Апельсиновый сок

Спустившись по ветхой, шаткой лестнице вниз, к гостиной, Гермиона заметила, что Снейп с помощью магии, конечно же, уже начал приводить дом в порядок. Пыли определенно стало меньше. Это немного её расстроило. Еще будучи маленьким ребенком, до времен Хогвартса, она успокаивала иногда нервы и скопище непослушных мыслей уборкой. Её успокаивал процесс налаживания пространства вокруг себя, возможность хотя бы книги на полке и постельное белье держать под контролем. Но сообщать профессору о своих желаниях девушка не собиралась. Он бы осмотрел её с ног до головы, иронично поднял поседевшую за 6 последних лет бровь и бросил бы какую-нибудь неприятную фразу о том, что подобными глупостями она сможет заняться в Норе, когда наконец станет инкубатором для создания новых Уизли. От этой мысли бросило в дрожь, но Грейнджер так и не поняла, что пугало её больше: насмешки или возможная в будущем реальность. Отведя почти физическим усилиям расстраивающие мысли из уставшей головы она обратилась к зельевару с максимально возможным для обстоятельств голосом: — Я не знала, что вы уже начали, профессор Снейп. Я бы хотела помочь вам, скажите, пожалуйста, что я могу сделать. Снейп прохрипел, прижимая влажный платок к носу. Небольшая защита от пыли, конечно, но хоть что-то для чувствительного обоняния. — Если бы вы не провалялись в кровати до обеда, то, возможно, и смогли бы принести пользу, но знаете такое выражение «Поздно пить боржоми, когда почки отказали?» Её удивлению не было предела, но девушка постаралась сделать так, чтобы челюсть не стукнула об пол, и для этого прикрыла её рукой в смущенном жесте. Снейп откуда-то знал маггловские фразочки. Причем не крылатые выражения, не цитаты великих умов. Он только что просто бросил обыкновенную, простую, используемую любым маггловским школьником шутку. Это было странно, необычно и будто неправильно. Эта мелочь создала трещину в его, как ей казалось, непробиваемом панцире. Это было ново. Длинный человек в черной мантии, достающей до пола, растекающейся по нему, стоял перед ней, похожий на кладбищенское надгробие около склепа. Его движения — складные и изящные, завораживали. Ему не приходилось вспоминать заклинания, задумываться о них, магия органично лилась по его руке, сливая пальцы с палочкой, будто продолжая их. И эта картина напомнила Гермионе то чувство из детства, и впервые за много лет она на долю секунду испытала уверенность в происходящем, в том, что почва не уйдет у неё из-под ног ни на секунду, и, хоть и не до конца осознавая каждое его действие, она увидела красоту. Можно ли забыть о красоте в столь юном возрасте, если вся твоя нежность ушла на то, чтобы не погибнуть во время войны? Чтобы смириться с ролью того, кто должен быть готов отдаться смерти? — Я думаю, мисс Грейнджер, — отозвалась статуя, сломав мистику момента, — что ваши размышления совершенно неуместны по причине своей контр-продуктивности. Лучше займитесь чем-нибудь полезным. — Вы читаете мои мысли, сэр? — Отчего-то эта мысль не показалась оскорбительной. Зельевар отвернулся и его спина сказала: «А вы как думаете?». Еще некоторое непродолжительное время они занимались уборкой. Расставляли книги на полках, убирали пыль с мебели, пола и вообще всего вокруг. Гермиона приоткрыла занавески на некоторых уцелевших окнах и солнце лизнуло лучом пол. Снейп осмотрелся. На полке стояла прозрачная ваза с полевыми ромашками. Когда они закончили, Грейнджер привычным движением, со времен не волшебной уборки, хлопнула ладонью о ладонь, будто пытаясь стереть с них несуществующую грязь. Северус заметил этот жест и увидел в нем что-то знакомое, что-то из далекого прошлого. Будто скрип детских качелей или падающие хлопья снега за окном, жест показался близким и напомнил о чём-то былом, чём-то уже настолько эфемерном, что восстановить его в памяти до конца было невозможно. Но от этого чего-то на душе почему-то потеплело. — Мисс Грейнджер, я думаю, что если мы закончили, то стоило бы присесть и обсудить наш дальнейший план действий, раскрыть вам некоторые подробности для лучшей ориентации. Вы, конечно, позабыли о своем вчерашнем обещании, но ничего страшного, в доме достаточно пергамента, — он усмехнулся. Миона достала из кармана джинс блокнот и ручку. Усмешку стерло с лица зельевара, а складка морщин между бровями стала глубже. Её лучезарная улыбка самодовольства раздражала больше всего на свете. Снейп знал это выражение лица с чертового первого курса Мисс Всезнайки. Посмотрите, какая я молодец! Похвалите меня! Северус не мог упустить возможности поддернуть ногтем эту её царапину и вогнать палец поглубже, шевеля ранку изнутри. — Я должен вручить вам медаль, мисс Грейнджер, за то, что вы смогли выполнить простейшее обещание? Улыбка не сошла с лица Мионы, а складка между бровей стала похожа на каньон. Он бы хотел раздробить её позвоночник молотком, но даже в этом случае гриффиндорка бы поползла вперед. Бескостная и упорная. Уродство. Последние следы мыслей о красоте перекрылись в его сознании фантазиями о бескостной, ползущей Грейнджер, и зельевар улыбнулся себе под нос.