Подрастающие

***

      В аккаунте Джинёна в инстаграме впервые за очень долгое время появилась новая фотография. На ней под светом единственного фонаря, освещавшего полную темноту, стояли Джинён и Джексон. Джексон улыбался настолько широко, что казалось, будто улыбка занимает пол-лица. Джинён целовал его в щеку, обняв одной рукой за плечи и прижимая его к себе. Джексон, растворённый в моменте, цеплялся за его пальцы.       Югёму показалось, что он ещё никогда не видел их настолько счастливыми.       Вообще, Югёму казалось, что все понемногу становились счастливыми.       С Джинёном и Джексоном всё стало ясно. Их старый конфликт, про который сам Югём забыл давным-давно, каким-то чудесным образом испарился, будто его и не было. Ёнджэ, встречавшийся с ними в ресторане несколько раз, не переставал радоваться, какими счастливыми они стали. По его рассказам Югём понял, что Джинён не отходит от Джексона ни на шаг. Югём, проживший с Джинёном бок о бок несколько месяцев, и представить себе не мог, что Джинён, оказывается, умеет не только поучать. Он придерживал дверь для Джексона, стирал с его губ остатки соуса, расплачивался за него, угощал тем, чего у него было в тарелке, любовался его улыбкой, смешил его, обнимал прилюдно и прилюдно же ходил с ним за руку.       То, что описывал Ёнджэ, у Югёма никак в голове не укладывалось.       Джексон, конечно, вбирал в себя всю эту любовь. По чьим-то старым рассказам Югём помнил, что Джексон, несмотря на огромный скандал, случившийся ещё в школе и завершившийся его позорным (по словам самого же Джексона) исключением, все эти годы преданно любил Джинёна. И ещё встречался с другими мужчинами – их, по слухам, было не менее десятка, а ещё, говорят, случались и женщины. Джексон, как считал Югём, был слишком двубоким, чтобы его можно было оценивать только с одной стороны. Югём видел в нём вечную борьбу между жёстким, неутомимым спортсменом и страдающим, жаждущим чужой любви человеком без определённой цели в жизни. Джексон всегда старался держать лицо, однако Югём помнил, как они вместе пошли в клуб полгода назад. Джексон отлучился в туалет и пропал. Югём было подумал, что Джексон там случайно отключился, но не тут-то было: у Джексона случилась истерика. Югём нашёл его, зарёванного, красного и дрожащего, в самой дальней кабинке туалета. И времени, чтобы привести Джексона хоть немного в себя, ушло очень много.       А теперь Джексон весь сияет и постит фотографии их с Джинёном рук с переплетёнными пальцами у себя в инстаграме. Люди вообще умеют оправляться от тяжёлых жизненных ударов настолько быстро? Тем более, войдя в отношения с человеком, который тебя скинул на самое дно?       У Бэма с Джебомом, по словам Ёнджэ, всё тоже было распрекрасно. С Джебомом Ёнджэ общаться не мог, а вот Бэм постоянно говорил, что Джебом поменялся в лучшую сторону. Что стал заботливее, внимательнее. Бэм говорил, что ещё никогда его не окружали такой лаской (тут Югём усмехался, но про себя), что он никогда не чувствовал себя настолько любимым. Хвастался ли он или же признавался честно, Югём не знал и знать не хотел. Но опять же, даже дальние знакомые стали замечать, что Джебом стал добрее, менее принципиальным.       Когда Югём пришёл к нему извиняться, ничего подобного он не заметил.       Через десятые руки Югём выведал, что по четвергам Джебом задерживается в офисе допоздна, а все коллеги расходятся по домам. «Это и будет тот самый день,» – сказал себе Югём сразу же. Он прекрасно понимал, что извиниться перед Джебомом придётся – таковы правила, и они одинаковы для всех. В глубине души Югём был согласен с Джебомом не полностью: наверное, не стоило так часто говорить слово «собака», ведь оно такое унизительное. Но в общем и целом Югём, выросший в тени «педагогического таланта» Джинёна, привык просить у старших прощения, когда они того требовали. Именно поэтому он собрал всю покорность в кулак и пошёл к Джебому на работу в один из четвергов.       Югём никогда не видел, чтобы глаза Джебома становились настолько круглыми, как в тот момент, когда Югём постучал по дверному косяку, молча прося позволения зайти в кабинет.       – Югём? – будто не веря своим глазам, переспросил Джебом и сразу же ухмыльнулся. – Неужели пришёл? Ну, заходи, раз так.       Югём, рассматривая носы запылившихся ботинок, бесшумно прошёл в офис Джебома. Он слышал, как Джебом поднялся из своего большого кресла, обошёл стол и присел на его край, складывая руки на груди. Он всегда делал одно и то же.       – Что мне сделать, хён?       – Сделай так, как тебя учил Джинён-хён.       У Югёма в голове будто раскрылась капсула с пустотой. Все его действия стали автоматическими, почти инстинктивными. Он знал правило даже слишком хорошо. Чуть поддёрнув брюки, Югём сел перед Джебомом на колени, положил раскрытые ладони себе на бёдра. Головы он не поднимал, потому как «не смел», как учил Джинён.       – Ну что? – надавил Джебом; голос – ледяной. – Я тебя слушаю.       – Джебом-хён, – начал Югём; он изо всех сил старался, чтобы голос не дрожал. – я пришёл, чтобы попросить у тебя прощения. Я знаю, что поступил просто отвратительно. Ты, как внимательный хён, который желает только добра всем своим тонсэнам, сказал мне то, что я сам не заметил. Ты указал мне на огромную ошибку, которую я совершил по глупости. Все хёны знают, что я не очень умный человек и что мне многому нужно ещё учиться. Я стараюсь учиться у хёнов, потому что они умнее и мудрее меня. И теперь я понял, что жутко опозорил честь хёнов, воспитывающих меня и заботящихся обо мне. Я поступил как последняя собака, когда вместо разума послушал то, что плодит во мне зло и мерзость. Прости меня, пожалуйста, Джебом-хён. Я много думал о своём поведении и решил, что больше так поступать не буду никогда и ни за что.       Повисла пауза.       – Это всё?       – …да, – судорожно соображая, выдавил из себя Югём. Потом он услышал, как Джебом подошёл ближе. Рука Джебома похлопала Югёма по щеке, – вроде как одобрительно, – а потом приподняла его лицо за подбородок. В глаза хлынул синеватый свет офисных светильников, отчего глаза начало резать, но Югём «не смел» моргать. Он смотрел на Джебома снизу вверх, не глотая и не дыша, видя лишь его расплывчатый силуэт из-за набежавших от яркого света слёз.       – Ну, – Джебом замолчал, будто оценивая; Югём очень надеялся, что Джебом договорит как можно скорее. – Неплохо… хотя можно было и лучше.       Джебом смотрел сверху вниз, не отпускал подбородок.       – Можешь идти домой. У меня много дел.       – Спасибо, хён, – Югём поклонился низко и, не поднимая головы и не разгибая спины, выскочил из офиса тотчас же.       Он отписался Ёнджэ, что задерживается в танцевальной студии, на что Ёнджэ, никогда не подозревающий ничего плохого, ответил «хорошо, Гём-и ^_^». А самому Югёму хотелось просто стереть себя с лица земли: Джинён и Джебом воспитывали его примерно таким же образом с того самого дня, когда они познакомились, когда Югём был ещё ребёнком. Оборачиваясь назад, он понимал, что «методы воспитания», особенно у Джинёна, были крайне сомнительными, потому что часто базировались на беспрекословном подчинении, демонстрируемом через унижение перед старшими. Буду подростком, Югём принимал такие условия. А когда вырос, понял, что все эти годы его обманывали и издевались над ним.       По дороге домой, чтобы немного проветриться, он купил сигарет и пошёл окольными путями. Он выкурил всю пачку, до последней сигареты, но этого не заметил. Он постоянно вытирал щёки тыльной стороной ладони, закуривал ещё и старался не думать вообще ни о чём.       Где-то через час он вернулся домой. Ёнджэ улыбнулся ему с кухни, и Югём, не чувствуя ног, побрёл к нему.       – Ты курил, что ли? – спросил Ёнджэ, обнимая Югёма в ответ и поглаживая по волосам. Югём не нашёл голос, чтобы ответить, и просто зарылся носом в воротник его домашней толстовки.       – Хён, ты видел Марка-хёна недавно?       – Видел, буквально на прошлой неделе. А что, Гём-и?