос Мелисандры звучал гипнотически спокойно. — В пламени мы готовим пищу и насыщаемся. Без огня мы погибнем. Нам станет холодно и темно. Мы превратимся в слепых крыс… — Она взглянула на факела и произнесла слова на незнакомом Эурону языке. Огонь потух. — Ваш бог на глубине. Среди останков рыб и водорослей. Падая в воду, вы захлебнётесь. И чем глубже ты будешь падать, Эурон Грейджой, тем холоднее будет твоё тело, и мрак разъест твои глаза. Шевельнув пальцами правой руки вдоль оков, Мелисандра опалила их пламенем. Стражники было бросились на неё, зашуршав сталью в ножнах, и Карс обнажил кинжал, но все они по мановению короля застыли на месте. Эурон покинул трон, удерживая эфес Губителя Сердец.  — Ты не похож на других железнорождённых, Эурон Грейджой, — продолжила Мелисандра. Пламя разгрызло оковы, и тишина наполнила зал. — Ты сильнее и умнее, но ты не избранник бога. Твой бог лишит тебя всего. Если ты уничтожишь септу, посвящённую ему…  — Все моря утекут из моих рук, мой флот разобьют драконы, а Эйегон Таргариен…  — Пощадит тебя за разумное преклонение колена. Поверь, ты не отыщешь счастья во тьме морских вод, как не нашли твои предки. Тебе не победить драконов. Они сожгут острова, что так дороги тебе. Сожгут тебя самого.  — Она лжёт, Ваша милость! — голос Серсеи разбудил его ото сна. Эурон очнулся, когда Мелисандра, подойдя к нему, протягивала к его щеке ладонь, от которой исходил жар. На её шее мерцал алый камень, завораживая. Эурон опасливо попятился.  — Вам не следует меня бояться. Я освободила твоего брата, Серсея, иначе его бы разрубили на части крестьяне в Крабовом заливе. — При словах о Джейме Серсея опустила взор и вновь подняла его. В её глазах плескалось сомнение. Она надавила костяшками пальцев на подлокотник.  — Вы говорите, что мой бог — это тьма, что мой бог забирает, а ваш даёт. Вы проповедуете возрождение драконов и принца, который обещан. Этот принц закалил свой меч в крови своей возлюбленной. Это я слышал из уст лиссенийских пиратов, — сказал Эурон, глядя в глаза Красной женщины. — И, кажется, вы учите бояться Иного. Того, кто ведёт белых ходоков. Так ведь, Квиберн? — спросил Эурон, и десница закивал в подтверждение. — Скажи, Мелисандра, почему я — зло, а король Эйегон с драконами и армией белых ходоков - безобидный мальчишка? Почему тебе, Красной жрице, стоило волноваться за судьбу Джейме Ланнистера?  — Мелисандра хотела уничтожить храм Утонувшему богу и убила бы нас с Квиберном, если бы ваш племянник не подоспел и не пленил её, — рассказал Карс. Эурон посмотрел на галерею, где был Теон. Сейчас его и след простыл.  — Приведите сюда сира Джейме, мы спросим у него, — приказал Эурон, кивнул головой двум стражникам. Цареубийцу ввели через некоторое время. Его стоило посадить в темницу и лишить всех благ, однако с ним распорядились поступить иначе. Джейме пришёл остриженный, умытый, в чистом дублете ланнистерского цвета, и Эурону его вид не понравился. Не Теон его приодел и умыл. Король догадывался, что это дело рук Серсеи, а он только поверил в её любовь.  — Сир Джейме, правда ли эта женщина освободила вас из плена крестьян? — спросил Квиберн. Джейме осмотрел Мелисандру и кивнул.  — Она вывела меня из тьмы, в которой я жил. — Его слова исторгли у Эурона скептический хохот. — Я вернулся к своему Свету Запада. К своей возлюбленной Серсее только благодаря леди Мелисандре.  — Вы оскверняете честь жены Утонувшего бога! — сплюнул Карс. Он всё время хищно посматривал на Мелисандру, порываясь достать клинок и изрубить докучливую ведьму на части. Но Эурон нуждался в живой Красной жрице. Хотя она и могла всё спалить дотла, Эурон выжидал. — Тот, кто смеет говорить дурное в сторону королевы Серсеи, платит жестоко.  — Заткнись, жрец, — скомандовал пленник. — Меня привели, чтобы поговорить с королём Эуроном. — Зелёные глаза, но совсем не похожие на серсеины, поглядели на Эурона. — Вы видите, что я калека. У меня только одна рука, и та — левая. Я вызываю вас на поединок, король Эурон. Если ты не боишься калек.  — Хотите лишиться следующей руки, сир Джейме? — Эурон коварно ухмыльнулся. — Для меня низко — биться с вами.  — Я сделаю тебя одной левой рукой, ублюдок.  — Нет! — отрезала Серсея. Эурон двинул желваками. Боялась за него или за своего брата?  — Дайте сиру Джейме меч, раз он так рвётся в бой, хотя еле стоит на ногах. Чести мне это не прибавит, но прибавит, наверно, ему. — Будь здесь Рыцарь, Эурон доверил бы тому защищать своего сюзерена. Однако Рыцарь занимался добычей драконова стекла и обещал вернуться не скоро. — У рыцарей странные понятия о чести. Джейме, похоже, удивился тому, что на его вызов всё же ответили. Стражник развязал верёвку, сдерживающую его здоровую руку и обрубок. Джейме незамедлительно пнул его локтём. Стражник упал и, пока подымался, меч у него отобрали и вонзили в грудь. Это был человек короля, железнорождённый. Эурон яростно ответил на выпад Джейме Ланнистера Губителем Сердец. Валирийская сталь хлёстко звякнула о железо. Приложить больше силы, и она разлетелась бы на части. Но Эурон не показывал всего, что умеет. От Джейме он защищался, и крайне редко нападал, позволяя Ланнистеру теснить себя к тронным ступеням. У ступеней Эурон поскользнулся нарочно и выронил меч. Джейме направил клинок на него и остановился.  — Эурон! — воскликнула Серсея. Королева поднялась с места. — Чего вы стоите, дурни, защитите своего короля! — обратилась она к стражникам, дежурившим у ворот и к Квиберну с Карсом. Но Джейме, будто не слыша слов сестры, указывал остриём меча в шею Эурона. Рыжее пламя взвилось в факелах и жаровнях, и от него вдоль стен взлетели ввысь чёрные тени. Они поднялись к потолку, замыкаясь в кольцо. Стражники поочерёдно выхватили топоры и мечи, уставившись на тень. Эурон ухмыльнулся. Его одного зрелище не пугало, вызывая исключительно желание рассмеяться во всё горло. А Джейме всё ждал и смотрел на сестру. Осознавал ли, что она уже не его? Чужая и далёкая. Сердце её обвивают щупальца.  — Владыка, защити нас, прими в жертву безумного короля, обагри его кровью меч твоего десницы, — вещала Мелисандра, и меч Джейме засветился, как валирийская сталь. — Владыка, разрушь тьму, что сковала наши глаза. Вырви недостойные сердца и омой их огнём. Карс ухватился за кинжал, а из глубины галереи вышел Гора и встал подле Серсеи. Но все застыли, когда ворота отворились сами собой, а за ними появилась сотня оживших Безупречных. За шлемами алели их глаза. Один из них ударил древком копья Мелисандру, другие приставили копья к горлу Джейме Ланнистера. Вот теперь Эурон позволил себе рассмеяться вволю.  — Один оживший мертвец против сотни, неплохой поединок получится, а, сир Джейме? — Эурон поднялся, пользуясь его замешательством, отряхнулся и забрал Губитель Сердец. — Вы обвиняетесь в измене. Вы обвиняетесь в покушении на жизнь короля. Вы обвиняетесь в сговоре с жрицей Р'глора. — Эурон недовольно оглядел тело мёртвого стражника. — И убийстве человека, не подымавшего на вас оружие. Сир Джейме бросил меч. В его глазах мелькнул животный ужас. Он повесил голову и сжал кулак единственной левой руки. Эурон был так близок от того, чтобы отсечь эту руку.  — Я сознаюсь в преступлениях и прошу помилования, король Эурон, — внезапно промолвил Джейме.  — Я помилую тебя, сир Джейме, — отозвался Эурон. — Квиберн и Карс, займитесь Мелисандрой. Делайте с ней всё, что угодно, но оставьте мне её живой. А сира Джейме заключите туда же, откуда вы его вывели и стерегите денно и нощно.  — Я нужен вашей армии, Эурон! — воскликнул Джейме. — Я был в стане врага и знаю, на что способна армия Дейенерис Таргариен.  — Поэтому я пока не казню тебя, — улыбнулся Эурон и бросил стражникам приказ увести неугодных. Поднявшись к Серсее, Эурон нежно притянул её за подбородок к себе:  — Выведай у своего брата планы Дейенерис. Но смотри, если я узнаю, что он касался тебя, быстрой смерти ему не видать. Серсея дышала часто и глубоко. Она взяла его за руку:  — Не смей не доверять мне. Ему бы искренне хотелось доверять ей, но он не мог расслабиться ни на секунду. Джейме нарушил его счастье. И Цареубийца поплатится за это, какой бы тяжёлой ни была цена. Но пока что Эурон видел сомнение в глазах своей королевы, её волнение и испуг. Ему не хотелось её огорчать. Если королева будет несчастна, какой толк в ней? Главное, чтобы она сама поняла, что без своего короля не будет счастья и ей.

***

Сансу засунули в дурно пахнущую, сырую комнату, освещённую одним факелом, без предупреждения. Несколько крепких рыцарей ворвались в её покои ночью, перед сном, и, заломив ей руки, повели куда-то. Её возмущения они не слушали. На её вопросы не отвечали. А потом закинули, будто она была мешком с картофелем, в эту темницу. Лишь завидев решётчатое окошечко в деревянной двери, Санса поняла, что её бросили в темницу. Она, прижавшись к решётке, спросила у стражника, в чём дело. Тот угрюмо буркнул ей, что леди Арья велела ему с ней не разговаривать, и объяснит всё сама поутру. Санса легла на скрипучую кушетку с тяжёлыми мыслями. От короля Эйегона прилетело письмо с требованием отправить лорда Рикарда в Риверран. Она сожгла это письмо сразу. Неужели Арья узнала об этом? Или была иная причина? Поспать ей не удалось. Санса поклялась выдрать у Арьи ответ, выцарапать, выбить. Как получится. Вокруг пахло сыростью и мышиным помётом. От рваного пледа тянуло чьим-то потом или уксусом, и она, прозябая, смотрела в наполняющую комнату темноту. Если люди узнали о письме Эйегона и о том, что Рикард освобождён, Сансу обвинят в измене. Она не хотела, чтобы лорда Рикарда нашли. Ей помнились добрые зелёные глаза, тёплые руки, рассказы, помогающие забыть о боли, кипящее вино в ране и… его рвение хоть как-то спасти лорда Родрика, своего приёмного отца. От грубых действий стражников область ключицы вновь разболелась. Но места для слабости в сердце она не оставила. Сцепив зубы, Сансы пыталась не мычать в такт нытью её нежного и хрупкого тела. Она молча плакала в подушку и безмолвно спрашивала у богов, у погибшего отца и матери, у Робба и Рикона, и даже далёкого от неё Брана, верным ли был её поступок? Но они молчали. Старые и Новые Боги оставили её после смерти отца. А призраков здесь не водилось. Ближе к рассвету она задремала. К утру ломка в ключице миновала. И Арья пришла. Гаркнув на стражников, она заговорила с ней наедине:  — Сначала ты выслушаешь меня, а потом я постараюсь ответить на твои вопросы. — Арья одевалась в тёмно-голубое с едва заметным пятном в виде полумесяца и орла на груди, на правой стороне, и таким же пятном в виде лютоволка на левой стороне. Ей чрезвычайно шёл костюм Леди-Протектора Долины. Санса посмотрела на кинжал, что лежал в ножнах, на поясе у сестры, и подняла взор на неё саму, чтобы разглядеть хотя бы долю своей предстоящей участи. — В битве у Харло убили Рейегаля. Король Эйегон упал с его спины в воду и едва не разбился о скалы. — Санса приоткрыла губы. Она с содроганием дождалась следующих слов. — Они отступили в Риверран. Эйегона, к счастью, вытащили. — Санса сморгнула подступающие слёзы. Эйегон жив, а это значит, боги всё же слушали её молитвы. — Королева Дейенерис послала уже третье письмо с требованием привести лорда Рикарда Харло к ней, чтобы свершить месть за её дракона и погибших людей у Харло. — Арья внезапно улыбнулась: — Так вот, дорогая сестра, уж не знаешь ли ты, где этот самый лорд Рикард Харло?  — Сбросился из небесной тюрьмы, — ответила Санса, не задумываясь. Это единственное верное, что пришло ей в голову ночью.  — Ты лгунья, Санса. Всегда ею была, и лгать не умела. Помнишь, как ты выгораживала Джоффри? — Арья подошла ближе, касаясь рукою кинжала. — А письмо, что ты отправила Роббу и матери? — Она ловко перехватила опускающийся подбородок Сансы и заставила ту глядеть себе в глаза. — Думаешь, я и все честные люди Долины не заметили отсутствия Бриенны? Признавайся, ты отпустила лорда Рикарда?! Что он тебе пообещал?  — Да, это я отпустила его, дорогая сестра, — холодно отозвалась Санса. Убрав руку Арьи с подбородка, она встала. — Он спас меня от горцев. Он вытащил из меня стрелу и ухаживал за мной. Его люди заботились о Бриенне. И, вопреки риску, повезли нас в Орлиное Гнездо.  — Лжёшь, подлая дрянь… — прошипела Арья. Санса плашмя ударила её ладонью по лицу.  — Я купила ему корабль до острова Харло, чтобы он мог с честью помереть вместе с отцом, — продолжала гнуть свою линию Санса. — Я дала ему тёплый плащ, меч, коня. Я отправила вместе с ним Бриенну и наняла мейстера из Чаячьего города. Санса сжала подбородок Арьи, направляя её обозлённый взгляд на себя.  — Мы говорили о том, что играть в эти игры между родными не следует, что ты должна мне верить, Арья. Кто приказал тебе засунуть меня в темницу?  — Эти игры необходимы. Ты говоришь правду, когда боишься меня.  — Я задала вопрос, а ты, кажется, обещала ответить.  — Жители Долины. Теперь они думают, что ты специально убила Джона Ройса и отпустила Рикарда Харло. Я пообещала им разобраться. Если он добрался после погрома на остров и жив всё ещё, ты прекрасно понимаешь, что ничего не спасёт тебя от участи изменницы. Ты наивная дурочка, верившая в рыцарей. — Так знай же, что я ни капли не раскаиваюсь в содеянном. Эйегон угрожал сжечь чужой остров. Если бы угрожали Винтерфеллу, он бы поступил именно так, как поступил Рикард Харло. — Мне очень трудно согласиться с тобой. Ты так долго пробыла у Ланнистеров… Санса отпустила её подбородок. Руки её ослабели.  — Тогда казни меня сейчас же, — предложила она. Арья самодовольно усмехнулась: — Думаешь, твоя сестрица ничего не знает о справедливости? Эйегон Таргариен был когда-то Джоном Сноу. Лучше бы он им и остался. — Арья закрыла глаза и открыла их вновь. — Ты оступилась, но Джон Ройс нас предал фактически. Он бы и без Рикарда устроил тебе засаду, послал к горцам и ничего бы не сделал, чтобы спасти тебя. Я благодарна Харло за твоё спасение, и мне плевать, сдох он на своём острове или умчался. Разумный человек умчится с сожжённого острова. Он ничего не знает о планах Эйегона и Дейенерис, и ты ему ничего не выдала, поэтому я на твоей стороне. Но я не знаю, что теперь делать. Аррену упрямо не отдают Долину, а мне эта власть поперёк горла.  — Скажи лордам, что Рикард выбросился из тюрьмы, как и обещал. Найди каких-нибудь идиоток, которые скажут, что слышали крик. А Дейенерис пошли письмо со словами: «Не следует держать все сокровища в одном месте», она не узнает, где сейчас лорд Рикард. Я прилюдно откажусь от титула леди-регента Аррена и передам власть Роберту. Пусть вся ответственность за дальнейшие действия ложится на его плечи. Ему давно пора учиться править.

***

Боль пронизывала всё. Туманный горький запах крови дурманил разум. Она глядела в потолок на то, как дико пляшут тени, отбрасываемые пламенем зажженных свечей, и думала, что это демоны кружат над головой. Чья-то рука была стиснута её руками. Но вокруг не виделось ни души. Это слёзы застили ясный взгляд. Она захлебывалась воздухом, крича без умолку. Казалось, что все её вопли напрасны, и ни один бог её не слышал, ни Семеро, ни старые древесные боги её мужа, ни Р'глор. Они не внимали даже столь простой молитве: мольбе о смерти. О быстрой и безболезненной. Уж смерть точно бы забрала рези внизу живота, между ног и в голове. Чем дольше длились муки, тем покой становился желаннее. Там, за чередой занавесок балдахина, чудился окровавленный Железный трон, которого она никогда в своей жизни не увидит. Её мечта, обагренная её же кровью. Она пахла протухшим трупным мясом, как пахли распятые рабы в Миэрине. Их синие разлагающиеся лица, поедаемые мухами и червями, возникали в смуте образов. Дени хрипела, моля остановить свои муки. Она знала, что Джорах и Миссандея рядом. Сквозь мороки агонии доносились их тихие и обеспокоенные голоса. Ей было ещё больнее от того, что она не видит своих самых преданных людей. Тени на потолке сливались в один ясный образ, в женский силуэт. Как будто это глядела на неё мать. Рейелла Таргариен. У неё усталая улыбка, шрамы на теле, густые серебристые волосы. Дени полушепотом произнесла: «Мама». И провалилась в тяжёлый сон, надеясь встретиться с матерью и предками в небесных чертогах. Она пришла в себя на третий день после тяжёлых родов. Совсем слабая, Дейенерис повернула охваченную лихорадкой голову на раздражающий звук — плач младенца, что звучал где-то поблизости. Запах крови растворился в памяти. Кошмарные сны возникали перед глазами не столь ярко. Кто-то переодел её в чистую белую сорочку, расшитую жемчугом. Почувствовав ожившим телом, выдернутым из загробного мира с боем, теплую мягкую шерсть, Дени опьянела от радости быть живой. Она улыбнулась через ломоту во всём теле и повернулась на плач младенца. Если ребёнок плачет, он тоже жив. И он здоров. Рядом всхлипнула Миссандея. Не требовалось слышать её голоса, чтобы узнать советницу. Повитухи и мейстеры бы так не всхлипывали. Вскоре Миссандея появилась у кровати и уткнулась губами в руку своей королевы.  — Мальчик? — спросила Дени. Ей бы хотелось подарить Эйегону мальчика. Крепкого и здорового, настоящего наследника, достойного своего отца. Миссандея кивнула, дёрнув дрожащими губами.  — Мальчик, Ваша милость, — шепнула она. Дейенерис в благодарность накрыла её руку второй рукой.  — Его уже отдали кормилице?  — Да, Ваша милость…  — Пусть его дадут мне, — приказала Дейенерис. Сир Джорах появился за Миссандеей высокой стеной. Вид его сурового лица придавал Дени стойкости духа.  — Ваша милость, мейстеры говорят, что вы ещё слабы… — промолвил он, наклонив голову. — Вам следует восстановить силы. Дейенерис не хотела на долгое время бросать правление страной. О здоровье она беспокоилась очень мало. Ей нужно было увидеть сына, чтобы вновь обрести утраченные силы. Когда роды начались, Дени боялась за ребёнка. Всё произошло внезапно. Потоки воды, схватки, боль прямо на совете. Не успела она дать ответ на рассказ Вариса о том, как Эйегон потерпел поражение при Харло и лишился второго её ребенка — Рейегаля, как лёгкие сжались, воздух потяжелел, а ребёнок в животе дал о себе знать. Её повели в опочивальню, нагнали повитух и мейстеров, закрыли двери и приказали рожать. Дейенерис слушала их. Выбора не было. Как не было и места в душе, чтобы беспокоиться о том, что роды начались намного раньше, чем должно.  — Дайте мне взглянуть на моего сына! — повторила Дейенерис тоном, не терпящим никаких возражений. Разве дракон может быть слабым? Не в это трудное время. Она хотела выйти и показать ребёнка всем людям: дотракийцам, северянам, одичалым и речным жителям.  — Ваша милость, я всего лишь хотел поберечь ваше здоровье, — вместо извинения произнес покорно сир Джорах.  — Моё здоровье — это меньшее, что меня волнует сейчас! — Дейенерис напряглась. Она сама упёрлась ладонями в постель и встала, доказывая силу. Одна из повитух посмотрела, нахмурив брови, на сира Джораха и сказала:  — Не смей от матери прятать ребёнка, сир, — тон её в другой раз возмутил бы королеву, но Дейенерис была согласна с ней. — Мать должна знать всё, каким бы ни было это знание. Видя согласие в глазах Дейенерис, сир Джорах уступил. Он проводил растерянным долгим взором эту дородную женщину с мягкими руками. Повитуха принесла на руках свёрток с розовым пухлым младенцем, шевелящим руками и издающим громкие возгласы, и заботливо передала матери. Дени улыбнулась ему. Он был тяжёлым. Когда Дени взяла ребёнка на руки, он затих, и лёгкое умиление возникло на лицах присутствующих. Она рассмотрела тёмный пушок на руках и груди. Уже сейчас читалось что-то от Эйегона, что-то от неё.  — Мои подданные знают, что у нас с Эйегоном родился наследник? — сдерживая в груди порывы радости, спросила Дейенерис.  — Да, Ваша милость, — ответила Миссандея. — Они рады были узнать это. Многие дотракийцы хотят стать его кровными всадниками. Дени гордилась этой новостью. Она держала малыша и думала над именем. Одичалые не дают ребёнку имя, если не прошло три года, но ведь она не одичалая. Дейенерис знала, как его назвать.  — Его зовут Рейегар. — Рейего, Рейегаль… все эти имена погибли и ушли от неё безвозвратно, но она почтит память брата. Нет, следовало назвать сына иначе. — Удивительно, ведь я не доносила его. Он выглядит крепким.  — Боги отняли у него ноги, Ваша милость, — промолвила та повитуха. Не поверив в её слова, Дейенерис наспех раскрыла пелену, что покрывала тело мальчика и заметила, что ноги совершенно не двигаются, в отличие от рук. Мальчик заверещал, как только услышал чужой голос и замотал руками. Ноги лежали ненужным грузом.  — За что?! — взревела Дейенерис, глядя на Джораха и Миссандею. — За что?! — слёзы покатились градом из её глаз. Все слёзы. Она вспомнила Дрого, Рейего, Чхику, сира Барристана, Серого Червя, Дрогона и Рейегаля. Отдав ребёнка повитухе, Дейенерис металась по комнате: — Почему боги отнимают у меня всё?  — Королева Дейенерис, роды даются вашему телу тяжело, но вы можете попробовать ещё раз. Вы молоды, как и король Эйегон, — пролепетала повитуха, укладывая ребёнка спать. — Мальчик жив, и люди примут вашего наследника.  — Дотракийцы не идут за калеками, — возразила Дейенерис. — И другие считают их слабыми. Боги дали нам одну победу, а потом забрали долг, дав поражение. Это какие-то знаки, и я должна усмирить нрав богов. Мой муж пострадал, и я больше не намерена проигрывать. Сир Джорах! — воскликнула она внезапно громко. — Какова ситуация на войне? Сир Джорах поразился тому, как быстро она сменила причину гнева.  — Ланнистерские солдаты были замечены на Королевском тракте. Пташки Вариса говорят, что их ровно тысяча, и они намереваются пройти в Западные земли через Золотой Зуб. Это укрепление, служащее границей между Речными землями и Западными. Дени посмотрела на него стеклянными глазами.  — Отправляйтесь туда, сир Джорах, с достаточным количеством человек. И не дайте им пройти. А теперь оставьте меня все.