Подрастающие

      Марк всё-таки не выдержал: сорвался домой, в Америку. В Америке было проще и понятнее. Он устал быть вечным иностранцем. Количество друзей не гарантировало полного вливания в среду и культуру. Марк думал, что, как только самолёт пойдёт на взлёт, ему станет тошно и тесно в груди, – но нет. Не стало, даже на секунду. Он выдохнул с облегчением и устремил взгляд невидящих глаз в слепящее окно иллюминатора.       Перед отъездом Марк успел сходить на вечеринку к одному знакомому. Если бы Джебом не позвал его, при этом поправляя сползающее с бёдер полотенце, Марк вспомнил бы всё-таки, что думать надо мозгами, а не тем, чем ему подумалось в тот момент. Он согласился лишь потому, что Джебом очень хотел сходить и полакать чуть-чуть бесплатной выпивки. Марк был согласен на что угодно, лишь бы надышаться Джебомом до потери пульса, на все эти долгие одинокие калифорнийские ночи вперёд; лишь побыть вместе чуть дольше, словно растягивая время, как бесконечно эластичную резину.       На той вечеринке Марк планировал ни на шаг не отходить от Джебома. У него в голове уже созрела стратегия: напиться, да посерьёзнее, а потом беззастенчиво виснуть у Джебома на шее. Джебом никогда не бросал его пьяного на произвол жестокой судьбы. Значит, и в тот вечер стал бы возиться с подвыпившим хёном.       Но только Марк опустошил первый стакан, как в комнату вошёл Югём. У Марка округлились глаза: а кто его вообще позвал?!       – Здравствуй, Марк-хён, – улыбнулся Югём, опуская взгляд на носы своих потрепанных кед; его щёки стремительно наливались краснотой. Марк фыркнул: он жил с секретом Югёма вот уже несколько недель и не думал даже намекать, что он что-то знает. Точнее, знает всё.       – Привет, Югём, – Марк не сдержался и икнул громко. Югём зарделся ещё сильнее и похихикал, как невинная кавайная девчушка из аниме.       Марк почувствовал: сегодня обстоятельства вынудят его признаться Югёму, что в скором времени увидеться им будет не суждено.       Джебом, как назло, увлёкся какой-то шваброй, неплохо так подшофе, и постоянно трепался с хозяином вечеринки. У Марка не было достойного объяснения или предлога, чтобы бросить Югёма одного и получить свои законные минуты наедине с Джебомом. Даже Джексон, это вечное прилипчивое трепло, куда-то подевался. Подваливал всего лишь пару раз и то минут на пять, не больше. По его округлившимся глазам, буквально расплёскивавшим печаль, Марк понял, что у него тоже всё не так гладко и сладко, как обычно. Марку было плевать, если честно. У него самого на груди скребли кошки – и ничего, не жаловался же. Наоборот, пытался изо всех сил поддерживать образ внимательного и доброжелательного хёна для Югёма. А что ему ещё оставалось делать?..       – Хён, а что ты делаешь на следующей неделе? Не хочешь зайти ко мне, поиграть в приставку или посмотреть что-нибудь вместе?.. – спросил Югём, сидя на подоконнике. Они залезли за ночную занавеску, чёрт знает зачем. Марку, опять же, было плевать. А Югёму, как всякому подростку, хотелось уединения.       «Ну, вот и пора, значит».       – Я уезжаю на следующей неделе, Югём.       Из Югёма, казалось, выбили весь воздух; он даже сменил окрас: с яблочно-розового на мертвенно-бледный.       – Куда, хён? И надолго?..       – Вернусь к родителям, поживу в Лос-Анджелесе какое-то время. Наверное, поучусь… Я не знаю ещё точно, Югём. Это сложно. Жизнь вообще сложная штука…       – Но почему ты ничего не сказал мне?..       А вот это уже трудный вопрос.       – Не хотел тебя расстраивать, – глупо соврал Марк абсолютно механически. В глазах Югёма заблестела не то злоба, не то влага.       – Я не маленький, хён. Нужно было мне сказать заранее… как же теперь…?       – Жить как теперь, Югём-а? Понятия не имею. Я, может, и хён тебе, но даже как свою жизнь жить я представляю с трудом. Так что, извини…       – Я тебя люблю, – вдруг просипел Югём, и его напряжённые губы пошли изломом. – Я тебя люблю больше всех на свете, а ты… ты просто так уезжаешь…       – Прости, – сказал Марк; в сердце медленно прокрадывалось чувство вины. Марк знал, что сочетание чувства вины, раздражения и алкоголя для него просто убийственны.       Нужно было срочно, срочносрочно стереть эти прожигающие насквозь изломы на лице Югёма.       – Эй, – позвал Марк едва слышно и попытался выдать сексуальную улыбку. – можешь поцеловать меня, Югём. Если хочешь. Это будет… мой тебе прощальный подарок.       Югём зыркнул на него из-под крашенной чёлки, его и без того пухлые щёки надулись от обиды. Он выглядел таким милым, что сердце защемило. Но «мило» исключительно по-детски.       Югём подался вперёд и забрал причитающийся ему подарок. Неловкость губ выдала его с головой. Марку даже стало как-то неловко, что первый поцелуй Югёма получился таким скомканным и печальным.       Затем Югём быстро вышел из-за занавески и пропал с вечеринки.       Зато в ту ночь Марк и Джебом заснули вместе, на oдном на двоих футоне на полу. Марк всё ещё пытался смириться с пуленепробиваемостью его гетеросексуальности: Джебом, перебрав соджу, стал откровенничать по поводу своих бывших девушек и пары студенток из его группы, с которыми он был бы не против встречаться сейчас. Марк слушал его внимательно и гладил по волосам, задыхаясь не то от обожания, не то от ревности. В итоге они поняли, что уже не в состоянии возвращаться в общагу, и воспользовались предложением хозяина вечеринки заночевать в гостиной. Они постелили себе футон рядом с балконом и завалились сразу же. Опьянев ещё больше, Марк прижался к Джебому, обвил свою руку вокруг его руки, переплёл с ним пальцы и перебросил ногу ему через живот. Джебом лишь улыбнулся ему и похлопал его по щеке, а потом погладил по щиколотке. Марк думал в тот момент, что сойдёт с ума от счастья. Или признается, что всё это время был Джебому не просто соседом по комнате в общаге.       Но каким-то чудом обошлось.