***
К вечеру домой возвращается Натаниэль. — Он выходил? — спрашивает мужчина у женщины, сидящей рядом с ним за обеденным столом. Микаэль не вышел, даже когда отец вернулся домой, и на протяжении ужина носа из комнаты не высовывал. Вместо ответа, Эрика опускает удрученный взгляд к полу. — Совсем? — Натан, я как могла пыталась весь день убедить его выйти поесть, но он не слушал меня. Закрылся у себя в спальне и не выходит, не отвечает на мои вопросы. Может быть ты попробуешь поговорить с ним? — с надеждой смотрит на него Эрика. — Я не вправе настаивать, он и так не очень доволен тем, что я нахожусь здесь, но это можешь сделать ты как его родной отец. Я очень волнуюсь за его состояние. — Не уверен, что у меня получится, — Натан поднимает голову и смотрит в сторону, где предположительно находится комната его сына. — В последнее время он совершенно от рук отбился, ничего до него не доходит. — Но ты все же попытайся, — она положила свою тонкую руку поверх его руки. — Мика очень несчастен. У него совершенно нет друзей, он одинокий, и только ты один можешь достучаться до него как самый близкий ему человек. Кто как не ты? Ты же сам это знаешь, ты воспитывал его с детства. — Воспитывал, — со вздохом изрек Шиндо, — да совсем не так. Что-то я ему дать так и не смог, раз он вырос таким. Ты права. Я поговорю с ним. Сколько это еще будет продолжаться? И себя изводит, и нас. — Он встал из-за стола и направился к лестнице. — Только будь с ним помягче. Ему и так плохо, — сказала ему вслед жена и, проведя рукой по лбу, встала, чтобы убрать со стола посуду. Она не успела толком приступить к работе, когда Натан спустился обратно. — Натан? — удивилась Эрика. За такое короткое время он просто не мог поговорить с сыном. — Похоже, ты ошиблась, полагая, что он сегодня не выходил из комнаты. — Что ты хочешь этим сказать? — вздрогнула Эрика. — Он сбежал, — коротко сообщил мужчина. — Сбежал? Но как? Я же все время была здесь, внизу, я бы услышала. Снова оказавшись на кухне, мужчина опустился на прежнее место. — Значит, он сбежал тогда, когда ты не была внизу, — заключил Натан. Серьезное, задумчивое выражение его лица напрямую свидетельствовало о его беспокойстве за сумасбродное поведение Микаэля. — Видимо, разговор придется отложить до следующего раза. — Да, похоже, но, Натан, — женщина взволновано посмотрела на мужа, — где он? Уже довольно поздно, куда он мог уйти? Вздохнув, Шиндо передернул плечами. — Скорее всего болтается где-то по району и, как обычно, не хочет возвращаться. «Возможно даже из-за меня» — Он вернется, — уверенно проговорил он. Жена посмотрела на него с недоверием. — Мика не раз за свою жизнь вот так вот уходил гулять и всегда возвращался. Только один раз он вернулся совсем поздно. — Да, я помню, — кивнула Эрика. — Как раз когда мы переехали. Ты тогда весь извелся в ожидании. Не мог уснуть до самого его прихода. — Вот. А потом, ты сама знаешь, у него это вошло в привычку. Я беспокоюсь за Мику, бесспорно, но также я думаю, что пока весомой причины для волнения нет. Во всяком случае, пока он возвращается вовремя. — Натан… — Эрика с жалостью смотрит на человека, который и хотел бы, да только так и не сумел наладить отношения с сыном. — Хорошо еще, что Юу в лагере и не видит всего этого, — произнес мужчина и, взглянув на Эрику, слабо усмехнулся уголком губ. — Хоть за одного из наших детей не нужно так беспокоиться. Эрика ответила ему на эти слова улыбкой. Да, он был прав. За Юичиро можно было не волноваться. Ее сын вырос крепким и выносливым, он умел ладить с людьми, не ввязывался в конфликты и, отправляя его в тренировочный лагерь, она была убеждена, что ничего плохого не случится. А вот Мика… Тут совсем другое дело. Хрупкий, эмоционально неуравновешенный ребенок мог нарваться на проблемы, даже будучи дома взаперти. — Мне почему-то кажется, если бы Юу был здесь, Мике было бы легче… — тихо проговорила она, задумчиво склоняя голову. — Ты так думаешь? — Не знаю, — покачала головой Эрика. — Мне так кажется… Они не ладят друг с другом, это очевидно, но пока Юу был здесь, Мика хоть и злился на него постоянно, но для него эта вражда была своего рода стимулом. То, что творится с ним сейчас… По-своему, возможно даже неосознанно, но он скучает за ним. — Эрика, ты уверена? — пристально поглядел на супругу Натан. Та только пожала плечами. — Если так… Почему бы нам не съездить к Юу? Ты ведь собиралась, можешь взять с собой и Мику. По крайней мере, предложить ему можно. — Можно, — согласилась Эрика. — Да боюсь, он не примет это предложение. Я, конечно же, попробую… но… — она покачала головой. — Они даже ни разу не созвонились за эту неделю. А ты знаешь своего сына… — Сам он ни за что не сделает шаг навстречу, как бы ни хотел, — со вздохом изрек Натан. — Чтобы они хоть чуточку примирились друг с другом, Юу должен первым сделать этот шаг, а пока он далеко, это невозможно, — проговорила госпожа Шиндо, присаживаясь рядом с мужем.***
Раннее утро в тренировочном лагере тихое и спокойное. Пока в нем снова не закипела жизнь наполненных энергией молодых людей, он чист и свеж, как та капелька росы, что подрагивает на кончике травинки, норовя вот-вот упасть. В небольшой комнате, основное место в которой занимают две двухъярусные кровати, первый открывает глаза Ичиносе. Проснувшись раньше отведенного времени, Глен, понимая, что сомкнуть глаз ему уже не удастся, потирая глаза, спускает ноги на пол. Дружное посапывание соседей наполняет комнату. Вслушавшись в этот хор голосов, Ичиносе поднимает голову вверх и глядит на спальное место над собой, с которого не доносятся звуки характеризующие сон. Когда он встает, в самом деле, обнаруживает пустующее верхнее место над собой и отсутствие вещей. Легкое волнение охватывает его душу. Разгоняясь и со всей силы ударяя по мячу, Юичиро, тяжело дыша, упирается руками в колени, наблюдая как тот, пролетев одиннадцать с лишним метров, ударяется о штангу ворот. — Чтоб тебя! — сокрушенно выдыхает он, опуская голову. По лбу и вискам струится пот. Он не знает, который сейчас час и только по истраченным силам может примерно определить сколько пребывает здесь. Утирая влагу с лица рукой, Юичиро делает глубокий вдох и выпрямляется. Необходимо закончить тренировку до завтрака во чтобы то ни стало. Забрав отлетевший в траву мяч, Юичиро возвращается обратно и водворяя его на место, проделывает тот же маневр. В этот раз мяч ударяется о верхнюю перекладину и снова летит в кусты. — Да что же это такое! Запрокидывая голову, Амане устало смотрит в сереющую небесную высь. Одна неудача за другой. Он никак не может собраться. С такой подготовкой ему не то что стадион и высококлассные игроки, ему даже школьный стадион с кучкой дилетантов, не знающих с какой стороны подойти к мячу, будет не по зубам. Еще одна попытка загнать мяч в ворота терпит фиаско. Но упорства Юичиро не занимать. Он готов продолжать и продолжать, и неважно, что он едва держится на ногах, а в горле пересохло так, что попадающий воздух обжигает ткани. Он не сдастся, пока этот чертов мяч не окажется там, где ему полагается быть. Несколько неудачных попыток и мяч летит прямо в ворота, а уставший, но довольный собой Юичиро опускается прямо на землю. — Не достаточно. Этого мало. Просто позорище какое-то, — шепчет он. — Вот ты где! С жадностью глотая воду из бутылки, Юу оборачивается. В самом начале площадки стоит капитан команды. В его облике Юичиро находит осуждение, но оно не трогает его. — Что ты здесь делаешь? — Юу поднимается с земли и, отряхивая шорты, следует прямиком к нему. — Я бы хотел задать тебе тот же вопрос, — отвечает Ичиносе, пристально глядя на своего игрока, который, будто бы ничего не происходит, забрал свои вещи и проследовал мимо него к умывальникам. — Не рановато для тренировок? Ты себя с утра уже загнал, о чем ты думаешь? Поскольку Юу проигнорировал и продолжил следовать дальше, Глену пришлось идти за ним. — Юу, — он остановился у ряда кранов, к одному из которых подошел и Амане. Набрав пригоршню ледяной воды, Юичиро с наслаждением ополоснул свое разгоряченное лицо. — Я думаю о предстоящей игре, — серьезно сказал он, набирая очередную пригоршню и снова омывая лицо. — Которая, кстати говоря, состоится в конце месяца. Или ты забыл? — Я помню, — хмуро уточнил Глен. «Только не вздумай меня убеждать, что это только из-за игры. Я же вижу, что дело не только в ней» — А еще ты помнишь, что последние тренировки проходили без моего участия, — тем же тоном заговорил Юу. — И ты помнишь, как сам смотрел на меня, когда мы отрабатывали ту комбинацию. Сколько укора и недовольства было в твоем взгляде. Да и парни были, мягко говоря, недовольны мной. — Юу, я… — Нет, ничего. Я понимаю, и никого не осуждаю, — Амане утерся полотенцем. — Я сам виноват. Расклеился. Я знаю, что сейчас от меня сложно ожидать хороших результатов, но это поправимо. Я все исправлю, вот увидишь. Ты не пожалеешь, что принял меня в свою команду, — с улыбкой он поглядел на капитана. — Я и не думал об этом жалеть, — произнес Ичиносе. — Спасибо, — усмехнулся Юичиро. Глен с некоторым сочувствием взирал на парня, пытающегося скрыть свое внутренне эмоциональное состояние и не показать его другим. «Знаю я, что с тобой происходит. Почему ты несобран, почему все время извиняешься. Ты думаешь о нем… И мысли о нем мешают тебе сосредотачиваться на других вещах. Юу, что же ты делаешь с собой?.. Зачем ты себя так рвешь, он же… Он же…» — Надеюсь, на завтрак-то ты придешь? — Еще бы, — фыркнул Юичиро. — Я только сейчас, отдышавшись, понимаю, насколько умираю от голода. А после завтрака все вместе пойдем в тренажерку. — Ты с ума сошел! — воскликнул Глен. — Ни в коем случае. — Почему? — удивленно поглядел на него Юичиро. — Изорвать себя решил?! Ну уж нет, сегодня, во всяком случае, до обеда и подходить не смей к инвентарю. — Ты предлагаешь мне отдыхать? — сдвинул брови Амане. — Именно, — кивнул Глен. — И давай без возражений, — он опустил руку на плечо друга. — И, в конце концов, ты же знаешь — отдых тоже не менее важная часть тренировки. Без него ты только жилы порвешь зазря, а результата не будет. — И что же мне делать, когда вы все уйдете? — Ничего, в комнате посидишь, книжку почитаешь, а нет, по территории погуляешь, — усмехнулся Ичиносе. — Но, так или иначе, подумай немного о себе и своем здоровье. — Хорошо, уговорил, — кивнул Юичиро. Несмотря на добродушное согласие друга, Глен видел, что какая-то внутренняя печаль терзает его изнутри. Что-то, о чем он не хочет говорить, что-то, в чем не хочет признаваться. Амане не рассказал ему о произошедшем перед отъездом в лагерь, они вообще не трогали эту тему. Глену даже казалось, что Юу старательно избегает её и готов говорить о чем угодно, лишь бы только не возвращаться мыслями обратно. Да только если внешне он отталкивал от себя какие угодно упоминания о Шиндо, Глен ощущал, что внутри они заполняют его целиком. — Вернемся в корпус? — предложил Ичиносе, после того как Юу окончил водные процедуры. — Да, — кивнул тот и вместе они направились к зданию. «Ничего не делать… Совсем ничего… Нет, это невозможно. Невозможно. Знать, что ты так далеко и я не могу увидеть тебя, сказать тебе то, что хочу и при этом оставаться в бездействии. Нет, я не вынесу. Я не вынесу целый день сидеть без толку и мучиться мыслями, что ты остался там. Злишься на меня, ненавидишь, а я не могу вернуться, не могу решиться позвонить, могу только думать о том, чем ты сейчас занимаешься. Хоть мне и делается не по себе от этой мысли… Нет, целый день в бездействии, я сойду с ума…» — Юу… — с сочувствием глядит Глен на темноволосого парня, который понурив голову, заходит в корпус. «Ты так рвался сюда, но, прибыв на место, я вижу, что ты не здесь… Все твои мысли остались там, дома. Ох, как бы я хотел, чтобы ты забыл об этом. Ты же убиваешь себя. Нет, это он убивает тебя…»***
На завтраке, следуя вдоль столиков с подносом в руках туда, где ожидают его Глен и другие ребята из их команды, Юичиро невольно обращает внимание на дальний стол у окна, где собралась команда американского футбола. Эти ребята без стеснения смеются во весь голос и разговаривают, пренебрегая полутонами, как им хочется. Тут вообще мало кто заботится о соблюдении правил общественного порядка, а потому вокруг стоит неимоверный гул от мальчишеских голосов, но эта компания наиболее шумная. Юичиро смотрит на крепкого парня в центре этой развеселой компании — Нагашиму Коту. Нечто мрачное и липкое окутывает его сердце при виде человека смевшего потешаться над ним. Человека, свободно приближающегося к Микаэлю и делающего с ним то, чему чуть было не подвергся он сам. Юу внутренне содрогается и, прежде чем уловить на себе чужой взгляд, устремляется вперед. Нагашима оборачивается и видит пробирающегося сквозь ряды зеленоглазого брюнета, так и не сдавшего их руководству. — Ой, — Юу внезапно наталкивается на кого-то. В общем гаме едва слышится звук падающего железного подноса и разбивающейся посуды. — Ой, извините, я случайно, — Амане моментально оборачивается, дабы увидеть и помочь тому, на кого он налетел, засмотревшись по сторонам. — Да ничего, я сам виноват, — звучит мягкая интонация без тени упрека и злости. Этот юноша, на вид чуть старше Юу, присаживается на колено и начинает собирать осколки на поднос. — Давай помогу, — чувствуя за собой вину, говорит Амане и уже собирается присесть рядом, как вдруг парень выпрямляется и, тряхнув головой, чтобы назойливые пряди челки не лезли на глаза, говорит: — Не нужно, остальным займутся уборщики. — Эй, Юу, ну где ты там? Давай быстрее! — зовут замешкавшегося одноклассника друзья. — Да, иду, подождите минуту! — кричит Юу и снова поднимает виноватый взор на парня, игнорирующего подобную нелепость. — Извини, я правда не нарочно. — Я же сказал, пустяки, — усмехнулся тот и, обернувшись, к столику, откуда позвали Юичиро, сказал: — Иди, тебя друзья ждут. — С этими словами, он прошел мимо Юичиро к ближайшей мусорке и сбросил туда содержимое подноса, а после Юу потерял его из виду, но скорее всего он отправился сообщить о маленькой неприятности и позвать уборщика. — Нужно быть осмотрительней, — сказал сам себе Юичиро, поблагодарив Небеса за то, что он столкнулся не с конченным скандалистом, а с воспитанным человеком и, вздохнув, направился к своим друзьям.***
Шиндо спустился на первый этаж. Вернувшись домой поздно ночью, он тихонько прокрался к себе, думая, что не разбудил отца. Но тот даже не пытался уснуть, сходя с ума от волнений, но заслышав, что сын вернулся, успокоился и по совету жены сделал вид, что они спят. Утром Мика оставался в комнате вплоть до ухода отца, не желая сталкиваться с ним раньше и выслушивать нравоучения. Сейчас оказавшись внизу, он отметил стоявшую повсюду тишину. Вероятно, мачеха тоже ушла. Прекрасно. Он вошел на кухню и осмотрелся. Перемены, которые коснулись всего в этом доме, когда в нем поселились двое новых людей, навевали какую-то ностальгическую печаль. Когда в прошлый раз сюда пришли мать и ее сын, дом точно также преобразился. Всё в нем стало соответствовать вычурному вкусу новой хозяйки домашнего очага. Теперь все повторилось. Пускай вмешательство Эрики не нанесло ущерба обстановке, а лишь приукрасило ее, добавив оттенок тепла и уюта, но для Мики это все равно было болезненным изменением жизни, в которую снова вмешались посторонние. Всё вокруг окрашивалось в мрачные тона сложных отношений со сводным братом. Словно какое-то проклятье, оно преследовало его. Сначала Эндзай, ненавидимый и презираемый, истязающий его тело, теперь Юичиро — заклятый враг, который с некоторых пор ломает и терзает его душу непониманием и полным неприятием. Мика садится за обеденный стол на то место, где обычно сидит Юичиро. И складывая руки на стол, кладет на них голову. Гнетущая тоска наполняет его сердце и взгляд. «Что ты сейчас делаешь? О чем думаешь? Должно быть тебе весело…» — мысленно проговаривает он, водя указательным пальцем по гладкой поверхности. Затем утыкается лицом в скрещенные руки, погружаясь в тягостные раздумья. Когда щелкает входная дверь, он, всполошившись, вскидывает голову точно испуганная треском хрустнувшей под ногой охотника ветки косуля. Из прихожей доносится возня. Шиндо понимает, что Эрика вернулась домой и пока она не вошла и не увидела его таким, встает из-за стола и быстро выходит из кухни, устремляясь к двери, ведущей во двор. Когда женщина входит на кухню с пакетом покупок, она слышит только как захлопывается входная дверь.***
«Ах, пожалуйста…» В полумраке комнаты, изящное тело изгибается на простынях, с губ срывается волнительный, протяжный стон. Мученический трепет застыл словно в агонии на этих бледных подрагивающих губах, залег складкой страдания меж бровей. «Я не могу… Кто-нибудь» Руки тянутся ввысь, словно жаждая ухватиться за нечто неосязаемое, незримое для глаз, что спасет от терзаний душу, пока сгорает тело. Каждое движение исполнено сладостной, манящей истомы, каждый жест и вздох взывают обратить к себе взор. Но никого рядом нет, комната пуста и холодна. Микаэль сжимается всем телом, скручиваясь в клубок. «Спасите… Кто-нибудь… Я не могу…» — шепчет уязвленный разум. Тело пылает огнем, истязает невыносимая жажда. Руки скользят по обнаженным плечам, медленно и плавно спускаются к груди, все это сопровождает глухой стон, вонзающийся в пустоту. «Как долго… Как долго я мучаюсь, как долго терплю, заливаю эту жажду. Но я не могу. Не могу больше выносить это. Кто-нибудь, придите, спасите меня…» Извиваясь и томясь в мучительный пытке, Микаэль мечется по постели не в силах успокоить пламенеющий необузданной страстью разум. Все его естество жаждет присутствия рядом кого-то, кто согреет своим теплом, защитит от полосующего душу одиночества. Одеяло скользит по бледной, чувствительной коже бедра. Мика, содрогаясь, сжимается всем телом, прикусывая губу и откидывая голову, когда ткань мягко проходит по промежности. «Нет, нет, это невыносимо… Я схожу с ума… Невозможно… — Ах, Юу… Рука судорожно сжимает простыню, губы плотно смыкаются, дабы с них не слетел еще один стон, пока тело изнывает, жаждая тех жарких прикосновений, испытанных в далеком прошлом и так маняще взывающих к себе. Со стоном юноша переворачивается на живот, изящно прогибаясь в пояснице. Напряжена каждая мышца в гибком и жаждущем теле. Губы с остервенением прикусываются, чуть ли не до крови. Тело пылает в адском пламени, и сквозь это всепоглощающее безумство чудится, словно руки невидимого образа, от которого осталась лишь тень, касаются тела. Оглаживают спину, ведут невидимыми пальцами по позвоночнику, достигают ягодиц, скользят по бедрам. Притягивают его к себе, и пока нежные и страстные губы вырывают не менее умопомрачительный поцелуй, руки дьявольского призрака ласкают грудь, живот, спускаются ниже. Жарче, больше, чувствительнее. Микаэль задыхается, ощущая эфемерные ласки так, будто они настоящие, становящиеся все более горячими, приятными, лишающими рассудка. Затерявшись в собственной иллюзии, в собственных желаниях, он мучается от неудовлетворенности. Мика открывает глаза и сквозь пелену глядит перед собой. В том взгляде плещется помутненное негой безрассудство. Тело изнемогает в сладкой и невыносимой пытке, а собственные прикосновения только придают жара, не принося облегчения. Мысли путаются, теряются, исчезают. Снова разворачиваясь на спину, он сводит ноги и жар усиливается. Шиндо сцепляет зубы и жмурится, утыкается лицом в подушку. Неровные стоны, учащенное дыхание. Невыносимая жажда желания прикосновений овладевает естеством. — Кто-нибудь… Пожалуйста… — сдавленно стонет Микаэль, обхватывая себя руками и снова скручиваясь на постели. — Юу… Юу… «Я не могу больше терпеть…» — Мика, дорогой, к тебе гости! Прозвучавший снизу оживленный голос Эрики вырывает Шиндо из греховного забытья. Растревоженный, он едва находит в себе силы подняться с постели и пройти к окну. Ноги дрожат, тело сводит судорогой, голову с трудом покидает желание утолить свой плотский голод. Там за окном, он видит своего друга. «Леонард? Что ему нужно?» — Шиндо в недоумении глядит на улицу. Но поскольку Коэн не даст ему ответ на этот вопрос, находясь так далеко, Микаэль жестом показывает ему войти и подняться к нему. Поглощенный собственными чувствами, он забывает о предосторожностях и опасности. Пока Леонард минует первый этаж, здоровается с матерью Мики, тот успевает окончательно совладать с собой и одеться. Единственное, что замечает Лео, когда входит в его комнату, это то, что Мика как-то странно возбужден: волосы взъерошены, одежда неопрятна, точно ее надевали впопыхах, даже кровать как-то разобрана, несмотря на неподходящее для сна время суток. — Мика… — с удивлением оглядев все это, юношу вдруг осенила одна весьма деликатная мысль. — Что ты хотел, Лео? — отбрасывая со лба пряди, отросшей челки в сторону, спрашивает Микаэль, отгоняя от себя последние капли владевшего ним желания. — Да, собственно, ничего особенного, — Леонард сделал вид, будто ничего такого не заметил. Присев на стул, забросив ногу на ногу, он устремил ровный, мягкий взор на Шиндо. — Вернулся домой после поездки с родными, решил заглянуть к тебе, справиться о том, как ты тут поживаешь. Заодно, отдать тебе вот это. Скромный сувенир, — с этими словами он поставил на письменный стол позади себя небольшой пакет. — Уверен, тебе понравится. Поглядев на подарок, Мика перевел испытующий взор на гостя. «Не замечал раньше за тобой таких замашек. Что это с тобой, Лео?» — Весьма заботливо с твоей стороны, — усмехнулся Шиндо. — Так значит конец твоим радужным каникулам на побережье? — Увы, как ни печально, но все рано или поздно приходит к концу, — улыбнулся Леонард. — Но даже в окончании чего-то чарующего можно найти преимущество. — Вот как, — прищурился Шиндо, высокомерно вскидывая голову, — и какие же, к примеру, ты видишь преимущества в том, что тебя сдернули с прекрасного пляжа, где светит солнце, ласкает кожу соленый бриз, щекочет ноги желтый песок и дарят фальшивые улыбки радушия туристам служащие отелей, и забросили в наш серый и невзрачный Киото, где главенствуют одни благочестивые снобы? — Да, ты говоришь чистую правду, это ужасно, — согласился Леонард. — Особенно ты ощущаешь эту грубую разницу, когда выходишь из аэропорта. Да только даже тут, в этом замкнутом и унылом мирке, я нахожу для себя нечто особенное, что красит мою жизнь. — И что же это, Лео? — кривит губы Микаэль. — Прекрати говорить загадками. Мне становится скучно от таких бессмысленных рассуждений. — Ты всегда становишься более колким, когда тебе по-настоящему плохо, ведь так? — серьезно глядит на него друг, без тени насмешки во взгляде. Мика содрогается, точно его ударили ножом, но тут же вновь берет контроль над эмоциями. Его взгляд становится холодной стеной, вырастающей лишь для того чтобы защитить свое уязвимое сердце. Он свысока смотрит на Леонарда, показывая, что его слова ни что иное, как очередная чушь, его ничто не может терзать. Любой другой почувствовал бы себя под напором этого взора дураком, да только не Коэн. — Сколько Юичиро еще пробудет в лагере? — спокойно спрашивает беловолосый юноша. Столь неожиданный вопрос колеблет даже решимость Микаэля. Он напрочь забывает обо всем и, распахивая глаза, со страхом и недоумением смотрит на друга, лицо которого озаряет легкая улыбка. — Я уже давно догадывался, — ответил на читающийся в глаза Шиндо вопрос Леонард. — А последние события подкрепили мои догадки. — Понятно, — выдохнул Мика, удерживая потрясение. Судорожная усмешка скользнула по его губам. — Хитрый ты, Лео. Теперь я понимаю истинную цель твоего визита. — Вот тут ты как раз заблуждаешься, — мягко проговорил друг. — Я пришел сюда не удостовериться. Когда я шел в твой дом, убеждаться в этом для меня уже не было нужды. Я уже все знал. — Неужели? — иронично бросил Микаэль. — Я пришел с той целью, которую озвучил тебе в самом начале и ничего кроме этого, — заверил его Леонард, игнорируя иронию в словах и взгляде. — И как давно ты… Впрочем. Это не имеет значения, — остановил сам себя Мика, тряхнув головой. — Ничего не имеет значения, потому что все осталось неизменным. — В самом деле? Шиндо поднял на него хмурый, вопросительный взгляд. — Действительно ли все так, как ты мне говоришь? — Разумеется, — раздражение появилось в голосе гордого юноши. — Ничего не изменилось. — Думаю, ты сам хотел бы в это поверить, да, Мика? — непонятная для Мики таинственная улыбка не сходила с лица Леонарда. — Лео, — мрачно взглянул на несгибаемого товарища Шиндо. — В чем ты пытаешься меня убедить? — Мика, может уже достаточно? — Чего? — Вранья. Микаэль в который раз недоуменно воззрился на него. — Ты боишься правды? — осведомился Коэн. — Какой правды? — Мика ощущал, как его уже всего трясет. — Боишься признаться самому себе, и думаешь, что сможешь одурачить других, умело обманывая себя? — Леонард склонил голову чуть влево, пристально взирая на теряющего самообладание Микаэля. — Лео, скажи прямо, что ты от меня хочешь? На какое признание толкаешь? К чему эти глупости?! — Прости, — засмеялся Коэн. — Просто мне не нравится видеть, как ты обманываешься и отрицаешь то, что уже давно тревожит тебя. — О чем ты, чтоб тебя?! — взбеленился Шиндо. — Что ты станешь делать, когда Юу вернется домой? — прямо взглянул на него Леонард. — Странные вопросы ты задаешь, Лео, — криво усмехнулся Микаэль. — Дааа, вижу, поездка дурно на тебя повлияла. Ты стал совершать глупости. — Продолжишь ненавидеть? — не обращая внимания на колкие слова, продолжил парень. — А разве он заслуживает другого чувства? — гордо вскинул голову Микаэль. «Он не единожды оскорблял меня, втаптывал в грязь, кичился своим превосходством, — сцепив зубы, подумал он. — Он хуже всех, отвратительней любого, кто когда-либо встречался мне» — С твоей стороны… быть может… — медленно изрек Коэн, словно погружаясь в раздумья. — Его появление принесло тебе столько несчастий. Ты совсем извелся. Сколько всего тебе пришлось вынести с того дня, как он стал учиться в нашей школе, и не сосчитать… Одно посещение художественного клуба и игры в постановке чего стоило. Да, — он прикусил большой палец. — Ты всё верно говоришь, он вполне заслужил твое недовольство. Должно быть, я ошибся и ты сейчас счастлив, что у тебя появилась возможность вздохнуть спокойно в его отсутствие. «Да, счастлив, был бы счастлив, если бы не было так больно… Юу… Зачем ты уехал? Зачем так жесток со мной?» Шиндо содрогнулся от этих мыслей. — Да, я счастлив, и хватит об этом, Лео, — сухо произнес он, жалея, что они у него дома, и он не может сбежать от неприятного разговора. — Я просто сейчас действительно осмысливаю происходящее между вами, вспоминаю все, что было… Мика выдохнул, указывая тем самым на свое нетерпение к перемене темы, но Леонард проигнорировал и его. — И припоминаю вашу с ним драку тогда у моста… «Зачем он говорит мне об этом? Зачем напоминает? Мне и так больно. Ты пришел чтобы помучить меня, да, Лео?» — А ты оказывается куда страшнее Синго, Наира, Коты, — усмехнулся он, подняв потухший взгляд на парня. «Они пытаются терзать мое тело, а ты лезешь прямо в душу». — Даже Батори не хватает умения, чтобы так изощренно издеваться надо мной, а ты… можешь дать фору им всем. — Рано записываешь меня в свои мучители, — серьезно заметил Леонард. — И ты бы это понял, если бы дал мне закончить. — Я не желаю тебя слушать, — прошипел Микаэль. — Уходи отсюда. — Уходить? — поднял бровь Леонард. — А ты не слышал? — ехидно растянул губы в улыбке Микаэль. — Я не желаю тебя видеть, убирайся. — Ты уверен, что не хочешь выслушать меня? Мика промолчал, уничижительно взирая на человека, намеренно издевающегося над ним. — Ясно, — вздохнул Леонард и, поднявшись со стула, направился к двери. — И больше не смей являться ко мне вот так, понятно?! — выдохнул Микаэль. — Как скажешь, — улыбнулся Леонард. — Подарки свои забирай, они мне ни к чему! — Шиндо указал рукой на пакет, стоящий на столе. — Нет, этого я сделать уже не могу, — покачал головой Леонард. — Подарки обратно не принимают. Не сочтешь за труд провести меня? Презрительно фыркнув, Мика тоже встал с постели, и они вместе вышли из его комнаты. Выходя, Мика все же всучил пакет обратно другу. — О, уже уходите? — разочарованно произнесла Эрика, когда двое мальчиков спустились на первый этаж и направились к двери. — А я как раз собиралась предложить Вам попить чая. — Благодарю, быть может в другой раз, — почтительно отозвался Леонард и зашагал в прихожую. Мика без слов двинулся следом. — Как жаль, — вздохнула Эрика. «Этот мальчик… Получается, что он друг Мики?..» — Теперь свидимся уже в школе? — ступив на порог, с улыбкой спросил Лео. — Не уверен, — с той жестокой и надменной улыбкой, которая появлялась на его лице, в особенно тяжелые моменты, спокойно сказал Микаэль. — Я был прав, — опустил взгляд Леонард. — Ты именно так и отреагируешь. — Так что же ты нарывался, зная, как я к этому отнесусь? — фыркнул Микаэль. — Сам виноват, Лео. Уходи. — Сам, конечно сам, — склонил голову в раздумье Леонард, — да только я думал, ты мне ответишь, почему он поцеловал тебя в тот момент. Произнесенные невзначай слова товарища прошлись ледяной волной по позвоночнику Мики. Он остолбенел. — Но я ошибся, — с напускной грустью заключил Леонард. — Ты не можешь этого знать. Развернувшись, он уже было хотел уйти, как вдруг его запястье сжали. Тихонько хмыкнув, Леонард обернулся. Встревоженный и совершенно ничего не понимающий Мика стоял перед ним. — Что? Что ты сказал? Поцеловал? Коэн ощутил, как дрожит рука, удерживающая его запястье. «Все эмоции как на ладони. Вам бы поучиться сдержанности, прекрасный дьявол нашей школы. Вы так забавно и наивно выказываете свои чувства» — Именно. Мне все казалось, да и я пытался убедить себя, что это обман зрения, но чем больше я над этим думал, тем яснее становились образы. Теперь я точно знаю, что видел. — Как? Когда? — выдохнул Мика, позабыв о том, что еще секунду назад желал избавиться от докучающего парня. — Когда вы дрались у моста, — благодушно ответил Леонард. — Вы уже измотались, были готовы вот-вот потерять сознание. Оба падали обессиленные и вот тогда-то Юичиро позволил себе эту дерзость. Прямо на глазах у всех. — Все видели? — изумился Шиндо. — Правда никто не обратил особо на это внимание. Они посчитали, что Юу просто недостало сил, и он склонился над тобой, прежде чем повалиться рядом. — Черт бы тебя побрал, Лео! Что ты мне голову морочишь, рассказывая всякие глупости?! Мне не нужны твои досужие домыслы, понятно?! Убирайся отсюда! — вспыхнул Микаэль, когда понял, что потрясение, что ввело его в ступор, оказалось ложным. — Постой-постой, не горячись. Я не обманываю тебя. Я все видел своими глазами, а они редко меня подводят. Я не склонен фантазировать, а потом радоваться тому, чего на самом деле нет. К тому же, этот поцелуй — последнее, что я хотел бы видеть в силу некоторых известных тебе обстоятельств, — он печально улыбнулся, вспоминая о месяцах своего бесцельного пребывания рядом с тем, кто увлекал его за собой. — Что же ты тогда рассказываешь мне об этом? — изогнул бровь Мика. — Неужели не боишься? — А чего мне бояться? — пожал плечами Леонард. — Если это одностороннее влечение, мне опасаться нечего. А ведь именно в нем ты так старательно убеждал меня в спальне, не так ли? Мика повел плечом, тем самым говоря: «Да, ты прав. Именно в этом я тебя убеждал и, по всей видимости, убедил». Однако как бы душа не встрепенулась после такого известия, червь сомнения все еще грыз изнутри. — Я лишь довожу до твоего сведенья, что у тебя появился еще один враг, которого подкрепляет страсть, и что ты должен быть наготове. Тем более тогда, когда делишь с этим самым врагом одну территорию. — Ты слишком рано бросаешься такими словами как «страсть», «влечение». Этот поцелуй, если он и был, еще ничего не доказывает, — язвительно заметил Шиндо. — Согласен. Не доказывает. Но его отсутствие отрицать ты тоже не имеешь права, — с этими словами Леонард развернулся и стал спускаться по ступенькам вниз, чувствуя, что, пускай он и не дал Шиндо очевидные доказательства, но сумел пробудить определенные чувства, внеся ту ценную крупицу, которая может склонить чашу весов в иную сторону. — В таком случае он заслуживает еще больше презрения, если позволяет себе подобное на глазах у всех этих болванов, — сотрясаясь от переполнявшего его волнения, горячо воскликнул Микаэль. — Я тоже так считаю, — усмехнулся Коэн. — Все же, оставлю это здесь. — Сказал он, ставя на скамейку пакет, после чего, махнув Шиндо рукой, вышел за ворота. После его ухода Мика еще несколько минут стоял в дверях, ошарашенный, не знающий, что делать с тем потоком мыслей и чувств, что бушевали в нём. Он не думал ни о том, как Леонард сумел узнать его тайну совместного проживания с Юичиро, ни о том, знают ли об этом другие и как они отнесутся к этому. Он не думал ни о чем, кроме слов Коэна. «Он поцеловал меня… Сам… Что это значит? Зачем он это сделал? И сделал ли?.. Почему я ничего не могу вспомнить…» — Юу, — он возвел отчаянный взор к небу. — Правда ли это? «Нет. Нет, это не может быть правдой. Ты же ненавидишь меня. Презираешь. Зачем тебе целовать меня теперь, когда ты столько всего знаешь обо мне. Когда столько грязи влилось в твои уши. Ты просто не можешь чувствовать ко мне что-то помимо ненависти и презрения. Это была случайность, всего лишь случайность. Если вообще Лео не солгал мне. Ведь такого просто не может быть…» Он сокрушенно опускает голову, обессиленный приваливаясь к дверному косяку. «Тебе все равно. Чтобы я ни делал, тебе все равно… Ты не можешь любить меня… Я для тебя никто и всегда был никем. Поэтому ты просто не можешь… Не можешь… Или… Можешь?..» — Мика, — ласково позвала Эрика, когда Шиндо проходил мимо гостиной. Он шел словно в тумане и, когда его окликнули, поднял взгляд, в котором не было привычной колкости и недоверия. — Жаль, что твой друг так быстро ушел, — приблизившись к пасынку, с сердечной улыбкой произнесла она. — Надеюсь, в следующий раз, когда он придет, останется подольше? — Он не придет… — вполголоса проговорил Микаэль, думая совершенно не о Леонарде и его дальнейших визитах. — Почему? Вместо ответа Шиндо поднял на нее взгляд — растерянный, взволнованный, исполненный светлой грусти. — Мика, что с тобой? — спросила женщина. — Почему ты такой несчастный? Что тебя тревожит? М? — она чуть склонилась к нему и провела кончиками пальцев по его лицу. — Скажи мне, что тебя волнует? Не бойся, ты можешь мне довериться. Сдавленной вздох вырвался из груди юноши. Испытанные эмоции, волнение, недоверие пошатнули его эмоциональное состояние. Он с трудом удерживал себя в руках. Прижав ко рту ладонь, он зажмурился, подавляя все те волнительные чувства, что обуревали его в эту секунду. — Мика… — видя в каком расшатанном состоянии находится мальчик, и только интуитивно чувствуя проблему, Эрика сделала шаг навстречу и просто обняла его. Мика не дернулся, не попытался отстраниться, ничего не сказал, он просто стоял весь сжавшись, ощущая как тепло обвивших его, нежных рук, согревает его душу. — Успокойся, малыш, все будет хорошо, — шептала Эрика, приворачивая приемного сына к себе и поглаживая его по голове. — У тебя обязательно все наладится. Ты не один, вокруг тебя есть люди, которые любят тебя. И человек из-за которого ты страдаешь, тоже полюбит тебя… Вот увидишь… От этих слов Мика заметно вздрогнул. Они прошлись по самому больному. Но вместо того, что оттолкнуть ее от себя, убежать, он почему-то остался стоять. Это тепло, эта ласка, которую дарила ему женщина, пусть и чуть-чуть, но согревала заледеневшее с годами сердце. «Ты бы тоже обнимала меня вот так нежно и ласково, если бы была рядом… — смутные воспоминания овладевают мечущимся разумом Микаэля, когда он закрывает глаза и позволяет касаться себя. — Я помню, совсем слабо, но я помню твое тепло, то спокойствие, которое я ощущал, когда ты прижимала меня к своей груди… Такое почти забытое, но счастливое чувство… Мне тепло и хорошо. Мое сердце успокаивается… Вот что значит объятия матери… Но… почему? Ведь ты же не моя мать… Но почему с тобой мне становится легче? Ты же не она… — Мика приоткрывает глаза. — Но от тебя исходит такое же тепло, твои слова… Как повезло Юу» — Мика, — тихонько зовет Эрика, ослабляя объятия. Шиндо поднимает голову, натыкаясь на благодушный, мягкий взор. — Пойдем, посидим? Когда домой вернулся Натан, он застал жену и сына в гостиной на диване. Оба сидели прижавшись друг к другу. Голова Мики лежала на ее плече, а она аккуратно гладила его золотистые волосы. Эрика обернулась к мужу, когда он вошел на порог и сразу приложила палец к губам. — Тише, — прошептала она. — Он спит. Не надо будить его. Кивнув, Натан, пораженный, но в то же время и обрадованный увиденным, вышел из комнаты, а Эрика осторожно уложив Мику на диван, вскоре присоединилась к нему в спальне. — Что произошло? — спросил ее муж. — Ничего, — улыбнулась Эрика, став у двери и облокотившись о нее спиной. — Он выглядел расстроенным и мне показалось, что ему нужно помочь. Я надеялась, он поделится со мной чем-то, но в итоге, я просто рассказывала ему о себе, о Юу, о нас. А он внимательно слушал. Я видела, что ему становится легче и продолжала говорить, а вскоре он заснул и я боялась встать, чтобы не потревожить его. Послушай, — она подняла на него глаза. — Я прошу, не трогай его. — То есть? — Не нужно ничего ему говорить по поводу вчерашнего. — Да, но, — попытался возразить Натан, но взгляд жены обезоружил его. — Ты считаешь? — Уверена. Мне кажется, после того, что произошло сегодня, мы стали понимать друг друга чуточку больше. Я была так удивлена, — усмехнулся Эрика, — он слушал меня и не перебивал. Я чувствовала, как он нуждается во внимании и не могла позволить себе замолчать. Казалось, он готов сидеть вот так днями напролет и не отходить ни на шаг. Ты замечал это раньше? — У нас редко выпадала возможность пробыть так долго наедине, но он всегда грустил, когда нужно было разойтись. Мне казалось, он с удовольствием бы продлил момент сближения. — Ему так необходимо внимание. Бедный ребенок, который большую часть своей жизни провел в одиночестве. Наедине со своими мыслями, — с грустью произнесла Эрика. — Я раньше думала, что он просто не хочет отвечать мне или специально говорит плохие вещи, а он… просто не знает, что нужно говорить, когда к тебе обращаются с теплом. Он так уязвим, так чувствителен, но в тоже время он боится показать свою слабость. Надежно оберегает свой внутренний мир, опасаясь, что его разрушат. — Ты знаешь, я много раз говорил себе те слова, которые ты произнесла сейчас, — сказал Натан. — Но только я никогда не мог зайти дальше этих рассуждений. Не мог дать ему больше, чем мои собственные заботы о нем. Видимо, мне это просто не дано. «Когда я рассказывал тебе о нас, то не вдавался в подробности. Ты поняла их сама. И в отличие от меня, ты сможешь дать моему сыну то, в чем он нуждается…» — Не говори так. — Но это так. И знаешь, только теперь я спокоен. С твоим появлением я не так остро ощущаю давление того камня, что тяготит меня. Я вижу, что ты по-настоящему любишь его и жалеешь, а он пусть пока и не отвечает благодарностью, но все равно тянется к тебе, — с этими словами, он подошел и обнял ее. — Ты замечательная мать и жена, как мне жалко, что мы не могли раньше быть вместе. — Но зато мы вместе сейчас, — улыбнулась Эрика. — И у нас все будет замечательно. Дети помирятся, я убеждена, завтра я поговорю с Микой, быть может он захочет поехать со мной в лагерь к Юу. Не волнуйся, я с тобой, — она коснулась рукой щеки Натана и осторожно огладила. — Мы со всем справимся. — Да, ты права, — кивнул он и, властно прижав женщину к себе, накрыл ее губы своими.