***
— Я, Эйегон из дома Таргариенов, от крови Древней Валирии и рода Старков, Шестой своего имени, король Андалов, Ройнаров, Первых Людей и Вольного народа, владыка Семи Королевств и Хранитель областей, Усмиривший Ужасы Долгой Ночи, — говорил он, держа крепко Длинный Коготь. Губы сами размыкались, и слова, которые произносились, казались ему чужими и нелепыми. Он чувствовал сомнение. Руки подрагивали. По лбу с его ледяной короны текли мелкие прозрачные капли, падали прямо ему на нос, чем вызывали гнев. Он стоял на крепостной стене Красного замка перед опущенным на колени узурпатором Эуроном Грейджоем, закованным по рукам и ногам в железо. Пленник опустил голову на подготовленный пень для казни и ждал участи. Внизу толпа затихла. Эйегон занёс клинок и сказал последние слова: — Именем Новых и Старых Богов я приговариваю узурпатора Эурона Грейджоя к смертной казни. — Слова уверенной птицей пролетели поверх местности. Однако руки его затряслись, и он ненароком выронил свой меч. Валирийская сталь упала и разлетелась на осколки. Эурон Грейджой загоготал. Вместе с ним разразилась хохотом вся Королевская Гавань. Эйегон покраснел, как маленький мальчик, а не король, но подошедшая сзади Дейенерис, положив ему руку на плечо, вернула его решимость. Он поднял меч с новыми силами. Толпа внизу зашумела. Взгляды всех жителей Королевской Гавани сверкнули отблеском валирийской стали. Страх осел в этих взглядах. И сквозь наступившую тишину раздался громкий надрывный плач младенца. Эйегону вновь пришлось отпустить меч. Плач разносился повсюду. Он звенел в ушах, звучал из уст людей, приходил с ветром. Эйегон размахнулся мечом, чтобы прогнать его, но плач не утихал. Он вскочил на ноги и отправился к детской колыбели, где разрывался от дикого плача его сын Дейемон. Эйегон бессильно опустился перед люлькой на колени. Мальчик с момента его появления неустанно плакал от болей, которые, как говорили мейстеры, приносили ему его слабые, уродливые ноги. Сперва королева назвала сына именем покойного брата Рейегара, однако после решила, что сын этого имени не достоин. Осмотрев комнату, Эйегон не приметил Дейенерис. Утро было раннее. Солнце только начинало вставать. Он попытался взять мальчика на руки, и Дейемон закричал ещё громче. То ли он испугался, то ли Эйегон ненарочно причинил ему боль. Говорили, что его милосерднее убить. Эйегон и сам так думал, но он не мог бы расправиться с собственным сыном, как бы громко тот ни кричал, как бы не мучился. Эйегону вспоминался Бран, упавший с башни, и Эйегон останавливал свербящие сердце мысли об убийстве своего дитя. Он не мог бы убить Дени, которая и без того уже была съедаема горем утраты Серого Червя, Рейегаля и сира Джораха Мормонта. В своей тоске она была страшна и безжалостна к врагам. Эйегон стал искренне молиться богам. Всем богам. Новым, Старым, Р’глору. Не ради их победы. Ради того, чтобы его простили. Чтобы простили его и даровали мальчику облегчение. Дейемон редко молчал. А после того, как Эйегон и Дейенерис вернулись из Долины, он и вовсе не спал. Мейстеры поделились с королём опасениями, что мальчик сам вскоре умрёт, но Эйегон отгонял их прочь. Они не показывали сына никому, кроме самых преданных людей. Сир Давос пожелал ему сил и здоровья. Но другие люди уже стали волноваться и догадываться, что с малышом неладно. Дейенерис о них не беспокоилась, и Эйегон тоже старался. Старался придумывать причины, по которым он не выносит сына на радость всем, хранит тайну о его рождении и о том, почему Дейенерис так угрюма и холодна. Она вошла, одетая в красную сорочку, будто окровавленную, и Эйегону померещилось, что на ней кровь Инхо Левентиса и лорда Родрика Харло. Страшное мученическое выражение застыло на её лице. Дени припала к нему, обняв. — Где ты была? — тихо спросил Эйегон свою жену. Дени странно промолчала. — Где ты была? — повторил он уже жёстче. Дени посмотрела синими глазами, мокрыми от слёз. — Я послала войско дотракийцев на людей, убивших моего самого преданного человека, — ответила она, нехотя расцепив зубы. — Зачем? — почти робко поинтересовался Эйегон. Он вырвался из её объятий. — Почему ты не посоветовалась со мной? — Он понимал желание супруги отомстить их врагам. Дейенерис винила Эурона Грейджоя и его приспешников в рождении сына-калеки. Мейстеры сказали, что ноги Дейемона сломаны потому, что она упала тогда, стоя на крыше Железного банка, и Дени возненавидела всё, что связано с королём Эуроном. Потому она так неистово желала смерти Сансы. — Потому что это мой кхаласар, потому что я — Кхалиси Великого Травяного моря, потому что все они мои кровные всадники, как и Джорах, и они обязаны отомстить за него! — её возглас перекрыл рыдания мальчика. — Потому что я — королева, и моё право — править, не советуясь ни с кем. Даже с тобой. Она присела на кровать, злобно сверкая очами. Эйегон поднялся на ноги. Его рука сжалась в кулак. — Северяне — наши. Рыцари Долины — наши. Речные лорды — наши. Вольный народ — наши. Иные — наши. Но дотракийцы — твои?! — взревел он. Его лик покраснел. Дейенерис мелко вздрогнула и попятилась на кровати, испугавшись его гнева. — Ты послала дотракийское войско без военачальника, одних. Ты послала их в земли Ланнистеров. Ты знаешь, о чём думают железнорождённые? Железнорождённые думают о мести! — слюна смачивала его губы. — Они думают о мести и ждут нашей оплошности, и что сделала ты? Решила разделить войска. — Он всплеснул руками и развёл их. — Ты решила дать им возможность отомстить. — Я завоевала этот кхаласар, и потому он мой, и я вольна распоряжаться им как угодно. Мы слишком долго сидели и ждали, в то время как король Эурон строил планы. Ты ничего не делаешь без меня. Ты боялся напасть на Браавос сразу, и вот, во что это вылилось! — она указала на колыбель. — Ты боялся разобраться с лордом Харло. Ты оставил Сансу в живых, эту предательницу. И теперь она может бежать куда угодно и рассказывать всем о нас. И ты хочешь, чтобы я слушала твои советы? Король либо мясник, либо мясо, Эйегон. Если у тебя не хватает силы отомстить за нашу семью и забрать то, что принадлежит нам по праву, то я сама исполню своё предназначение, ведь я раньше справлялась без тебя. — Если ты решила отомстить за Джораха, то следовало лететь туда с Дрогоном. — Дрогон слаб для полётов. Он осел у Камнегонки в лесу и не слушает меня. Эйегон странно посмотрел на неё. — Тогда мы должны отправиться туда, иначе всех перебьют, Дени. Весь твой кхаласар, если он тебе дорог.***
Лагерта терпеливо ожидала окончания осмотра корабля в Таможенном порту. Город она рассматривала поверхностно. Эти места были ей знакомы. И, хотя её не было здесь уже давно, Лагерта не видела ничего примечательного: те же островки, то же обилие кораблей с пурпурными парусами, снующие по городским каналам узкие, змееподобные, гондолы и баржи, плавучие дома, каменные узкие домишки в четыре-пять этажей с крикливыми жителями, то и дело высовывающимися из окон наружу. С утра туман осел плотным облаком молочного цвета среди серых изваяний города бывших рабов Валирии. Одно лишь печалило её сердце. Титан потерял голову. Он стоял обезглавленный, с обугленными краями шеи. Когда вернулся король Эурон и «Поцелуй кракена» отправился в шумную Мусорную заводь, предназначенную для чужих кораблей, Лагерта обратилась к королю: — Вы заметили, что стало с Титаном, Ваша милость? — Эурон кивнул. Не заметить было невозможно. — Титан был символом свободы Браавоса, и обезглавленный он напоминает о том, что свобода у людей отнята. Железный банк должен наиболее остро чувствовать нехватку свободы, ведь побег из Валирии дал им возможность разбогатеть и подняться над прочими людьми. Они должны мечтать отомстить. Эурон кивнул то ли ей, то ли собственным мыслям и потрепал её за плечо. Мусорная заводь встретила их со свойственным ей торгашеским гостеприимством. Лагерта была согласна с королём, в их интересах было пройти Таможенный порт и завести корабль, подобно всем иноземцам, в Мусорную заводь, предназначенную для чужаков. Туча палаток с разнообразными товарами располагалась сразу за пирсами. Купцы из Браавоса и отдалённых мест наперебой зазывали к себе моряков и пиратов, едва ли не хватая их за руку. У палаток стояли завёрнутые в яркие полотна продажные женщины. Завидев моряка, они наспех раскрывали полотна и сразу запахивали, скаля в улыбке зубы, ибо заинтересованный моряк, если хотел к ним прикоснуться, был вынужден пойти в бордель и оставить там звонкую монету. Мужчины выругивались, сплёвывали и уходили ни с чем. Некоторым не хватало денег, а некоторые просто спешили по важным поручениям капитана и на заигрывания не имели времени. Отовсюду сверкала медная посуда, янтарные украшения, шелка, мирийское кружево. Острый запах свежепойманной рыбы колол ноздри. Стайки разбойников, браконьеров, скрытых работорговцев, подзывающих мановением указательного пальца, матросов и купцов шныряли вдоль гавани, образуя бесконечный людской поток, напоминающий текущую в каналах города воду. Мусорная заводь дышала смешанным затхлым духом пота, благовоний, духов и рыбы. На поясах мелькали ножи, мечи, изогнутые кинжалы. Незнакомый с местным изобилием соблазнов мог бы запросто потеряться или одурманиться. Лжецы-предсказатели, мухлюющие игроки в кости, вороватые проститутки — все они могли легко одурачить приезжего. Однажды хотели одурачить и отца Лагерты, но она ловко поймала воришку за руку, и его наказали, отрубив ту самую руку. Король Эурон, не видя перед собой иной цели, кроме Железного Банка, обходил тщательно выстроенные преграды, и ни чужой нож, ни мелькнувшая обвислая грудь шлюхи, ни шумная игра в кости на мокром бочонке не могли его остановить. Одетый в чёрный плащ с капюшоном, Эурон вёл её и своих людей за собой. Во время выборов нового правителя весь Браавос замкнулся. Некоторые окна были заколочены. На улицах валялись трупы людей, объедаемые крупными мухами. Люди ходили кучками, чтобы обороняться друг от друга в случае очередной стычки. И никто не обращал внимание на Эурона, Лагерту и десять железнорождённых, закрывающих короля собой, и ещё двадцать идущих следом с повозкой. Их груз был закрыт плотной серой мешковиной. Выглядел огромным. Чтобы довести его до Банка, пришлось нанять баржу. Величественный некогда Железный банк выглядел уныло. Разрушенный, осыпающийся вход охранялся двумя стражниками. Эурон дождался, пока один из них доложит о его прибытии и целях его визита, и двинулся со всем своим отрядом вперёд. Их приняли в зале для приёмов, усадив за длинный эбеновый стол. Новым главой оказалась женщина. Худая, темноволосая, с настойчивым и внимательным взором синих узковатых восточных глаз, подведённых чёрной краской. Она была одета в чёрное с золотым, что мгновенно напомнило Лагерте сочетание цветов дома Грейджой. По её знаку принесли вино, сыр и треугольные лепёшки с мясом. Она протянула руку Эурону и поздоровалась на валирийском. Целуя руку, Эурон сдавленно ухмыльнулся. Как он и предполагал, с ним не хотели говорить на Общем языке, а это значило, не хотели и договариваться. Либо же женщина и вправду не знала Общего языка. Лагерта слегка напряглась. Львиная доля успеха переговоров зависела от неё. От её умения подбирать нужные слова на валирийском. Она сидела напротив нынешней главы Железного банка. Эурон, насыщаясь вином, пристально наблюдал за ними. Около него стояла доска с белыми и чёрными фигурами и двумя кубиками. — Я удивлена, что вы меня посетили, — сказала на валирийском женщина. Она развела руками. — Железный банк больше не имеет прежнего величия, и мы ничем не поможем никому. Мы даже себе не помогли. — Женщина улыбнулась своим мыслям. — Что у нас ещё хотят забрать? Лагерта перевела королю её слова. Эурон ответил, посматривая на доску с фигурами: — Что мне понадобилось? — Он переставил одну из чёрных фигурок с короной на голове к другой, белой. — У неё остался большой флот в триста кораблей, насколько я помню, если они ещё все не уплыли. И она ещё спрашивает? Скажи ей, что я был опечален вестью о разграблении Железного банка и смерти Инхо Левентиса, моего давнего знакомого, и не хочу забирать, а совсем наоборот, прибыл отдать кое-что. — Лагерте понравились эти слова короля Эурона. Он всё же понимал, что его понимают, хотя и не говорят с ним на общем языке. Женщина напротив Лагерты усомнилась. Тогда Эурон потребовал внести в зал драконью голову. — Это моё подношение. Я отомстил за её брата. — Лагерта произнесла слова, не сразу вкусив их смысл. Она вопросительно поглядела на Эурона, который тут же кивнул. Видимо, он и вправду хорошо знал Левентиса. Драконья голова, объедаемая роем мух и червей, выглянула из плотного покрывала, обдав своим тлетворным запахом комнату. Лагерта с улыбкой заметила, как широко распахнулись чёрные глаза банкира. Женщина встала со своего места, обошла длинный стол, шурша шёлковыми бриджами, и прикоснулась рукой к смердящей затухающей плоти. — Это один из драконов Эйегона и Дейенерис? — ей понравилось ощущать под ладонью эту гниющую кожу. Но бледная суровость не сходила с её чела. Она вернулась на свой трон так же скоро, как и покинула его, чтобы рассмотреть эту ящерицу. Пальцами левой руки женщина обхватила подлокотник кресла. — Я поздравляю короля Эурона, — произнесла она, гордо задрав подбородок. — Он и вправду одержал достойную песен и легенд победу. Но мы всё равно не понимаем, к чему ему договариваться с Железным банком. — Эурон, когда она закончила речь, вопросительно поглядел на женщину, будто догадался о значении её слов. — У короля Эйегона есть живые мертвецы, которыми он управляет. Если драконов можно победить, то как победить белых ходоков? Их не убивают ни мечи, ни стрелы. — Если понятие о кровной мести её не впечатляет, — стукнув чёрной белую фигурку с короной, проговорил король Эурон, — может быть, её впечатлит будущее её драгоценного Банка? Поверить не могу, что Железный Банк отказывается брать своё. Уж больно слабого правителя они выбрали. Лагерта увидела вопрос в глазах собеседницы. Всё же Общего языка она не знала, иначе давно бы отослала их прочь. — Мой король сочувствует вашей осторожности, — перебирая складки платья, сказала Лагерта. — Он также возмущён тем, что сотворили Таргариены в Браавосе. Они лишили Титана головы, лишив народ вольного города священного символа свободы. — И король Эурон хочет подчинить наш Банк себе, — отрезала женщина. — Позвольте спросить, леди… — Тейра Левентис, — наконец, представилась глава Железного банка. — Леди Тейра, скажите, разве Эурон Грейджой явился к вам в короне? — Левентис помотала головой. — Он привёл с собой войско мертвецов? — Снова твёрдое «нет». — Угрожал сжечь всё дотла? — Тейра отнекивалась, а Лагерта перешла в наступление. — Он уважает вас. Мой король бросил к вашим ногам голову одного из драконов человека, который убил вашего родного брата. Человека, который отнял у Железного банка независимость. Ваши предки основали этот город, бежав от тиранов-валирийцев. Они избавились от рабства высокой ценой. И король Эйегон Таргариен, разграбив Железный Банк, попытался вновь подчинить вас. Но вы не сломлены, леди Тейра. Железный банк всегда брал своё. У вас остались корабли и доблестные мужи, могущие вернуть всё назад. Король Эурон предлагает вам свою помощь в обмен на вашу. Если не остановить короля Эйегона, он продолжит своё завоевание Вестероса, а затем непременно поработит и Вольные города. — И король Эурон поклянётся, что, забрав своё у Таргариенов, я не буду зависеть от него? Эурон кивнул на это. — Белых ходоков убивает драконье стекло и огонь, — сказал король, рассматривая фигуры на доске. Леди Тейра встала: — Не хочет ли король Эурон заключить договор со мной наедине? — спросила она, недвусмысленно глядя на короля. Лагерта смущённо перевела ему слова Левентис. — Я бесконечно верен своей королеве, пусть не мечтает об этом, — ответил король. Это ещё больше впечатлило Тейру. Она попросила принести бумагу и писчие принадлежности. — Я дам вам не только корабли, Ваша милость. Я дам вам колесницы и дам вам пиромантов, что смогут сделать дикий огонь. Вместе мы уничтожим Таргариенов раз и навсегда. — Эурон улыбнулся, сжав в руке чёрную фигурку с короной. После того, как заключили договор и обговорили план, Эурон заглянул на местный рынок. Лагерта помогла ему выбрать украшения для королевы Серсеи. Золотое колье с отполированным малахитом и кольцо с этим же камнем, который символизировал море и их связь с Утонувшим богом. Лагерте он подарил ткани. Вечером король пригласил её в свою каюту на ужин. — Я вёл себя глупо, желая проверить тебя. И твоя верность меня впечатлила. Как я могу тебя отблагодарить? — Вы не должны меня благодарить. — Лагерта смутилась так сильно, что не могла поднять глаза на него. — Я рада, что принесла вам пользу. — Ты вернула моего племянника, хотя говорила, что это невозможно без любви. Ты его любишь. — Взгляд Эурона был проницательным. — Да. И я бы хотела вернуть вам все те деньги, что вы платили мне за него. Просто позвольте мне быть рядом с ним… — Оставь эти деньги себе. Себе и Теону, — оборвал её Эурон. — Также отныне ты вольна сама в любое время гулять по замку и вне замка, и даже отправляться за город. — Лагерта ощутила, как сжимается внутри неё всё, как наворачиваются слёзы на глазах. Она сморгнула их, чтобы король не видел, а Эурон, покинув кресло, поцеловал её в макушку. Лагерта решила, что обрела в один миг всё, что растратила в жизни: любовь, семью и счастье.***
Вода обволакивала бледное светлое тело. Вспенивающиеся белые гребешки мелькали среди золотых локонов. Меж аккуратных белых грудей ласкалось тёмно-синее море. Тело изгибалось, вздрагивало от новых прикосновений прохладной воды, и томные вздохи разносились по тёмному помещению. Плоский живот всё рос и рос. Зелёные очи масляно сияли в голубом мраке. Они остановились. Губы разомкнулись. Они сделали один глубокий вдох. Томные вздохи прекратились. Пальцы изогнулись, карябая воду, и красивый лик исказился гримасой боли. Горячие слёзы наполнили собой глаза. Живот, превратившийся в большой шар, лопнул и распался на осколки, а из него показались чёрные щупальца. Они раздирали красивое тело. Яра проснулась. Холодный пот тёк вдоль её шеи. С тех пор, как Эурон вызвал это чудовище, она не могла спать спокойно. Каждый новый сон сулил кошмары. Они сдавливали её липкими горячими щупальцами и не желали отпускать. То она тонула, не имея возможности выбраться на поверхность, разучившись плавать напрочь, то она вела свой корабль прямо на скалы, то чей-то голос беспрестанно шептал ей: «Твоё место здесь, твоё место здесь». Яра протёрла глаза руками. Настало утро. Сквозь открытое окно вваливался внутрь холод. Она покинула кровать, чтобы прикрыть ставни, и заметила Серсею, сидевшую около небольшого столика с кубком вина в руках. Королева смотрела пристально теми же зелёными глазами, какие Яра видела в своём наваждении, и холодок кольнул её в поясницу. Яра замерла у окна. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась королева. Серсея была уже одета и причёсана. Её голову украшала златая диадема с одним крупным зелёным камнем. — Ты испытываешь боли? Или тебе снятся кошмары? — она проговорила это с любопытством, нежели заботливо. — Всё хорошо, Ваша милость, — отозвалась Яра задеревеневшими губами. Она двинулась от окна. — Правда? — Серсея в сомнении улыбнулась. — Ты часто кричишь во сне. Сегодня я случайно проходила здесь и услышала. Когда я ходила с Томменом, мне тоже снились дурные сны. — Вы делили ложе с богом, — выпалила Яра. В глазах Серсеи возник яркий светлячок. Она улыбнулась шире и пригласила Яру присесть подле себя. Присев, Яра выпила воды и продолжила: — Вы ведь были с Эуроном в храме перед тем, как изменились. В ту ночь вы были с Утонувшим богом, а не с моим дядей. — Собственные речи казались Яре безумными. Она погладила живот. Так ей удавалось чувствовать себя уютнее. — Делила ложе с богом? — переспросила королева. Выпить у неё не получилось. Королева, чуть обхватив губами край кубка, тут же рассмеялась. Смех её был коротким и тихим. Она вытерла с лица брызги, что расплескала. — Нет, моя милая, я не делила ложе с богом. — Улыбка её потухла, и Серсея, отставив вино в сторону, заглянула Яре прямо в глаза. — Я создала бога. Серсея покрутила в руке кубок. Смущение, присущее молодым девушкам, нежели умудрённым опытом королевам, покрыло розовыми пятнами её светлое лицо. Она улыбнулась высказанной случайно мысли. Видимо, та понравилась ей. — На такое, определённо, способна не каждая женщина, — проговорила королева. — Когда-то я тоже этого не понимала. Мне говорили о моём извечном долге: подчиняйся мужу, рожай ему детей, ублажай его. Так меня воспитывали. А Роберт Баратеон думал, что ему поднесут мою душу и тело на блюдечке со златой окантовкой. — Мой дядя думал иначе? Серсея по-девичьи смутилась. Она была влюблена в него, как девочка. — Иначе бы он никогда не стал моим мужем, — ответила Серсея. Яра усмехнулась про себя. — Конечно, королева Серсея, в отличие от Роберта Баратеона, Эурон опустился на колени и ублажил вас языком, а вы сделали его за это богом. Он напал на меня в ночи и тумане, с тысячью кораблей против сотни. Он пленил женщин, не имеющих защиты, и бросил к вашим ногам. Он добил подыхающих от голода и жажды Безупречных. А потом объявил себя величайшим воителем. Вот ваш бог, королева Серсея. — Яра встала. — Всё его величие — это пыль. Он растоптал собственную семью, и воздвиг на наших страданиях свой трон, а вы возвышаете его. Серсея терпеливо сносила её брань. — Ты можешь вечно ненавидеть Эурона, но какой в этом толк? Ты обиделась на брата, не выходишь из комнаты, хмуришь брови, когда видишь меня, — мягко проговорила королева, и её мягкий тон резал, как сталь. — Ты знаешь, что Эурон велик. Ты знаешь, что он приведёт армию к победе, но тебе нравится упиваться жалостью к себе, сидеть в башне и надувать губы, потому что ты боишься, что больше никому не понадобишься. И ты знаешь, что Эурон изменился. Если бы он хотел убить тебя, он бы давно выбросил тебя за борт, он бы не послушал меня и не дал бы тебе шанс. Мне жаль, что ты стала мишенью для ярости Эурона, но всё это уже смыла вода. Известно ли тебе, что твой дядя дал твоему брату, лишённому бастардом Русе Болтона возможности когда-нибудь продолжить род? — Яра размяла пальцы и помотала головой. Ненависть перестала душить её. — Он подарил ему эту возможность. Он также хочет узаконить твоего бастарда. Эурон разрушил вашу семью, и Эурон собирает её по осколкам, а вот твой осколок всё время норовит выпрыгнуть из его рук. — Серсея взяла её за руки. — Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить Эурона, но это не повод вгонять себя в могилу. Ты воин, и как воина тебя гнетёт поражение. Но ты — женщина. А женщины более стойкие, чем все воины и рыцари, вместе взятые. Потому что только мы знаем, как собрать те осколки, что пытается собрать Эурон. Эурон мой бог потому, что я захотела сделать его богом. И Эурон бог потому, что он доказал, что подходит на эту роль. Серсея покинула стол и прихватила Яру за плечи, взглянув в глаза. Яра стояла молча, пытаясь отыскать в себе те силы, о которых говорила королева, не понимая, что искать их не следует, что они давно в ней есть. — Если ты решишь уплыть, я дам тебе корабль и золото. Но подумай, действительно ли ты этого хочешь: жить вдали от родных, покинутая всеми. Яра растеряла в этот миг всю решимость. Её пылкие мечты уплыть, бросить Эурона и Теона показались ей ничтожным порывом маленькой девочки. Серсея сжала её плечи и отпустила. — И да, Эурон ублажает меня не только языком. — Посмеявшись, она прикоснулась к ручке двери. На выходе королева столкнулась с Квиберном. Десница поклонился. Он нёс склянки с лекарствами для Яры. — Моя королева, кузнецы сообщают, что они сковали доспехи для короля Эурона, — объявил он на пороге и юркнул в комнату. Королева благосклонно улыбнулась ему. — К сожалению, я обязан принести вам и дурные вести, Моя королева…***
Возвращаться к Утёсу Кастерли по холмам вместе с ланнистерскими солдатами было легче. Лорд Горольд, оставив на Золотом Зубе пятьсот человек, не особо беспокоился о нападении со спины. Он полагал, что возвращающийся из Долины король Эйегон потерпит с нападениями. Однако его сын Грен так не предполагал. Лорд Горольд заметил, что Горменд и Грен были не так безнадёжны, как он думал. А с уходом Грейдона к Вестерлингам жизнь казалась Горольду простой и беззаботной. Удивительно, что Грейдон быстро пошёл на уступки и не перечил отцу. Лагерь пришлось разбить из-за нашествия дождей. Они расположились на холмистом открытом поле, и Грену это не нравилось. Предупредив отца об опасности, юноша куда-то пропал из лагеря. Вернулся он к полудню, весь мокрый, грязный. Белая исподняя рубаха, усеянная колючками, липла к его груди, волосы растрепались. Горменд, заметив брата, подозрительно осмотрел его, фыркнул чему-то своему и, продолжив точить топор, поинтересовался: — Где ты был? Уж не с бабами ли? — Грен посмотрел на брата необычайно яростно. Горольду его взор напомнил Грейдона. Так старший сын глядел на отца, когда он приказал ему жениться на Жиенне Вестерлинг и отречься от участия в войне. — Я осматривал окрестности, брат. — Грен присел около Горменда и жестом приказал подать себе вина и лёгкого походного бульона. — Вместо того, чтобы сидеть целыми днями и точить топор, ты мог бы изучить это место, приметить его особенности и найти выгодные позиции для ведения боя. — Отец не приказывал, — буркнул Горменд. — А к чему ты ему тогда нужен? От папочки отойти не можешь? — бросил Грен. Братья стрельнули друг в друга холодными взглядами. На их слова обернулись прочие солдаты. Они считали, что назревала ссора или драка. — Нашёл? — вмешался лорд Горольд. Грен поглядел исподлобья и кивнул головой на холмы: — Вон там, папа, я бы на всякий случай выставил лучников… Его слова заглушили три звучания рога. Все солдаты повскакивали с мест. Рога звучали лишь в случае приближения врага или отправления, но лорд Горольд не приказывал собираться в путь. Он, ухватившись за меч, махнул рукой сыновьям и, миновав палатки, посмотрел в сторону Золотого Зуба. Крепости давно не было видно на горизонте, зато лорд Горольд увидел всадника в звериных шкурах, темноволосого, с изогнутым аракхом в руке. Всадник мелькнул на зелёном холме и пропал. Грен и Горменд переглянулись. Оба парня тяжело задышали. Горменд стиснул рукоять топора и произнёс сквозь зубы: — Дотракийцы. — А ты вроде не так бесполезен, брат, — недобро усмехнулся Грен и обратился к лорду Горольду, который не сразу отошёл от увиденного. — Отец, нужно готовиться к бою. Лорд Горольд кивнул ему. Не успел он повернуть назад, как позади него раздались утробные звуки рога, ржание коней и дикие человеческие вопли. Орда дотракийцев ровной цепью выстроилась на холме, готовясь ринуться вниз. — Щиты! — взревел лорд Горольд. — Приготовьтесь обороняться! Возьмите копья и стройтесь! Стройтесь в крепкие ряды. Грен поднял лежащий без дела лук, и лорда Горольда это поразило, ведь он плохо умел стрелять из лука. — Отец! — обратился он к мечущемуся лорду Горольду. — Нам нужно выстроить защиту. Из всего, что можно. — Горменд недоверчиво посмотрел на него, а потом всё же кивнул. — Из палаток, телег, котлов, пока не поздно. — Мы не успеем. Попробуем отразить их атаку. — И он вновь закричал: — Строиться! Стена щитов! Держите щиты крепко. А ты, — он схватил за шиворот Грена, — не смей глупить, иди назад, ты в одной рубахе. — Грен помотал головой, не желая его слушать, но лорд Горольд насилу пихнул за бойцов сына. Рога затрубили так, что у лорда Горольда подкосились ноги. Он прошёлся по мокрой, мягкой земле. Сапоги чавкнули, увязнув в грязи, и ноги едва не подвернулись. Он поднял меч и прокричал: — Копья! Луки! Держать щиты! Орда, хором заорав команду на своём языке, ринулась вниз. Их кони, тяжело дыша, молотили копытами землю, и чёрные комья грязи летели от них во все стороны. Лучники послали стрелы. Дотракийцы даже не почувствовали этого удара. Лорд Горольд ощутил, как нутро сжимается в страхе, и страх его передавался людям. Дикие, безжалостные кочевники неслись бурным потоком. Эта волна грозила захлестнуть их. Пока вдруг лучники не стали попадать. — Это бесполезно! — вскричал позади знакомый голос. «Когда он научился так кричать?» — спросил сам себя лорд Горольд, выставив меч и чуть оглянувшись на мелькающего за цепью воинов Грена. — Отец, позволь мне! Дотракийцы скакали неровно. Многие из них выбились из общего стана, рванули вперёд. Им не дали пройти. Стрелы и копья отогнали их назад. Однако они не сдались и вновь принялись атаковать. Их было больше, чем воинов лорда Горольда. Земля тряслась под их копытами. — Грен, что ты предлагаешь?! — спросил он, пока не поздно, отчего-то решив довериться сыну. Грен, растолкав солдат, насилу пробился к отцу. — Делимся на две части и отступаем в лес, там им будет сложнее атаковать! — завидев приближающегося дотракийца, Грен натянул тетиву и отпустил стрелу. Его стрела по гусиное оперение вонзилась в дотракийца, и тот повалился с лошади, а его лошадь, испуганно фыркнув, ускакала назад. Грен схватил её под уздцы и, подведя отцу, помог ему взобраться. Лорд Горольд, впечатлённый его стрельбой, даже не возразил. — Командуй, отец, и беги. Беги! — он шлёпнул по крупу, и лошадь понесла лорда Горольда вдоль войска. — Вы слышали, что сказал мой сын?! Отступаем в лес! Быстро! Делимся на две части и отступаем! Горменд, уводи левую часть, мы с Гренном уведём правую. Лорд Горольд едва не попал под стрелы. Лучники стреляли без перерыва. Не у всех выходило хорошо попадать, но у Грена — почти всегда. Он недолго целился и отпускал столь же молниеносно. Стрела пела, взмывая в воздух. Дотракийцы ринулись в разные стороны за отступающими войсками. Грен стрелял до конца. Один из дотракийцев подобрался к нему так близко, что Горольду на миг показалось, что он потеряет сына, но стрела впилась прямо в глотку дикаря и тот, подрагивая, сполз с седла. Кони слишком быстро настигли пехоту. Грен приказал отступать, закрывшись щитами и выставив копья вперёд, но слишком уж скоро это оказалось ошибкой. Дотракийцы разбивали щиты вдребезги, отбегали от копий и снова яростно нападали, кромсая людей своими аракхами. Многие не успели надеть доспехи и потому гибли глупой, жестокой смертью. Вместе с криками людей смешался гром. Молнии вились гремучими змеями в чёрных тучах. Небо низвергало крупный ливень. Вода обагряла землю, делая её непроходимым препятствием, впрочем, это мешало обеим сторонам. Ноги дотракийских коней подкашивались. Они падали с болезненным ржанием, вставали и падали снова. Дикари не сдавались. Понимая, куда стремятся их враги, они начали оббегать их со стороны леса. Лорд Горольд отразил атаку, но его коня полоснули по бедру. Он взвыл, пав на колени. Лорд Горольд рухнул под него. Его правую ногу прищемило. Боль застила глаза. Он не сразу почувствовал, что кто-то взвалил его на себя. Это был Грен. Его мальчик. Он ощущал железный запах крови, каким пропитался Грен. Лук он где-то потерял и отбивался от дотракийцев тем оружием, что попадалось под руку. Он метал топоры, рассекал коней мечами, поднятыми с мёртвых солдат. Но его не хватало. Грен, зайдя в лес, рухнул вместе с отцом. Дождь полил на них белой стеной. Это и отпугнуло дотракийцев. Грен посадил лорда Горольда около толстоствольного дерева, пахнущего сырой листвой. Обезумевший от боли, лорд Горольд коснулся щеки сына, потрепал её и произнёс: — Грейдон. Грен опустил взор. Лорд Горольд догадался, что вместо него всё же отправился Грейдон. — Спасибо тебе, Грейдон. Но как ты… Грейдон снял с себя рубаху, обнажив усеянное татуировками тело, разодрал её на лоскуты и, придвинув к себе ногу лорда Горольда. Он наспех замотал её. — Ты мог умереть, глупый, — почти прошептал лорд Горольд. Грейдон одарил его привычным яростным взором, на какой был способен только он. Дождь хлестал его голую спину острыми струями. — Я лучше умру, чем останусь в стороне. — Затянув лоскуты ткани на ноге, Грейдон продолжил. Ему пришлось перекрикивать дождь. — Ливень — наш шанс на спасение. У меня есть план. Нужно заманить дотракийцев в ловушку. Расставим лучников на холме, часть войска выдвинем на поле и ещё две части по разным сторонам леса. Я должен оставить тебя где-то глубоко в лесу, потому что нам придётся перемещаться очень быстро. Ты доверишь мне командование армией? Клянусь, я больше не подведу тебя! Лорд Горольд, взвыв от боли, ответил: — Командуй, сын мой!***
Доска под его руками казалась ему горлом Драконьего Короля. Рик пилил их с особым усердием. Все, кто подходил к нему, затем решали не приближаться, словно боялись, что вместо доски лорд Рикард отпилит также чью-то руку. Но он в своём занятии находил мир и покой. Пот тонкой струйкой стекал по шее, под испачканную мешковатую рубаху. Запястья и пальцы гудели от усталости. Он строил себе корабль сам. Свою ладью, которая бы привела его к победе. — Лорд Рикард! Лорд Рикард! — позвали его, и Рик, шаркнув по доске последний раз, нервно отбросил пилу на чёрную траву. Стражник, осмотрев его, замялся. — Прошу прощения, мой лорд, у вас просят аудиенции. Рик махнул ему рукой: — Скажи им, что я приму их в тронном зале. Стражник кивнул и помчался докладывать о воле своего лорда. Рик отправился в замок. Он умыл лицо и руки и взошёл на трон. Две отполированные косы отразили его курчавые взмыленные волосы. Он распластался, приблизившись спиной к спинке кресла, и приказал ввести гостей. Когда дверь скрипнула, и от входа повеяло терпким морским запахом, Рик приподнялся. В залу вошёл Лорхан. Прежде чем убедиться, что это и правда он, Рик часто поморгал. Уголки его губ растянулись в улыбку. Лорхан остановился посреди залы, осмотрелся и потом только вспомнил, что следует поклониться. Он согнулся пополам, заведя одну руку за спину. — Мой лорд, — сказал Лорхан сухо, но достаточно учтиво. — Лорхан! — Рик ринулся к нему, как к брату, и стиснул в крепких благодарных объятиях. Лорхан ответил ему тем же широким дружеским жестом. Рик прикусил губу. По его лицу прошла дрожь, и он насилу отодвинулся. — Но как ты… Лорхан обнажил зубы в ухмылке: — Угнали корабль Драконьего Короля прямо у него под носом. — Он потрепал Рика по плечу. — Нарываешься, Лорхан, — пошутил Рик и пригласил его к столам, полных яств, оставленных тут слугами ещё в обед. Рик не мог не признать, что рад видеть команду живой. Моряк первым делом плеснул себе эля и щедро отхлебнул. Так, что из кружки стекло по чёрной бороде. — Благодарю, милорд, и хочу сказать, что я тоже явился к вам не с пустыми руками. У меня для вас есть подарок. — Лорхан толкнул дверь, и кивнул кому-то. Урцен и Даррен, тоже оказавшиеся живыми, привели девушку, одетую в серое платье. Руки её перетянули пенькой, а на голову набросили тёмную мешковину. Рик с недоверием оглядел её. — Это самый ценный подарок, милорд, какой я мог вам подарить, — загадочно проговорил Лорхан. Он кивнул Даррену, и тот содрал мешок. Из-под чёрной ткани освободилось неумытое, сонное, усталое лицо Сансы Старк. Растрёпанные и сбитые в колтун рыжие волосы легли на её плечи. Туманный, заволоченный льдом взор обжёг Рика. Будто перед ним была не она, а её тень или призрак. В её глазах отразилось всё, пережитое им. Бой с горцами, забота о её ране, Орлиное Гнездо, холод небесной тюрьмы и боязнь улететь в пропасть, её милость, смерть лорда Родрика… воспоминания смешались в кучу. Они сдавили глотку. — Ты спятил? — Рик сдвинулся с места. — Немедленно развяжите её. — И всё же среди всех воспоминаний он уцепился за её благодарную улыбку после того, как он её спас, и за её милость. Урцен порвал пеньку на её запястьях. Санса, вырвавшись, размахнулась и ударила его по щеке, но моряк лишь загоготал. В ответ Рик влепил ему оплеуху такую, что Урцен пошатнулся на ногах и ухватился за покрасневшее ухо. После Рик взял за шиворот Лорхана: — Вы украли сестру короля Эйегона… вы были в своём уме, когда решили это сделать? — видя, что Лорхан молчит, Рик прикрикнул: — Ты хорошо себя чувствовал, когда отважился на это?! — Лорхан вновь молчал, и Рик, потрясая его за ворот, громко продолжил: — Твой ум съели крабы?! — Он толкнул моряка прочь от себя и обратился к леди Сансе: — Я сожалею, миледи, что вам пришлось перенести этот кошмар. Они ответят, я вам клянусь. — Нет, прошу вас, — отозвалась Санса. Она мягко прикоснулась к его правой руке. — Эти люди очень преданы вам, и они не заслуживают наказания. Они не крали меня. — Не крали? — Рик виновато посмотрел на Лорхана. — Тогда как вы оказались здесь? Санса опустила глаза. — Они вас изгнали. Из-за меня. Из-за дракона. — Санса неотрывно глядела на него без единого чувства, будто ещё осознавала тяжесть своего положения. Рик приказал команде выйти вон. Когда дверь за ними закрылась, он прошагал мимо Сансы. — Я должен был вернуться… — Ты должен был быть со своей семьёй, и ты был! — отрезала Санса, неожиданно сократив между ними расстояние. — Король Эйегон потерял голову. Он оступился и не захотел принять свою ошибку. Теперь я не Старк, лорд Рикард. У меня нет имени, нет дома, нет семьи. И всё, что я прошу у вас, это дать мне кров. Я умею шить и могу быть вам полезна… Рик обнял её за плечи и посмотрел в синие глаза. В них плескалась доброта всего мира. Раньше они казались жестокими. — Всё благодаря тебе, — сказал Рик. — Я отправлюсь к Дейенерис и попрошу её вернуть твои титулы… Санса остановила его ладонью. — Думаешь, я настолько жестока, чтобы плыть к тебе ради титулов? Мой дом сгорел при битве с белыми ходоками. И, видимо, вместе с ним сгорело и имя Старк. И никакие титулы мне этого не вернут… я прошу… — Конечно, я приму тебя. — Он взял её за холодные руки. — Ты будешь жить в Десяти Башнях, а чтобы никто тебя не тронул, я скажу, что ты моя жена, если ты сочтёшь это приемлемым. — Когда она зарделась, Рик выпустил её руки, чувствуя на себе непривычное смущение. Вина легла на его плечи тяжёлым пологом. Он присел и запустил руки в волосы. Сначала смерть лорда Родрика, теперь — изгнание помиловавшей его леди Сансы Старк. Что ещё ему следует пройти? Сколько потерь из-за него понесут другие люди? Кто истинное чудовище? Драконы, белые ходоки или же он, лорд Рикард Харло? Просьбы о прощении вертелись на его языке, но не слетали. Он чувствовал их горечь. Горечь, что отравила бы слух Сансы. Ей ни к чему его мольбы простить его. Она одинока, покинута семьёй, носит клеймо предательницы, и ей не станет легче от его слов, клятв или просьб. Санса опустилась рядом и взяла его руку, чем остановила поток дум. В её прикосновении было нечто родное, близкое, знакомое. И Рик понял, что она нуждается только в любви и поддержке, и ни в чём другом. — Я безмерно благодарна тебе, лорд Рикард, что ты принял меня. — Санса улыбнулась кротко и грустно. — Рик, — сказал он. — Зови меня Риком. — Хорошо, Рик, — согласилась Санса. — Но если ты решил, что я стану выдавать тебе планы короля Эйегона, если ты прельстился этой мыслью, то учти — я не стану предавать брата, что бы обо мне ни думали… Рик понял, что необходимо сделать. — Никогда. Я никогда не попрошу тебя о подобном, — ответил он и поднёс к губам её руку. Санса вздрогнула. Она отодвинула нависшие над его щекой вихры и поцеловала колючую щёку нежными губами. Она искренне верила в его благородство. В эти слова, сказанные наспех, сказанные в угоду ей, сказанные, чтобы на розовых губах расцвела улыбка, а в ледяных глазах отразилось спокойствие. В слова, сказанные от её очарования. Он едва не выпалил вместе с этими словами: «Я люблю тебя». Лишь чудо удержало его. Рик только слабо кивнул ей. Накормив Сансу, он выделил ей комнату лорда Родрика, где спал сам, приказал наполнить ей ванну горячей водой и даже отыскал старые платья леди Гвинессы. После этого Рик пригласил команду. Они сидели за столом и рассуждали о грядущих сражениях. Лорхан рассказал ему о той славе, что теперь покрыла лорда Рикарда. Ганс принёс ему карту и письменные принадлежности. — Когда я плыл к острову Харло вместе с леди Бриенной, я случайно узнал о местоположении дотракийцев. Король Эйегон собирается строить корабли. И лесопилов охраняют дотракийцы. Они располагаются у Риверрана, прямо по берегу Камнегонки. — Рик рисовал пальцем по карте. — Вы собираетесь атаковать дотракийцев? — спросил Лорхан, попивая эль. Новости его не особо впечатлили, будто он знал, где находится лагерь табунщиков. — Нет, я собираюсь предложить план атаки королю Эурону. — Тогда я расскажу вам, милорд, чуть больше, — Лорхан устроился поудобнее. — Мы были в Чаячьем городе, а слухов там ходит много, и никто не боится, что их услышат. Говорили, что лорд Горольд Гудбразер разгромил армию Таргариенов у Золотого Зуба и теперь укрепился на нём. Его сын Грейдон немного помог. Он сжёг одну деревеньку, отчего выманил армию во главе с сиром Джорахом Мормонтом. Но также Грейдон немного оплошал. Он убил сира Джораха. Но всё в этом поступке не так просто. Грейдон дал повод Таргариенам начать действовать. Королева Дейенерис лишилась многого. Дракона, благодаря вам, а теперь и полководца, и теперь-то она и король Эйегон должны ответить. Рик потёр подбородок, раздумывая над его словами. Дотракийский лагерь казался ему не такой серьёзной деталью. Рик знал, почему Лорхан не порицает поступки Грейдона. Это значило, что король Эурон тоже не станет их порицать. Пусть Гудбразер действовал весьма жёстко, но это было оправдано, если жестокость вообще можно оправдать. Ганс принёс письмо. Молча он протянул скрученный пергамент Рику. Под общее внимание Рик незамедлительно раскрыл свёрток и прочитал. Благородные порывы сдаться королеве Дейенерис его вмиг покинули. — Дотракийцы уже напали на Гудбразеров. Этот ворон прилетел из Золотого Зуба. Мы должны им помочь. Хорошо, что план у меня есть. — Рик вспомнил свои кошмарные сны. Его тусклый взгляд напугал присутствующих, и они поёжились, сидя в своих креслах. — Как мы будем действовать, лорд Рикард? — отважился спросить Даррен. — Как поступают Таргариены — огнём и кровью.