Боже, храни королеву от меня

      От заходившего в комнату ветра плавно качались огоньки свечей. Очаг раздаривал тепло, и оно мягко обволакивало тело. Маленькая рука с аккуратными пальцами водила по разгорячённой, буйно вздымающейся груди, ненавязчиво, полуигриво касаясь сокровенных мест, и сердце от того зашлось в упоительном, пьяном ритме. Веки, налитые блаженством, закрывались. Он покойно улыбался, чувствуя её близость. За улыбкой скрывалась тень преследующих его смятений. «Не должна она быть рядом, — гласили тени на потолке. — Не должна ждать своей гибели подле тебя». Теон тупо сжал холодное маленькое плечо левой рукой. Он отправил прочь из города Яру, Линель, Арью, Квиберна, а так же важных лордов из Долины. Ему следовало бы настоять, как мужчине, и отослать Лагерту, но она так решила сама — быть с ним. Не удержавшись, Теон поцеловал в алеющее меж ключиц пятно. Она заслужила остаться с ним рядом. Он не допустит, чтобы они погибли. Рик убил одного дракона, со вторым как-нибудь сладят.  — Сон так и не идёт? — спросила Лагерта. Её губы были так близко, что почти касались его уха. Алый камень на браслете мерцал, поглощая свет. Он всегда становился ярче, когда тело пронизывало возбуждение. — Хотя бы час, заставь себя. Я разбужу, если что-то случится, — горячо заверила Лагерта. До того, как им доложили о направляющемся к Королевской Гавани драконе, Теон успел обдумать план. Он задействовал и ремесленников, и купцов, и всех дееспособных мужчин. Эсмиру пришлось опустошить ящики со стеклом. Купец знавал легенды о том, что драконы в небе неуязвимы. Но его дочь подсказала идею. И Теон молился, чтобы дракон не появился раньше. Город поразительно молчал. Теон объявил комендантский час и потребовал никуда не выходить, если появится дракон. Бежать отсюда — бессмысленно. Тех, кто отважится нарушить приказ, Теон пообещал высечь.  — Я не хочу спать, — отозвался он, тупо глядя в потолок. В голове возникла идея. Он вскочил с кровати, накинул рубаху и портки, зацепил башмаки носками. — Пойдём, покажу кое-что. — Теон бросил ей плотный бархатный халат. Пока она затягивала пояс, Теон проверил, не пусты ли его карманы. Меч он захватил, на всякий случай. У выхода Теон посмотрел на своё отражение в начищенных валирийских латах, спрятанное среди затейливых завитков. Некоторые из иероглифов Лагерта расшифровала, но составить из них полноценную запись, имеющую хоть какой-то смысл, не сумела. Она изучала их потому, что была уверена — валирийские доспехи созданы, как и мечи, с помощью магии. Тем более, такие древние, найденные в руинах. Своим отражением он остался доволен: немного волосы растрёпаны, одёжка неровно висит, да, пожалуй, всё. Взгляд изменился. После плена он ненавидел зеркала и любые другие отражающие поверхности. Они заставляли смотреть вглубь, в самую суть себя. На лице то и дело застывало выражение презрения или страха. Теперь всё это растворилось, потухло в его сердце, и новые чувства заняли в нём место. Он будто утонул, когда прыгнул за борт «Чёрного ветра», и возродился. Взяв Лагерту под руку, Теон повёл её сквозь коридоры. Гвардейцы кивали ему и предлагали сопроводить, но он принял от них только факел. Они спустились в подземелье, где стояли черепа драконов. Здесь Теон нащупал тайный ход, поставил факел в подставку, открыл дверь и шагнул вниз по ступеням. Лицо и распахнутую грудь обдало свежим бризом. Лагерта съёжилась от ветра и прижалась к нему. Так они аккуратно и добрались до усеянного песком берега. Луна зажглась на чёрном небосводе. Её тусклый свет озарял глубинно-синий атлас Черноводного залива, утёс и стены замка. Высоко над ними, по крепостным стенам, бродили дозорные — крохотные рыжие огоньки мерцали среди алого камня. Плеск волн, мерный и ласковый, заглушал их голоса. Вдалеке плавали корабли Эурона. Теон распределил их вокруг города: кого отправил к заливу, кого — к Черноводной. К ним присоединились и галеи Эсмира. Для торговых его суда были хорошо приспособлены под неожиданные встречи пиратов. В них обнаружились и китобойные гарпуны, и тараны, и лестницы. Эсмир на это хищно улыбнулся, но Теон повременил спрашивать, для чего всё это. Он отдал каждому кораблю по скорпиону и отправил в патрульное плавание. У берега был пришвартован высокий двухмачтовый корабль, ещё не окрашенный. Свёрнутые паруса белели в свете луны. Но от него веяло свежей смолой. И этот запах пришёлся по вкусу и ему и Лагерте. Она окинула его восхищённым взором.  — А какую фигуру ты установишь на нос? — поинтересовалась она, шагнув ближе к берегу. — Ты уже дал ему имя?  — Над именем нужно подумать. И над фигурой тоже, почему я и привёл тебя сюда. Мой первый корабль звался «Морской сукой». В честь Яры, — ответил Теон, глядя на полируемое волнами дерево. Лагерта по-доброму усмехнулась. — А на носу мастер установил таран в виде наконечника стрелы. Ни стрелы, ни морских дев на нём я бы не хотел устанавливать. Кракены были у отца и дяди Эурона.  — Твоя сестра говорила, что вашим предком был легендарный Серый Король, победивший морского дракона Наггу. Утонувший бог забрал его в свои чертоги, — говорила Лагерта, осматривая мачты. — Он выглядит внушительно. Я бы не советовала пиратам сталкиваться с ним. Теон подобрался к ней и обнял за талию.  — Правда? — он ухмыльнулся. — Тогда пусть будет «Гневом Утонувшего бога». А носовую часть украсит… Лагерта рассмеялась, и он поцеловал её, развернув к себе. Прохладные губы согрелись друг о друга.  — У дотракийцев самые важные события происходят под открытым небом, — отодвинувшись, проговорил Теон. Он крепко держал её за тонкую талию. В глазах Лагерты отражались его собственные, в которых серебрились блики лунного света. — Я — железнорождённый. И мой второй дом — море. Но ты — та, без кого моя жизнь всегда будет неполной. Утонувший бог решил, что ты нужна мне. — Теон затянулся морским воздухом, будто в нём таились его силы. — Я предлагаю тебе, Лагерта, дочь Эсмира и леди Сандерли, стать моей женой. Молчание вклинилось между ними, влажное и солёное. В предвкушении ответа замерло сердце. Лагерта взяла его за руки.  — Я принимаю твоё предложение. Когда они возвращались, брызги тумана холодили лицо. За несколько часов до рассвета Теон провалился в скорый и беззаботный сон. Он хмурил брови и лоб, распластавшись на кровати, и не знал бед, как не знает их ребёнок. Ему, за закрытыми веками, чудилась иная жизнь. Жизнь красивая. Дети, мальчик и девочка, бегали в богороще, играя в прятки. Септы, мейстеры и няньки звали их. Мальчик был светловолос и черноглаз, а девочка — наоборот. За ней следовал серый лютоволк. Дети смеялись, а потом остановились, посмотрев на него. Они услышали звон колоколов. «Что это?» — спросил мальчик, задрав голову. «Это — твои именины», — ответила девочка и, толкнув его, побежала дальше. А звон колоколов не унимался. Поначалу певучий, он превратился в ужасное дребезжание. Дз-з-з-зынь, дз-з-з-зынь. Теон тряхнул головой во сне, противясь стрекочущему звуку, бросил руку в сторону. Но глаза раскрылись сами собой — колокола звонят! Лагерта стояла около кровати, с рубашкой наготове. Колокола всё не унимались. Они ударяли по голове. Теон, стараясь не обращать на них внимания, надел рубашку и портки, а затем влез и в доспехи, которые и вправду были ему впору.  — Береги себя, — сказал он на выходе. Лагерта безмолвно кивнула. У дверей ждали Виллем и Гарт. Затаённый ужас читался в их мимолётных, непрямых взорах. Они все были словно натянутые тетивы луков.  — Вы его видели? — спросил Теон сквозь зубы. Гвардейцы помотали головами. Гарт подал ему меч, и они втроём вышли из Башни десницы. По высоко поднявшемуся солнцу Теон понял, что он ошибся: не утро, а день. Скорее всего, почти его половина. На улице перекликались рога, довершая мрачную музыку колоколов, отчего у Теона пробежал морозец вдоль спины. Кипучий, безумный сон. Его ноги точно наугад перемещались. Взобравшись на крепостную стену, Теон увидел, что город молчит, корабли лавируют вдоль берега на почтительном расстоянии друг от друга, никак выискивают что-то утонувшее, солдаты на местах, баллисты заведены, мелькают красные и чёрные знамёна, будто призывные тряпки, а небо — светло-голубое, насыщенное белесым солнечным огнём. Облака — редкие и полупрозрачные. Он дошёл до бронзовых ворот, стерегущих замок. Два скорпиона стояли здесь на расстоянии четырёх футов, а между ними располагалось нечто округлое, широкое и высокое, скрытое чёрной тряпкой. Ему подали красный и чёрный сигнальные флаги.  — Смотрите по разные стороны неба. Мы должны успеть, — приказал он своим людям. Сердце глухо стукнуло, в груди кольнуло. «Соберись», — сказал он сам себе. Серый Король убил морского дракона, чего ему стоит убить небесного? На Холме Висеньи переливалась зеленцой крыша храма Утонувшего бога. Он должен был защитить этот город. Защитить своих подданных. Теон дёрнул плечами — в доспехах было жарко, хотя их веса он практически не чувствовал — легки, как летний шёлк. Дракон прилетел со стороны Королевского тракта чёрной молнией. Его глухой рык просочился сквозь звон колоколов и песни боевых рогов. Теон махнул чёрным флагом, повелевая приготовиться скорпионам. Воины без излишней суеты исполнили его требование. Внушительные длинные железные стрелы с грохотом натянулись. Он ожидал, что Дейенерис поймёт значение колокольного звона, однако Дрогон, преодолев Драконьи ворота, ринулся маневренно и легко сквозь гущу мечущихся в него стрел прямо на одну из колоколен. Теон ещё раз махнул чёрным флагом. Спалив колокольню багровым пламенем, Дрогон метнулся вверх.  — Ха! — воскликнул Гарт с широкой улыбкой. — Чудище боится.  — Не боится, — возразил десница. — Стрелы нам нужно поберечь.  — Но тогда она ещё что-нибудь сожжёт, — удивился солдат.  — Пусть жжёт, — буркнул Теон. Это ему и нужно. Скрыться Дейенерис не удастся, если только она не полетит к солнцу. Небо достаточно ясное, чтобы разглядеть чёрную точку. Дрогон ждать следующего удара не стал. Растопырив крылья, он со свистом прошмыгнул мимо Речных врат, гаркнул и зацепил какой-то корабль. Пламя обдало парус, но команда не запаниковала, они содрали парус и выбросили его за борт. Со стен на клекочущего дракона обрушился град копий. Он подлетел слишком близко, схватил зубами одного из солдат, но с другой стороны меткий стрелок всадил в его зад полированное древко. Дрогон взревел, хлопнул крыльями и помчался ввысь. Стрела некрепко увязла в его теле. Она обрушилась вниз при первом же движении, однако и эта крохотная победа воодушевила подопечных Теона. Дракон всё же не столь неуязвим в небе. Проследив за его неровным полётом, Теон подумал, что Дрогон устал. И вся его ярость направлена не против Королевской Гавани. Дрогон приземлился на крыше храма. Теон скрипнул зубами — черепица наверняка пострадает. Противник явно мешкал. Колокола беспощадно дребезжали. В конечном счёте, этот непрекращающийся звук и вывел его из себя. Осатаневший, он метнулся к ближайшей колокольне и разнёс её в щепки. Огромный колокол полетел вниз. Теон содрогнулся, увидев, что задет жилой дом. Каменные тонкие стенки здания раздробились, и белая пыль поднялась в воздух вслед за драконом. Узкие улицы — проблема города. Он понадеялся, что люди успели спрятаться. И будто в доказательство своей силы, дракон обдал пламенем стоящие рядом дома.  — Пекло! — ругнулся Виллем, стоявший позади Теона. — Милорд, не помешает его сместить как-нибудь. Теон кивнул. Он и сам видел. Поначалу он надеялся, что Дейенерис быстро сдастся. Нет, она не сдастся. Её сына убили. Он крепче обхватил древко красного знамени. Где-то на фоне раздался печальный стон ещё одного сорвавшегося с петель колокола. Звон оставшихся его двух собратьев участился и стал напористее. Звуки боли и отчаяния.  — Потерпим ещё немного, — сказал Теон подчинённым. — Дай подзорную трубу. По ту сторону города никто бы не увидел его знамён. Гарри Стрикленд справлялся с драконом самостоятельно, и Теон доверял ему. Когда Дрогон рванул к Драконьим вратам, в воздухе мелькнули стрелы, но он мастерски увернулся и обрушил гнев на мелких людишек. Солдаты в золочённых доспехах бросились врассыпную, однако алое пламя всё же настигло их плащи. Теону показалось, что он слышал, как они истошно кричали, падая спиной на пол, чтобы сбить огонь, хотя в его голове звучал лишь выживший колокол.  — Вот дерьмо, — выплеснул Виллем. Дракон пронёсся вдоль стены, обливая огнём всё на своём пути. — Милорд…  — Я сказал — потерпим! — напомнил Теон. — Маши чёрным. В воздухе раздавался свист копий. Через подзорную трубу Теон, наконец, разглядел Дейенерис, одетую в кожаное чёрное одеяние, будто дозорная со Стены. Но его заинтересовало не это. Нечто голубоватое мелькнуло на её плече. Он не успел разглядеть, что это было — Дейенерис подняла дракона выше. Дрогон развернулся к Черноводному заливу. Чёрные крылья мерцали, точно отполированные. С десяток вылетевших стрел отбросили его назад, к городу. Теон пристально следил за его перемещением, отдав гвардейцу алый флаг. Дракон сделал рывок вверх. Ему здесь становилось неуютно. Дрогон ревел, летел неровно, бил хвостом по воздуху, не слушая Дейенерис. Он начал возвышаться, покуда не стал всего лишь точечкой в небе, а затем упал снова вниз. Теон посмотрел вверх, но ничего, кроме солнца, не увидел. Заметив, что он падает, Теон дёрнул желваками — вот их шанс. Он должен был лишь махнуть в нужный момент. Когда очертания дракона прояснились, Грейджой забрал у подчинённого алый флаг и замахал им, что было сил. Позади него сняли покрывало. Он отошёл, чтобы не мешать. Королевская Гавань зажглась белесыми огнями множества огромных зеркал, будто огромные бриллианты упали на неё. Лагерта увидела ударивший дракона прямо в глаза луч света и восторженно дрогнула. Ящерица и его наездница вскрикнули. Увидев из подзорной трубы, которую дали моряки отца, что у королевы что-то упало с плеча, и дракон вдруг пришёл в неистовство, она ринулась из башни десницы к Теону. По всей видимости, это была не просто тряпочка, а нечто большее. Она старалась не слушать мужскую ругань. Теон не допустил никакой суеты среди них, однако обстановка им уже не нравилась. Одновременный азарт и страх сковывал рассудок этих воителей. Дракона убивать не просто. Но есть забытые древние книги, в которых говорится, что валирийцы даже охотились на них в самом начале их существования. На молодых особей, как Дрогон. У бронзовых ворот она порядком выдохлась. Теон регулировал положение зеркала, и яркий блик тянулся за Дрогоном. Увидев Лагерту, он нахмурил брови и передал управление Гарту.  — У Дейенерис что-то упало с плеча. Что-то важное, раз дракон рассвирепел, — спешно пробормотала она.  — Где? — Теон взялся за подзорную трубу. Внизу, в десяти футах от ворот, передвигалось нечто маленькое, с крыльями и длинным шипастым хвостом. — Это дракон. Он нам нужен. Виллем, седлай моего коня.  — Ты спятил? — выкрикнула она. Он взял её за руки:  — Вели принести ловушку. — Она вздрогнула. — И управляй зеркалами. У Гарта не получается, а ты можешь, ты меня тренировала. Удержи его немного. Ей ничего не оставалось, кроме того, что кивнуть. Гарту не сразу понравилась идея десницы — поставить женщину на его место, но он уступил ей покорно. Он уступил, чтобы раздать указания насчёт приготовленной ими ловушки. Лагерта обошла механизм. Позади устройства находилось два рычага. Это зеркало изобрели в Мире и использовали его как оружие, правда, против людей оно казалось несколько бесполезным. Однако у Дейенерис Таргариен и её дракона не было щитов, которые прикрывали бы их от ослепительно-ярких лучей света. Лагерта потянула за рычаги, мягко поворачивая зеркало. Другие приборы делались наспех в кузницах Королевской Гавани и не имели за собой рычагов. Они поворачивались людьми. Сложность состояла в том, чтобы объединять и разъединять блики. Они старались держать дракона на расстоянии. Он фыркнул и разнёс своим брюхом одну из колоколен. Предпоследнюю. Тогда одна из стрел впилась в его хвост. Дрогон зарычал, хлопнул крыльями и бросился к морю, где его бы не достигли злополучные зеркала. Из-за пробитого хвоста он потерял равновесие, отчего позволил задеть себя второй стрелой. Левое крыло продырявило железное копьё.  — Лорд поднял его? — спросила она у Гарта.  — Да, тварь у него, — сказал гвардеец. Теон поднял хромающего маленького дракона. Одна из его ног была сломала. Малыш беспомощно кричал до того, что у Теона сжалось сердце. Кутая его в плащ, Теон услышал истеричный вскрик Лагерты со стены:  — Теон! За этим послышался громкий треск стены позади него. Он пригнулся, будто мог таким образом защитить себя. Сверху обрушилась только пыль. Подняв голову и обернувшись, он увидел ползущего по стене Дрогона. Дейенерис, вся измотанная, с растрёпанными волосами и грязноватым лицом, восседала на нём, держалась за шипы дрожащими руками. В её глазах блестели слёзы. Теон подал знак скорпионам остановиться. Лагерта замерла над бронзовыми воротами, болезненно-бледная. В городе далеко пел песню лишь один колокол, и ему вторило сердце Теона. Он отошёл к противоположному дому.  — Королева Дейенерис, я прошу о переговорах, — объявил он, вжимаясь пальцами в шершавые камни. «Драконы чувствуют страх, как и любые животные», — подумал Теон и отодвинулся от дома. За спиной, в окно кто-то постучал. Дрогон, не замечая ничего, сполз вниз. Дейенерис хмыкнула.  — Как ты смеешь просить о переговорах? Тебе кажется, что ты победил, и у тебя есть шанс?  — Я не убивал вашего сына.  — Ты предал нас. Как и твоя сестра. А я устала прощать предателей.  — Я не буду оправдываться перед вами. За свою жизнь я много «перебегал» от одной стороны к другой. — Он постепенно отходил к воротам. — Меня не кличет Перевёртышем только ленивый. Но вам незачем брать Королевскую Гавань. Эурон отправил всю свою мощь против вашего мужа, и Эйегону нужна ваша поддержка. Подумайте о том, что вы оставили его наедине с многочисленной армией. Если вы не остановитесь, я убью вас и вашего дракона, ибо вы — угроза не только мне. Вам нужен Эйегон, а Эйегону — вы. Дейенерис задрала подбородок.  — Быть может, Теон Грейджой, это я убью тебя? — Ему было привычно такое отношение. Многие его недооценивали. Он помотал головой.  — Ваш дракон слаб. Видимо, вы не позволяли ему останавливаться надолго. Ответьте, в чём смысл захватывать один город, если король Эурон в другой стороне Вестероса? Если вы убьёте меня, но Эурон останется жив, все ваши действия были напрасны. К тому же… — Теон высунул из плаща голубого дракона. Дрогон недоверчиво покосился на него. — Это делает его уязвимым. Дейенерис опустила лицо, и её взгляд потерялся за платиновыми волосами. Она — не Станнис Баратеон, непреклонный и суровый, как говорил Эддард Старк, но Теон не был уверен, что Таргариен любит своего Эйегона, как любит Эурона Серсея. Она всю жизнь боролась за отнятый у её семьи трон. За возвращение домой. Поменяла ли она своё намерение, встретив Эйегона? Будучи неуверенным в этом, Теон медленно отшагнул назад, подав знак людям. Бронзовые ворота скрипнули, открывая проход. Дракон повёлся на его «заигрывание» и шагнул мощными когтистыми лапами вперёд, крадучись, будто кошка на охоте. Дейенерис же подняла взгляд, полный ненависти. До того, как она не открыла губ, Теон знал, что произойдёт. Стиснув шипы, Дейенерис приказала:  — Дракарис. Теон нырнул в пространство между воротами и землёй. Упав на каменистую дорожку, он прокатился вдоль неё несколько футов. В руках затрепетал маленький дракон. Теон ощутил, как он пытается раскрыть крылья и взлететь, однако не дал ему это сделать. Дрогон залил пламенем ворота. Бронза сдалась. В ней образовалась дыра. Ворота от температуры слегка расширились, распухли, из-за чего затормозили на середине прохода, но дракону удалось протиснуться внутрь, не задев их. Кто-то сверху, Теон не разобрал голоса, дал команду. С грохотом вниз полетела огромная, тяжёлая металлическая сеть, и наконец, наступила тишина. Слабо постанывали бронзовые ворота; поворачиваясь, скрипело огромное зеркало на стене; шуршала листва, обласканная ветром. Он осторожно встал на ноги. Подчинённые столпились позади, на стенах. Лагерта стояла среди них, и он догадался, что приказ отдала она. Металлическая сеть, отягощенная камнями по краям, накрыла собой и Дейенерис, и Дрогона. Таргариен не двигалась, прижавшись лбом к дракону, и вовсе переставшему шевелиться. Он слабо дышал широкими ноздрями, а его глаза словно обуглились. В нём не было ни злости, ни ярости. Он глядел на своего сына, трепыхающегося в руках Теона. Грейджой подался к нему. Остатки страха он растерял в плену у Рамси. Дракон выглядел меньшим чудовищем, чем люди. Дрогон, нисколько не волнуясь, подвинул морду навстречу, и Теон позволил ему соприкоснуться носом с малышом. Люди затаили дыхание, наблюдая за этой сценой. Даже Дейенерис отодвинулась, чтобы посмотреть.  — Он не трогает тебя, — заметила она с дрожью в голосе. Теон, поддерживая маленькое существо, отодвинул сеть, а затем подал Дейенерис голубого дракона.  — Отправляйтесь к Эйегону, скажите, что Арья Старк цела, и никто не собирается причинить ей вред. Как и рыцарям Долины.  — Почему ты столь добр? — грустно усмехнувшись, поинтересовалась Дейенерис. Теон переглянулся с Лагертой. Она почти не дышала.  — Это — не доброта, королева Дейенерис. Это уважение к вам.  — Если я соглашусь покинуть город, ты не тронешь драконов?  — Если вы не повернёте назад…  — Нет, — оборвала его Таргариен. — Отдаю тебе должное, Теон Грейджой. Но в случае проигрыша твоего дяди, лучше найди укромное место в Вольных городах. — С улыбкой она повернула Дрогона и улетела. Они ждали ещё день, миновала ли опасность, но пир закатили против его воли сразу же. Вино прежде не было для него столь сладким. Однако Теон старался не хмелеть. Когда почти всё завершилось, гвардеец Харрен подошёл к нему с докладом.  — У врат попался всадник на боевом коне, милорд. Он требует поединка с вами. Эсмир, хохотнув, расплескал вино.  — Приведи его, — спокойно улыбнулся Теон. Харрен ввёл в зал усталого рыцаря. Им оказался лорд Андар Ройс, что примчался за Арьей Старк. Узнав, что с ней всё хорошо, Ройс умерил свой пыл. Повернувшись к Лагерте, Теон шепнул её на ухо:  — Вот, кто уговорит Арью Старк.

***

 — Они не пойдут, Джон, — слова Тормунда прозвучали без скорби, словно так и должно было случиться. Он обратился к старому имени короля не от жалости и желания успокоить, а, скорее всего, от попытки «достучаться» до него. Из-за волнений в стане одичалых Эйегон и не настигал Эурона с той стремительностью, с какой хотел бы.  — Они должны пойти, — вклинился меж ними Давос. — Вольный народ — часть Семи Королевств. Эйегон Таргариен — их законный король.  — Вольный народ всегда волен уйти, — внезапно проговорил Эйегон. Доселе гнетущее его молчание отвечало Тормунду. Он поднял взгляд на Тормунда. — Я это знаю. Но вспомни, — король покинул кресло, — кто их спас от гибели, когда им угрожали белые ходоки? Вспомни, за что я получил ножи в своё тело? Не за вас ли? Тормунд двинул челюстями, примеряясь, чтобы ответить.  — Я ещё в доброй памяти, в этом и не сомневайся, — уверил Тормунд. — Речь не обо мне. Речь об остальных. Сначала их едва не задавили колесницами, а затем ты оживил их павших братьев. Ты наводишь на них ужас. Давос посмотрел на пол, затем опять на Тормунда. Он знал, что всё сказанное — правда. Горькая, обидная, но правда.  — С помощью этого, — Эйегон указал на корону, что плотно обхватила его голову своим обручем, — мне удалось отбросить войска короля Эурона. Когда они всех вас напугали. Я спас их. Я спас их снова. В синих глазах Тормунда отразилась печаль. Лагерь одичалых был расстроен, многие из них побросали свои палатки и намеревались уйти.  — И куда же им идти? — прямо спросил Эйегон. — Они думают, что Эурон оставит их в покое? Они не нужны ему. — Тормунд поник, будто ребёнок, отчитываемый родителями. Глядя на него, король думал, что в каждом его доводе нет никакой силы, чтобы удержать одичалых. — Его люди вырежут мужчин, изнасилуют женщин, а детей пошлют на тяжёлые работы.  — Король должен бросить свою корону — вот их слова, — выдал Тормунд. — Ты и сам не видишь, что она с тобой делает? — Великанья Смерть подошёл ближе. — Она уже завладела тобой! Манс вёл их от белых ходоков, от вечной зимы и Долгой Ночи, ты приютил их, укрыл в Чёрном замке по той же причине, и вдруг ты оборачиваешься тем, от кого они уходили.  — Это будет предательством, — заметил Давос.  — Они никому не присягали, — парировал Тормунд. Король снова опустился в кресло. Его пальцы бессмысленно обхватили подлокотники.  — Попробуй ещё раз, — промолвил он бесцветно. Пальцы левой руки отстучали тёмный ритм, играющий в его голове. — Скажи, что король понимает их, но пусть не боятся. Белые ходоки — это та сила, с которой Эурон не в состоянии справиться. А после войны, когда его флот захлебнётся водой, и сам узурпатор пойдёт ко дну, корона будет уничтожена, как и все мертвецы. Жду их ответа до вечера. Тормунд кивнул и зашагал в сторону выхода из покоев.  — Мудрое решение, — согласился Давос.  — Мудрым решением было бы сразу её уничтожить. Но как? Эти кристаллы не взял огонь. — Король отвернулся к окну, выходящему видом на реку. Среди зеленоватых волн плыли маленькие крестьянские лодочки, оставленные железнорождёнными; порой выглядывали сизые и разбухшие лица трупов людей и животных; на берегу копошились дотракийцы, вернее, то, что осталось от их лагеря. Ночь, в которую Эурон напал, пронеслась вихрем перед глазами. Миссандея с арбалетом в руках, Гудбразеры, преклоняющие колени, Призрак, пытавшийся его защитить, тревожное пение рогов, золочёные колесницы, восставшие мертвецы и зелёный огонь, волнами ползущий вдоль поля. — Я этого не хотел. — Он снял корону. Окутывающее её белое свечение померкло. — Я не знал, что смогу оживлять людей. Я чувствовал их смерть ладонями, Давос. Их гибель пульсировала в моих венах. Я говорю Тормунду, что это — наша сила, но для меня — это бессилие. Мелисандра, помнишь ту Красную жрицу, говорила, что её бог возродил меня для некой высшей цели, чтобы я исполнил какую-то предначертанную мне роль. Сжечь Винтерфелл? Не верю, что моё предназначение — стать трофеем Эурона Грейджоя. Мы одолеем его. Я должен возродить династию Таргариенов, а не стать кормом для рыб.  — Конечно, Ваша милость, — ответил лорд Давос. — Вы достойны этого трона. Эйегон нахмурился.  — Тело Миссандеи не нашли? — спросил он.  — Нет, мы полагаем, она в плену у Эурона. В её покоях мы нашли её брошь, арбалет и чужие следы.  — Она меньше всего заслуживает этой участи, — сквозь зубы выдавил Эйегон и, наконец, повернулся к Давосу. — С разведчиками есть проблемы? — Десница отрицательно помотал головой. — Назначь кого-нибудь ответственного, из лордов Речных земель. Сам приготовь корабли. Как одичалые дадут ответ, мы выступаем. Оставшись наедине с самим собой, король запрокинул голову и устало прикрыл сонные глаза. Вариса убили. Миссандею похитили. Призрак погиб, защищая его. От крестьян, которых он стремился оградить от войны, в основном лежали мёртвые тела или обгорелые кости — тех, кто действительно был на его стороне, а не убежал вместе с Эуроном назад. Несмотря на предсказание Брана, кракен сумел запустить свои щупальца и выдрать часть его сердца. Давос сказал, что они умчались на подошедших кораблях. Догонять их сразу не было возможности. Эйегон не мог бросить людей, но от белых ходоков Эурон спасся. Может, Грейдон Гудбразер был прав — не следовало отпускать Дейенерис? Последний мягкий и тёплый поцелуй её губ перед расставанием всё ещё согревал его. Он подумал о том, что ждёт её там. Славу Грейджою принесли Золотые Мечи, но он сам ничего не стоил. Бесчестный перебежчик. Эйегон уже видел, как четвертует его.

***

Девичий Пруд опустел стремительно. Люди знали, что такое дикий огонь, и боялись его. Но Эурон покуда не уводил своих людей. В полупустом замке было тихо. Грейдон Гудбразер ушёл встречать отца, догнавшего их, наконец. Рикард Харло шагал по крепостной стене вместе с другими солдатами, что-то обдумывая. В чертоге, среди полумрака, находились король и королева, Харрас Харло да пленница. Миссандею едва спасли от гнева Грейдона. Однако Гудбразер — не единственный, кто жаждал её смерти. Этого хотели все. Харрас не мог позволить убить её лишь потому, что девушка была опьянена яростью из-за убийства маленького Таргариена. Из-за её слов волнения вновь поднялись в стане дорнийцев и лордов. И странная жалость Рыцаря Эурону претила.  — В конце концов, какая разница, когда она умрёт? — Серсея пожала плечами. — У Таргариенов почти не осталось столь преданных людей. Варис мёртв, Джорах Мормонт мёртв, Арья Старк взята в заложницы Теоном, Тирион… убит вами, сир Харрас. — Она продолжительно поглядела в его глаза, будто спрашивала, точно ли Тирион убит.  — Я не убивал его, Ваша милость. — Харрас, стоявший у окна, не отводя взгляда, тронулся с места. В горле у него пересохло от ожидания. Он отпил сладкого вина. — Вашего брата мы не нашли, как и его тела. Но Таргариены тоже полагают, будто он мёртв. Глаза короля, сидевшего за столом, и без того были темны, как ночное небо, из-за освещения, однако слова Харраса ему не понравились, и Эурон окончательно растворился во мраке. Он переглянулся с королевой. Серсея покраснела от злости.  — То есть мой маленький братец жив? — нервно подняв уголок губ, спросила королева. — И может где-то притаиться, чтобы помочь Эйегону? Харрас некстати прыснул смехом.  — Если он может помочь Эйегону, то только голыми руками, ибо мы перебили всех его людей, — спокойно ответил он. Харрас заметил, что Миссандея с любопытством слушала их разговор. — Вы что-то хотите сказать, Миссандея?  — Варис сказал, что Тирион погиб, — ответила она, дрожа губами. — Он сказал, что вы его убили, что он защищал Харренхолл до последнего.  — Этот жирный евнух, нам следовало взять в заложники его, а не советницу, — растягивая слова, проговорил Эурон. — Карлик умён и вправду может где-то прятаться. Серсея облюбовала задумчивым взглядом всех присутствующих.  — Паук спрятал Тириона. Они были дружны ещё с того момента, как Тирион был десницей Джоффри. — Она подошла к Миссандее. — Младенец был мёртв, когда вам сообщили о взятии Харренхолла? Ну же, милая, я не требую выдавать тайны. Всего лишь маленькая подробность.  — Да, это произошло в один день, — не смотря ей в глаза, ответила Миссандея. Серсея процокала каблуками сапог прочь от стола.  — Это не тот младенец! — высказала она тревожащую всех в помещении мысль. Губы её изогнулись, будто она съела нечто кислое. Лицо, по которому волнами прыгало отражение пламени факелов, приняло такое выражение, словно она вмиг растеряла всё: и корону, и трон, и богатства. — Маленький дракон жив, — более отчётливо раздались её слова. В полутьме её губы казались сделанными из камня. — Паук посчитал, что для родителей всё кончено, и решил отослать ребёнка вместе с моим братом. В детстве Дейенерис и её брата содержал магистр Иллирио из Пентоса. Очевидно, малыш там. — Серсея тяжело задышала и резко ударила кулаком по стене. — Вот дерьмо! — Эурон проводил её молчаливым взором. Король своим хладнокровием напоминал отца, хотя был меньше всех братьев похож на лорда Квеллона внешне. — Родители погибнут, их сделают мучениками, а сын, как только у него отрастут зубки и крылья, соберёт армию, чтобы вновь ринуться отвоёвывать трон, давно не принадлежавший его семье. Воспитают его как и Матерь Драконов, будь уверен. — Серсея оперлась ладонями о стол, нависая над королём гневной тучей, всем своим поведением требуя от него разрешить все проблемы, какие образовались только что. Но ей ответила та, от которой Серсея не ждала никаких слов:  — Он — калека, — тихо сообщила Миссандея. — Он не сможет вести армию, просто станет игрушкой в руках Иллирио. Серсея, переводящая дух, перебралась за спинку стула короля. Пользуясь общим молчанием, Миссандея робко продолжила:  — Дейемон родился с обездвиженными ногами. Я опекала его, — она всхлипнула, — потому что королева отринула своего сына. — Девушка зашлась в горестных рыданиях. — Мейстеры сказали, что он и детей не сможет иметь. Какой из него враг? Эурон нарушил своё молчание:  — Уведи её, — сказал он равнодушным тоном с едва заметными нотками зарождающейся неприязни. Рыцарь поднял девушку за трясущиеся плечи и увёл из комнаты. Она всё плакала. Её ноги двигались вяло и неуверенно. Пару раз она едва не оступилась и не упала с лестницы. Будь она обученной убивать, как воительница, то немедленно бы прирезала Харраса в этих пустых коридорах, где Эурон даже стражников не расставил. Цепи, дрожа на тонких запястьях, громко и скрипуче позвякивали. Харрас вывел её на улицу, освещённую лунным светом. Она, точно очнулась от ударившего в лицо ветра, посмотрела на Рыцаря чистыми после слёз глазами.  — Куда вы меня ведёте? — думая скорее о том, что он намеревается её утопить, испуганно шепнула Миссандея. Харрас осмотрелся, нет ли кого поблизости. Когда он убедился, что кругом всё тихо, и некому наблюдать за ними, он повернулся к девушке:  — Я не режу и не убиваю беззащитных девушек, калек и детей. Второе моё имя — Рыцарь. Ты любишь этого ребёнка, и тебе надо отыскать его, пока мальчика не превратили в очередную игрушку в руках влиятельного учителя. Останься твоя королева в Эссосе, она была бы счастливой. Отправляйся туда, найди мальчика и заботься о нём. Я проведу тебя к одному из кораблей. Эурон не все успел захватить. Один из них прибыл вчера. Я заплачу, чтобы они отвезли тебя в Пентос, где ты встретишься с Дейемоном. Миссандея не успела даже кивнуть. Он протащил её через весь город к причалу и, отыскав почти наощупь нужный корабль, забрался на борт. Капитан с командой тут же достали арбалеты.  — Король Эурон даёт вам возможность убраться, — провозгласил Харрас. Он кинул капитану мешок с монетами: — Эту девушку нужно доставить в Пентос. Если не уберётесь сейчас же, завтра ваш корабль отнимут, а вас самих возьмут в невольники, — предупредил Рыцарь. Он потянул на себя цепь, которой были стянуты руки Миссандеи, и разбил её Сумраком. Когда он собирался уходить с корабля, девушка позвала его:  — Как мне отблагодарить вас?! Харрас съёжился от громкости её крика. Слова эхом разнеслись по окрестностям, и он побоялся, что ничего не выйдет.  — Не возвращайся сюда, — полуобернувшись, ответил Рыцарь. — И ребёнка убереги от этого. Иначе Эурон убьёт его, и тогда я буду на стороне короля. Он ушёл, однако, затаившись в тени плакучей ивы, долго смотрел за тем, как уплывал корабль. Миссандея стояла у кормы, ища его фигуру, но, не обнаружив, спустилась вниз. Эурон, конечно, обо всём догадался, столкнувшись с ним поутру. Король улыбнулся ему:  — Ты такой милосердный, что аж тошно.  — Дракон не получит моего милосердия, — пообещал Рыцарь.

***

За долгое время ожидания король Эйегон Таргариен успел построить сотню кораблей. Победить флот короля Эурона этими судами он явно не рассчитывал. Мериться силами с флотом Грейджоев, который на протяжении многих лет создавали сначала Бейлон, а затем и Эурон, себе дороже, да и моряков у него столь умелых не было. Поэтому Эйегон использовал галеи для иных целей. По течению реки их несло быстро. Со стороны они казались пустыми. Зловещая тишина исходила от этих наспех сооружённых деревянных «лебедей», как окрестил их Рикард Харло. И никто не стремился напасть на них, поскольку все знали о том, что таится внутри. Однако самого Короля-Дракона не видели, это и наводило необъяснимый страх. Конечно, Эурон мог бы приказать сжечь плывущие к нему в руки корабли врага, но все считали это только обманным манёвром. Оставалось только контролировать, чтобы мёртвое войско, скрежещущее челюстями, не высадилось рано или поздно и не начало бой на берегу. Армии всё же сошлись на поле. За мёртвыми двигались живые. Их нёс не ветер, а кони. Одичалые, северяне, дотракийцы, жители Речных земель, присоединившаяся к ним часть рыцарей Долины — поражали своей мощью. Помимо кораблей, Эйегон построил катапульты, баллисты и требушеты, снарядил всех людей новыми кольчугами, мечами и щитами. Воспоминания о произошедшем у Риверрана оставили неизгладимый след в сердцах железнорождённых. Дорнийцы и рыцари из Штормовых земель, ещё не знавшие в действительности, насколько огромна беда, благоразумно доверились рассказам союзников. При взгляде на людей, приближавшихся с другой стороны поля, они все воспринимали их как мертвецов. И против орды Эйегона тоже нашли спасение. Земля с начинавшей пробуждаться травой, с распустившими листья деревьями, обещала вскоре обагриться кровью. Железный её запах начинал струиться в воздухе задолго до сражения. И вороны, ищущие по полям съестное, уже готовились к богатому мясному пиру. Командующие чувствовали в руках одновременно власть и угнетение. Без учёта мертвецов и короны Эйегона, которую надеялись сбросить, силы посчитали равными. Эйегон и Эурон потеряли двадцать тысяч человек: первый — рыцарей Долины, отправив их к Королевской Гавани; второй — Золотых Мечей, оставив наёмников у той же Королевской Гавани. Главную мощь Дракона составляли рыцари и лорды из Речных земель, а так же северяне. У Кракена — рыцари Простора и железнорождённые. Однако половину своей мощи Эурон посадил на корабли. Серсея стояла на пирсе. Под бой барабанов Карс и его молодые приспешники омывали солёной водой сидящих на коленях железнорождённых. Грейдон Гудбразер не поднялся, пока вода не залила его доспехи. Вместе с ним была и Талла Тарли, пришедшая из Простора совсем не той юной девушкой, чья красота и скромность завораживали. Она стала женщиной с бесстрашным и одновременно пугающим взглядом отца. Сильной, воинственной, под стать своему возлюбленному. Когда настал черёд короля, Серсея опустилась на колени вместе с ним. Одежда её пропиталась солёным запахом, сама она едва не захлебнулась, но встала под громкие улюлюканья толпы без чьей-то помощи. Дорнийцы смотрели на это с непониманием, как на дикарское племя. Их шепотки никак не тронули Серсею. Она боялась, что Эурон не позволит отправиться с ним. Она уже представляла, как будет злиться, ругать его и заклинать на поражение, если он осмелится её не взять с собой. Однако случилось иначе, когда король явился в их покои. Ярость разлила по телу приятное тепло, влекущее к королю. Серсея прижалась к нему губами, стиснула пальцами короткие волосы, направляя его к себе. Отодвинувшись, она поклялась ему, глядя прямо в глаза: «Я убью тебя, если ты прикажешь мне уйти». Эурон безумно ухмыльнулся — поверил ей. «Куда ж я без тебя», — дохнул он в её приоткрытый рот. Ненасытными поцелуями, от которых губы болели, он раздразнил её пуще и взял около стены, не предоставляя ей возможности вырваться из цепких объятий. Она царапала ногтями стену, позволяя ему властные действия. Его пальцы сжимали оголённый живот до болезненного жжения, зубы прикусывали белое плечо, бёдра хлёстко ударялись об её бёдра до того, что те порозовели. Серсея отдалась на растерзание кракену, гулко выстанывая его имя. «Я люблю тебя, — всхлипнул Эурон над её ухом. — Я люблю тебя. Я люблю тебя». Последний его поцелуй, полный нежности, запечатлелся на её разгорячённых губах, а слова о любви беспрерывно звучали в голове. Он был первым мужчиной, что позволил ей надеть кольчугу и отправиться с ним на битву, и, стоя на палубе корабля, предоставленного ему Андриком Неулыбой, Серсея чувствовала себя настоящей королевой. Каждый капитан — король на своём корабле, но Эурон и Серсея правили везде. Войска разминулись без длительных прощаний: объединённые воины Простора, Запада, Дорна и Штормовых земель ушли встречать противника на поле. Железнорождённые вместе с браавосцами — на корабли. Грейдон Гудбразер не собирался ждать наступления вражеских воинов, и лорды были с ним согласны. Тот, кто атакует первым, имеет преимущество. Прибыв к утру на поле в двух лигах от Девичьего Пруда, армия разложила перед лагерем снопы предоставленного им крестьянами сена, набрали сухих веток в лесу. На этом поле и сошлись с идущими вперёд соратниками Эйегона. Издалека слышался грохот повозок и осадных орудий, ржание коней и возгласы мужчин. Грейдон прищурился, глядя на стяги. Тот, кто заглянул бы в его очи, то утонул бы в их глубокой морской пучине. Юноша, которому шёл девятнадцатый год, уже вступал в схватку с самим Эйегоном, и, не будь рядом его лютоволка, возможно, убил бы Короля-Дракона. Рикард Харло до того развил эту историю, что она превратилась в овеянную романтикой настоящего побоища песню, искромётно разлетевшуюся по лагерям дорнийцев, железнорождённых и жителей зелёных земель. Это воодушевило Грейдона, скорбящего по брату. Он ехал впереди всех, показывая тем самым, что не боится идущей на них рати, и люди видели в нём щит и свою победу. Он надел сияющую кольчугу и багровый плащ погибшего брата, найденный в темницах Риверрана. Золотая застёжка в виде боевого рога сияла, впитывая первые солнечные лучи. И, хотя над полем витали только пушистые облака, озарённые белым огнём, поле накрыла тень. Войско Таргариенов несло за собой огромное соломенное чучело в короне из палок и с топором в руке. Дотракийцы, выехав вперёд, подожгли чучело. Чёрный дым потянулся от него крупными клубами. Из их ряда на гнедой кобыле выехал рыжеволосый бородатый мужчина с белым знаменем в руке. За ним потянулись ещё два всадника, держа мешки, чем-то доверху наполненные. Рик кликнул лучников, но Грейдон возразил ему. Он остановил людей с мешками в десяти шагах от себя. В разговор не вступили. Неприязнь электризовала воздух, и он делался невыносимым здесь. Раскрыв мешки, всадники бросили перед чужим войском, смеясь и переглядываясь, камни и соль. Грейдон проводил ни о чём не говорящим взором прыгающие по сырым кочкам камни, конь под ним затянулся утренней сыростью и фыркнул, тряхнув косматой головой — даже он понял этот оскорбительный жест.  — Эурон — король соли и камня, — хохоча в бороду, сказал рыжеволосый бородач. — Вот его подданные. — Всадники подле него, кажется, высокородного происхождения, криво улыбнулись, с беззастенчивым вызовом глядя на Грейдона. Обыкновенно вспыльчивый, Гудбразер хладнокровно промолчал в ответ. Вместо него им ответил Рикард Харло, подъехав ближе:  — Соль — это море, — отчётливо и хрустально чисто прозвучал его голос. — Камень — это Железные Острова. Своим жестом вы оскорбили народ железнорождённых. Улыбайтесь тому, что мы не убьём вас сейчас. Но, когда начнётся битва, желаю вам найти укромное место, где мы вас не достанем. — Грейдон приподнял уголок губ. Конь под Гудбразером переступил с ноги на ногу. Хмыкнув, он вдруг заговорил:  — Нет, эта битва просто так не начнётся. Нас тут равное количество. — Он обвёл взором стоявших позади людей. — Предлагаю начать бойню красиво! — воскликнул Грейдон, разводя руки. Войско поддержало его. Сопровождающие бородача захохотали, и Грейдон мило улыбнулся в ответ. — Ты, рыжий, выбираешь воина со своей стороны. Я — со своей. Их бой скажет, что стоит ожидать нашим армиям. Только это должен быть самый сильный человек. — Улыбка Гудбразера впитала солнце. В ясных глазах промелькнуло то, что напугало Рика. Он сердцем чуял — Грейдон не собирался выбирать своего бойца. Он жаждал подвига сам. — Или вы уже хвосты поджали? — оскалился Гудбразер. Бородач нахмурился и махнул своим людям. Раскатистый смех Грейдона летел за ними вслед, покуда они не добрались до войска. Лорды и рыцари полны гордости, как и любые мужчины. Солнце мерцало, катясь по небосводу. Чучело превращалось в прах. Длительные переговоры стихли. Когда один из мужественных рыцарей с вражеской стороны покинул стройные ряды своих людей, Грейдон ухмыльнулся — гордость восторжествовала над здравым смыслом. Соперник был под стать ему: крепкий, высокий, одетый в сияющие латы. Но никто не ведал, какого он имени. Он скакал с копьём наперевес. Стальной полированный наконечник сверкал, устремившись на Грейдона. Взяв топоры, Гудбразер выехал к избранному воину. Боевой конь легко мчался вперёд, и алый плащ волнами развевался за спиной молодого командующего. Люди провожали его воинственными криками, заклиная на победу. Слава и смерть стояли рука об руку, и каждая упрямо желала видеть безрассудно смелого, красивого и молодого бойца в своих объятиях. Наконец, ликование достигло того апогея, когда болеть начали, ударяя в щиты. Только Рик и Талла стояли молча, глядя на удаляющегося Грейдона. Рик смотрел, и его душу захлёстывал горячечный азарт: не будет более шанса проявить свою удаль столь же торжественно. Он стиснул поводья, когда услышал, как всадники с грохотом сблизились. Кони вихрями проскочили мимо. Вражеский стал на дыбы, ловя густой гривой солнце. Конь Грейдона, не успев остановиться, разъярённо помчался в бой. Они столкнулись грудями, едва не свалив наездников. Копьё миновало Грейдона. Он оттащил коня за узду и перевёл на противоположную сторону. Лезвие топора мелькнуло в его руках. Взмахнув им, Грейдон отчаянно ринулся на врага. Рыцарь выпрямил копьё, метясь в железнорождённого. Грейдон поднял на дыбы коня в тот самый миг, когда копьё должно было войти в его тело. Полированный наконечник с хрустом проломил грудную клетку животного. Гудбразер метнул один из топориков в рыцаря. Противник ухнул — рукоять топора, сделанная из железа и камня, ударилась о лобовую часть шлема, и гулкий звон в ушах, треск металла, закружили ему голову. Оба свалились на рыхлую землю. Конь пробежал мимо всадников с испуганным ржанием. Талла подстрелила его, чтобы не мешал биться. Грейдон поднялся, не отряхиваясь от земли и крови. Противник выхватил меч. Для них, несмотря на огромный шум, поле молчало, а за спинами не было никого, кроме эфемерной удачи, не решающейся выбрать одного из них. Бросив топор в траву, Грейдон дал новый вызов. Рыцарь откинул меч. Они понеслись друг на друга, надеясь лишь на свою удаль. На Железных Островах приветствовали борьбу без секир и мечей, без щитов и лат. Грейдон вложил всю свою силу в удар и резко толкнул соперника, уложив его на спину. Ему не помешали тяжёлые доспехи. Он сел сверху на рыцаря и саданул кулаками по стальному шлему. Враг попытался нащупать у себя кинжал. Грейдон вывихнул его руку и, достав оружие, испещрил открытое горло точными ударами. Тёплая кровь обагрила его лицо. Он оставил рыцаря лежать, направившим голову в сторону эйегоновых полчищ и поднял взгляд к солнцу, опалившему всё пространство под собой. И, наконец, ему стали слышны чужие крики и железное пение множества щитов. Рик приказал разлить масло вдоль выстеленной ими дорожки из сена и древесных ветвей. Речные лорды, придя в неистовую злобу, отправили войска за Грейдоном. Он, смеясь, добежал до своих и, поменяв лошадь, первым бросил факел на снопы. Всё загорелось, похрустывая. Дым, сперва тусклый, становился чернее и чернее, что на какое-то время скрыло армию от метивших в них катапульт, баллист и требушетов. Орудия метали снаряды наугад. На них с противоположной стороны летели горящие стрелы. Рыцари, щитами раздвигая огонь, натыкались на выстроенную стену щитов, не дающую им пробиться к лучникам. В своих тяжёлых латах они с криком воспламенялись, падали на животы и спины, создавая неконтролируемый хаос и препятствие для своих товарищей. Рик, лорд Дорэл и Грейдон постепенно отводили свои войска назад. Дорнийцы, скрывшись за щитами, выставили копья. В этой мешанине из боли, криков, лязга оружия и крови люди, как никогда, ощущали себя живыми. Позабылась угроза мертвецов. Их сердца, пусть и настроенные враждебно, стучали в унисон, их пульс бил по вискам с одинаковой частотой. Странные улыбки осознания, когда павшие ложились на высыхающую траву и устремляли взгляды на небо, улыбки воинов, полные удовлетворения стычкой, зажигались на испачканных грязью и дымом лицах. Не было страха смерти. Безумный азарт отнять чужую жизнь властвовал над ними, и воронам нравился этот праздник. Когда бой шёл уже второй час, дорнийцы двинули колесницы на ту часть вражеского войска, где спрятали осадные орудия. Прикрытые высокими щитами от стрел, они заставили людей разбежаться. Затем бросили масло и подожгли. Грейдон, глядя на мечущееся войско Эйегона, обратился к Рику:  — Допустим, мы угадали, что Эйегон в гущу боя не попёрся. Иначе были бы здесь те, кто мог бы сдержать… — он заприметил прорвавшегося сквозь ряды щитов рыжеволосого бородача, который преподнёс им мешки с солью и камнем, и прервал свою речь. Взяв у оруженосца лук, Грейдон прицелился и выстрелил. Рик затаил дыхание, увидев, как стрела впилась в лоб этого человека. Получив долгожданное избавление, Грейдон продолжил: — Тогда нам нужно скорее избавиться от них. Если пустим их в бега, обратно они не вернутся. — Он скомандовал: — В атаку! Скорее, в атаку! — повсюду вслед за этим протрубили в рога. Лошади, люди, колесницы и орудия смешались. Занятые собой, они даже не заметили, как чёрные крылья заслонили восставшее солнце. За своими криками они не услышали громогласного рёва. Грейдон, будто закрытый невидимым щитом, дрался сразу с четверыми. Вражеские солдаты постепенно начали давать дёру. Им тоже было плевать на дракона. За ними недолго бежали. Грейдон, ликуя, наконец, отпустил их. Тень победы, нависнув над ними, не сразу дала разглядеть план врагов. Гудбразер ощутил на себе чужую руку. Мертвец, от которого разило кровью, занёс над ним меч, но Рик Харло примчался на коне. Боевой жеребец ударил мертвеца копытами, и тот покорно лёг.  — Я попросил кузнеца подковать лошадь драконовым стеклом, — объяснил Рик, подавая Грейдону руку. Он вдруг обнаружил стремящихся к ним мертвецов. — Дракон улетел к кораблям. Нужно увести всех мертвецов к Девичьему Пруду. А там подумаем, что делать дальше. — Грейдон взял у него боевой рог и затрубил скорейшее отступление к городу, начинённому диким огнём. Королю Эурону Грейджою удалось заманить Эйегона чуть дальше, чем за Девичий Пруд, не доплывая до мыса Раздвоенный Коготь, где его корабли могли бы развернуться. Андрик Неулыба, глядя на приближавшийся флагман Дракона, звонко рассмеялся, хотя в бою он зачастую сохранял угрюмое выражение лица. Краснопарусный двухмачтовый «Эурон» возвышался над ним и отбрасывал ещё большую тень. Скученные около него браавосские ладьи создавали впечатление, что «так и положено». Эйегон, вылезший из своего «логова» на палубу, всматривался вдаль, ища Эурона на корабле, однако найти его там он априори бы не сумел, зато галея шествовала не пустой. На ней исправно трудились самые преданные гребцы короля. Король Железных Островов добился того, к чему шёл от начала своего пребывания на троне — раздуть драконов огонь. Эйегон с задетой гордостью вознамерился дать ему бой в море и показать, что он — не хуже. Эурон отдавал ему должное — орудия вышли на славу. Несколько браавосских кораблей, неимоверно осторожных, он ранил своими баллистами. Использовать это в ответ Эурон не торопился, не реагируя на панически поднимаемые флажки Тейры Левентис. В конце концов, она использовала баллисту сама. Один из идущих за флагманским кораблём Эйегона пошёл ко дну. Тейра положила начало потасовке. Эйегон, озверев, протаранил «Эурона», кажущегося медлительным, неповоротливым и слабым.  — Рыбка клюнула, Ваша милость, — оповестили его. Харрас Харло с напряжением вглядывался в происходящее, стоя у носа. Эурон в ответ ухмыльнулся и пробарабанил пальцами по борту. Браавосские корабли заслоняли «Морскую лань» Неулыбы, но меж ними зиял приготовленный проход, весьма незаметный со стороны Эйегона. Серсея, не мешавшая команде, исправно находилась подле короля. Её глаза, насыщенные солнцем, горели не хуже дикого огня. Её восхищение, её любовь, её преданность… только благодаря ей он стоял на палубе, чувствуя себя скорым победителем. Он мог поклясться, что весь мир вот-вот будет в его руках. С того дня, как королева прибыла спасать их к городу Харровея, Эурон поклялся не ограничивать её в правах. На Железных Островах женщины могут ходить в походы вместе со своими мужьями. Серсея была для него больше, чем женщина. Она тронула его руку и улыбнулась, несколько вымученно.  — Твой меч принесли, — сглотнув, произнесла Серсея. Ладонь переместилась на его грудь. Он почувствовал тепло сквозь нагрудник. — Будь осторожен.  — Ты тоже, — отозвался он, принимая меч из её нежных рук. Их касание затянулось. Эурон убрал выбившуюся златую прядь, ласкаемую ветром, за ухо, втянул аромат её белой кожи, смешанный с запахом солоноватых волн. Как она была красива в этот погожий день! Взволнована чуть-чуть, но храбра. Слишком резко он отодвинулся и бросил её у бортов, подойдя к носу. Эйегон ступил на палубу «Эурона». Он волком оглядывался по сторонам, ища своего врага. Барабаны повсюду не стихали, играя тревожную музыку смерти. И смерть сама настигла его на корабле. Одетые в чёрные доспехи бывшие Безупречные бросили вёсла. Даже семенившие за Эйегоном белые ходоки остановились, почуяв незнакомый, враждебный запах. Эта сила была ему неподвластна. Грейджой обманул. Снова. Ухитрился устроить ему ловушку. Достав Длинный Коготь, Эйегон приказал мёртвым вступить в бой. Безупречные вытащили копья и понеслись на него. Наконечники их копий были сделаны из драконова стекла, которое он сам когда-то добывал на Драконьем Камне, чтобы спасти этот мир. Эйегон бросился в атаку, сломя голову. Валирийская сталь сверкнула в солнечном огне, поразив сразу два копья, летевших на него. С самими мёртвыми солдатами было не так просто справиться. Они не реагировали на раны, норовя выбить меч из его рук. У них не текло крови. Они были синими, со вздутыми венами и глазами. Только лишение их головы могло уберечь его от бесконечного боя. Эйегон фыркнул, окружённый соперниками. Они были лучше белых ходоков во всём. В этих монстрах, созданных неизвестно какой магией, сохранились навыки убитых Безупречных. Их осталось порядка тридцати, и они всё же разбили всех ходоков на осколки. Они теснили его, окружая со всех сторон, и молчали. Эйегон думал, что это — его конец, пока не появился Давос. Прыгнув на палубу с корабля, он отвлёк Безупречных.  — Позаботьтесь об их короле, Ваша милость, — крикнул Давос. Эйегон колебался. Рука ослабела и едва не выронила меч. Давос, отходивший к борту, подвернул ногу. Он упал на одно колено и отбил удар. Нахмурившись, он ясно крикнул Эйегону: — Не мешкай, Джон! — Давос забрался на борт. В этот момент палуба качнулась. Ещё один корабль прибило к «Эурону» с левой стороны. Эйегон обернулся, услышав плеск воды — Давос упал, а за ним последовали мертвецы. В этой мешанине, среди лодочек и кораблей, он проплыл под тенью днищ недолго. Сперва море утянуло его к себе, а затем резко выплеснуло на берег. Эурон спустился, проскользнув через борт, вниз. Эйегон перехватил меч поудобнее, готовясь к встрече. Король железнорождённых ухмыльнулся. У него в руках тоже была валирийская сталь. Но это всё равно не сделало бы его равным лучшему мечнику Севера. Эйегон отступил немного, выбирая позицию. В глазах Эурона светились дикие огни азарта. Не было похоже, что он хоть каплю думал о выпаде. Да и меч держал не совсем уверенно. Приняв это во внимание, Эйегон только выставил меч вперёд, сделал глубокий вдох и нанёс удар. Сталь зазвенела. Эурон отразил атаку, шагнув влево. Ноги скользили по мокрой палубе, но он чувствовал себя здесь более, чем на месте. Привыкший с детства к морскому ремеслу, Грейджой мягко отходил от разъярённых ударов Таргариена, практически не делая собственные выпады. «Валирийская сталь не для него», — подумал Эйегон. Как и умения мечников. Однако упрямства Королю-Кракену не занимать. Он, свирепо вдыхая воздух, который, казалось, накалился меж ними, в первый раз пошёл в атаку. От мечей взвились искры. Эйегон почувствовал, что устаёт. Тяжесть в руках заставила его отходить. Когда в небе послышался рёв дракона, Эйегон обрёл новые силы. Град ударов обрушился на Грейджоя. Они сцепились у правого борта. Это уже мало походило на честный бой. Эйегон треснул по нагруднику Эурона эфесом, развернулся, провёл наконечником по щеке и толкнул его на палубу. Эурон подставил подножку, и Эйегон упал вслед за ним, больно ударившись головой о мокрые доски. Меч выпал из рук, но корона удержалась на его голове. Он фыркнул, подымаясь на ноги. Пальцы, неплотно схватив меч, тут же разжались. Эурон налетел сзади. Удар железной перчаткой выбил из Эйегона дух. Он повторно схватился за Длинный Коготь и взмахнул перед собой, чтобы хоть немного удержать Эурона. У обоих на лицах текла кровь. Эурон рыкнул, улыбаясь кривой сумасшедшей ухмылкой. Дракон пролетел над ними к кораблям железнорождённых. Его встретил град стрел из баллист. Одно из копий пролетело мимо «Эурона» со свистом и врезалось в баллисту на браавосском судне. Эурон с криком вонзил меч возле Эйегона, промахнувшись на пару миллиметров.  — Думаешь, у тебя одного есть чудовища? — не сказал, а прохрипел Эурон, смахивая с руки кровь. Эйегон отполз к мачте и встал. — Со мной шторм, со мной само море. Я — Утонувший бог.  — И всё равно валирийскую сталь тебе не приручить, — уворачиваясь, ответил Эйегон. — Сдавайся. Или твоя армия превратится в живых мертвецов, которых я потом скормлю Дрогону. Эурона разозлили его слова. Он взмахнул мечом, но Эйегон отразил его, внезапно почувствовав прилив сил. С оппонента ручьями тёк пот. Он запыхался. Если немного сильнее ударить — упадёт. Эйегон так и поступил — свалил его с ног. Дракон вскрикнул где-то рядом. Алое пламя кожей ощутили оба короля. Они обернулись. Горел корабль, на котором явился Эурон, и король железнорождённых замешкался. Пылали мачты, пылал чёрный парус с золотым кракеном. Огонь ел всё. Однако глаза Эурона застекленели. Дыхание остановилось. Море вытекло из его глаз двумя кристально-чистыми каплями. Он поднялся на ноги, не услышав чьё-то: «Ваша милость!» Руки сами направили меч в Эйегона. Харрас появился из ниоткуда. Сумрак вонзился в Эйегона со спины и потонул в хребте. Карие глаза Таргариена закрылись. Он выронил меч и пал перед Эуроном. Длинный Коготь укатился дальше. Эурон, ничего не сказав Харло, приблизился к борту. Корабль сожрало алое пламя. Мачта накренилась, треснула пополам и обрушилась на палубу. Глаза Эурона искали только её. Среди огня и дыма мелькнуло чёрное платье с золотой кольчугой. Она колебалась и всё же прыгнула в воду. Плеск был тихий, но Эурону он показался самым громким звуком посреди всего побоища. Ещё громче было её молчание. Король отбросил меч, отстегнул наручи. Нагрудник не поддавался его рукам. Одна из заклёпок сломалась, что не позволяло её раскрыть до конца. Эурон взялся за отброшенный меч. Попытка открыть сломанную деталь кончиком меча вызвала у него припадочный хохот. Он вскочил на борт и рухнул в солёную воду, надеясь на помощь Утонувшего бога. Сперва так и было. Эурон преодолевал тяжесть доспеха и усталость мышц. Эйегон умер, но всё равно добивал его с того света. Паника охватила его сердце, давно не знавшее страха. Эурон спешно оглянулся. Корабельные днища закрывали едва пробивающийся через воду свет солнца. Золотая кольчуга озарилась блеклым свечением невдалеке, и Эурон обрёл неведомую ранее силу. Подгребая воду под себя, он двинулся к королеве. Серсея уже не дышала. Она плыла вниз со спокойным и гордым выражением лица. Прежде, чем усталость добила его, Эурон успел коснуться её талии и прижать к себе. Он толкнул её вверх. В бреду, накрывавшем голову, ему казалось, что так он вытащит её. Серсея и вправду отправилась к поверхности. А он шёл в чёрную бездну. Латы сдавливали тело. Вода заходила в его лёгкие. Он закрыл глаза. Из водной тьмы послышался знакомый голос. Чья-то рука схватила его за волосы, стиснула до боли. «Это тебе за мою дочь», — сказал голос. Эурон заметался, узнав Бейлона. Пузырьки вышли из его губ, но так он ещё больше захлебнулся. «За то, что ты сделал с Ярой!» — рука направила его голову ниже. «Узурпатор, братоубийца, для Утонувшего бога ты всего лишь жалкий червь! Не лучше других жалких мелких подводных гадов!» Эурон распахнул глаза. «Прости меня», — выдохнул он пустоте. «Оставь его!» — прозвучал третий голос. Из морской зелени вышел силуэт Эйрона. «Он спас твоего сына, — сказал брат брату. — То, чего ты не сделал». Бейлон отпустил Эурона. «Только ради Теона, но, когда ты вернёшься в чертоги Утонувшего бога, мы сойдёмся в поединке», — обещал Бейлон, исчезая. Четвёртый голос возник из самой глубины: «Преумножь наше величие». Вода стала закручиваться под ним, и Эурон почувствовал, как некая сила вытолкнула его.

***

Серсея открыла глаза внезапно. Солнце обожгло её взор, а с губ потекли реки солёной воды. Выкашливая воду, она упёрлась руками в рыхлый песок, перемешанный с мелкими камушками. Всё было насквозь мокрое, ко всему липла грязь. Она увидела пылающие корабли, вдалеке зелёным светом мерцал Девичий Пруд. Смердело кровью. Боль пронизывала все части тела. От «Морской лани» остались лишь щепки. Без сил королева пала лицом в песок. Волна проползла под её телом и вернулась в море. Она слышала чьи-то голоса и невнятные рассказы про то, как Кракен выполз из глубин и ударил щупальцем Дракона, как поймали ещё живую Королеву Драконов, как взорвали Девичий Пруд и как короли сражались на корабле. Это всё не имело для неё значения. Она осмотрелась в поисках единственно важного для неё сейчас. Холодные синеватые губы сами пробормотали: «Эурон». Она увидела его рядом. Король лежал выброшенным на берег телом. Бездыханным. Волны омывали его с ног до головы. Он лежал ближе к воде, чем королева. Серсея, дрожа, подползла к мужу и увидела, что он не дышит.  — Эурон, — слабо позвала она и прощупала мокрое лицо. Вода уже затянула его рану, смыла кровь. Он не ответил. — Эурон! — волнение охватило королеву. Она растормошила его. — Не смей меня оставлять. Ты слышишь? Кто-то подкрался к ней и бросил что-то на песок. Это была Тейра Левентис, довольная своей удачей. Когда Кракен пожрал Дракона, она вытащила Дейенерис Таргариен из воды, связала и поднесла, как трофей, к Серсее.  — Моя королева, драконова сука у нас, — объявила Тейра с улыбкой на губах. Серсея даже не взглянула, не чувствуя ничего от высказанной новости. Какая это победа, если Эурон мёртв? В чём был смысл убивать Эйегона? Яростные слёзы прокатились по щекам королевы, согревая её.  — Ты не можешь так умереть, ты мой бог! — закричала она. Чьи-то крепкие руки схватили её сзади и оттащили. Но она, упираясь, пальцами зарылась в песок. — Нет! — вкладывая в крик всю силу голоса, возразила Серсея. Объятия ослабели. Её оставили на песке, и королева, опустившись лицом в песок, разрыдалась. От слёз было трудно дышать. Она умоляла Утонувшего бога вернуть Эурона, заклинала, что разрушит его храм, что убьёт его самого, если Эурон не выживет. Гора отправился в пучины, но она думала, что могла бы ему приказать разнести чертог Утонувшего бога. Она не чувствовала чужого присутствия, хотя очень многие столпились вокруг. Мир стал пустым. Из груди вырвали последнее, что могло бы питать её сердце. — Ты не можешь меня бросить… Кашель, тугой и спешный, пробудил её ото сна. Эурон восстал под общие аплодисменты. Она, отряхнувшись от песка, бросилась ему, ещё не до конца пришедшему в себя, на шею. Король поднялся, и тень надежды зажглась в глазах людей. Теперь они вновь обрели утраченную значимость в глазах королевы.  — А теперь, — сказал он, встав на ноги, — утопим прошлое, связанное с Таргариенами! — народ возликовал. Его поднесли к кораблю едва ли не на руках. Харрас вручил Эурону снятую с головы Эйегона корону. Дейенерис вывели на доску для казни. Король предоставил королеве разделаться с последней из Драконов лично. Серсея затаила дыхание. Разрушить нечто великое… некогда она стремилась воссоединиться с этим домом, подарить Рейегару наследников, стать продолжательницей величайшей из династий, но они растоптали её мечты, и теперь любимый человек дал ей шанс потопить прошлое. Он дал ей власть. Дейенерис едва дышала, стоя у края. Она, ощутив, как рука Серсеи потянулась к её спине, сама подалась грудью навстречу морскому ветру, услышала в нём добрые слова. В этом безмолвном пении смешались голоса её драконов, плач Дейемона, дыхание Эйегона. Она раскрыла руки, будто в полёте, и пала в пучину, трущуюся о корабль. Вода была приятно холодная. Дени улыбалась, вдыхая её полной грудью — она не позволила Серсее утопить себя. Только она распоряжалась своей жизнью. Только она могла уничтожить себя. С исчезновением Эйегона Дени больше не видела смысла жить. Она проиграла. Так хотя бы смерть её не будет позором. Эурон бросил вслед за Дейенерис корону. Кракен, о котором ходило столько слухов, вырвался из глубины, ухватился огромной пастью за ледяные кристаллы, и сам заледенел, окрасился в бледно-синий, а затем треснул. Чудовища сгинули. Остались только люди.       Серсея обожгла его нетерпеливым поцелуем.       — Помнишь, я говорила, что подданные не увидят нас месяц?       Эурон хищно ухмыльнулся:       — Я люблю тебя.