Подрастающие

***

      Югём натянул улыбку, скаля зубы. Ёнджэ засмеялся громко, видимо, приняв эту ребяческую гримасу за невинную шутку. А Джинён, поживший вместе с Югёмом вполне достаточно, знал, что таким образом тот очень жирно намекает на то, что Джинёну пора убираться восвояси. Если бы Югём всё ещё жил у Джинёна, Джинён не постеснялся бы даже Ёнджэ и отвесил ему хороший подзатыльник. Уж слишком он стал заносчивым, никакого уважения к хёнам. Югём обнаглел окончательно с тех пор, как переехал к Ёнджэ. Очевидно, Ёнджэ позволял ему чересчур много, отчего теперь Джинён в глазах Югёма превратился в злую мачеху.       «Да и иди-ка ты на все четыре стороны, Югём-а,» – подумал Джинён, а вслух сказал:       – Я засиделся, наверное. Пора мне домой.       Югём сразу же подскочил, хватая телефон:       – Я вызову тебе такси, хён!       Как будто только этого момента и ждал, засранец. Джинён улыбнулся, внутри чуть ли не клокоча от раздражения. Теперь он был даже рад, что уберётся отсюда уже через несколько минут. В конце концов, находиться в квартире Ёнджэ стало почти невыносимо. Раньше было куда приятнее. А потом у него стал жить Югём. Югёму повезло с Ёнджэ: кто ещё будет терпеть его выходки и безалаберность? У Джинёна на него терпения совершенно не хватало. Повезло ли Ёнджэ с Югёмом? Видимо, особых проблем во взаимоотношениях у них пока не было.       Джинён попросил водителя остановить машину около парка, чтобы пройтись и переварить малоприятный поход в гости. Едва он расплатился, как телефон в кармане завибрировал. Он посмотрел на экран и сжался внутри: это была Анджела, коллега из Америки. Молодая умная женщина, к тому же, очень красивая. Приехала в Сеул поработать в их адвокатской конторе, потому что «всегда любила азиатскую культуру». Джинён здоровался с ней каждое утро и изредка пил кофе в рабочий перерыв. Он догадывался, что, на самом деле, Анджела всего лишь ищет повод увидеться лишний раз, и только. Он уже осторожно просил кого-то из коллег женского пола намекнуть Анджеле, что в Корее не очень принято проводить свободное время вместе, если вы не родственники или не находитесь в отношениях. Анджела, казалось, пропускала предупреждения мимо ушей. Как-то Джинён уже совершил ошибку, согласившись поужинать с ней после работы. Анджела, бесспорно, была прекрасной собеседницей, даже на корейском, и выглядела потрясающе. Несколько раз она давала понять, что ей немного одиноко в Сеуле, хотя пара неплохих знакомых у неё здесь есть. Джинён мягко улыбался и прикидывался дураком.       Как объяснить человеку, которому хочется всего, что тебе не хочется ничего?       Анджела хотела спросить что-то про рабочие документы. Джинён ответил абсолютно механически, не особо вслушиваясь. Видимо, она уловила его невнимательность.       – С тобой всё в порядке, оппа? – спросила она настороженно, с достаточно сильным американским акцентом; только сейчас Джинён понял, что всё это время она странно делала ударение на слове «оппа» и что это раздражало, очень.       – Прости, нуна, – сказал он как можно спокойнее: а ведь из них двоих была старше именно она, но всё равно настаивала именно на такой форме обращения. – Я устал сегодня, хочу лечь спать пораньше. Увидимся в понедельник.       – Ладно… – протянула Анджела. – Береги себя и хорошенько выспись на выходных! До понедельника!       Джинён сбросил звонок с огромным облегчением. Выдохнул и заложил руки в карманы поглубже. Но буквально через пару минут телефон завибрировал снова – и снова на экране лицо Анджелы.       – Да? – спросил Джинён, набираясь терпения с большим трудом. На другом конце трубки повисла пауза.       – Хён, всё нормально? – спросил голос Бэма.       Джинёна чуть не бросило в холодный пот. Как он мог перепутать двух совершенно разных людей?!       – Да, Бэм-а, всё хорошо. Что ты хотел?       – Джебом-хён спрашивает, пойдём ли мы завтра в ресторан, как хотели, – промурлыкал Бэм; от его довольного, сытого голоса Джинёну, почему-то, захотелось улыбнуться.       – Всё в силе, Бэм-а. Передавай привет хёну, – сказал Джинён.       – Конечно, – вдруг голос Бэма стал тише и напряжённее. – Хён, а ты… ты виделся с Джексон-хёном?       – Нет, – Джинён моргнул.       – Он вроде как хотел с тобой встретиться… ну, он мне сам так сказал. Это не моё дело, хён, я просто беспокоюсь о Джексон-хёне, понимаешь? С тех пор, как он вернулся в Корею, он немного… сам не свой, понимаешь?       – Угу, – Джинён моргнул.       – Может, ты… извини, хён, Джебом вернулся, мне нужно идти, до встречи.       – До встречи, Бэм-а.       Джинён ещё раз посмотрел на фото профиля Бэма. Оказывается, он его сменил: раньше у него была фотография себя в полный рост, через зеркало в каком-то магазине, с телефоном у лица, прикрывающим губы. Теперь, на новой фотографии Бэм смотрел прямо в камеру, взгляд с поволокой, рот приоткрыт сексуально. На лице – толстый слой косметики, а в жизни Бэм не красится так никогда. Или же Джинён просто давно с ним не виделся. И Бэм просто прогнулся под Джебома окончательно. И даже не столько под Джебома, сколько под его гетеросексуальность.       Ведь Джебом так и не поменял мнение. И Джинён тоже: он упорно считал, что Джебом выбрал Бэма именно из-за его женственности. Знал, что Бэму нравятся украшения и косметика – и потому дарил ему сертификаты, чтобы Бэм баловал себя больше. За то время, что они жили вместе, Бэм стал очень похож на девушку. Иногда Джинён злобно усмехался про себя: а что, интересно, Джебом говорит себе, когда ложится с Бэмом в постель?       Дома было холодно: он забыл закрыть окно перед тем, как пойти на работу. Не включая свет, Джинён прошёл к себе в спальню и быстро переоделся в домашнее. Прислушался к себе: ранний ужин на работе притупил чувство голода, поэтому готовить не было смысла. Джинён зажёг настенный ночник, присел на край кровати, посмотрел в окно, в темноту. Потом вспомнил кое о чём.       Он до сих пор не мог поверить, что Югём, с его вечной привычкой соваться в шкафы и ящики Джинёна в поисках своих вещей, так ни разу не наткнулся на фотографию. Джинён хранил её в прикроватной тумбочке, на верхней полке, в дальнем углу. Это была даже не фотография – это был скриншот фотографии. Несколько лет назад Джинён пролистывал новостную ленту, когда вдруг выскочила эта фотография. Ему очень повезло: он сообразил за доли секунды, что фотографию опубликовали случайно, что её удалят в следующую же секунду и что нужно сделать скриншот сразу же, пока она не исчезла. Всё случилось очень быстро. А потом Джинён остался с колотящимся сердцем и ощущением нереальности. Ведь даже Бэм, – а это именно он опубликовал фотографию по ошибке, – делал вид, будто ничего не случилось. Но так или иначе, а скриншот у Джинёна остался. Сначала он хранил его у себя на телефоне. Потом решил распечатать, подумав, что файл может удалиться случайно, а этого он себе ни за что не простит.       Фоном фотографии была не заправленная кровать. Снимок был сделан сверху, как будто фотограф стоял на кровати. На сбитых простынях лежал Джексон. Это был тот странный для Джинёна период в жизни Джексона, когда тот покрасил волосы в платиновый блонд, подводил глаза и пользовался светлыми блесками для губ и помадами. Джексон выглядел потрясающе. На фотографии – особенно. Он был одет в нежно-розовую шёлковую пижаму; Джинён всегда думал, что эта пижама была женской. Тонкие лямки, оторочка из узких кружев; короткие шорты, открытая кожа, без единого волоска.       «Он был таким для кого-то».       На фотографии, чуть смазанной от движения, Джексон улыбался широкой счастливой улыбкой. Джинён помнил очень похожую улыбку. Но на фотографии Джексон был даже слишком красивым. Джинён не мог оторвать взгляд. Он смотрел на фотографию и больше не думал ни о чём. Смутно слышал эхо смеха Джексона.       Потом свободная от фотографии рука медленно, будто тайком проскользнула за пояс тренировочных штанов, за резинку белья. Джинёну хотелось закрыть глаза, но он не мог заставить себя перестать жадно впитывать эту неотразимую улыбку. Он судорожно выдохнул через нос, стараясь не думать вообще ни о чём. Главное, никак не оценивать себя в этот момент. К счастью, в голове помутилось. Стало легче. Образ Джексона с фотографии словно ожил, словно переместился в спальню Джинёна; теперь не кто-то неизвестный смотрел на Джексона сверху вниз, стоя на кровати над ним; теперь это был Джинён. И Джексон улыбался ему, манил его, смеялся, потому что ему было хорошо с Джинёном. А Джинёну было очень хорошо с Джексоном.       – Скажи же это, скажи…       «Джинён-аааа!» – послышалось откуда-то со школьной площадки, со двора, из старого телефона, из его детской комнаты.       Джинён вздрогнул всем телом и резко успокоился.       Он замер, ожидая, не придёт ли стыд его глодать до жжения во всём лице. Плечи напряглись, он прислушался.       Ничего не произошло. Он выдохнул с облегчением.       Хотя ничего удивительного не произошло: совесть не приходила его убивать все эти годы, и было глупо думать, что она придёт когда-нибудь вообще.       Видеться с Джексоном он по-прежнему не собирался.