***
«Конец… Это самый настоящий конец… Ненавижу саму эту мысль, — твердит сам себе Микаэль, точно во сне покидая пресловутую больницу. — Ты не хочешь меня видеть… Как же мне теперь жить? Что мне делать? Если и ты бросил меня. Не хочешь даже выслушать. Гонишь… Я больше не нужен тебе?» Незаметно проскочив мимо мачехи, которая только и услышала, как хлопнула входная дверь, к себе в комнату, Микаэль взял оставленный на столе мобильный. — Да, так и есть, — горестно усмехается он, — ты, мой благородный рыцарь, всегда прощал всех. Всех, кроме меня… Но так, наверное, даже к лучшему… Оставить все так, как есть, и будь что будет…. Ведь теперь никто не посмеет к тебе даже пальцем прикоснуться. Все они оставят тебя в покое, и ты сможешь спокойно учиться дальше… А я… Я уйду из твоей жизни навсегда, чтобы не омрачать ее и не причинять тебе боль. Рассуждая вслух, одновременно Микаэль набирает номер отца, все еще пребывающего за границей. «Если ты больше не хочешь видеть меня, я исполню твое желание…»***
На следующий день Ферид Батори явился в кабинет директора для того, чтобы отдать одни бумаги и получить иные, а также проинформировать о положении дел с одним из учеников, совсем недавно пострадавшем в стенах их школы. Разумеется, напоминать самому себе о своем недосмотре было в тягость школьной элите, но такова была обязанность. Новости о неутешительном состоянии Аманэ Юичиро могли гораздо глобальнее отразиться на судьбе юного аристократа, если бы не то смягчающее обстоятельство, что инцидент не оказал никакого влияния на школу, а ограничился разбирательством в семейном кругу. Однако даже так лицо директора было пугающее серьезным в это утро. — Это все? — выслушав Батори, строго спросил пожилой мужчина. — Да, господин директор, — чуть склонил голову в поклоне Ферид. — На этом у меня всё. Если из больницы сообщат новые сведения, я сразу же поставлю Вас в известность. «Пускай он только поправится, и это не обернется серьезной потерей для школы» — про себя вымолвил Батори. — Буду ждать новостей. На тебя всегда можно было положиться, не хочется, чтобы доверие к тебе подорвалось каким-нибудь очередным случайным инцидентом, — кивнул директор, а потом холодно добавил: — Не забывай, вся ответственность лежит на твоих плечах. — Я всегда об этом помню и прилагаю все силы, дабы исполнять свой долг и не разочаровать Вас, — проговорил Батори, не теряя своего достоинства. — Ты прекрасный ученик и помощник, мне еще ни разу не приходилось жаловаться, однако… — мужчина помедлил, — не кажется ли тебе, что в последнее время тебе недостает сил выполнять возложенные на тебя функции? Батори содрогнулся. — Не нужно так напрягаться из-за банального вопроса. Я лишь подбросил тебе тему для размышлений на досуге, — пояснил директор. — Если у тебя все, вот бумаги, можешь быть свободен. Директор положил на край стола папку с документами. — Да, и еще, — добавил он, когда Ферид взял документацию. — Подготовь все необходимое для отчисления. Личное дело ученика так же лежало на столе директора, и тот просто продвинул его вперед. — Для отчисления? — удивился Ферид и поспешил взять личное дело ученика, который в скором времени покинет эти стены. Предчувствие было нехорошим в тот момент, когда он касался бумаг. — Микаэль Шиндо? — поразившись еще больше и одновременно испытав некое облегчение, он воззрился на директора. — Вы приняли решение отчислить его? — Позвонил его отец и сказал, что с этого дня его сын должен быть отчислен из школы. Он уедет к нему в Голландию и скорее всего потом отправится к родственникам, они тоже где-то в Европе, там и поступит в школу. — А причина? — Она мне не известна. Я не стал интересоваться. Знаю только, что мальчик сам попросил об этом. Полагаю, теперь, — директор поглубже уселся в своем кресле, — школа вздохнет свободней. Да и ты почувствуешь облегчение. Ведь тебе так полностью и не удалось приструнить его. Ферид смолчал, ощущая в этом еще одну шпильку упрека в свой адрес. — Я подготовлю все необходимое, — сказал он и, отвесив легкий поклон, вышел из кабинета. Директор только усмехнулся ему вслед.***
— Посмотри. Шикама Доджи вздрогнул от неожиданности, когда личное дело упало на стол, за которым он работал, тем самым, испугав его. — Что за шутки? — укоризненно взглянул он на Ферида, подумав было, что тот снова взялся за свои детские развлечения, и взял дело в руки. — Что это? Хах, — усмехнулся он, сменив гнев на милость. — Ты отыскал новый пункт в его биографии, на который намерен сделать упор в будущем? — Отныне это не моя головная боль, — Ферид подошел к окну и оперся руками о подоконник. — Как это понимать? — мягко осведомился Шикама, пытливо взглянув на друга, а после поднялся и прошел к двери, которую президент оставил не запертой. — Отец забирает его из школы. Сегодня документы на отчисление Микаэля Шиндо должны уже быть у директора. — А что произошло? — полюбопытствовал Шикама, бросив взгляд на учеников снующую по коридору, после чего притворил дверь. — Мне ничего неизвестно, — сказал Ферид и обернулся к своему заместителю. — Может это как-то связано с этим случаем, — предположил Доджи. — Не исключено, — согласился Ферид. — Как бы то ни было, а в школе больше не будет неугодных личностей. — Ты рад, я смотрю, — улыбнулся Шикама и двинулся к президенту. — Я не имею привычки радоваться чужому горю, но и утверждать, что меня это удручает, тоже не могу. Я считаю, что такому как он лучше вообще держаться подальше от общества, и если его переведут на домашнее обучение, будет только лучше. — Кажется, у нас появился повод провести вечер за бокалом вина, — вкрадчиво произнес Доджи, нежно вглядываясь в красивое и холодное лицо Батори, который также обратил на него взор. «Ах, бедный Микаэль, — мысленно усмехнулся Шикама и перевел взгляд за окно, — если это решение на почве твоей выходки, я могу тебе лишь посочувствовать. В мои планы не входило так скоро прощаться с тобой, но раз уж так сложилось, я приму это как данность»***
— КАК?! Неведомо, как и кто принес эту свежую новость в серые школьные будни, но совсем скоро известие о том, что Микаэль Шиндо навсегда покидает школу, разнеслось по учебному заведению и потрясло большую часть учащихся. И везде реакция была однозначно шокирующей. — Почему он решил уйти? — Решил, ха! Поговаривают, будто его дирекция посчитала нужным выбросить. — И правильно, нечего такой грязи тут делать! Давно пора очистить школу. Вон, сколько бед уже случилось и все на его совести! — Пускай понесет заслуженное наказание! — Не могу поверить, что его отчисляют. Его нельзя отчислять, ради кого я в школу ходить буду?! — И не говори, только и было что удовольствие глядеть на него, да на то, как он с Амане собачится, а тут мало того, что примирились, потом рассорились, а теперь и вовсе из школы уходит! Чем директор думал, когда принимал решение? — Да за что его отчислять? Подумаешь, неформал, это еще не повод выпирать его из школы! — Раз такой смелый, пойди и скажи это прямо директору в лицо, глядишь, и сжалится да оставит его лично для тебя. — А вот и пойду! — Иди. — И пойду! — И как это возможно, неужто Шиндо в этот раз даже его покровитель не спасет? — Натворил-то он много всякого, а случай с Амане, видать, совсем взбеленил дирекцию. Так что тут, судя по всему, даже если сам Будда вмешался бы, спасенья ему бы не было. — Вот дурак, наломал дров. — Вся школа на ушах. Только и говорят об этом отчислении, — нахмурившись, Леонард прикрыл двери их комнаты сбора, чтобы сюда не долетали возмущенные, либо ликующие голоса учеников по поводу живо обсуждаемой темы. — Доигрался наш Микаэль, даже не верится, что мы больше его не увидим, — злобно процедил Нагашима, как и все в этой комнате пришибленный этим решением руководства. — С чего вдруг он должен быть отчислен?! — возмущенно выдохнул он, вскочив с дивана. — Только из-за того, что видите ли сбил этого кретина?! Так сам виноват, не фиг было задалбывать! Какого хрена это Шиндо должно касаться, пускай этому болвану учебник о том, как себя нужно вести в общественных местах, чтоб не навернуться, покупают, его выгонять-то за что?! — Это не в нашей компетенции, — хладнокровно проговорил Наир, как и все погруженный в думы о том, что более добиваться некого. Следовательно, жизнь в школе снова станет серой, скучной и унылой, какой она и была до прихода их принца. — А ты! — Кота гневно воззрился на Коэна. — Я? А я здесь причем? — нахмурился Леонард. — Не я же это решение принял. — Что ты обещал? Что Мика будет наш! А что в итоге? Он из школы ушел! Как теперь будешь компенсировать? — Я понятие не имел, что его решат отчислить. Этого я не мог предвидеть, — ощетинился Коэн. — Не мог предвидеть, — передразнил Нагашима. — А кто должен был предвидеть, кто обещал его нам? Может надо было тебе врезать разок, чтобы лучше просчитывал ситуацию? Да может и сейчас еще не поздно?! — сжав кулаки, Кота стал грузно надвигаться на Леонарда. — Да прекрати ты, он-то здесь причем? — раздраженно бросил спортсмену Наир. — Не хватало, если и мы еще тут передеремся, и нас следом за Шиндо попрут из школы. — Может и ни при чем, да только мне все эти его планы изначально не по нраву были. Кто знает, может он свое уже давно получил?! — рявкнул Кота. — Черт, и как же Мика тебя выносил все это время, — презрительно бросил Леонард. — Все равно его отчисляют из-за твоего дурацкого плана! Я в этом уверен! — Неужели, — фыркнул Леонард, — позволь тебе напомнить, после встречи и домогательств кого Мика в истерике бросился бежать так, что сбил с ног эту выскочку! Это ты вечно не можешь удержать свои гормоны при себе, вот и нарываешься на проблемы! Если бы ты не довел его до «белого каленья», он бы не сбил Юу, и все бы шло по плану. — Хочешь сказать, это я виноват?! — взбешенный крикнул Нагашима. — Черт, да заткнитесь вы уже, — раздраженно сказал Наир и встал между парнями. — Ты чего лезешь не в свое дело! — прошипел Кота. — Да потому, — фыркнул тот. — Что попусту обвинениями кидаться? Ситуации это уже не поможет, и Шиндо здесь нет, чтобы на него впечатление вашим представлением производить. — Он прав, мы все в одинаковом положении, все в проигрыше, — с прискорбием согласился с Томоказу Леонард. — В самом деле, бросаться обвинениями глупо и абсолютно бессмысленно, ведь изменить уже ничего нельзя. — Да ну вас всех! — махнул рукой Нагашима и, не церемонясь, вышел из аудитории, надеясь найти снаружи какого-нибудь дохляка или малолетку, на ком можно будет выплеснуть свое негодование. Его буквально разрывали эмоции, и он чувствовал, что если срочно не выпустит пар, то сойдет с ума от мысли, что Мику ему уже никогда не заполучить.***
«Ты больше не хочешь видеть меня, к чему мне тогда оставаться здесь? Что тут, в Киото, что там, на краю земли, будет одинаково темно и одиноко без тебя» Раскрытая дорожная сумка стоит на столе, однако вещей в ней практически нет, а ведь уже сегодня после обеда улетает его самолет на материк. Нужно собираться, раз принял решение, но мыслями и душой Микаэль слишком далек от такого ничего не значащего занятия. Пребывая в комнате, он то сидит за столом Юичиро, перебирая его вещи, то идет и ложится на его постель, захватывая с собой его заветную тетрадь, хранящую в себе строчки воспоминаний об их жизни врозь и вместе. «Зачем, Юу? Зачем ты так мучаешь меня? — прижимая к себе старую тетрадь, закрыв глаза, мысленно проговаривает Микаэль. — Зачем снова обрекаешь на этот ад одиночества? Почему ты так жесток со мной, почему не хочешь поверить? Я ведь пошел на это ради тебя, но я совсем не думал, что все обернется именно так. И ты прогонишь меня. Юу, ты же любил меня. Тогда почему ты не можешь простить, ведь любимым все прощают. Неужели ты врал мне? Почему теперь я должен буду забыть о нашем с тобой счастье, забыть о твоих прикосновениях? Кто еще кроме тебя сможет так любить меня? И смогу ли я кому-нибудь поверить, если даже ты меня оттолкнул? Ведь ты единственный человек, которого я любил, которому верил, и на которого рассчитывал. А теперь я снова одинок, и моя любовь никому не нужна, как и я сам. Почему ты отверг меня и мои чувства к тебе? Неужели для тебя это ничего не значило?» — Мика, — Эрика приоткрывает дверь как раз в тот момент, когда юноша чисто механически, почти не глядя, забрасывает какие-то вещи в сумку. — Почему ты все-таки решил уехать? Ответа нет. — Возможно, ты думаешь, — опуская глаза, продолжает размышлять женщина, — что у родственников тебе будет лучше, но хорошо ли ты все взвесил? Действительно ли ты хочешь этого? «Неужели ты так и не помирился с Юичиро, и только это заставляет тебя сейчас покидать страну?» — Мика, — еще раз позвала женщина, потому как мальчик не торопился отвечать на ее вопросы. Слишком много душевной боли и терзаний причиняли ему расспросы мачехи. Но как он может остаться, когда Юу сам пожелал больше никогда не видеть его рядом с собой, мотивируя просьбу тем, что эти встречи доставляют ему моральные мучения. — Хочу, — глухо отвечает Шиндо, тем самым противореча всем внутренним желаниям, теплящимся в его сердце. — Я хочу уехать… Хочу, — его голос предательски задрожал. — И уеду. Эрика некоторое время смотрела на него. Понять тяжесть ситуации, возникшей между двумя детьми, не составляло труда. — А что, если это слишком поспешное решение и все еще можно исправить? Мой Юу не умеет долго держать обид, а ведь ты не виноват в том, что случилось. Так почему хочешь уехать вместо того, чтобы попытаться еще раз все ему объяснить? Забросив в сумку какую-то очередную мелочь, Мика склонил голову. — Потому что он попросил меня сделать это, — подавленным тоном ответил Шиндо. Эрику удивил такой ответ, добавивший только еще больше жалости и сочувствия к мальчику, теряющему еще одно самое дорогое, что было в его жизни, и очередной раз приносящему в жертву свои собственные чувства. — Прости, что вмешалась. Стала расспрашивать. Прости, — виновато опустив глаза, сказала госпожа Шиндо и вышла из комнаты, чтобы не мешать Мике делать вид, что он собирает вещи, а на самом деле стойко переживает свое горе. «Я не могу препятствовать его решению, какое бы спонтанное оно ни было, как и не имею права останавливать его. Да и бессмысленно, если так решил Юу. Мика так любит его, что сделает так, как он хочет, лишь бы Юу было хорошо…» — думает Эрика, спускаясь вниз по лестнице и в душе одинаково жалея обоих своих детей.***
— Мика… — проговаривает в пустоту Юичиро, отрешенно глядя в потолок. Он чувствует себя полностью раздавленным. Оборванная, изорванная на клочки жизнь, лишенная мечты, пускай пока не официально, врачи еще не поставили окончательный диагноз, но в ином исходе уверенности нет; любовь, которую предали, светлые чувства, которые осквернили животной похотью и жаждой новых развлечений. Микаэль ушел, а ведь прогоняя его от себя, в глубине души Юу продолжал надеяться, что он останется. И когда дверь за возлюбленным затворилась, тоска и обреченность окутали все естество. Он пожалел о произнесенных словах, жалел о них с самого начала, о том, что оттолкнул Мику. Не нужно было говорить ему таких ранящих слов. Ему было так больно их слышать, что у Юу сжималось сердце при виде отпечатавшейся на его лице печати потери и безысходности. Что будет с ним теперь? В тягостных мыслях прошли часы и, отыскав повод, Юу только вечером позвонил матери. Осторожно выяснив обстановку дома, он успокоился, так как волнение за сумасбродное поведение отвергнутого любовника, которое могло толкнуть его на самые немыслимые поступки, включающие желание свести счеты с жизнью, рассеялось. Он убедился, что Мика жив здоров и теперь Юичиро мог с головой отдаться своей скорби и сожалению, ведь даже сейчас, позвонив матери, он не сумел переступить через свою обиду и попросить позвать Мику к телефону. Ему нечего было добавить к тому, что он уже сказал любимому в лицо, нанеся ему сильную боль, которая была неизбежной при расставании таких близких друг другу людей. Юу был уверен, что принял хоть и очень болезненное, но правильное решение. Звонок сына пришелся на то время, когда Эрика еще не знала о решении пасынка, и только поэтому разговор с Юичиро прошел в спокойных тонах. О скором отъезде Мики она узнала часом позже, когда уже сам Натаниэль сообщил ей об этом. Было довольно поздно, и Эрика не стала звонить Юу, надеясь, что к утру все само собой разрешится. Да только и утром решимость белокурого юноши не иссякла. Отец удаленно договорился с директором об отчислении Микаэля из школы и попросил, чтобы документы доставили ему почтой. Билеты на самолет также были куплены, и уже после обеда Мика должен был покинуть Киото. Уезжая из Амстердама, младший Шиндо постоянно жалел о том, что вынужден был вернуться в Японию, а теперь его угнетала сама мысль о возвращении в Голландию, ведь его сердце снова принадлежало Киото, городу, который он когда-то ненавидел и был рад покинуть, а сейчас любил, потому что именно в нем он нашел свое счастье.***
Тягостные думы Юичиро прервал телефонный звонок от матери. Убеждать Мику она считала себя не вправе, но сказать сыну о решении сводного брата считала обязательным, ведь совсем не хотела раскола семьи, который непременно ощутили бы все домочадцы, если бы один из них навсегда покинул родную обитель. — Юу, — прозвучал голос матери из динамика. — Мам, что с твоим голосом? Ты взволнована? — напрягся Юичиро, заслышав эти тревожные нотки. — Юу, вы все еще в ссоре? — с грустью спросила мать. Вопрос заставил парня насторожиться. — В какой еще ссоре? О чем ты? — Ты винишь Мику в своей травме? Юу, милый, я не могу знать, что произошло между вами, но прошу, поверь мне, что он сделал это не нарочно. Мика очень переживает из-за того, что произошло с тобой. «Переживает?» — сверкнула радостной молнией мысль в голове Юичиро, но тут же ее поглотили рассуждения о предательстве любовника, ищущего тепла у других. — Он во всем винит себя, — продолжала Эрика. — Вчера, когда он пришел сам не свой, я пыталась поговорить с ним, успокоить, расспросить, я видела, как его что-то терзает. Но, несмотря на все мои попытки, он закрылся от меня. Не хотел ничего слушать, не воспринимал никаких доводов. Я не знала, что с ним делать. Юу, ты имеешь право сердиться на него, но пожалуйста, не будь слишком строг. Прояви милосердие, Мика в самом деле искренне раскаивается в своем поступке. — Он сам тебе это сказал? — спросил Юичиро. Слова матери воспринимались с неверием, даже с холодностью. Мика винил себя, и так и должно быть, ведь это он сотворил такое. Разумеется, он ощущает вину, да только осознание Микой этой вины никак не позволяет Юичиро простить ему его поведение. Слишком больно думать об эгоистичном человеке, которому он отдал все, но ему оказалось мало, он забрал у него последнее и при этом так мало ценил чувства Юичиро, что продолжал встречаться с другими. — Да, он признался мне, что виноват, и объяснил, что все произошло случайно, и он ни в коем случае не хотел, чтобы все обернулось именно так. — И ты поверила? — скептически спросил Юу. «Мика мастак врать людям с такой неоспоримой убедительностью, что позавидует профессиональный актер. Сколько раз он обманывал всех вокруг, внушая им то, чего на самом деле нет. Даже меня сумел убедить, что предан мне, ценит наши отношения и ему нужен только я. А ты, наивная, поверила. А ведь это я видел ненависть в его глазах в тот момент, когда он оттолкнул меня. Он ни о чем не сожалел, это не было случайностью» — Я верила не словам, — произнесла Эрика, — я верила тем глазам, что смотрели на меня. В них я читала эту страшную душевную боль и это безумное раскаянье. Юичиро ничего не сказал в ответ. Он закрыл глаза. «Ах, мама, как я хочу, как хочу поверить твоим словам и простить, но что-то внутри меня продолжает гореть. Я не могу усмирить это пламя, — он сжимает рубашку на груди, — не могу забыть его ожесточенный взгляд, не могу забыть, как пытался помириться, а он уходил в обнимку с другими, как он свысока смотрел на мое раскаянье…» — Юу, ты не должен быть слишком строг с ним. Мика, он… он несчастный ребенок, который пережил в детстве нечто настолько страшное, что я даже не могу произнести это вслух. Он не заслужил того, чтобы теперь ты, его самый близкий друг, предавал его. Юичиро взволновали ее слова касательно Микиного детства. Она что-то знает? Но он переборол этот трепет души и снова взял себя в руки. — Не я предал его, мама, — с болью ответил ей Юичиро, прикрыв глаза. — Я старался быть для него всем, это он первым ранил мои чувства. И этого… я не могу ему простить. Извини, мам, может я слишком жесток, но я ничего не могу с собой поделать, сколько бы не пытался. Ненадолго воцарилась тишина. Похоже, каждый обдумывал своё. — Юу, — тихо произнесла мать, — Мика решил уехать к отцу. — Что ты сказала? — внутри у парня будто все оборвалось при этих словах. — Уехать к отцу? — Да. Он уже собрался, в два часа дня улетает его самолет, — печально ответила Эрика. — А когда он вернется? — Никогда. — То есть как это никогда? — опешил Амане. Сердце стучало в груди с такой силой, что парню казалось, оно сейчас разоврется. — Он пробудет с отцом в Голландии до конца командировки, а потом уедет к их родственникам в Россию. Натан уже обо всем договорился, они примут его там. «Мика… уедет…» Рука с телефоном обреченно падает на постель, в то время как потерянный взор упирается в стену напротив. «Не может быть… Он оставляет меня…» — Юу, Юу ты меня слышишь? Юу, милый, пожалуйста, поговори с ним. Может ты сможешь убедить его не делать этого. Я просто уверена, только ты способен заставить его не делать такой глупости. Подумай, как же наша семья? Какой она станет, если Мика уедет? Ты же сам будешь жалеть, что не остановил его. Сынок, неужели ты допустишь, чтобы Мика уехал? Разве он… не важен тебе? Разве твоя обида стои́т выше вашего чувства? Он ведь твой брат… Ты же любишь его… Жгучая волна прошла по телу Амане. Он весь сжался, тщетно пытаясь защитить себя от боли, что исходила из его раненой и истерзанной души. Страшно сознавать, что Мика уедет навсегда, но чем терпеть такую боль, зная, что твой любимый все равно не твой, уж лучше не видеть его никогда. Если Мика способен уехать и оставить его, то пускай уезжает немедленно. — Если он так решил, — полулежа в постели, Юичиро склоняет голову так, что челка закрывает глаза, — пусть будет так… Я не стану его останавливать. Юичиро сбрасывает вызов и выключает полностью телефон, чтобы больше никто и ничто не мешало ему скорбеть об утраченной любви, которая через несколько часов навсегда покинет этот город. Которая исчезнет за горизонтом, безвозвратно унося с собой его счастье, его надежды и его жизнь. И хочется остановить происходящее, попытаться вернуть любимого, да только забыть обиды не так-то легко. Слишком опасный яд попал в кровь, чтобы быть так просто, без последствий, извлеченным. А тем временем в школе не утихают обсуждения сногсшибательной новости. — Неужели всё это не выдумки? — заложив руки за голову, протянул Шинья. — Даже не верится. Я-то думал, уж кого-кого, а Шиндо из школы никогда не выгонят. — С чего это ты так думал? — покосился на сидящего за партой Хиираги Кагуразака, до которого также дошли слухи об отчислении одноклассника. — Что он, по-твоему, неприкасаемый какой-то? И пускай директор с его отцом какие-то там старые приятели, это еще ничего не решает, когда речь идет о статусе школы. А у него изначально было больше всех шансов вылететь отсюда, чем у любого из нас. Вспомни только его поведение и уровень успеваемости, я уже молчу о биографии с белыми пятнами и несостоятельном родителе. — Вот именно по этой причине, что он попал сюда и до сих пор продолжал учиться со всеми этими «положительными характеристиками», я сейчас и поражаюсь, что его отчисляют из школы. Глен, — обратился Хиираги к капитану, который на протяжении всего разговора помалкивал. — А ты что думаешь? Эй, Глен. Но тот был погружен в свои размышления и попросту не слышал вопроса. «Я так и не сказал ему, хотя прошли сутки. Я все еще сомневаюсь, пусть и знаю причину, по которой Мика вел себя подобным образом» — Глен, как думаешь, Юу знает, что Мика намеревается уйти из школы и уехать к отцу обратно в Голландию? — Что ты сказал? — вопрос вывел Ичиносе из ступора, и он устремил испуганный взгляд на Хиираги. — Мика намерен уехать из Киото? «Как же так, а Юу? Неужели он хочет уехать из-за того, что Юу не желает его видеть? Неужели Юу так и не простил его?» — Ну да, а ты не слышал? — удивился Хиираги. — Да никто его не отчисляет, — подошел к одноклассникам Окамото, державшийся все это время в стороне. — Это сугубо его личное решение. Он сам попросил об этом отца. — О, так Мика сам принял решение уйти из школы? — поразился Хадзиме. — А мне казалось, он совершенно безвольный в этом отношении. Делает, что скажут, и не способен на серьезный шаг. — Мика принял решение уехать… Уехать как можно дальше… — повторил Глен. Все внутри буквально переворачивалось. Одна мысль заменяла другую с молниеносной скоростью. Он вспоминал состояние Микаэля, каким он был, когда ждал, пока можно будет войти в палату, и каким он его нашел, когда Юу не захотел с ним говорить. «Что если, что если так продолжалось и дальше? Юичиро так и не захотел увидеться с ним или, что еще хуже, сам прогнал его. То, что знал о нем Юу, вполне могло послужить принятию такого решения, ведь он не знал, что было с Микой, почему он так поступал и даже не предполагал, что на самом деле он чист и никогда ему не изменял. Он был также обманут Микой, как и все мы. Но никто не подумал, что чувствует сам Микаэль. А ведь тут жертвой стал он. И теперь он уезжает, навсегда…» — Глен? — сразу воззрился на него Хиираги, как только тот вскочил с места и ринулся к выходу из класса. — Куда ты? — У меня есть одно срочное дело, — бросил недоумевающим одноклассникам Ичиносе. — Чего это он? — удивленно смотрел ему вслед Кагуразака, однако Шинья лишь пожал плечами.***
— Мика, ты не передумал? В аэропорту даже слишком много народу сегодня, впечатление, будто половина населения внезапно решила выехать за пределы страны, в которой уже не за горами холодная пора года. Женщина, приехавшая проводить пасынка, сейчас с грустью глядит на его опущенные плечи, потухший взор, горестно сомкнутые уголки губ. Микаэль молча отрицательно качает головой. Через несколько минут звучит голос, объявляющий о начале посадки. — Вот и твой рейс, — с тоской произносит Эрика. — Ах, Мика, — она не выдерживает и прижимает парня к себе. Ей тяжело провожать его, она любит Микаэля и знает, как будет опечален Юу, когда узнает, что брат действительно оставил его. — Береги себя, милый, — шепчет она. — Обязательно позвони, как доберешься. Я буду очень волноваться, и мы все будем скучать по тебе, потому что любим тебя. — Да, — глухо отвечает Микаэль. Душа рвется на части. Как же он не хочет улетать, как хочет остаться здесь. Ведь только тут существует тот, ради кого есть смысл вообще жить. А что он будет делать там? Где все чужие, далекие, где такие же холод и пустота, как те, что преследовали его большую часть жизни до той поры, пока самый заклятый враг не стал ему самым дорогим другом и любимым человеком. Но он должен улететь. Так пожелал Юичиро. Он не может его больше видеть, а зачем Мике жизнь, в которой он не нужен Юичиро? Уж лучше умереть где-нибудь там от тоски, вдалеке от всех, кого он знает, чем пойти против его желания. — Счастливого пути, сынок, — искренне желает ему Эрика, старясь проводить мальчика с улыбкой. Мика берет свою сумку и они расстаются. Эрика стоит до тех пор, пока Микаэля и других пассажиров не уносит эскалатор, тогда она идет к окнам, чтобы наблюдать отлет самолета. — Прощай, Юу… Прощай и прости… Я люблю тебя… — сдавленно шепчет Микаэль, чувствуя, как умирает его душа и рвется от отчаянья сердце, а все мысли занимает лишь зеленоглазый брюнет, оставшийся где-то там.