ID работы: 7696867

Юное сердце на Розе Ветров

Слэш
NC-17
Завершён
183
автор
Размер:
1 480 страниц, 108 частей
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
183 Нравится 1088 Отзывы 79 В сборник Скачать

32. Стена Неверия

Настройки текста
«Ох, где я?.. Что со мной случилось?.. Почему так больно?..» Блуждающий разум понемногу возвращается к юноше. Открывая глаза, он видит лишь смутные очертания в режущем белом свете. Довольно быстро зрение набирает четкость, но сознание еще слегка затуманено. Звучат какие-то голоса. Он видит какие-то образы — сначала смутные, расплывающиеся контуры чьего-то лица перед собой, которые скоропостижно приобретают резкие черты. «Председатель!» — мысленно поражается Амане. Осознание, что он находится в школьном медпункте приходит как-то само по себе. Да только как он сюда попал и вообще, что здесь делает председатель? Ужасно болит голова… Юу прижимает руку к виску, пульсирующему болью. — Что с Вами произошло?! — звучит взволнованный голос Батори. — Вы помните хоть что-нибудь? Кто на Вас напал? Юу лежит пораженный и молчит. Воспоминания произошедшего нахлынули на него буквально сразу, как он открыл глаза. Он помнил всё, от первой до последней минуты, вплоть до того, пока не лишился сознания. Он помнил эти лица, эти жуткие похотливые взгляды с грязными улыбками, эти руки, тянущиеся к нему, помнил свое отчаянное сопротивление. И эти завораживающие блестящие синие глаза, в которых плясали черти, когда они неотрывно следили за ним, и губы, что потешались над ним и его мучениями… Всепоглощающий липкий ужас вцепляется в каждую клетку, заражая ее своим смрадом безысходности и потерянности. Разум вскипает, тело немеет. Хочется выть, кричать, что угодно, лишь бы сойти с ума и кошмарные видения оставили в покое. Несправедливость, чужая злоба, беспомощность перед большей силой, малодушное желание подчиниться ей, непримиримость с собственными слабостями и непонимание, как можно творить нечто подобное с живыми людьми. Вот так запросто топтать чужое достоинство. Все это разом обрушивается на дрожащие плечи Юичиро, как только разум возвращается к нему. И еще этот возглас, раздавшийся как гром среди ясного неба, заставивший прекратить это жестокое бесчинство… Неподвижные фигуры, смыкающиеся по кругу точно черное небо… Всё как ужасный сон, и становится жутко только от того, что ты понимаешь, это вовсе не было сном. Тот испытанный страх, те жуткие секунды были реальностью. Становится ужасно страшно при мысли о том, что было бы, если бы Мика их не остановил. — Не нужно так сразу, дай ему прийти в себя, — звучит второй не менее встревоженный голос, принадлежащий Шикаме Доджи. Он стоит чуть позади Ферида, у постели, на которой возлежал пострадавший. Опуская руку на плечо Батори, он также с волнением глядит на Юу. — Простите… — едва слышно шепчет тот, ибо сил на то чтобы говорить, пока недостаточно. — Прошу, скажи мне их имена. Ты должен был их видеть. Хоть одного! — настойчиво допытывается президент. — Назови их! — Выглядит ужасно, — заключил Ши, осматривая пострадавшего. — Складывается впечатление, что над ним хорошенько поизмывались. Что там могло произойти? — Юичиро, скажите мне, что там было? — голос Батори все еще встревожен, но начинают появляться стальные нотки спокойствия. Он видит, что парень слишком изнеможен, чтобы сейчас выпытывать у него информацию. — Ферид, я думаю не… — Ничего… — проговаривает Амане, тяжелым и обреченным взглядом упираясь в стену напротив. Доджи, которого оборвали на полуслове, с едва уловимым страхом бросает взор на Юичиро. «Молчи, молчи дурак. Не выдай его, иначе конец…» — Ничего ужасного не произошло… А все, что было, случилось только по моей вине. — Что ты хочешь этим сказать? — распахнул глаза Батори и переглянулся с Шикамой. — Ты заслужил то, что с тобой сотворили? — Да… — Ферид, может стоит закончить этот допрос с пристрастием? Он еще слаб, чтобы отвечать на твои вопросы. — Но я обязан знать, что произошло! — Ферид воззрился на него так, что Ши невольно отшатнулся и поежился от столь леденящего кровь взгляда. — Я понимаю, но и ты пойми, от того, что ты третируешь его, легче ему не станет. Сейчас парню нужен покой, — мягко улыбнулся ему Доджи. — Оставь свои выяснения на попозже. Закусив губу, Батори снова устремил взгляд с Ши на Юичиро. «А ты молодец, Юу, я не ожидал такого от тебя», — думал Шикама, вглядываясь в лицо ученика. — Как ты сейчас себя чувствуешь? — осведомился Ферид у больного. — Уже лучше, спасибо, — ответил Юу и не соврал ни на грамм. Несмотря на перенесенный стресс и побитое тело, физические силы быстро восстанавливались. Он был убежден, что уже может встать и без помощи со стороны передвигаться по комнате. — Наш врач, господин Каё, говорил, что серьезных телесных травм у тебя нет и ты должен будешь быстро оправиться, — серьезно произнес Батори. — Нужно предупредить твоих близких. Пусть они приедут и заберут тебя. Как бы ни было, но одному тебе отправляться домой нельзя. — Близких? — почему-то эта мысль, вызвала у Юичиро предубеждение. — Нет, прошу не нужно. Я в полном порядке и сам доберусь до дома, — в доказательство своих слов, он сдернул с себя одеяло и, спустив ноги на пол, встал. Однако все же ухватился за быльце, почувствовав сильную слабость и головокружение. — Прошу, не нужно обо мне беспокоиться. Я не хочу никого тревожить. Насчет случившегося можете не волноваться, дома, если придется объясняться, я скажу, что это случилось по дороге домой. Вашей вины здесь нет. Во всем виноват только я сам, — умоляюще взглянул он на председателя школьного совета и на его заместителя. — Пожалуйста, не нужно им звонить. «Возможно это я своим глупым поведением вынудил тебя так поступить со мной, и только поэтому ты мстил мне. Я не держу на тебя зла, хоть и сам не понимаю почему. Но я более не могу испытывать к тебе ненависть… Хотя ты заслуживаешь ее больше, чем все, кого я знаю, но я не в силах справиться со своими чувствами… Ведь даже таким, забавляющимся моей слабостью, смеющимся над моей беспомощностью, я все равно люблю тебя… Мика. Да, вне всяких сомнений это так, люблю… И теперь я точно знаю это… Именно поэтому я еще больше боюсь за тебя, поскольку увидел в какой ужасной компании ты пребываешь. Какие мрази окружают тебя. Ты сам заманиваешь себя в клетку и сам затворяешь за собой дверцу, надеясь отыскать в ней спасение, но нарываешься только на беды…» — Он еще плохо держится на ногах, сам он не дойдет. Я позабочусь о том, чтобы его забрала мать, — сказал Доджи и уже было собрался выйти из медпункта, но Батори жестом остановил его. — Постой. — Но… — Ты находишься не в лучшем положении, но все равно решительно отказываешься от того, чтобы родные забрали тебя, — не обращая внимания на Шикаму, Ферид пристально смотрел в лицо Юичиро. — Вероятно, у тебя есть для этого причины. Но как ты собираешься добираться? Ты еще плохо стоишь на ногах. — Вздор! Нужно предупредить его родных и не слушать его, — фыркнул Доджи. — Как ты намерен это сделать? — Ферид продолжал прямо глядеть на парня. — Мне уже намного лучше, я клянусь. А как только я выйду на свежий воздух, любое недомогание как рукой снимет, уверяю Вас, господин президент, господин заместитель, — Юу взглянул на Шикаму, а потом снова перевел взгляд на Батори. — Так было неоднократно, я футболист и привык получать травмы на поле и потом быстро оправляться от них, — невольно ощутив расположение, исходящее от Ферида, в противовес непримиримому Шикаме, ответил Юичиро. Кажется, эти двое только что поменялись местами и теперь именно президент вызывал больше доверия, нежели это нежное, утонченное создание, стоящее за его спиной. — Хорошо, я послушаю тебя и не стану вызывать твоих родных, — Ферид поднялся и сверху вниз покровительственно взглянул на мальчика, сидевшего все это время на краю постели. — Только при одном условии. Чтобы убедиться, что все будет в порядке, я сам сопровожу тебя до твоего дома. Моя машина как раз должна уже ждать внизу. Так что мы можем поехать прямо сейчас. «Это еще что значит?» — нахмурился Шикама, но сразу же снова принял благостный облик. — Ваша машина? Поехать с Вами? — изумился Юичиро, не понимая, почему ему вдруг оказана такая честь. — Не вздумай отказываться. В противном случае от своей части сделки откажусь я, — в строгой интонации скользнула тень мягкой нотки, одновременно и поразившая и смутившая Юичиро. — Х-хорошо, я согласен, если Вы настаиваете, — он потупил глаза. — Ну? И как понимать этот жест доброй воли? — с усмешкой осведомился Шикама, когда они вместе с Феридом покинули больничное крыло. — Тебе точно больше ничего не известно об этом инциденте? — задал вопрос Ферид, не обратив внимания на предшествующий вопрос. — Я был бы не удивлен, если бы это твои ребята учинили подобное. — Почему сразу они? Амане Юичиро личность сейчас довольно известная, — с загадочной улыбкой проговорил Шикама. — Многие проявляют к нему неподдельный интерес и учинить расправу мог кто угодно, даже те, кто не желают победы нашей школьной команды на предстоящей игре. Только не воспринимай это как подсказку, я только привел пример, — усмехнулся он, ибо Ферид насторожился. — К тому же, драки и конфликты в школе для мальчиков — само по себе явление естественное. Они готовы сцепиться друг с другом за просто так, даже не имея на то веской причины. — Тем не менее, необходимо выяснить личности этих людей в ближайшее время, пока все не утряслось и они не замели следы. — Сейчас-то уже поздно выяснять в любом случае. Ведь те, кто были виновны, уже давным-давно разбежались по норам, как крысы. Сегодня их уже не достать. — Я продолжу завтра. — Я нисколько в этом не сомневаюсь, как и в том, что они понесут заслуженное наказание. Да только ты не ответил на мой вопрос. — На вопрос? — обернулся к нему Ферид и тот многозначительный взгляд, которым одарил его Ши, напомнил президенту о том, что он попытался проигнорировать вначале. — А как ты сам мог бы его расценить? — серьезно посмотрел ему в глаза Батори без единого намека во взгляде или в выражении на какие-либо личные мотивы. — Ты так побледнел, когда увидел его без сознания, а твои руки дрожали до момента, пока он не пришел в себя. О чем это говорит? О твоем чрезмерном волнении из-за него, — повел плечом Шикама, мягко взирая на президента. — Да, ты прав, — согласился Батори, опуская взгляд. — Я все еще не могу прийти в себя. Видя его бледное, почти как у мертвеца, лицо, я вспоминаю лицо Анри… Дрожь охватывает моё тело… — Этой истории уже много лет и ты никак не забудешь о том случае? — в голосе Доджи прозвучало сочувствие. Слабо усмехнувшись, Ферид ответил: — Только умерев, я смогу позабыть об этом дне. Прости, но сегодня я должен первым оставить тебя. — Ничего, я всё понимаю и даже не пытаюсь тебя удержать, несмотря на то, что мне этого очень хочется. — Только вначале скажи мне. Из этого следует, что твой порыв продиктован исключительно жалостью? — задал вопрос Шикама, когда Ферид прошел мимо. — Скорее, моим долгом перед учениками этой школы, — остановившись, но не обернувшись мрачно ответил ему Батори. Когда президент школьного совета скрылся из виду, Шикама тяжело вздохнул и направил задумчивый взор в окно. Этот вздох олицетворял множество эмоций испытываемых парнем в этот момент: и тревогу, и облегчение, и страх, и сомнение, и радость, и грусть. «Некоторые воспоминания продолжают преследовать нас по жизни и заставляют порой делать совершенно несвойственные нам вещи. И всё то благо, которое мы несем и которое другие, склоняясь перед величием нашего сердца, называют великодушием, в сущности делается лишь с той целью, чтобы искупить вину. Только из личных целей, оправдаться перед Богом и перед самими собой, мы проникаемся к людям, в которых видим источник наших мучений, и совершаем высокие поступки. Неужели тебя охватывает тот же страх и то же стремление?» Нерешенный вопрос так и остается без ответа, уступая более насущным вещам. Тогда же еще одно исказившееся ужасом лицо встает перед глазами Шикамы Доджи. Он снова переживает момент, когда, выйдя из своего кабинета с книгой, которую пообещал показать Батори, он увидел, как к нему подлетает перепуганный Микаэль и, словно онемев, просто молча и настойчиво тянет его за собой. «Твое лицо было белым, как стена, руки, словно лед, и прерывистое дыхание, с шумом вырывающееся из груди, многое сказали мне, когда вдруг ты ничего не объясняя потянул меня за руку. Уже тогда я понял, что произошло нечто ужасное, что-то, чего я не мог и ожидать. Ты привел меня на третий этаж, и там я увидел эту сцену. Ее нельзя было перепутать ни с чем иным, здесь явно некто подвергся насилию. Ты выглядел таким беспомощным, твои губы дрожали. Ты был так прекрасен в момент своего отчаянья, что я едва смог отвести от тебя взгляд. И как бы я не хотел полюбоваться тобой еще немного, я был вынужден успокоить тебя, и я это сделал. Я сказал, что верю в твою невиновность и непричастность к этому делу, в которой меня убеждал твой испуганный, сожалеющий взгляд, поэтому сказал, что тебе нечего опасаться и ты можешь довериться мне. Я попросил тебя лишь об одной услуге — промолчать о случившемся и уйти. Дальше я приказал завхозу, вертевшемуся неподалеку, чтобы следить за обстановкой, вынести это бессознательное тело в коридор, оформив все так, словно линчевание случилось именно здесь, и, заперев дверь своим личным ключом, вызвал Батори. Когда он пришел и увидел это, то буквально оцепенел. Он не мог представить, что подобное может случиться прямо у него под носом среди бела дня и более того, никого из виновников уже не будет на местах. Он приказал немедленно послать за врачом, предварительно выспросив нас обоих, не заметили ли мы чего-нибудь кроме этого. Я только сказал, что, выходя из кабинета, заслышал шум и сразу пошел посмотреть, но когда подоспел, застал только эту печальную картину, но никаких свидетелей инцидента не было. Завхоз тоже ничего не видел, он был у себя, до того как мне понадобилась его помощь. Все соседствующие аудитории заперты на ключ, следовательно, в них никто спрятаться не смог бы. Поэтому ясно одно — это случилось, но винить пока некого. Потом все зависело от того, что станет говорить Юичиро, когда очнется. Но он оказался не так глуп и предпочел не распространяться и я надеюсь, что он останется стоять на своем даже под гнетом президента, который, я уверен, не без причин вызвался везти его домой. Я больше чем убежден, по дороге к дому, он устроит ему еще один допрос. Главное, чтобы Юу молчал, и если он не полный дурак, он будет и дальше держать рот на замке. Кроме того, у него даже нет другого выбора. Сдать одного — это сдать всех, в том числе и его. А его наказания или исключения Юу теперь уже не перенесет. А Мика будет молчать перед страхом, что ему придется как-то объяснять тот ужас, который затеяли его друзья, и во всем будет уповать только на меня»

***

Шиндо вышел из школы. Он все еще был под впечатлением и от этого почти ничего не замечал вокруг себя. Он безумно волновался за Юу, боялся, что полученные травмы и сильный шок от стресса принесут вред его здоровью. Но больше всего Мику пугала мысль, что Юу никогда его не простит. Едва дождавшийся его появления, Леонард Коэн, предпочетший оставить Мику на время наедине с Юичиро, а потом вернулся и, не застав его в комнате, был крайне озадачен. Но слабое предчувствие, что Шиндо не сбежал домой, заставило его остаться и подождать немного на выходе, и, как оказалось, предчувствие не обмануло. Микаэль действительно вышел из школы спустя минут десять — потухший и отрешенный. — Мика, извини, что оставил тебя одного, но я подумал, так будет лучше для тебя, — сразу же обратился к нему Коэн. — Как ты? Я проведу тебя до дома. Все уже разошлись, но не думаю, что ты сейчас хотел бы их видеть. — Оставь меня, Лео, — тихо проговорил Микаэль. — Мика, — юноша коснулся плеча друга. — Я сказал, оставь меня и не прикасайся ко мне! — мгновенно, точно спичка, вспыхнул Микаэль и, отдернув руку, стремглав бросился прочь.

***

Если бы обстоятельства сложились иначе, Юичиро бы ощущал скованность, пребывая, не беря во внимание водителя, один на один с самой высокопоставленной личностью их школы. Однако парень находился в ужасном подавленном состоянии духа; по мере того, как осмысливал произошедшее с ним, и это обстоятельство заглушало все прочие чувства, даже те, которые он вдруг нечаянно осознал сам для себя по отношению к Микаэлю. — Как твоя голова, не кружится? — осведомился у него Батори. — Нет, я в полном порядке, благодарю, — нацепив слабую улыбку, ответил Юичиро. — Это мой недосмотр, — чуть сдвинул брови Ферид и склонил голову. — Я не сумел предотвратить случившееся с тобой. А ведь это моя прямая обязанность — замечать и останавливать разгорающийся конфликт. — Пожалуйста, Вы не должны винить себя. В случившемся виноват только я сам, — проговорил Амане, с трудом выдавливая из себя слова. — Я сам оказался глупцом, вот и пострадал за свою глупость. — Забавно, ты пытаешься успокоить меня даже в таком положении? — легкая улыбка тронула тонкие губы. — А, нет… ну, я…э-э, — Юичиро смутился и отвел взгляд. — Ты очень открытый человек, Юичиро, — произнес Ферид в непривычной для его повседневного образа манере. «Жаль, что рядом со мной нет таких чистых и открытых людей, как ты. Я не прогадал, когда впервые направил на тебя свой взор. Возможно, ты единственный, кто сможет совладать с ним и понять его сердце. Твоя душа незапятнанна, в ней нет порока, и она сумеет увидеть то, что не желают видеть другие… » — Послушай, — продолжил Батори более строго. — Люди, сотворившие такое с тобой, не заслуживают доброго отношения и уж тем более твоей жалости. Я прекрасно понимаю твои опасения, но уверяю, здесь и сейчас мы только вдвоем. Никто ничего не услышит и не узнает, если ты подумаешь и назовешь мне хотя бы одно имя, тогда… — Господин президент, пожалуйста — Юичиро прервал его. — Прошу простите меня, возможно Вы примете мои дальнейшие слова за дерзость, да только я не могу поступить иначе. А потому говорю: во всём в чем мог, я уже признался, остальное выдавать я не вправе. — Очень жаль, — со вздохом изрек Батори и направил спокойный взгляд на дорогу. — Тем не менее, я всё понимаю, а потому больше не буду тебя ни о чем спрашивать. «Да и не получилось бы. Мы уже практически на месте, — подумал Амане, обращая внимание на знакомые дома, утопающие в зеленой листве. — Увижу ли я тебя сейчас?» — с грустью подумал он, и тогда же тупая боль обиды резанула нутро. — Вот мы и на месте, — остановив машину у одного из дворов, доложил водитель. — Этот адрес? — уточнил Ферид у Юу и тот поспешил кивнуть. — Да, спасибо, что подвезли. — Пустое. Пойдем, я проведу тебя до дома, — с этими словами Ферид открыл дверцу со своей стороны. — Нет, не стоит, — возразил Юичиро, также выходя из машины. Резко выпрямившись, он ощутил, как его слегка качнуло в сторону, так что он был вынужден схватиться рукой за машину. Ферид этого не заметил, так как отвлекся на дом, к которому они подъехали, но даже слыша возражение подопечного не отреагировал на него и быстро приблизился к парню. Если бы Юичиро находился в другом положении, он возможно и испугался того, что сейчас об их с Микой тайне станет известно кому-то из школы, но поскольку его мысли занимали иные вещи, он даже не вспомнил о том, что хотел скрыть родство с Шиндо от других. — Пойдем, так нам обоим будет спокойнее, — только и сказал он, прежде чем вместе с Юичиро направиться к воротам. Юу не стал продолжать спорить еще даже потому, что банально не имел на это достаточное количество сил. Стресс был настолько велик и так крепко держал его под своим гнетом, что забирал последние крупицы энергии. Единственное, о чем он попросил Ферида, это о маленькой услуге — не выдавать истинного положения дел, на что председатель ответил, что сам не располагает достаточным количеством информации, чтобы кого-то в чем-то убеждать. Когда они приблизились к воротам, навстречу им уже шел хозяин дома, приметивший из окна гостиной подъехавшую к дому машину и вышедшего из нее Юичиро. Батори учтиво поприветствовал его. — Это Вы? Председатель школьного совета — Ферид Батори? Здравствуйте. Чем могу помочь? — слегка удивившись подобному визиту, вежливо отозвался Натаниэль Шиндо, приближаясь к двум школьникам. Однако когда он бросил взгляд на пасынка, тот час помрачнел. — Юу? Что с тобой случилось? Амане закусил губу и тогда в разговор вмешался председатель. — О, я прошу, не беспокойтесь, господин Шиндо, — сказал Ферид уверенным тоном. — Полагаю, Вы должно быть в курсе случившегося? Я прав? — опустив руку на плечо Юичиро, мужчина внимательно поглядел на сереброволосого юношу. — Господин Шиндо, во время возвращения домой произошла небольшая драка с участием Вашего сына, спровоцированного на конфликт группой каких-то учеников. К сожалению, я попал на финальную часть и все, чем смог помочь, это… — Батори помедлил, ибо бросив короткий взгляд на окна второго этажа, увидел наблюдающего за ними Микаэля. Но как только взгляд Ферида скользнул по нему, юноша поспешил скрыться. «Переговорить бы с тобой с глазу на глаз, маленький дьявол, тогда бы может что и прояснилось в этой ситуации…» — подумал Ферид и продолжил тем же тоном, что и прежде: — …доставить Вашего сына в наш медпункт. Ничего серьезного врач не обнаружил, не беспокойтесь. День-два и он придет в норму, а пока нужно дать ему немного времени на отдых. Что касается сдачи экзаменов, об этом тоже можете не волноваться. В связи с определенными обстоятельствами, он сдаст их с другим классом. — Нет, не нужно. Я в порядке. — Молчи, — мягко осадил Юичиро старший Шиндо и снова обратился к Батори, в то время как Юу только виновато склонил голову. — Благодарю Вас за содействие. Мы Вам очень обязаны. Ферид почтительно склонил голову. — Может, пройдете в дом? — предложил мужчина, но Ферид поспешил отказаться, сославшись на важные дела, а посему, распрощавшись, председатель вернулся обратно к машине, а Юу и господин Шиндо направились к дому. — Юу, ты можешь рассказать что произошло? Кто на тебя напал и зачем? — спросил Натан, пока они шли по тропинке к дому, но Юичиро выглядел настолько раздавленным морально, что мужчина понял, тянуть из него ответы сейчас бесполезно. Нужно дать ему время. Рассуждая таким образом, он не позволил и Эрике, бросившейся к сыну, донимать его излишними расспросами, за что Юичиро был ему крайне признателен. Он впрямь был измотан и нуждался в покое, и дополнительное чувство вины перед родными не делало его положение лучше. После того, как Эрика увела сына наверх, Натан остался стоять в гостиной. — Ты что-нибудь знаешь об этом? — спросил он, не глядя по сторонам. Со стороны это показалось бы странным, словно он спросил об этом сам себя, ибо в комнате больше никого не было. Однако вопрос был задан и задан с такой уверенностью, что поколебаться в присутствии здесь четвертого, до сей поры скрывавшегося из виду участника драмы, было невозможно. И впрямь, как только с губ мужчины слетели эти слова, из-за двери противоположной той, через которую мать увела сына, выступил Микаэль. Он был мрачен и бледен точно также, как тогда когда убегал от Леонарда. Вскоре ноги привели его к родному дому и, пробравшись в него почти незамеченным, он направился к себе в спальню и просидел там вплоть до появления у их ворот машины президента школьного совета, который привез вполне себе здравствующего Юичиро домой. Такой поворот событий, который Шиндо наблюдал из окна, потряс его. Юу вместе с Феридом, который наверняка в курсе ситуации и сейчас явился только для того, чтобы рассказать обо всем его отцу. «Шикама. Он. Он предал меня, обманул. Пообещал, что не расскажет, а сам доложил обо всем», — промелькнула убивающая мысль в голове. Однако понаблюдав еще немного за происходящим, Микаэль успокоился, а когда Юу и отец возвратились в дом, и вовсе сомнения насчет Шикамы рассеялись, точно облака, гонимые ветром. — Ничего… — глухо прошептал Микаэль, прижимаясь разгоряченным лбом к холодной деревянной притолоке. Сердце все еще сжимается в тисках, когда, закрывая глаза, он видит перед глазами такую картину — он сидит над бессознательным Амане, и когда касается его побледневших губ, изо рта вырывается и стекает к подбородку алая струйка крови, а слабое дыхание, касающееся его пальцев, обрывается. «Он умирает!» — пронзает голову мысль, точно ударом кинжала. Эмоции ужаса и непоправимого всепоглощающего горя захлестывают в один миг и, подрываясь на дрожащих ногах, Мика несется вон из комнаты. Туда, туда! К тому, у кого еще можно просить помощи! Скорее! — Куда ты? — строго спросил отец, когда Мика твердым шагом направился к двери. — Мне нужно на воздух… — К брату не желаешь зайти? — Натан поворачивает голову и серьезно смотрит на подростка, замершего на пороге. Склоненная голова, опущенные плечи, молчаливость и подавленность говорят о том, что ему что-то известно, но говорить он не может или же не хочет. Впрочем, есть вероятность, что он сам и не причастен к случившемуся, но оно на него так удручающе действует, что он не хочет видеть Юу. Может Мика и желал бы, желал зайти, удостовериться лично, что с ним ничего страшного, как заверял отец мачеху минуту назад, да только что-то не пускает его в эту комнату. Какое-то тяжелое чувство становится на пути несокрушимой стеной и уводит его в другую сторону. Также он понимает, что, скорее всего, Юу не захочет видеть его, по крайней мере сейчас, а потому без слов он покидает гостиную и идет к двери, вскоре скрываясь за ней. Вечером, когда время приблизилось ко сну, женщина вошла в полутемную комнату, в которой ее ждал муж. Задумчивый, он сидел в кресле и, подперев голову рукой, смотрел куда-то перед собой, однако когда она вошла, словно отбросил омрачавшие его мысли и поднялся. — Он уже спал, когда я вошла, поэтому я не смогла ничего ему сказать, — ответила она на вопрос, сквозивший во взгляде Натана, который он не успел озвучить. — Возможно, это даже к лучшему, что он уснул. Сон лечит любые болезни, пусть то физические, пусть душевные. Вот увидишь, утром он будет чувствовать себя намного лучше. — Ах, — женщина устало опустилась на постель. Бесконечные переживания за свою семью преследуют ее неустанно, отражаясь серой тенью на ее красивом лице. — А что с Микой? Я не видела его на ужине. — вдруг вспомнила она и с тревогой взглянула на мужчину. — С ним все хорошо, — успокоил ее Натан. — Он много времени провел в саду, но мне все же удалось загнать его в дом. — Я думаю, он тоже по-своему переживает. Натан тихонько усмехнулся и опустил взгляд. «Хотел бы я в это верить, но мне порой кажется, он вообще не способен переживать из-за чего-то всерьез» — Да… возможно. А вообще, эта ситуация… — он помедлил. — Я думал она разрешится куда быстрее, а все точь-в-точь да наоборот. В последние дни они совершенно перестали разговаривать. В какой-то момент вроде бы начало что-то налаживаться, особенно после тех твоих слов, когда ты рассказала, как застала их вместе… Я думал все изменится. А они и вовсе замкнулись каждый в своей раковине. — У них сейчас трудный период. Они растут, их взгляды меняются, им трудно примириться с чем-либо, если оно противоречит их идеалам, и также трудно им даются перемены. Юность такая непредсказуемая пора. Их кидает из стороны в сторону, они сами не знают, чего хотят, что им нужно от этой жизни. Они мечутся, они в поиске. — Она подняла взгляд исполненный нежности и устало улыбнулась. — Ты и сам должен помнить, что творилось с тобой в твои шестнадцать лет. — За детей, — продолжила Эрика после того, как дала ненадолго возможность погрузиться в дни своей сумасшедшей юности Натану, — за то, как они поладят между собой, я переживаю не меньше твоего. Я всем сердцем хочу, чтобы наша семья стала дружнее, но мальчики пока видимо, не готовы к этому. Им нужно дать еще немного времени, и они найдут общий язык. Они оба устали и измотаны, поверь, не меньше нашего, и я очень рада, что близятся каникулы. Это даст им возможность разобраться в себе. — Юу уедет в тренировочный лагерь, а Мика по собственному желанию останется здесь. Да, я с тобой согласен, — он подошел к окну. — У них у обоих будет достаточно времени подумать над своим поведением, находясь порознь. — Осталось совсем чуть-чуть, — Эрика поднялась и, став рядом с мужем, приобняла его и прислонилась щекой к его плечу. Оба смотрели на черное небо, усеянное мелкими звездами. Бледное, неподвижное ночное светило озаряло крыши и фасады домов, верхушки деревьев, увлекая в свои непостижимые романтические объятия парочки, решившие встретиться под ее сенью. Лежа в своей комнате, Юичиро то и дело бросает тяжелые взгляды на пустующую напротив постель. «Он так и не пришел…» — с тоской думает юноша, и сердце сдавливает словно в тисках. Ведь он знает, что Мика где-то здесь, но почему-то не желает возвращаться в комнату. А ведь он хотел его увидеть… Юу терзается этими мыслями, они доводят его до отчаянья. Он не понимает ничего. Ни той жестокости, которую способны творить люди по отношению друг к другу, ни равнодушия, проявляемого ними. Почему его нет? Он не желает видеть его, потому что понимает свою неправоту и ему стыдно показаться на глаза, или же он злится и обижается на него, и поэтому не идет обратно? Тот крик, заставивший этот кошмар окончиться, принадлежал ему. Но был он искренен или Мика просто испугался за то, что его друзья сделают то, что потом обернется проблемой для всех? «Спаситель ты или демон? Я уже ничего не понимаю, но мне так больно… Так больно… Сердце рвется на куски и ты всему виной, — Юу сжимает край одеяла. — Почему? Почему даже сейчас ты продолжаешь причинять мне такую боль?» Темная комната наполняется тихими рыданиями, свидетелем которых становится только бледная Луна. Сколько раз за свое многовековое существование она слышала эти стенания несчастных влюбленных, рыдающих ночами… И не счесть… Она бессильна пред Судьбой и слишком безжизненна, дабы сочувствовать, а потому может лишь с присущим ей холодным равнодушием небесных светил взирать свысока на эти ничтожные терзания человеческих сердец. Всхлипы доносятся из спальни, и кажется, их не слышит более никто, однако, также стоя в лучах величественной Луны, юноша с золотистыми локонами, прислонившись спиной к двери, внимает каждому звуку, доносящемуся с той стороны. И единственное, что выдает его эмоции, это пальцы, судорожно сжимающие рубашку на груди и губы, шепчущие в пустоту: «Прости меня, Юу…» Когда же звуки тихих рыданий стихают и дом погружается в давящую тишину, он медленно отходит от двери и идет по коридору к лестнице, а затем спускается вниз, по прежнему не решаясь пересилить то травящее душу чувство и переночевать в своей комнате. Он так взволнован произошедшим и так шокирован осознанием собственных чувств, которым он наконец-то смог дать определение, что боится не сдержаться и выдать себя с головой. Увидев Юу умирающим, он ощутил такую боль утраты, что сомневаться в том, что он любит этого упрямого зеленоглазого брюнета, больше не приходилось. Причем реакция Юу на чувства Мики будет однозначной. Он отвергнет его! Никто из домочадцев не нарушает утренний покой Юичиро, позволив остаться дома после неприятных событий, а потому, когда солнечный свет бьет в глаза и он открывает их, то видит лишь комнату, единственной живой душой в которой является он сам. Постепенно сонный разум заполняют различные мысли. Юу лежит не шевелясь, прислушиваясь к окружающим его звукам. Глядя на часы, он понимает, что взрослые решили оставить его дома, а иначе не позволили бы спать так долго. Он рад возможности никуда сегодня не идти, ведь даже после целительного сна он все еще ощущает некоторое физическое недомогание, усиливающееся давлением моральной угнетенности. Совсем не хочется возвращаться в класс, где в течение дня будут мелькать лица людей, заставивших его пройти через такой кошмар. Возможно, что, не прояви родители сегодня снисхождения и погони его в школу, он все равно не пошел бы туда, а прогулял где-нибудь в парке до конца дня. Вздохнув, Юичиро поворачивает голову и глядит на застеленную постель напротив. Тоска опутывает сердце колючей проволокой, а в голове звучит болезненный вопрос. «Неужели его так и не было всю ночь?» Ему почудилось некоторое время назад, словно кто-то копошится в вещах, возможно, это был Микаэль и он заходил, пока Юичиро спал, но как только он начал ворочаться в постели, тот выскочил из комнаты. Не желая его видеть и разговаривать, он предпочитает убегать. Чувствует ли он вину или бежит как раз потому, что не желает чувствовать себя виноватым перед Юичиро. Зная Мику, второй вариант куда правдоподобней, но именно он и заставляет сердце тягостно сжиматься. Этот человек просто не умеет признавать свою вину и, вспорхнув как бабочка от малейшего колебания, улетает всякий раз, когда появляется опасность, что его призовут к ответу. Его невозможно поймать, невозможно разгадать, невозможно удержать, он уносится прочь, стоит лишь немного потревожить его. Ну, а может, это было только сном… Видение, в котором ему почудилось его легкое присутствие и долгий взгляд, который, по видимому, и пробудил Юичиро ото сна… Что же ты чувствуешь, о чем думаешь, о чем тревожишься? Или ты вовсе не думаешь ни о чем и создан только для того, чтобы любоваться тобой? Ты поступаешь так ужасно, причиняя мне дикую боль, а я все равно продолжаю думать о тебе. Вспоминать твои прикосновения. Тот поцелуй… Порой я чувствую его на своих губах, он начинает пылать так, словно ты обжег меня своими губами… И я не могу забыть твои нежные прикосновения, пускай они и были ненастоящими, ты лишь играл со мной, издевался, но я все равно продолжаю ощущать твои трепетные касания и видеть твою прекрасную, гордую улыбку; не могу забыть, каким беспомощным ты был в тот день, когда я пришел пораньше из школы, волнуясь только о тебе. Все это раз за разом вспыхивает в моей памяти, словно это было только вчера… А сейчас ты игнорируешь меня. Ты не заходишь, тебя нет… Ты исчез, а я тут схожу с ума, разрываясь на части, потому что понимаю — мои чувства останутся безответны… Так не лучше ли забыть их. Ведь ты доказываешь мне всеми силами, что я тебе безразличен. Сначала я думал, что ты мстишь мне, потому что это я чего-то не понимаю в тебе; и был готов раскаяться, даже принял свое наказание, уготованное тобой, но теперь, когда тебя нет, я начинаю думать иначе. Тебе не за что мстить мне, потому что ты ничего не чувствуешь. Ты живешь как придется, не задумываясь ни о чем. Ты существо из другого мира — легкое, беззаботное, и никому земному тебя не понять и не удержать. Ведь ты иллюзия… И я попался в эту иллюзию, сотканную из лжи, порока и красоты. Как я мог?.. Юичиро закрывает ладонью лицо, будто скрываясь от собственной глупости. «Лучше бы я ненавидел тебя. Да только… Я лишь сейчас осознаю, что в действительности я никогда по-настоящему не ненавидел тебя… Потому что в тайне, в глубине души я всегда восхищался тобой, смотрел только на тебя… Я любил тебя всегда, с самого детства, с того самого момента, когда увидел очаровательную девочку, спрятавшуюся между домами от толпы, бесстрашную и одинокую, спустившуюся точно ангел с Небес и взглянувшую на меня таким чистым, незапятнанным взором… Я любил тебя всегда, Микаэль Шиндо…» Юичиро вышел из спальни и двинулся по коридору. Он уже почти достиг лестницы, когда навстречу ему вышел Микаэль, облаченный в школьную форму, с привычно небрежно расстегнутым воротом рубашки, оголяющим шею и грудь. Завидев его, блондин резко затормозил и побледнел, словно испугался. Стоя почти рядом, оба не спускали друг с друга глаз. Настороженный, внимательный взор синих глаз, в глубине которых читается печаль, и холодный, отталкивающий, отчужденный — зеленых, который говорит об обиде. Никаких слов, один лишь язык взглядов. Прошла секунда показавшаяся вечностью и, так и не вымолвив ни слова упрека, Юичиро двинулся дальше по коридору, а Мика, не сумевший выдавить из себя ни слова оправдания под тяжестью этого печального взгляда, удрученно склонив голову, пошел к спальне. К тому моменту, как Амане вышел из ванной, Мика уже сбежал из дому на уроки. День показался Юичиро бесконечно долгим. Он провел его на воздухе, с учебниками. Благодаря подготовке к последним тестам ему удавалось время от времени не думать о настоящем. Естественно о том, что именно произошло вчера, Юу не обмолвился ни словом, объяснив это матери как банальную историю с хулиганьем. Как он мог рассказать ей нечто подобное? Стыдно… Больно… И там замешен Микаэль… А никто не должен об этом узнать. А если и узнают, то это не будет исходить от него.

***

— Слыхали, чего вчера после уроков было? — Говорят, на Юу напали и чуть до этого самого не дошло, хе-хе. — Почему «чуть», а не «совсем» или передумали, ха-ха. Побрезговали?! — Да говорят, он сам к ним в логово притащился, а они его избили! — Так он теперь тоже этим делом промышляет! Фу, отвратительно! — Таким крутым казался, всем тут глаза мозолил, лучший спортсмен, высококлассный футболист! А сам ничуть не лучше этих грязных уродов оказался! — А Батори что по этому поводу думает? — А че ему думать, ищет! — Только свидетелей — нет, скорее всего, так ни с чем и останется. — Черт возьми, вот это мы вчера дали. Шоу забавное устроили, но как бы теперь самим не сгинуть. — И не говори, — поддакнул Нагашима, согласившись с мнением Томоказу. Вся компания во время перерыва собралась на стадионе, где иногда проводила время. — Президент-то наш сегодня с утра всех учеников третирует, — потирая массивный подбородок, проговорил он. — Одно ходит, допытывается, не видел ли кто чего необычного. Так, глядишь, и отыщется «добрая душа», которая сдаст нас. — Сплетни о вчерашнем уже по всей школе идут, но ничего конкретного не всплывает, — проговорил Наир. — Переждем пару дней, а там начнутся каникулы и все само собой забудется. Леонард не присоединялся к разговору. Он стоял в стороне, но мысли о том, что их действительно могут выдать, не дают ему покоя также как и остальным. Ведь если так случится, не пожалеют ни одного из них. И доказывать, что ты не принимал в этом участия, будет бессмысленно. Батори не щадит никого, кто попадается ему в лапы. «А что ты об этом думаешь?» — Коэн устремил вопросительный взгляд в сторону Шиндо, который с утра был мрачнее тучи, а сейчас, отвернувшись от них всех, уронив голову на скрещенные руки, пустым взглядом смотрел в никуда. — Даже если Батори что и донесут, это будет выглядеть не более чем клевета. Вот куда хуже будет, — нахмурился Кота, — если Амане проговорится. Сегодня как назло еще и в школу не явился. Тогда нам точно всем крышка. — Поменьше вы бы об этом болтали, — строго покосился на них Леонард. — А то так треплетесь языком, а не думаете, что здесь повсюду уши. Приспешники Батори буквально землю носом роют, лишь бы угодить своему покровителю. — Да нет тут никого, сам посмотри, — хмыкнул Кота, озираясь по сторонам. — Но он прав, лучше об этом пока не трепаться. Наш президент страшен в гневе, и я бы не хотел испытать его гнев на своей шкуре, — сглотнул Наир с опаской озираясь. — Эй, Мика, а ты там что, как мышь забился? Что ты об этом скажешь? Весь день помалкиваешь. Из-за Юу переживаешь что ли? — спросил Кота, с кривой улыбкой воззрившись на Микаэля. — Я? За него? — презрительно фыркнул Шиндо. — Не смеши меня, — он обернулся к парням, холодно и высокомерно взглянул на них. — Он целиком и полностью заслужил это. Пусть сам за себя переживает. Нет его сегодня, и хорошо. Видеть его не желаю. Сказав это, Микаэль встал и грациозно перепрыгнув через длинную лавку, направился к выходу. — Видали, ни единой капли сожаления, — ухмыльнулся Нагашима, провожая взглядом белокурого парня. — И это после того, как Юу так жалобно смотрел на него, хах. — Дааа, и, несмотря на то, что это именно он закричал, чтобы мы остановились, сегодня никакой жалости не проявляет. Жестокое у него сердце… Уйдя подальше от своих дружков, Мика свернул на тенистую аллею, ведущую вглубь сада, чтобы быть как можно дальше от досужих глаз и грязных языков. «Он так холодно посмотрел на меня, что мороз прошел по спине… Так и думал, он не простит меня… Бесполезно уже что-то говорить, это всё…» Выбрав дерево с густой кроной, Мика взобрался на одну из мощных веток и, прислонив голову к шероховатому стволу, безжизненным взором уставился на виднеющееся среди покачивающейся зеленой листвы голубое небо. Юноша понимал, почему сейчас вынужден переживать это тягостное чувство, не имея возможности что-либо исправить. Он упустил этот момент еще вчера, когда не смог подойти к Юу в гостиной, не смог зайти в комнату, где он лежит, а убедился в его состоянии лишь благодаря разговорам родителей. В тот день Микаэль долго не приходил домой. Юу с сожалением для себя должен был признать тщетность своих ожиданий. И к тому моменту, когда сводный брат входил в калитку, Юу, заметивший его возвращение из их комнаты, просто отошел от окна и устремил тягостный взгляд на строчки учебника, который был у него в руках. Не подозревая, что за его возвращением наблюдали, Микаэль, смурной и задумчивый, направился к дому. Коротко и сухо ответив на приветствие Эрики, читающей в гостиной и прервавшей свое занятие после его возвращения, Шиндо двинулся к лестнице. Что бы не случилось между ними, а игнорировать свою комнату, даже если в ней находится Юичиро, он не может, как бы тяжело ему не давалось пребывание в ней. Друзей у него нет, и сбежать ночевать к кому-то из них он не имеет возможности, а значит нужно мириться с данностью и идти к себе домой. Он и так оттягивал этот момент как только мог, но он наступил и возвращение неминуемо. — Мика, — окликнула его Эрика, завидев, что мальчик не торопится подняться наверх, хотя обычно первым делом спешит в свою комнату. Сейчас же, она успела пойти разогреть ужин и накрыть на стол, а он все еще мешкал внизу. — У меня все готово. Пойдем, поешь. — Позвала она и как бы случайно добавила. — Юу тебя не дождался, ты уж извини, поел и сразу отправился на улицу готовиться к тестам. Всего пять минут не подождал, вышел через заднюю дверь. Такое рвение к подготовке. Он очень хочет хорошо закончить семестр. «Значит, наверху его нет и он полон сил, чтобы сидеть с учебниками, — ничего не ответив, Шиндо устремил более облегченный взор на второй этаж. — Можно пойти и ничего не опасаться… А что, собственно, хорошего с того, что его нет? — думает он и то облегчение, на миг отразившееся на его лице, блекнет. — Сейчас нет, но это же не значит, что его там не будет вовсе. Рано или поздно он вернется в свою комнату и будет снова ненавидеть меня…» — Ты знаешь, — продолжила Эрика, — я уверена, он был бы рад, если бы ты возвратившись домой, подошел и поговорил с ним. Он сейчас в саду и, думаю, очень ждет твоего возвращения. «Ждет?.. — Мика с тоской посмотрел на эту ничего не понимающую женщину. — Может быть и ждет, да только что я скажу ему? То, что хотел бы сказать, все равно не скажу, то, что хотел, узнал от Вас, а до остального мне дела нет… Лучше нам не видеться с ним…» Читая все эти душевные терзания на лице юноши, словно что-то не дает ему пойти сейчас к Юу, женщина мысленно вздыхает. Она видит нелегкую ситуацию, образовавшуюся в отношениях детей, которая с каждым днем все больше усугубляется, а поделать с этим они, двое взрослых, ничего не могут. Единственное, что для них уместно, это подбадривать, пытаться свести и тому подобные мелочи, но окончательное решение будет не за ними. И как бы прискорбно не звучал такой вот вывод, а признавать его приходится. Отсутствие дома мужа в некоторой степени радует её, потому что он, не вернувшись с работы, не застал сцену позднего возвращения и замешательства сына. Ведь при своем резком характере он снова мог своими неосторожными действиями ранить душу сына, а она и так сейчас кровоточит. А она сама ничего не скажет ему. Соврет, что Мика вернулся как обычно, чтобы лишний раз не провоцировать конфликт между отцом и сыном, как она делала уже не единожды за время проживания в этой семье. — Давай, милый, переодевайся и выходи ужинать. Ты утром убежал и даже не позавтракал, так хоть сейчас поешь. Я весь день волнуюсь из-за того, что позволила тебе уйти голодным. Поэтому поторопись, я жду тебя, — проведя рукой по плечу парня, ласково улыбнулась она. Вздрогнув от нежного касания теплой ладони, Микаэль ощутил, как его сердце болезненно сжалось, почувствовав это старое забытое чувство чьего-то тепла, которое он испытывал только в совсем раннем детстве. «Но я не могу сейчас даже думать о еде, мне так тяжело… Я даже не заметил, что весь день ничего не ел» — Давай же, Мика, поторопись, — подбадривающе подтолкнула его Эрика. — Да, я сейчас спущусь, — кивнув, негромко отозвался Микаэль и когда женщина пошла к себе на кухню, он стал подниматься по лестнице. «Почему я так слаб?.. Даже пришлось согласиться… Что со мной? Меня буквально всё убивает… Совершенно нет сил… Эти чувства, они разрывают меня… Я словно умираю… Ах, Юу, почему ты не можешь быть также приветлив со мной, как твоя мама?..» «Странно, он так легко согласился. Я была поражена… — думает Эрика, ставя на стол тарелку. — Бедный мальчик, что же с тобой творится? Да и ты, Юу… Тоже сам не свой со вчерашнего дня. Ничего не говоришь, хотя раньше… Нет, ты и раньше был очень скрытным ребенком. Особенно сильно на тебя повлияла смерть отца. Тогда-то ты и замкнулся. Но раньше мне все равно было легче понять тебя… Ты был маленьким, все твои эмоции были как на ладони, а сейчас ты вырос… И мне все труднее добраться до твоего сердца. А ты еще так тщательно прячешь его от меня… Как мне больно видеть, что ты мучаешься, а я не знаю, как облегчить тебе твои страдания. Всё, что могу, это с болью наблюдать и молиться, чтобы твоя проблема скорее разрешилась. Если бы ты только поделился со мной своей болью, я бы помогла тебе найти ответы, мы бы оба смогли помочь вам, если бы только вы сказали нам о своих тревогах…» Через несколько минут Мика заходит на кухню и Эрика приглашает его к столу. Когда мальчик присаживается, она садится рядом и пытается отвлечь его разговорами. Но парню не до бесед, он немногословен и подавлен. Однако в некоторой степени он благодарен ей за старания и доброе обращение, хотя еще полностью не признал ее, да только все это бессмысленно. Все это его проблему не решит. Ни один разговор не заставит Юу изменить свою точку зрения насчет него, к чему тут лукавить. Пока мачеха и пасынок сидят на кухне, в дом, через ту же заднюю дверь, ведущую в сад, входит Юичиро. — Юу, не хочешь к нам? — мягко зовет его женщина. — Нет, я на секунду. Только книгу взять, а то оставил в спальне, — цепляя улыбку отвечает ей Юичиро и коротко, сдержано кивая Микаэлю, идет по своим делам. "Значит, ты уже вернулся и мне не показалось. Сидишь с моей мамой, болтаешь… Ну и ладно. Я должен думать об учебе. Сейчас это на первом месте. Забавляйся сколько влезет, а мне некогда. В отличие от тебя, я не хочу завалить тесты… А близок к этому, поражаюсь, что хотя бы историю Европы и английский вытянул на приемлемый балл, ведь в последнее время я почти не брался за уроки и все это сугубо по твоей вине" После того как Юичиро скрывается из виду, лицо Микаэля заметно темнеет. — Мика, — нежно обращается к нему женщина, но в ту же минуту отворяется уже входная дверь. — Это Натан, — проговаривает Эрика одновременно испытывая и радость от прихода мужа и печаль, ибо, скорее всего, с Микой поговорить уже не получится. При отце он замыкается полностью. И, действительно, спустя совсем немного времени до их слуха доносится голос Юичиро, спустившегося обратно как раз в тот момент, когда вернулся хозяин дома, и голос Натаниэля, приветствующего сына. — Мика, послушай… — все же она намерена продолжить разговор, но обращая взгляд на мальчика, видит, как тот, отодвинув стул, встает и уходит из-за стола. Она лишь тяжело вздыхает, глядя на недоеденный ужин, а потом, надевая улыбку, выражающую ее искренние чувства, идет встречать мужа с работы. В намеренном желании не попасться друг другу на глаза проходит вечер двух заклятых врагов, и только наступление ночи вынуждает их столкнуться на одной территории. Стеля постель, Микаэль, собирая волю в кулак, дабы ни словом, ни жестом не показать своих истинных чувств, оборачивается к соседу, также готовящему отойти ко сну: — И как себя чувствуешь? Смотрю, ты уже полностью оправился после вчерашнего, — с привычно беззаботно-насмешливой улыбкой, говорит он. — Корпишь вон над учебниками, прямо не видно и не слышно. «А помнишь ли ты, кто остановил тот кошмар, который чуть было не начался? Больше чем уверен, помнишь. Тогда почему ничего не говоришь мне об этом? Считаешь виновником только меня?» «Как всегда с иронией, но спасибо уж хотя бы за то, что вообще спросил об этом», — подумал Юичиро, с удивлением обернувшись к Шиндо. — Да, спасибо, мне уже и впрямь лучше. — Что скажешь, как тебе наши развлечения? Ты так рвался их увидеть. Язвительная интонация и смешок ударяют прямо в сердце, только-только пропитавшееся снисхождением. — Вот что я тебе скажу, Мика, — взбивая подушку и бросая ее на постель, спокойно говорит Амане, несмотря на удивление от того, что Шиндо все же заговорил с ним, но… Снова эти насмешливые нотки. — Если для вас это в порядке вещей, хотя я всё время полагал иначе. То, ты прости, но если вы там таким по доброй воле занимаетесь, дело ваше, а я этого принять не могу. И оценить тоже не могу, — с этими словами Юу направился к дверям. «Как же ты жесток, Мика! Ты виноват в моем унижении и смеешь при этом ликовать и злорадствовать? В тебе нет ничего человеческого, никакого сострадания и никакого снисхождения. Небось, досмотрел забавный спектакль с моим участием и, снова скучая, ушел гулять с дружками, которые развлекали тебя до утра. А остановил их не испугавшись за мою жизнь и честь, а из страха за уголовную ответственность, которая вам всем грозила? Ты даже из вежливости не пришел справиться о моем здоровье, а я ухаживал за тобой, когда ты болел, и утешал, когда тебе было тяжело. Но как бы ужасен ты не был, я все равно не могу тебя разлюбить. За что мне все это?» — О, строишь из себя мученика, хах. А ведь всего лишь хлебнул чуток жизни! — крикнул ему вдогонку Микаэль. — И мне еще навязали необходимость жить с таким щепетильным слабаком! Губы дрожали. Мика ненавидел себя за сказанное в порыве отчаяния и обиды, но и вернуть уже ничего не мог. «Ты презираешь меня и не веришь мне, а ведь тоже причинил мне боль» Юичиро вернулся в комнату и воцарилось тягостное молчание. Оба ложатся спать, каждый со своим камнем на душе, и вот тогда, когда наступает тишина, начинается истинное мучение для души. Быть рядом с тем, кто никогда не поймет и не примет твои чувства, мучительней всего. Какой уж тут спокойный сон? И самое ужасное, что человеку напротив совершенно все равно до того, что ты испытываешь, находясь рядом с ним. Он спокойно спит и даже не догадывается о том, как ты морально умираешь раз за разом, наталкиваясь на стену безнадежности своих грез.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.