Апельсиновый сок

Северус метался диким зверем по узкой клетке и почти выл, но придерживал рукой звуки, выходящие изо рта. Он напоминал себе беспомощного ребенка, у которого резались зубы. Он был болен, сломлен и глубоко несчастен, и ужасно испуган. Хотеть свою ученицу? Бесполезную, глупую школьницу? Дрочить на её нижнее белье? Да, паршиво. Да, мерзко, но это не слишком ужасающая часть его биографии, нечто подобное вполне себе вписывается в характер Северуса Снейпа - упивающегося смертью, прислужника Волендеморта. Влюбиться в школьницу? В безалаберную, непослушную Грейнджер, которая и дня прожить не может без того, чтобы сделать что-нибудь ужасно занудное... Вот это действительно жалко и смешно. Северус отсчитывал шагами сантиметры комнаты, дергался, подносил руки к длинному носу и убирал их обратно. Он глубоко дышал,дрожа всем телом и шептал проклятия себе под нос вперемешку с самым отборным матом. Что с ним произошло, что случилось, что сделало его таким... Беспомощным? Всезнайка Грейнджер, пожалуй, привлекательна только лишь исключительно своей молодостью и этого просто не может быть достаточно для чего-то большего чем простое желание трахнуть её. Перед глазами пронесся последний месяц их совместного проживания: глоток кофе по утру на уже общей кухне, лучи восходящего солнца облизывают лицо Грейнджер, превращая её темно - карие глаза в медовые. Тонкие пальцы тянутся к ингредиентам на столе, нос шмыгает при попадании запаха варева в него же. Грейнджер, Грейнджер, Грейнджер, слишком много Грейнджер вокруг. И бесконечная череда её занудных разговоров о маггловской литературы. На кой черт ему знать кто такой Лев Толстой и что за нудятину он умудрился расписать на три тома? На кой черт Северус просит Гермиону рассказывать? Сколько лет сердце человека должно черстветь, убиваться, ломаться и подвергаться всевозможным пыткам, чтобы окончательно перестать иметь возможность влюбляться? Снейп подумал о том, что возможно не дотянул всего лишь немного, совсем капельку, чтобы прийти к оледеневшему его состоянию, чтобы стать как железный человек из страны ОЗ. В ту же секунду, как эта мысль пронзила голову мужчины он кинулся вновь в угол комнаты и сполз по стене, держа руками волосы, стараясь будто бы выдернуть их, чтобы хотя бы на секунду отвлечься. Об этой идиотской книге ему рассказала идиотка гриффиндорка, она прочитала ему отрывок, а он попросил её ПРОДОЛЖИТЬ и смеялся как школьник с нелепого чучела, сопереживал главной героине Элли, которая так отчаянно сильно хотела вернуться домой. Профессор радовался, когда у нее получилось и улыбался, когда чтение закончилось. Он постоянно улыбался, когда чертова Грейнджер говорила с ним. Улыбался все время, каждую секунду проведенного с нею времени и старался эту улыбку скрыть чем-нибудь, как-то прикрыть. Острил, задевал, грубо шутил, оскорблял прямым текстом, а чертова девчонка только растягивала свой рот и продолжала рассказывать о маггловских книгах, желала спокойной ночи, готовила тосты и яйца на завтрак. Он не переставал быть чудовищем, он никуда не дел свой характер, он все еще пытался задеть девушку всеми доступными для своего опыта способами, но броню Мионы ничего не брало. Почему? Почему? Почему? Почему она попросила Поттера и Уизли не звонить больше в их дом? Почему готовила завтраки, почему убиралась, почему заботилась о том, чтобы его кофе был горячим и вкусным по утрам? Это похоже на неуместную, дурацкую игру в семью. Игру, в которую Северус, как он думал, он никогда не поиграет, даже понарошку изображая из себя мужа или отца. Пальцы Снейпа еще сильнее сжали его собственные волосы и потянули их в сторону. Он замычал, подтянув колени ко рту, чтобы прикрыть их в диком приступе паники, стараясь не зарыдать так сильно, будто ему не было еще и 7 лет. Будто он был ребенком, испуганным грозой и жаждал матери, которая должна была его успокоить. Слезы покатились градом, ручьем по бледному лицу, оставляя мокрые дорожки, мучая кожу, больно слепя глаза и Северус не понимал, что ему делать прямо сейчас. Такой круговорот эмоций, чувств, переживаний не был привычен и даже не казался возможен. Почему, черт возьми, Грейнджер его поцеловала? Поток усилился и вой начал переходить в крик, зельевар сильнее прижал колени ко рту, надеясь хоть немного заглушить шум собственных страданий. Он видел как умирали дети, он смотрел на отрубание по живому человеческих конечностей, он ломал, он мучил, он насиловал, он травмировал всеми возможными способами, но приходил в свои покои и занимался делом, которым должен был заниматься спокойно, не дрогнув бровью. Но он не рыдал, прикованный невидимым оружием, пригвожденный будто на распятии к полу всем телом. Он находил в себе силы держаться, идти дальше, жить дальше. Северусу было тошно. Тошнило от самого себя и от этих ощущений. Он применил Обливиэйт к чертовой девчонке и это было настолько глупо, настолько неправильно. Это было одно из самых его непростительных, непредусмотрительных решений. Тысячи раз он манипулировал одним из самых могущественных волшебников современности не прибегая к магии, находя другие пути для победы для, казалось бы, неравного боя, а тут не смог справиться с обыкновенной школьницей и пульнул в её голову трусливое, дешевое заклинание, лишь бы она забыла его испуганные глаза и трясущееся тело. Почему она поцеловала его? Почему она обняла его? Почему пожалела? Почему же он так на это разозлился? Снейп не понимал откуда взялись эти неуместные, беспричинные чувства к молодой женщине, которая всего то пару раз попила с ним кофе. Он не знал причин своего трусливого поведения, не осознавал почему попал в такое бедственное положение, но одно было точно ясно: из него нужно выходить и как можно скорее, потому что иначе проблемы из еще возможно не неисправимых перерастут в их антоним. Все еще укачивая самого себя, прижавшись спиной к холодной стене он думал о том как почти лишь мгновение назад укладывал Миону, лишенную на некоторое время сознания в её кровать, как провел старой, мерзкой рукой по молодому красивому лицу, убирая непослушную прядь - гаргону с волос и слезы вдруг полностью прекратились, будто Северус достиг вершины, пика своих эмоциональных возможностей и был раздавлен собственными чувствами, лишенный возможности хоть как-то реагировать хоть на что-либо хоть когда-нибудь еще. Но ноющая боль внутри убедила его в обратном и с усмешкой прошептала очень тихо, так чтобы никто в мире кроме Северуса никогда-никогда не услышал: -Теперь я здесь и я собираюсь болеть.