Подрастающие

      Джинён посмотрел внимательно из темноты.       Прямо перед ним на кровати лежал Джексон. Джексон не улыбался, не рассыпался счастливой негой. Джексон даже не был одет в нежно-розовую шёлковую женскую пижаму. Его волосы были окрашены в тёмно-каштановый цвет, а лицо было чистым.       Зато вся шея, ключицы и ниже, грудь и живот были усыпаны свежими засосами. При одной только мысли, что эти засосы принадлежат ему, Джинён ощущал, как в паху тянет очень сильно и очень горячо. Джексон не смоет с себя эту тёмную россыпь, и все будут знать, что кто-то провёл с ним всю ночь. Ночь очень неплохую.       Он сделал глубокий вдох. Он ждал этого момента очень долго. С тех пор, как он увидел Джексона в школьном бассейне, когда им обоим было по пятнадцать. Даже голова начинала кружиться оттого, сколько кругов его желания сделали за все эти годы. Ведь его желания никогда не менялись. Когда они начали встречаться, он хотел того же. Вот только тогда ничего не получилось, а сейчас, кажется, у них есть…       – Джинён, – позвал голос Джексона тихо-тихо. Джинён встрепенулся, снова увидел перед собой Джексона. Джексон смотрел на него устало и неопределённо. Его рука была крепко зажата между бёдрами; вся кожа влажно блестела. Только тогда до Джинёна дошло, что он видит взрослого Джексона голым в первый раз в своей жизни. Не представляет, а именно видит.       – Секунду, – ответил Джинён, быстро стаскивая с себя трусы. Руки, оказывается, дрожали. Джинён зачесал лезшие в глаза волосы назад и встал на колени на кровать. Сердце билось тяжело и гулко, будто заглушая все звуки и мысли. Джексон убрал руку, положил её под подушку, лежавшую у него под головой. Затем его ноги медленно, очень медленно раздвинулись. Джинён сглотнул сухо.       – Я не взял с собой презервативы.       – Наплевать. Я хочу, чтобы мне было больно.       – Джексон…       Джексон дёрнул Джинёна на себя. Джинён, чуть не потеряв баланс, удержал свой вес, чтобы не причинить Джексону неудобство. Он смотрел на него близко-близко, отчего сердце поднималось в самое горло и колотилось, как бешеное.       – Чего ты хочешь, Джексон?       Глаза Джексона болезненно блеснули из темноты.       – Ты… ты ударишь меня? Только посильнее. Мне так нравится.       Джинён почувствовал, как волосы на затылке пошевелились. Неужели всё возвращается на круги своя, но теперь какой-то другой дорогой?       – Я хочу, чтобы ты ударил меня. Лучше по лицу, – заговорил Джексон быстрым лихорадочным шёпотом, не шевелясь под Джинёном. – Ещё… сможешь плюнуть? Хочешь – в рот, хочешь – просто куда-нибудь в лицо… И ещё… сделай так, чтобы мне было больно. Очень больно. Хорошо? Иначе я не смогу кончить.       Горло Джинёна сжалось. Он хотел что-то сказать, но не получилось. Он смотрел в лицо разгоревшегося от собственных желаний Джексона и даже не пытался ответить на гудевшие в голове вопросы.       Это всё ты один виноват.       Джинён мягко привлёк Джексона к себе, укладываясь вместе с ним на спину. Джексон напряжённо прижался ухом к его груди; всё его тело ощущалось электрическим, жёстким. Джинён провёл рукой по его волосам, глядя в тёмный потолок и пытаясь сдержаться.       – Что-то не так? – послышался тихий голос Джексона. – Ты меня больше не хочешь?..       Джинён не ответил ничего. Он и не представлял, что можно ответить в такой ситуации. Все силы уходили только на то, чтобы продолжать гладить волосы Джексона и не выдавать себя.       – Джинён?..       – Иди сюда, – отыскав наконец голос, сказал Джинён. Джексон заглянул ему в лицо как-то трусливо, опасливо. Джинёна резко захлестнула ненависть. Она ударила волной изнутри, но он её сдержал. Сдержал, потому что перед ним сидел фарфоровый человек, склеенный сотню раз.       Человек, с которым он не расставался все эти годы.       Человек, боль которого была больнее собственной.       Человек, которого он до сих пор…

***

      Джебом не находил себе места.       Он был дома уже около часа, а Бэм так и не вернулся. Джебом ходил из стороны в сторону, как тигр в клетке. Он набрал номер Бэма уже раз двадцать, но телефон был вне зоны обслуживания. Джебом яростно сбрасывал звонок, откидывал телефон на диван и снова шагал бесцельно из угла в угол. Он очень давно не испытывал тревоги. Тревоги настолько сильной, что в голове не оставалось никаких других мыслей. Только цифры из радиоэфира: столько-то столкнувшихся машин, столько-то раненных, столько-то пропавших без вести, столько-то погибших.       Ещё вчера всё было совершенно иначе. Оборачиваясь назад, Джебом начинал дышать по-другому, свободнее. Вчера вечером, когда он пришёл с работы домой, ужин уже был готов. Бэм разговаривал по телефону с мамой и потому поприветствовал его коротким беззвучным поцелуем. Джебом набросился на горячую лапшу, глядя, как Бэм разгуливал туда-сюда по квартире в его футболке и своих джинсах. В ушах блестели новые бриллиантовые серьги; макияж уже не такой свежий, как утром, но всё равно красивый; время от времени Бэм делал жест в воздухе, и Джебом снова замечал его чёрный маникюр. Бэм разговаривал по-тайски. Джебом, почему-то, всегда немного раздражался, когда слышал эти странные растянутые слова, невообразимые звуки и неуместные паузы. Бэм улыбался ему, оборачиваясь и угукая в трубку. Джебом доедал лапшу и ждал, когда Бэм наконец-то закончит.       Бэм, будто уловив его мысли, быстро свернул разговор. Положил телефон на кухонный стол, сел рядом с Джебомом, заглянул в глаза. Бэм спросил, как прошёл день; Джебом помычал, мол, неплохо, как обычно, и нашёл под столом бедро Бэма. Бэм сразу же положил свою ладонь поверх ладони Джебома, переложил их руки выше, к самому паху. Джебом спросил себя, хочется ли ему переместиться в спальню после ужина или ещё нужно поделать какие-то дела. Бэм молча смотрел на него, будто задавая тот же самый вопрос, только без слов.       В итоге они всё-таки оказались в спальне. Джебом, чувствуя, что усталость всё-таки даёт о себе знать, просто лёг на спину на кровать и свесил голову вниз. Бэм вышел из ванной уже без джинсов. Он покачал головой, увидев, как Джебом распластался по кровати морской звездой, и забрался сверху. Тело Джебома откликнулось сразу же. Руки оказались на худеньких бёдрах и сжали крепко. Бэм вздохнул тяжело и протяжно – Джебом знал, что он делает. Бэм всегда был очень отзывчивым к прикосновениям, не важно, к каким. И особенно, если это были прикосновения рук Джебома. А Джебом любил пользоваться своим преимуществом.       Минут через двадцать Бэм встал с кровати, на ходу поправляя бельё, и пошёл в ванную за влажным полотенцем. Джебома разморило окончательно: сочетание хорошего ужина и незатянутого секса всегда расслабляло максимально хорошо. Он потянулся, ощущая в теле приятную слабость. Когда вернулся Бэм, Джебом позволил обтереть себя влажным полотенцем. А как только Бэм закончил, Джебом, резко соблазнившись его пухлыми, покрасневшими от укусов, губами, потянул его на себя.       – Иди-ка сюда, котёнок, – сказал Джебом, пытаясь понять, возвращается ли желание во второй раз или пока ещё нет. Его руки сразу же побежали по спине Бэма, по его бёдрам; губы сразу же нашли губы.       – Бом-и, милый, – аккуратно уворачиваясь от посыпавшихся один за другим поцелуев, сказал Бэм и попытался приподняться на локте, держа мокрую тряпку в свободной руке. – подожди хотя бы немножко, хорошо? Сейчас твой котёнок помоет лапки и вернётся.       Джебом ухмыльнулся. На секунду ему показалось, что Бэм выглядит усталым. Но желание, разгоравшееся не на шутку, заглушило голос разума.       – Давай поскорее, – сказал Джебом и шлёпнул Бэма по заднице. Бэм коротко посмеялся и встал с кровати.       Вспоминая события прошлого вечера, Джебом ощущал себя как никогда оторванным от счастья и жизни. Казалось, что тепло и поцелуи так и останутся в прошлом. А прямо сейчас его пожирали гнетущая темнота и влажный холод с улицы. Он снова начинал метаться по дому.       Нужно позвонить. Но кому? Ближе всех Бэм общался с Ёнджэ и Джексоном. Джебом осёкся: ни тому, ни другому позвонить не получится. Номер Ёнджэ он удалил в тот день, когда они окончательно разошлись. А номера Джексона у него никогда не было за ненадобностью. Ведь Джексон очень долгое время жил не в Корее, поэтому Джебом списывался с ним по интернету. Но Джексон сам в последнее время был какой-то странный, так что толку от него не будет вообще.       Тогда Джебом стал обзванивать все больницы. Везде ему отвечали одно и то же: сказать точно, поступал ли молодой человек, подходивший под его описание, они не могли. Тогда Джебом, похолодев изнутри, нашёл номера моргов. Каждое ожидание казалось зловещим. Он слышал у себя в голове страшный вердикт ещё раньше, чем на другом конце брали трубку.       Пока он слушал безразличные гудки, что-то внутри щёлкнуло. Что-то, что не щёлкало никогда.       От моргов он тоже не получил внятной информации. Тогда он опять стал шагать из угла в угол. Время резало его острым ножом прямо по груди, но ему было не больно. Вся боль, всё волнение, всё напряжение и вся его жизнь собралась в уже осязаемую, одну-единственную мысль: «БэмБэм».       Он закусил кулак. Хотелось бежать на улицу и искать, искать, искать. Но где? А вдруг ему перезвонят из больницы и скажут ехать туда тотчас же? Чтоделатьчтоделатьчтоделать??????..       В коридоре что-то шелохнулось. Джебом, весь натянутый от перенапряжения, рванул туда.       – Господи… – выдохнул он, присев на корточки, потому что ноги больше не держали. Он закрыл рот рукой, глядя перед собой в пустоту. Хотелось плакать, но он не мог. Сил больше не оставалось ни на что.       Ему всего лишь показалось. Наверное, этот звук пришёл из соседской квартиры. А его квартира оставалась по-прежнему пустой.       Позвонить Джинёну? Джинён поможет всегда. Сказать ему, что Бэм пропал, что телефон отключен. Джинён должен сам всё понять и предложить спросить у Ёнджэ. Джебом набрал номер Джинёна и замер. Гудки тянулись и тянулись. Потом до Джебома дошло: трубку никто не возьмёт. Он опешил, но звонок всё-таки сбросил. Тогда он остался совсем один в огромном городе.       Он так и сидел на корточках в тёмном коридоре и смотрел в никуда, прикрыв рот рукой. Он даже не понимал, каким образом работает время. Где-то в глубине квартиры настойчиво тикали часы. Он не представлял, зачем.       – Джебом?       Он очнулся, не понимая, где находится. Откуда-то сверху лился желтоватый свет, перекрытый силуэтом. Прищурившись, он чуть не расплакался.       – Ты, – сказал Джебом. Он попытался не то встать, не то податься вперёд и, всё ещё стоя коленями на полу, упал и обхватил холодные и мокрые бёдра. Он прижался к ним щекой крепко-крепко, пытаясь понять, бредит он или это правда.       – Бом-и, что случилось? – на голову легла холодная рука. Эта рука должна быть тёплой и мягкой, уютной и ласковой, но точно не холодной!       Джебом, резко собравшись, встал на ноги. Бэм заглянул ему в лицо. Джебом улыбнулся так, что стало больно: он уж подумал, что больше не увидит этих больших тёмных глаз!       – Ты подумал, что я тоже попал в ту ужасную аварию, да? – спросил Бэм; он никогда не брал с собой зонт и почти никогда не носил куртки с капюшоном, поэтому сейчас стоял перед Джебомом, промокший до нитки. Джебом обнял его крепко и смог только кивнуть. Брови Бэма приподнялись болезненно:       – Прости, я не успел позвонить. Телефон разрядился, а пауэр бэнк я забыл сегодня дома. Я задержался в университете, нужно было зайти в библиотеку… А потом я опоздал на свой обычный автобус. Я слышал, что в центре была авария. Начался хаос, люди не могли никуда попасть. Да ещё и этот дождь!       Джебом слушал его и не переставал целовать его замёрзшее лицо. Когда Бэм замолчал, Джебом снова посмотрел ему в глаза. В тёмных больших глазах вдруг что-то влажно заблестело.       – Я так перед тобой виноват, Джебом-и…       – Тише, не надо, – сказал Джебом и аккуратно взял его на руки; сердце Бэма, если прислушаться, билось совсем рядом. – Лучше скажи, чего ты хочешь.       – Сейчас? – удивился Бэм, будто не понимая вопроса; его руки сцепились в крепкий замок на шее Джебома, и ему захотелось, чтобы так было всегда. Джебом, закрыв входную дверь, медленно понёс его дальше в квартиру.       – Прямо сейчас. И на остаток жизни тоже. Потому что я больше тебя от себя не отпущу никогда и никуда.       Губы Бэма дрогнули в улыбке. Джебом почувствовал, что кроме неё, ему больше ничего не нужно.       – Давай начнём с горячей ванны и бокала вина? Что скажешь, котёнок?       – Идёт, – улыбнулся Бэм. Он смотрел на Джебома сверху вниз, но Джебому казалось, что в руках у него что-то крошечное, нуждающееся в заботе и ласке, в его тепле. У него начинала кружиться голова от одной только мысли, что он сейчас будет заботиться о таком дорогом, прекрасном и любимом мужчине. О своём мужчине.       Когда они пришли в ванную и включили горячую воду, Джебом, раздевая Бэма без какого-то сексуального подтекста, опять заглянул ему в глаза. И выдохнул так легко, как не выдыхал ещё никогда:       – Я тебя очень люблю.       – А я люблю тебя чуть-чуть сильнее, – улыбнулся Бэм с хитрецой. Но Бэм никогда не шутил с любовью, Джебом это знал.       Наконец, они оба были честны друг перед другом.