***
Услышав рога, Тирион поспешно взобрался на крепостную стену Харренхолла. Ношение брони тяготило его. Она отяжеляла его маленькое тело. Будучи к тому же слегка хмельным, Тирион чувствовал лёгкое головокружение. Ранним утром на голодный желудок не следовало пить так много эля. Да и вообще — пить. — О боги, что ж ты так трубишь, я здесь, — проворчал Тирион стражнику, что трубил в рог уже в двадцатый раз, да так протяжно и печально, что уши разрывало от тоски. Мужчина извинился. — К чему трубить в такую рань? Я видел прекрасный сон, где была милая девица, и она любила меня, кажется, взаправду. Если там что-то незначительное, я прикажу вырезать твою глотку, чтобы больше никто не посмел трубить в рог по пустякам, глядя на тебя. — Тирион после вести о смерти Джейме от рук короля Эурона растерял жалость ко всем. Трубач стушевался. Тирион подобрался к ожидавшим его разведчикам. — Кто там? Армия? Флотилия железнорождённых проплыла по земле? — спросил он. Улыбка вышла корявой, но шутка ему виделась удачной. Однако двое северян как были хмурыми, таковыми и остались. — Иные вас подери, скажите, наконец, ради каких великих свершений меня подняли? Ему хотелось бы бросить свою несчастную долю охранять эту никому не нужную крепость. Было бы неплохо забыть о прошлом, жениться на какой-нибудь простушке и завести детей, маленьких львят. Но какие теперь дети и жена? Он уже проклят Харренхоллом. Ему суждено здесь погибнуть, он был в этом уверен. — Там человек десять с чёрными штандартами, на которых изображена коса и павлин, — сказал высокий бородатый мужчина, поправив пояс своей кожаной кирасы. Тирион искренне рассмеялся. Странное сочетание символов на штандарте его развеселило. Прикрыв глаза, он едва не оступился и не упал. — Десять человек? — когда его смех стих, Тирион вмиг посерьёзнел. — Ты меня за дурака держишь? Ради этих десяти ублюдков вы трубили в рог двадцать раз так, что у меня глаз дёргается? Олухи, — ругнулся он и всё же приблизился к краю, чтобы посмотреть на десяток человек. — Расстреляйте их из арбалетов, чего вам стоит? — Однако стражники глядели совсем странно. — У них белый флаг, — безукоризненно ответил молодой стражник с луком за спиной. Тирион прогнулся через перегородку, чтобы разглядеть. И вправду, его глаза не заметили среди чёрных с серебром знамён одно белое. Это знамя держал, по всей видимости, их предводитель. Мужчина лет тридцати двух верхом на белом коне. Его тёмно-коричневые волосы лежали на плечах, укрытых серым мехом. На теле серебрилась кольчуга из крупных колец. Из-за спины выглядывала рукоять меча. Высунувшись, Тирион потерял равновесие, но его подхватили стражники. — Кто таков будете?! — спросил Тирион, вытянувшись во весь рост. Носочки не держали его. — Сир Харрас из дома Харло! — крикнул гость. Тирион неожиданно прозрел, вспомнил его и то неудачное предложение сочетать его браком с Сансой Старк. Вроде сир Харрас — единственный рыцарь на Железных Островах, как говорил Варис. Кажется, теперь Сансу изгнали из-за его племянника. Где же она теперь? Бедная девочка. — Чем обязан вам, сир Харрас? — не стесняясь прямого взора, спросил Тирион. Хмель с одним справлялся лучше некуда — внушал ему несвойственную смелость. — О нет, лорд Тирион, это я вам обязан, и всем людям, кто, так или иначе, связан с королём Эйегоном! Ваши люди сожгли остров и моего брата! Я пришёл за местью. Пылкие речи взрослого рыцаря Тириона возмутили. Он насупился. — Вы пришли не к тому человеку, сир Харрас. Я всего лишь карлик, который даже меч держать не способен. И не я летал на драконе, сжигая ваш остров. — Глупые, глупые слова, не достойные человека, который раньше занимал пост десницы. Он вовсе разучился со всеми разговаривать, пока скорбил по Джейме. Сир Харрас не улыбался. — Я как рыцарь вызываю вас на поединок. Честный и справедливый, как Суд Семерых. И призываю вас сдать мне замок Харренхолл без крови. «Забери этот Харренхолл, будь он неладен», — шептал его внутренний голос. Это всё хмель постарался. — В таком случае, сир Харрас, вашу рыцарскую честь не украсит бой с карликом. — Я знаю о правилах и могу биться, стоя на коленях. Тирион шаркнул кулаком по каменной шершавой изгороди. Рыцарь был непреклонен. — Вам ни к чему утруждать себя, сир Харрас, потому что я могу назначить вам свой поединок, махнув окружающим меня людям рукой. Вас ведёт глупая месть, а меня — верность моей королеве. И я уже слишком много прожил, чтобы так беспечно расставаться со своей жизнью. А вы, угрожая мне и моим людям, не понимаете масштаб своего вызова. Вы находитесь рядом с Риверраном, дотракийцами, иными и драконом. Сам король Эйегон приведёт сюда армию. Сир Харрас сбросил белый флаг. — Что ж, лорд Тирион, я принял ваш вызов и ваши условия. Доброго вам дня! Всадники ускакали. Тирион, отрезвевший от обуявшей его злости, послал отряд разведчиков: — Вы найдёте этих ублюдков сегодня и выкосите всех до одного, пока их флот сюда не доплыл. У него явно лишь его команда. Так будет даже милосерднее. Иначе я, повторяя за своей королевой, подожгу их, сбросив с крепости кипящее масло. Завтракал он один. Служанки пугливо смотрели в его сторону, когда он вгрызался зубами в плохо разваренную баранью ножку. Он будет единственным выжившим человеком в Харренхолле. Проклятие этого чёртового места до него не доберётся.***
Кровь не пошла, как было обещано луной. Талла прикоснулась к животу трепещущей рукой и опустилась на супружеское ложе, закрыв глаза, уже заполнившиеся слезами. Она молила богов не дарить ей дитя от Саймона, однако боги почему-то больше любили её мужа, которому Талла была готова выдрать глаза. Если кто-то сообщит ему эту весть, Саймон убедится, что власть в Хайгардене окончательно сконцентрировалась в его морщинистых руках, и хищная улыбка раздвинет его губы, явив людям жёлтые зубы. Он забрал её власть. Он решил сразу же после свадьбы, что он — король. Он назвал её отца слабаком и трусом за поддержку Серсеи Ланнистер, поселил «полоумную» мать в отдельной башне, а Сэму приказал и вовсе не показываться на глаза, иначе его пухлый живот будет вспорот заживо. Однако Саймон оставил с ней рядом жену Сэма Лилли. Лилли из-за Таллы была вынуждена терпеть общество Саймона не только за приёмами пищи, но и ночами. Её, Таллу, Фоссовей лишь обесчестил в первую брачную ночь, порвав её до крови, которую Сэму пришлось останавливать, а Лилли он брал почти каждую ночь, но она упорно продолжала служить Талле. Однако её живот не рос, а живот Таллы вскоре будет огромным, полным выродков Фоссовея. Талла редко покидала покои. Она и вовсе утратила веру в свою власть, когда большинство мужчин на совете проголосовали переметнуться к Таргариенам. Золото, что добывали по её приказу, готовили отправить королю Эйегону и королеве Дейенерис. Она не могла помешать этому. Да и послать письмо Грейджоям — тоже. Сэма заменили другим мейстером. Каким-то дряхлым стариком, какого она и не видела. Саймон чем-то занимался во дворе. Докладывать ей о своих делах он нужным не считал. Если она старалась перечить его мнению, то получала новый синяк на теле. Причём не важно, на лице или там, где никто не увидит за слоями юбок. Талла рванула к столику, чтобы хоть на этом металлическом создании выместить гнев, как короткие стуки в дверь заставили её выпустить из пальцев край стола. Талла, подойдя к двери в одной сорочке, отворила. Перед ней стояла Лилли. Она была взволнована. Осмотревшись, она без приглашения шагнула вовнутрь и закрыла дверь на ключ. — Саймон приказал мне убить Сэма, леди Талла, — сообщила Лилли и показала нож, спрятанный под рукавами. Она тут же отбросила нож к босым ногам Таллы. — Но это не самая главная весть, которую я принесла. Сэм собрал людей на мятеж против вашего мужа. Их не так уж и мало, и все они жаждут его смерти. Я не могу назвать вам имена до времени. Но я могу сказать, что завтра утром — самое благоприятное время, чтобы совершить мятеж. Саймон сообщил мне, как и многие другие тайны, что отвезёт золото для Таргариенов лично. Письмо им уже отправлено. Ворон полетел в Риверран. В то время, когда он будет выезжать за ворота, караульные сменятся на тех, кто за вас. Саймон сказал, что вы непременно будете стоять на крепостной стене над воротами и сыпать из корзинки лепестки цветов ему вслед, приговаривая: «Доброго пути тебе, муж». — Лилли оглянулась. — Когда вы скажете в третий раз, для караульных это будет сигналом. Они выпустят стрелы из луков и арбалетов. Талла молча осматривала Лилли. Она хотела пасть невестке в ноги, поцеловать её пыльные туфельки, прижаться, как к материнской груди, а затем громко расплакаться, назвав Лилли святой. Эта девушка разделяла горе Таллы, хотя знала Джона Сноу лучше неё. Лилли любила её как сестру, и могла даже умереть, если это потребуется, чтобы спасти Таллу. Она ходила за Мелессой, помогала ей, как родной матери. Чем Тарли заслужили такого человека в своём доме? И из-за чего Лилли страдает больше их всех? — Я понесла от него, Лилли, — железно проговорила Талла. — Что за смута начнётся, если я убью отца своего ребёнка у всех на глазах? Лилли оторопела. Она тронула её живот, слегка вдавила кончики пальцев в мягкую кожу. — Срок ещё очень мал, леди Талла. — Почему ты не понесла от него? Почему я? Лилли подошла к двери, прислушалась к шагам и вновь подобралась к Талле. — Я готовила лунный чай. У меня есть ещё. Если вам надо… Талла притянула её за запястье к себе. Ей было неведомо, что такое лунный чай, но она не хотела даже узнавать. — Милая, милая Лилли, моя дорогая, я буду обязана тебе до конца своих дней и не расплачусь никогда, если ты дашь мне лекарство от этого отпрыска. Невестка отпрянула и подала ей маленькую записку. Талла немедленно развернула. Кто-то писал впопыхах, упуская некоторые буквы. Было достаточно разобрать «Гудбразеры», чтобы понять остальное. Дотракийцы атаковали их у Золотого Зуба. Бумага покрылась трещинами. Скорее всего, письмо было уже старое. Саймон скрывал его в кармане своего сального дублета, вероятно, и Лилли вытащила его. Поджав губы, Талла кивнула Лилли. Они пожали друг другу руки и расстались. Когда веки Таллы налились сладкой негой и сомкнулись, ей привиделся Грейдон, его широкая улыбка, насыщенно-голубые глаза, будто хрустальные, его сильные пальцы, накрывающие её тонкие и аккуратные и звон натянутой тетивы, а потом лёгкий хруст ушедшей глубоко в мишень стрелы. Грейдон прикоснулся тёплыми губами к её похолодевшей щеке и растворился в воздухе, точно дым. Она очнулась в разгаре тёмной ночи. Приблизившись к окну, Талла разглядела мелькающие на стенах Рогова Холма огоньки факелов, снующие туда-сюда. «Я не оставлю тебя, Грейдон. Я приведу к тебе на помощь моё войско. Я не могу управлять людьми в бою, но ты сможешь. Они будут исполнять твои приказы, и ты победишь Таргариенов. Ты сокрушишь их, я знаю». Талла прикоснулась губами к стеклу, будто к щеке Грейдона. «Надеюсь, ты ещё жив, мой взбалмошный железнорождённый». Густой туман накрыл землю с утра. Таллу вытащили во двор со всеми остальными домочадцами. Её муж, сверкая жёлтыми зубами, обнял её, чмокнул мокрыми губами подставленную щёчку. — Я буду ждать тебя, милый муж, — шепнула ему на ухо Талла и поправила мантию с лисьим мехом. Мантию, принадлежащую когда-то её отцу. Он вручил ей корзинку с лепестками свежих хайгарденских роз. И когда они успели расцвести? Талла вцепилась в неё. — Ты будешь бросать это мне вслед, стоя на крепости, и приговаривать, чтоб мой путь был добрым, жена. Она улыбнулась, как никогда не улыбалась ему и не могла. — У меня к тебе тоже есть просьба, милый муж. Ты не будешь поворачиваться, выйдя за ворота, иначе не узнаешь важную новость, которая обрадует тебя. — Саймон стрельнул пылким взглядом грязно-серых глаз. Частью души он догадался о новости. Вместо того, чтобы прижать её головой к земле и потребовать отвечать, какая новость его ждёт, Саймон согласился на небольшую сделку. Он сел на коня и объявил отход. Сотня телег с золотом, накрытые войлоками, тронулась вслед за ним. Талла вышла на крепостную стену. Первую охапку розовых лепестков она щедро бросила на голову мужа, приговаривая «доброго пути». Его люди смеялись над ней. Вторая охапка попала прямиком на круп его серого коня. Вместо третьей Талла взяла тонкий охотничий лук и стрелу с гусиным оперением. Наложила стрелу, прицелилась и оттянула тетиву настолько, насколько могли её девичьи руки. — Я ношу твоё дитя, Саймон! — сказала она вместо сигнала. Караульные дёрнулись, но, разобрав слова, остались на местах. Саймон развернулся, красный от радости. — Доброго пути, — кивнула ему Талла. Стрела полетела в его живот. Он сгорбился от боли и ухватился за пузо. Грязно-серые глаза чернели ядом. — Мой отец защищал свой дом от иноземной захватчицы и был сожжён ей заживо! — крикнула Талла, натягивая второй раз тетиву. — Моя мать не сумела смириться с его гибелью и гибелью моего брата! — Вторая стрела вонзилась в его бедро. Будь здесь Грейдон, он бы направил её руки как надо. — Королева Серсея и король Эурон даровали нам Хайгарден за мою преданность, а ты уносишь из-под их носа золото и отправляешь королеве, которая не имеет прав на эти земли! — Третья стрела задержалась. Талла медлила с заключительным ударом. Его люди ничего не могли сделать, ибо караульные вокруг Таллы тоже натянули луки и направили вниз арбалеты. — Доброго пути тебе, муж, в Седьмое пекло! — караульные, услышав её клич, пустили свои стрелы. — Надеюсь, вы со своим отпрыском встретитесь там. Она распорядилась отвезти золото королю Эурону, а сама приняла лекарство от ребёнка. Сэм избавил её от мучений, дав маковое молоко. Талла пришла в себя только к закату. Встав на пошатывающихся ногах с постели, она приказала созвать знамёна, чтобы отбыть к Золотому Зубу на помощь к Гудбразерам. Лорды откликнулись на её зов незамедлительно. Только Сэм прощался с ней хмурый. — Будь осторожна, Талла, — сказал брат и поцеловал её в лоб. Эта ночь сияла пламенем нескольких тысяч голосов и звенела голосами нескольких тысяч воинов. Копыта её лошади уверенно тюкали по дорожкам Простора.***
В комнате было тепло. Санса глядела на бледно мерцающие свечи, что поставили на прикроватный столик. Тени маленьких огоньков тянулись наверх, к силуэтам крупных языков пламени камина. Этот уютный очаг для неё развёл сам Рик. Его слуги её не слушались. Сколько бы она ни просила их, служанки в спешке убегали или молча сносили робкие просьбы, а потом уходили и не возвращались. Рик старался заботиться о ней. Между ними царило молчаливое взаимопонимание. Они никогда не говорили много. Рик благоразумно не выдавал ей своих тайн и не просил или приказывал выдать её. Он наделил её свободой. Санса могла быть, где ей хотелось. Она ходила к морю, на небольшой рынок, на пристань, изучала замок. Она чувствовала себя новой и, наконец, осознала прелесть милосердия, какое ей оказал Джон. Хоть за это она могла его благодарить. Быть просто Сансой выходило неплохо. Больше никаких долгов, обязанностей перед семьёй и другими людьми. Только недоверие жителей Харло нависало над ней тучею. Люди хмурились, подозревали её в чём-то, оценивали. А она не делала ничего подозрительного, и люди молчали. Позже лорд Рикард выделил ей платья из гардероба его тёти, леди Гвинессы, и многие задумчиво глядели ей вслед, а иногда особенно долго рассматривали, если Рик в свободное время гулял с ней, провожал до покоев. Как будто все чувствовали, что она — сестра короля Эйегона Таргариена, едва не сжегшего этот остров. Спокойный тихий остров с зеленоватой водой у бурых берегов. Рик был занят множеством дел. Санса видела, его любили не за то, что он убил дракона, чью зелёную кожу он повесил в одной из комнат. Лорд Рикард участвовал в постройке своего корабля, чинил крышу в Книжной башне, и это ещё больше убеждало Сансу в том, что Рик не имеет крови благородных лордов, но он самый благородный человек из всех, что она встречала. Она сдержала обещание в помощи в вышивке и взялась шить символ его дома на чёрном парусном полотне. Все девушки сбежались, чтобы посмотреть на это чудо. Обыкновенно символы рисовали краской. Их поразило мастерство Сансы. Это было несложно. Это всё, что она могла. Ей было известно, куда поплывёт этот корабль. Рик не мог бы отказаться от мести королю Эйегону и служению королю Эурону. Тем не менее, она отдала это полотно в руки лорда Рикарда, мысленно благословляя на победу. Санса, не чувствуя призыв сна, вышла в коридор. Она поднялась в Книжную башню, разыскивая лорда Рикарда. Чаще всего он бывал именно там. Он редко ложился спать рано. Из комнаты доносился разговор двух мужчин. Завершив отделку крыши, Рик сметал мусор и пыль, загружая те в мешки. Лорхан, очевидно, был с ним. Санса остановилась на повороте, не решившись остановить разговор. — Вам стоит взять её в жёны, лорд Рикард, — говорил Лорхан. — Она свободна, вы не женаты. Вам нужны наследники. Рик рассмеялся. У него был живой и приятный смех. — Как у тебя всё просто, Лорхан, «возьми, лорд Рикард, да женись». Я не хочу её делать узницей посредством брака. Она поступила со мной милосердно, и я ей должен отплатить. Лорхан молчал, наверно, пережёвывая слова своего лорда. — Думаешь, что она отпустила тебя от милосердия, мой лорд? — спросил Лорхан и вдруг засмеялся. — Можешь убеждать себя в обратном, но я видел больше твоего. И помню до сих пор, как она глазела на тебя, пока мы следовали к Орлиному Гнезду. Ты был для неё героем. Она смеялась над твоими несмешными историями, смотрела на звёзды, которые ты ей указывал. И даже сама попросила меня привести её к тебе, когда её брат изгнал её. Что значит в нашем мире милосердие по сравнению с любовью? Теперь молчал Рик, и Санса слышала прыткое биение сердца. Она боялась и ждала ответа Рика. — Я хочу отомстить её брату. Я хочу расчленить его, выдрать его голову, утопить его в море, освежевать. — Санса вдохнула воздух — ей его показалось внезапно мало. — Думаешь, ей о том неизвестно? — Она сжала кулаки у бёдер. — Я представляю, как я этими руками выдавливаю глазницы Эйегона Таргариена и как улыбаюсь, когда кровь брызгает мне в лицо! — Эти мысли были ей знакомы. Будто она слышала их раньше, хотя лорд Рикард ничего ей не рассказывал. — Каково будет ей, если она выйдет за такого человека, как я? — Ты скрываешь от себя правду, мой лорд. — Да, я люблю её! — крикнул Рик. Что-то упало рядом. Нечто тяжёлое, большое. Санса хотела выглянуть и прокричать ему, что не винит ни в каких мыслях, даже в столь жестоких и кровавых. Ей было ведомо чувство невосполнимой утраты, какая свербила душу Рика. Теперь её утраты закончились. Она хотела обрести что-то. И хотела, чтобы он тоже обрёл. — Она заберёт твой гнев, Рик. Она убьёт своими нежными руками ту змею, что поселилась в твоём черепе и медленно разгрызает его. Разве главная цель — отомстить? Разве ради этого король Эурон строил ладьи? Разве ради того просил назначить тебя нашим лордом?! — Я люблю тебя, Лорхан. — К сожалению, от меня у тебя наследников не получится. — Рик недобро рассмеялся. — Она любит тебя. Она теперь от всего свободна, мой лорд. Свобода. Сладкое слово. Дивное слово, не ведомое доселе Сансе в полной мере. Её крылья. Она выбрала Рика тогда, когда пощадила его у Лунной двери, когда отпустила из Небесной тюрьмы, рискуя всем, когда отстаивала его побег перед королевой Дейенерис. Это была её свобода. Но Рик ещё был связан обязательствами и менее свободен, чем она. — Я поговорю с ней, когда война закончится. Когда мы будем… — Лорд Рикард, мы не будем, мы есть. Это самая простая мысль, какую мне говорил твой отец. Быть может, я не прав, мой лорд, накажи меня за это. Потом может и не быть. Ни вас, ни её. Санса, услышав шаги, мигом сбежала вниз по винтовой лестнице и вернулась к себе, прижавшись к двери. Её сердце обвили языки пламени. Она была красной от быстрой ходьбы и мыслей об услышанном разговоре. Ей было стыдно. Ей было приятно, что Лорхан видел все её чувства. Рик не мог бы сделать её узницей. Её связала непреодолимая привязанность к нему. Она подняла кружку и кувшин с вином. Пологий носик не сразу нащупал края кружки. Вино расплескалось ей на пальцы и маленький столик, обрызгав красными каплями свечи. Пламя зашипело и потухло, как её прежняя жизнь, мечты. Если бы она знала заранее, к кому её приведёт судьба, она бы рассмеялась в лицо человеку, который бы ей это поведал. Если бы её тогда вразумили… Гулкий стук в дверь заглушил стуки её сердца. Она, едва совладав с собой, отставила кружку, слегка зачесала рукой выбившиеся из косы пряди, расправила платье и толкнула дверь. Они одновременно назвали имена друг друга, хотя Санса готовилась. — Я должен был сделать это раньше, — проговорил Рик. — Пожелать тебе доброй ночи. — Она кивнула ему с кроткой улыбкой. — Послезавтра я отплываю обратно, в Королевскую Гавань, думаю, я не увижусь с тобой. — Санса пригласила его войти. — Я обязан быть подле короля. Только скажи мне, отчего ты здесь, на этом выжженном, никому не нужном острове? На этой бедной земле. Возле человека, который ненавидит твоего брата. Санса толкнула дверь рукой, закрывая её. — Я с тобой не потому, что хотела бы говорить о королях и долге. Потому что всё это не имеет для меня значения, по сравнению с тобой. — Она прошла мимо него. — О долге ты вполне можешь говорить с Лорханом и другими приближёнными. Мне плевать, — Санса вдруг зарделась, сказав это грубое слово. — Мне плевать на долг и королей. Ты спас меня не из-за долга перед королями. — «Пожалуйста, скажи это, Рик». — Ты рисковал своими людьми, чтобы найти меня, а потом рисковал и собой, ведя в Орлиное Гнездо. Мне плевать на то, что ты хочешь сделать с Эйегоном. Со мной ещё никакой мужчина не из родни не обходился так добро, и вся эта война и мир на фоне этого падают в Седьмое пекло. — Она сжала руками платье до лёгкого покраснения белых костяшек, чувствуя его нелёгкое молчание. — Почему я обязана стыдиться за чувства к тебе перед кем-то, пусть даже перед семьёй. — «Подойди ко мне, я молю тебя». — Ты права, — ответил он, и Санса обернулась. Рик взял её за руки. Напряжение покинуло их. — Плевать на весь мир. Их губы соединились. Она растаяла. Лёд треснул в голубых глазах, раскрыв бездонное весеннее небо. Порыв сблизиться, стать частью целого, витал дурманом над их трезвыми головами. В эту ночь они видели перед собой лишь друг друга. Наслаждались долгими поцелуями и касаниями. Санса впервые познала страсть, вкусила её ароматные, спелые плоды. И томные её вздохи, лишённые напускной скромности, слышались далеко за комнатой стражникам, слугам. Утро встретило её нескромными, жадными поцелуями. Рик разбудил её, вычерчивая круги на лопатках и шее. Её ждал завтрак и цветы. Утром приплыло торговое судно из Дорна. Несмотря на войну, многие жили прежней жизнью. Белые розы лежали на маленьком столике. Этим утром ей пришлось дать ответ на один самый непростой вопрос. — Ты станешь моей женой? — спросил Рик прямо, ни капли не колеблясь. Никто и никогда не задавал ей этого вопроса. Рик мог бы принять любой ответ. Она знала, что он не затаит обиду, не станет мстить. — Стану, — коротко, но твёрдо сказала Санса. Его зелёные глаза улыбнулись. Перед его отплытием они совершили свадебный обряд. По законам железнорождённых, ибо она уже отреклась от всех прежних богов. Погода была солнечная, когда она провожала его вместе с другими жительницами Харло. Он поцеловал её в губы, ещё сухие, не орошённые слезами. Санса не уходила с берега, пока его корабль не растворился за линией горизонта. Кожа её продрогла, слёзы текли быстро, сменяя друг друга. Губы и глаза припухли от солёной влаги. Все жёны, матери и дети поразились её преданности. Стоя перед волнующимся зелёным морем, Санса могла лишь молить волны вернуть ей Рика. Она ушла с берега поздно.***
Ливень закончился столь же молниеносно, как и начался. Дотракийская орда покинула их, как и дождь. Тишина наполнила лес. Ни разговоров, ни стонов, лишь чавканье сапог в грязи, звон стали и шёпот продрогшей листвы. Грейдон грел руки, растирая ладони меж собой. Они не смыкали глаз ночью. Разводить костры было бы глупостью, поэтому большинство сидели плечом к плечу. Он отправил половину армии к холмам, как и планировал, но его решение всем казалось глупым и необдуманным, хотя никто не мог знать точно, что Грейдон собирался делать с отправленной дальше половиной. В особенности так казалось Горменду. Тот ходил хмурый, скрестив на груди руки. Его тень то и дело нависала над Грейдоном. Однако как младший он всё же прислушивался к Грейдону. Когда перед рассветом прибыл разведчик, Горменд усадил человека рядом с Грейдоном, как с лордом, ибо их отец оправлялся от ранения. — Мой лорд, у нас мало времени. Сам король Эйегон идёт сюда с армией речных лордов. Он идёт по дороге от Золотого Зуба в часе ходьбы от нас, — наспех проговорил юноша, переводя растерянный взор с Горменда на него. Грейдон кивнул ему и отпустил восвояси. Внешне они с братьями были неотличимы. Но так распоряжаться людьми мог лишь он. Этот златовласый сир был из армии Ланнистеров. Кажется, то был брат его наречённой, Жиенны Вестерлинг, вышедшей за Грена. Горменд всплеснул руками и выдохнул пар из ноздрей. — Наши не успеют совершить задуманное. — Он прошагал мимо, схватившись за голову. Грейдон смотрел на собственные руки и думал, лишь краем уха слушая брата. — Это всё из-за тебя. На нас напали дотракийцы, потому что ты убил сира Джораха, не послушав отца. Из-за тебя отец ранен. Какой ты сын и брат после этого? — Грейдон поднял глаза на Горменда. Никто не смел упрекать его в нелюбви к семье. Но винить Горменда за это он не стал. Горменд понятия не имел, что Грейдон ничего не лишил Грена. — Указы отца для тебя ничто. Как ты заставил Грена жениться на Жиенне Вестерлинг? Нас уничтожат вот-вот, а ты сидишь и трёшь свои руки. — А ты ноешь, будто девчонка, брат. — Грейдон встал, положив ладонь на рукоять топора. — Я признаю свою оплошность. — Он и сам ощутил неискренность этих слов и сморщил губы. — И мне нужен твой совет. Что делать дальше? — Пойти на уступки, сдаться им. — Горменд и вовсе не заметил его притворства. — Возможно, они пощадят отца и Грена. Грейдон кивнул не брату, а собственным мыслям. — Ты прав, брат. Этим лордам нравится болтать о том, кто прав, а кто — виноват. Но переговоры вести будешь ты. — Грейдон ткнул кулаком в грудь брата, мгновенно побледневшего. — Я на них не способен, ты знаешь. — Он отправился прочь, к воинам, чтобы предупредить их. Воины ловили каждый его взгляд. В них сквозила сталь, как на его топоре. В них сквозила жажда крови. Жажда битвы. Великая армия короля Эйегона прибыла без дракона. О них возвестило пение рога. Покрытые кольчугой кони, чёрно-алые знамёна, на которых трёхглавый дракон колыхался, будто огонь. Король с королевой и десницей ехали во главе процессии, и их лики были безумно высокомерны. За их спинами шли дотракийцы и лорды. На челе Эйегона сияла ледяная корона, отбрасывая клубы пара в воздух, и пар оседал инеем на чёрных волосах. Грейдон и Горменд выехали им навстречу. Горменд напряжённо держал поводья. Его конь, ощущая волнения ездока, тихо фыркал и мотал головой. Горменд щурился на солнце. Грейдон же смотрел в упор в чёрные глаза вражьего короля. В них он так и не мог разгадать, куда спрятался дракон. Последний дракон. Последняя их надежда. Не вылетит ли он из ниоткуда, не обольёт ли пламенем? До тех пор, пока Таргариены не призвали его, Грейдон надеялся, что переговоры пройдут удачно. Кони притормозили в десяти шагах друг от друга. Грейдон и Горменд переглянулись. Горменда пугали пёстрые знамёна Таргариенов. Грейдон с уверенностью кивнул своему брату. — Ваша милость, — пробасил Горменд. — Меня зовут Горменд Гудбразер. А это мой брат Грейдон. Мы хотели бы договориться с вами. Эйегон молчал. Седовласый десница смотрел понуро. Грейдон заметил, что у этого человека нет пальцев на левой руке. Дейенерис же, сияющая необычайной красотой женщина с серебряно-золотистыми волосами, собранными в тугие переплетённые меж собой косы, одетая во всё красное, властно проговорила: — Вы считаете это приемлемым желанием? Мой человек, сир Джорах, тоже вступал с вами в переговоры, и что вы сделали? — Это сделал мой брат Грейдон, а не я и не мой отец, — оборвал её Горменд. — Грейдон отправился с королём Эуроном как заложник, как залог верности моего отца королю. Грейдон был вынужден действовать так, как прикажет король, однако я и мой отец не хотели бы служить Эурону. Мой отец Горольд всегда учил меня, что Таргариены — величайшая династия Вестероса. Трон ваш по праву. И мы не хотим войны с вами. Кто мы такие? — Он опустил голову. — Я прошу вас ради моего отца, который сейчас при смерти. Примите нашу сдачу. Мы составим документ, где будет подписано кровью моего отца, что железнорождённые нашего острова навсегда покинут Вестерос и вернутся на Большой Вик как преданные друзья короны. — Вы все говорите так, когда проигрываете. Грейдон насупился. Таргариены не выходили победителями. На Харло они проиграли лорду Рикарду. — Мы никогда не верили в короля Эурона, — вступил Грейдон. Его рука тут же потянулась к тёмному воротнику плаща. Он дёрнул его вниз, словно тот ему нестерпимо мешал. — Жалкий разбойник. Никчёмный пират. Он не имел прав брать Морской трон у своего племянника. — Губы его шевелились сами, довольно поспешно, чем следовало бы. — Мы ненавидим нашего короля всей душой. Вы — истинные короли. — Грейдон тут же широко улыбнулся, ожидая, что Таргариены клюнут на его речи. — Дайте нам день на составление договора, поскольку по традициям нашего народа нужно созвать вече, на котором люди решат, отправятся ли они с нами назад, или вернутся к королю. — Ваши слова, лорд Грейдон, ничего не стоят для меня, — ответила Дейенерис. Воздух будто накалился вокруг. — Вы можете попытаться что-то предпринять за день, но знайте, что вся наша мощь здесь, и вам всё равно не победить. Король Эйегон прервал её речь взмахом руки. Дейенерис нахмурилась, но промолчала. — Вы не в том положении, лорд Грейдон, чтобы ставить условия, не забывайте об этом, — спокойно и размеренно сказал король, посматривая на Грейдона чуть свысока. Его жесты были полны внутренней силы и потому свободны, легки и спокойны. — Я даю вам ровно час, чтобы составить этот договор. Если вы помыслите отказаться от данных вами слов, я прикажу дотракийцам расстрелять вас из луков. Вас и вашего отца. А ваши люди, если будут благоразумны, непременно сами перейдут на нашу сторону. — Он ткнул коня в бока и умчался вместе со свитой. Грейдон проводил короля хмурым взором. Будь у него сейчас лук, он бы выиграл войну, даже ценой собственной жизни. Брат достал пергамент. Стоя перед пнём на коленях, они вместе сочиняли документ, который послужил бы им подспорьем в нелёгком деле. Король Эйегон трусливо осторожничал или раскусил их сразу. Час. Один жалкий час, за который они ничего не могли бы предпринять. Так считали все. Но не Грейдон. Он надрезал большой палец и приложил подушечку к листу бумаги. Горменд странно посмотрел на него, и Грейдон объяснил, что кровь их отца течёт по их жилам, не стоит ради такого пустяка тревожить сон родителя. На закате дня представители из обеих сторон встретились. Они вышли с топорами на поясах, одетые в красные фамильные плащи с меховой отделкой и застёжками в виде золочённых боевых рогов. За ними явились люди из войска, держащие пики со знамёнами. Воины из обеих сторон выстроились полукругом, сверля друг друга глазами. — Король Эйегон Таргариен, мы, Горменд и Грейдон Гудбразеры, сыновья Горольда Гудбразера, лорда Большого Вика, на этом месте вручаем вам документ о сдаче наших людей и смиренном преклонении коленей перед величием династии Таргариенов, — раскрыв пергамент, громко объявил Горменд. — Документ подписан кровью нашего отца. Отныне мы становимся вашими знаменосцами, и клянёмся прийти на помощь в войне против вероломного Эурона Грейджоя и Серсеи Ланнистер. Чёрные брови короля Эйегона тучами лежали над его глазами. Десница, поддерживая в правой руке левую, вышел вперёд: — Преклоните колени, милорды, и бросьте к ногам короля Эйегона своё оружие, — потребовал он. Горменд, оплот благоразумия, склонился первым, вложил в протянутые ладони короля Эйегона пергамент и, вытащив топор, бросил на мокрую траву. Сталь, прикоснувшись к земле, запела. Её лёгкий звон эхом отразился в ушах Грейдона. Он видел ликование в глазах короля. Слабость сковала руки Грейдона. Он стиснул дрожащими пальцами холодную гладкую рукоять, и поцелуй кожи с деревом помог ему обрести прежнюю силу и доблесть. Ветер донёс до его слуха шорох раскрывающегося пергамента в руках ликующего короля. Грейдон бережно вынул топор и аккуратно приблизил к земле. Молитва Утонувшему богу застыла где-то в сердце. Он рассмотрел себя, посаженного на колени, и не нашёл там ни тени покорности. Ясно-голубой свет морской глади его очей хранил буйство, которое присуще волнам в шторм. Приложив топор к земле, он поднял взор на короля Эйегона. Он читал написанные им с Гормендом буквы. Морщины раздумий сжевали его лоб. Грейдон собрал топором капли воды вперемешку с грязью. Лезвие отразило его напряжённый лик. В нём сосредоточилась вся его решимость. Грейдон, не мешкая, послал его в воздух. Хорошо наточенная сталь чесанула потоки ветра и со свистом разодрала пергамент пополам. Король Эйегон отступил на шаг в испуге. Мрак страха на доли секунды возник в его глазах и тут же померк. — Обронил, — поднимаясь, сказал Грейдон. У короля вздулись ноздри. Обрывки бумаги, подобно осенним листьям, сорвались из его пальцев. Его соратники обнажили мечи. — Боги святые, мальчик, ты мог бы избежать пустого кровопролития, — выдохнул десница. Меч этот старик держал весьма крепко. Грейдон хотел бы дожить до его лет. Вряд ли у него был хоть какой-то шанс дожить до седин. — Тысячи ваших людей погибнут за твою мерзкую шалость. Ты думаешь только о себе, юноша. Грейдон нахмурился, наблюдая за тем, как король Эйегон оперся ладонью о волчий лик своего меча. — Не-е-ет, — нервно улыбаясь, ответил Грейдон. — Не ради себя, старый хрыч. Вы ещё не поняли, что ни один железнорождённый не возьмёт ничьей подачки, кроме подачек короля Эурона? Хочешь избежать кровопролития? Ступай прочь отсюда. Старый лорд обернулся на лес, окружавший это небольшое поле. Отовсюду вышли лучники. — Ах ты, дьявол! — прокричал десница короля Эйегона. Грейдон деловито ухмыльнулся и дал лучникам знак рукой.