Юное сердце на Розе Ветров

Утром, собираясь ехать в офис, Натан решает заглянуть в комнату сына, поторопить его. Эрика по обыкновению готовит семье завтрак, стоя у плиты. Когда супруг появляется на пороге, она обращает на него ласковый взор. Озадаченный вид мужчины толкает ее справиться о случившемся, однако она не успевает задать вопрос, как Натан отвечает на него сам. — Кровать Микаэля пуста. Ты видела его? — Нет, — качает головой женщина. — Снова сбежал, значит. Боже, и когда же это закончится? — Натан прикрыл лицо ладонью. — Вот куда он мог деться в такое время? В самом деле, проснувшись поутру, белокурый юноша исчез из дому. Из-за произошедшего накануне не сложно сделать вывод, куда именно он направился чуть свет. Если бы Натан был в курсе вчерашнего запрета посещений Юичиро, то сегодня не стал бы так удивляться, задавать вопросы, сетовать жене о том, что его сын все же неисправим и на него не способно повлиять даже общение с обычно послушным братом. Ничего бы этого не было, он бы прекрасно понял, что, не добившись визита прошлым вечером, он попытается попасть к Юу утром. В столь раннее время, когда новая смена персонала еще не подоспела, а старая не оправилась после ночи дежурства, коридоры городской больницы оставались безлюдными. Пользуясь таким стечением обстоятельств, при котором никто попросту не ожидает появления посетителей в такую рань, Мике не составило большого труда пройти мимо куняющего охранника, незаметно пробраться к нужному этажу, а там беспрепятственно пройти мимо поста дежурной медсестры, поглощающей кофе в сестринской. Особо не прибегая к осторожности в месте, из которого его бы тот час выпроводили, если бы заметили, Шиндо оказался перед дверью палаты. В это время его не беспокоило ровным счетом ничего, кроме желания увидеть брата. Юичиро не спал. Полусидя в постели, он как-то подавленно глядел в окно перед собой. Безжизненный и вялый взгляд, круги под глазами и нездоровая бледность свидетельствовали о том, что он всю ночь бодрствовал. — Мика? Что ты тут делаешь? — спросил он, повернув голову, когда услыхал звук отъехавшей в сторону двери. В его интонации не было того живого удивления, на которое можно было рассчитывать в обычные дни. Ни радости от прихода возлюбленного, ни удивления, что он так рано оказался в стенах больничного здания. — Ты еще смеешь задавать мне такие вопросы? — Мика укоризненно глядит на Юичиро. Сердце в груди все еще взволнованно и только теперь, видя, что Юу как ни в чем не бывало по-прежнему пребывает в палате, начинает успокаиваться. — Или ты просто удивлен, что несмотря на запреты я все-таки здесь? Ты не рассчитывал, что я проберусь к тебе сквозь местную гвардию? Думал, буду спокойно сидеть и гадать, почему ты вдруг не отвечаешь на мои звонки и меня не пускают в палату! Последние слова Мики повлияли на Юу так, что он отвел напряженный взгляд в сторону. Он понял, чем был так обеспокоен Шиндо. — Как я должен это понимать? — гневно воззрился на Юичиро Мика, опасаясь уже не только мысли, что вчера произошло нечто такое, из-за чего запретили посещения, а и попросту тот вариант, что Юу сам не захотел его видеть. — Присядь, — попросил Юу и взял его за руку. — А так объяснить не получится? — фыркнул Микаэль, но устремленный на него умоляющий и усталый взор изумрудных глаз заставил его молча подчиниться. — Ну? — опустившись на постель, Шиндо вопросительно-ожидающе воззрился на сводного брата. — Прости, что так получилось. Я не хотел волновать тебя… — виновато изрек Юичиро, опустив глаза. — Вчера… пойми, вчера мне нужно было побыть одному… — Юу, — встревожено поглядел на него Мика, снова чувствуя, как по нервам, точно по оголенным проводам, скользит нехорошее предчувствие. — Пожалуйста, Мика, я… — Юу коснулся рукой лба. — Я сейчас не могу об этом говорить. Если можно, давай отложим этот разговор на попозже. Пододвинувшись ближе, Микаэль осторожно отнял руку Юу от лица. — Пожалуйста… — негромко попросил Юичиро, с болью взирая на расстроенного Микаэля. «Мне правда тяжело говорить об этом. Я едва успокоился и не могу сейчас заговаривать об этом вслух… Я так надеялся взять свои эмоции под контроль к тому времени, как увижу тебя в следующий раз. Даже попросил врача не пускать никого, отключил телефон, чтобы никто из вас ничего не узнал… А ты… Ты как-то пробрался ко мне в больницу, и теперь я не знаю, что говорить, что делать и что чувствовать… Мне больно и тяжело, а видеть твое грустное, недоуменное, взволнованное лицо и быть не в силах успокоить тебя, мне больнее в стократ. Зачем ты пришел, Мика?» — Я всю ночь промаялся, чего только не передумал, а ты говоришь мне «давай отложим», — слабо усмехнулся Микаэль, опустив взор, а потом снова подняв глаза на Юичиро, он непривычно серьезно спросил: — Это все из-за того старика? — Какого еще старика? — устало воззрился на него Амане. — Профессора или кто он там такой? Он был у тебя, осматривал? Да? Потому ты не хочешь никого видеть и меня в первую очередь? — Мика, — у парня не было сил объяснять, что он вовсе не отказывается никого видеть, а уж тем более его, просто ему сейчас не до этого. Но Микаэль оказался прав. Действительно, вчера его осматривал компетентный профессионал, вынесший окончательный приговор спортивной карьере подающего надежды молодого футболиста, которого уже в этом сезоне обещали взять в городскую сборную. Теперь же все эти регалии, награды, покорение стадионов остались лишь несбыточной мечтой, ибо после такой травмы его уделом должна была стать разве что игра в дворовый футбол и то в самом лучшем случае, а о профессиональном — лучше забыть навсегда. — Постарайся не вешать нос и отыскать себе другую мечту. Ты еще молод, у тебя вся жизнь впереди, ты обязательно еще найдешь, чем заполнить пустоту, образовавшуюся сейчас в твоем сердце, — посоветовал Юу седовласый мужчина после того, как сообщил печальный результат. Только эти слова не достигли сознания юноши, до последнего надеющегося на свое выздоровление. Теперь же, когда все его мечты, стремления, грандиозные планы на будущее потерпели полный крах, невозможно было поверить, что когда-то еще можно будет быть счастливым. Столько лет жизни, проведенной в упорных тренировках, пали в руки глупой случайности, навсегда лишившей его возможности исполнить заветную мечту. И пускай эта мечта первоначально принадлежала не ему, а его отцу, это не важно, ведь будучи зараженным ею с детства, он упорно шел к своей цели не щадя себя. — Прости, папа… Я никогда не смогу исполнить твою мечту… — твердил он сквозь душащие слезы, оставшись в палате один. Будучи в таком ужасном состоянии, как он мог позволить быть рядом с собой тому, кто пусть и косвенно, но был виновен в его травме? Это невозможно. Вернуть ничего нельзя, и никто не придет на помощь, никто не повернет время вспять, это не сказка, где все решается одним лишь мановением волшебной палочки или чудесным перерождением в новом теле, нужно принимать жизнь тако́й суровой, какой она есть. Так если исправить ничего нельзя, зачем причинять боль близким людям? Что это изменит? Станет легче самому за счет высказывания обиды и претензий любимому человеку, который все равно ничего не сможет изменить, а будет только корить себя и страдать? Нет. Это не выход. Нельзя облегчить свои страдания за счет другого, а тем более близкого и родного человека. Мика и так прошел в своей жизни через ад одиночества, он не заслуживает такого обращения. — Мика, ты не волнуйся, все будет хорошо, — натягивая улыбку, дабы скрыть душевную боль, говорит Юичиро. — Дай мне немного времени, чтобы справиться со своими переживаниями, и все будет как прежде. — Выходит, это все правда… — опуская голову, шепчет Микаэль. Ему не нужно было подтверждение со стороны Юичиро, он все понял сам в тот момент, когда Юу попытался его подбодрить. — Да, правда… — глядя на брата, слабо улыбнулся Юичиро, понимая, что скрывать более бессмысленно. Мика и так все понял. — Но ничего. Не такая уж эта беда. Все равно, последнее время парни с трудом выдерживали мое присутствие. Наверняка уже подумывали о том, чтобы исключить меня. — Да плевать на них! — выдохнул Микаэль. — Какая разница, что они там думали, ведь ты… — он спохватился, закусив губу. — Ты хотел этого… — дрогнувшим голосом сказал Мика. — Ну хотел, и что с того? Пожалуйста, — Юу коснулся Микиной щеки и приподнял эту склоненную светлую голову, — ты хоть не волнуйся об этом. Вон, посмотри, — он кивнул на часы, — уже времени сколько. Тебе еще в школу идти. И даже не думай спорить, — он приложил палец к губам любовника в тот момент, когда тот уже собирался начать возражать, — если ты не будешь ходить на занятия, кто тогда принесет мне новые домашние задания? Если я еще съеду по учебе, меня могут и из школы выгнать. Вот что ты тогда будешь делать? — Не выгонят, не выгонят. Не посмеют они, — пробормотал Микаэль и, не имея сил больше сдерживаться, обвил Юу руками и накрыл его губы. «Это я… Все из-за меня… Прости, прости меня Юу… Из-за меня ты сейчас страдаешь» Отвечая на отчаянный поцелуй, исполненный душевной горечи, Юичиро с большим трудом удерживает себя в руках, не позволяя своей боли стать заметной Мике. «Я же просил тебя дать мне время… Неужели ты не понимаешь, как мне сейчас тяжело. Мне все еще больно видеть тебя, все еще тяжело говорить тебе об этом. Почему ты никак это не поймешь и не оставишь меня еще на какое-то время?» После Юичиро мягко глядит на брата. — Только не вздумай во всем корить себя. Даже подобной мысли не смей допускать. Ты ни в чем не виноват, просто так было суждено. Понял? Мика весь содрогнулся от этих слов, но, сделав над собой усилие, кивнул. — Это всего лишь случайность, а футбол — обычная игра, и если мне не дано в нее играть, то жизнь на этом не заканчивается. — Юу… — Ты ведь сам говорил, что это примитивная занятие для одноклеточных, так вот, я больше не буду в их числе, — усмехнулся Амане. — Пока еще могу, спасу себя от дальнейшей деградации и морального разложения. Если бы не эта травма, я так и продолжил бы по полю бегать, пока меня не списали по возрасту или не покалечили на той же тренировке или игре. А так я избежал этого гораздо раньше, не о чем беспокоиться. Микаэль поднял на него печальный, любящий взгляд. «Зачем ты мне врешь?» — спрашивали глаза цвета лазури. — Иди и не беспокойся обо мне. Я в порядке, а тебе лучше поторопиться. Уверен, ты сбежал из дома и отец сейчас места себе не находит. У него и так сейчас нелегкое положение, все же такое с другом случилось, я тут в больнице, не стоит доставлять ему еще больше хлопот. А скоро еще мой врач придет. Нехорошо будет, если он тебя тут застанет. Ты же тайком сюда проник. На эту улыбку Мика только кивнул. «Вечно ты заботишься о других… совсем не думая о себе» — Я больше не буду отключать мобильный, обещаю. Позже позвоню матери, а ты иди, я буду ждать тебя после обеда, — стараясь делать голос как можно более непринужденным, сказал Юичиро. Как ни тяжело было Микаэлю покидать палату и расставаться с Юичиро, но он сделал это. Не из-за приведенных аргументов, а только по просьбе брата. Если Юу сейчас хочет побыть один, нужно оставить его. — Юу, — прежде чем покинуть палату, Шиндо остановился у двери и произнес: — Не забывай, что я люблю тебя и всегда буду рядом. С этими словами, не дожидаясь ответа, он вышел в коридор. Поглядев ему вслед, Юичиро тяжело вздохнул и опустился на подушки, устремив тяжелый взор к потолку. Да, Микаэль с ним и любит его, это верно, но это не дает успокоения душе, потерявшей свою мечту. Притворяться, играть в безразличие еще тяжелее, но только так нужно себя вести. «Я больше не смогу выйти на поле, не смогу ощутить этот пьянящий вкус победы, радость от того, что добиваюсь своей цели… Нет… ничего этого больше никогда не будет. Ворота этой фантастически увлекательной спортивной жизни отныне навсегда закрыты для меня… Чего я теперь стою как человек? Без мечты, без стремления… Кто я теперь? Я всегда видел себя только футболистом и никем иным. На что мне теперь рассчитывать? Что мне делать? Найти новую цель… Какую? Я ничего больше не хочу. Вся моя жизнь до сего момента принадлежала только команде, а теперь… мне страшно. Просто страшно. Я не знаю, что будет со мной. Не знаю, смогу ли отыскать что-то, что также будет приносить мне радость. Это невозможно. Нет аналогов, нет для меня других путей… По крайней мере, я их не вижу… Передо мной лишь тьма неизвестности и неопределенности… Она страшит меня. Я больше не знаю, чего хочу от этой жизни… Я потерял всё…» Буквально на следующий день после печального известия Юичиро отправили домой, где он и должен был ожидать, пока окончательно восстановится поврежденная нога. Забирали его из больницы Эрика и Микаэль. Опираясь на костыль, Амане мог вполне свободно двигаться без чьей либо помощи, поэтому для того, чтобы его поддержать в случае чего, вполне достаточно было присутствия одного Микаэля. По идее, забрать сына из больницы женщина вполне могла одна, только младший Шиндо мысли допустить не мог, что выписка и возвращение домой его брата пройдет в его отсутствие, что уж говорить о каком-либо походе в школу, пусть даже в разгар подготовки к грядущим тестам. О том, что Юичиро придется смириться с мыслью о невозможности осуществления своей мечты, знала уже вся семья и искренне сочувствовала несчастью молодого человека. — Вот ты и снова дома, — с улыбкой сказала Эрика, когда Юичиро сел на свою кровать, приставив рядом костыль, и осмотрелся по сторонам, словно оказался здесь впервые за много лет, хотя прошло не больше трех недель. — Как ощущение? — Как будто сто лет здесь не был, — признался Юу. — Хочешь чего-нибудь? — мягко осведомилась мать. — Я помогу тебе разобрать вещи, — она хотела было взяться за сумку с вещами Юу, также занимающую место на постели, но Амане опустил на нее руку. — Спасибо, я потом сам, — сказал он и задумался. — Лучше знаешь, что, — взглянул он на мать, — приготовь что-нибудь вкусненькое. Мое любимое. — Ты недооцениваешь свою маму, — проведя рукой по жестким отросшим волосами, улыбнулась Эрика. — Все уже давно готово и только ждет, пока ты проголодаешься. — Ого, а ты и впрямь во всеоружии, — благодарно улыбнулся ей Юичиро. — Минут через десять всё будет на столе, — с этими словами Эрика вышла из комнаты. Оставшись один, Юу еще раз осмотрелся. Та половина комнаты, в которой обитал с определенного момента Амане, хранила в себе элементы отныне потерянной для него жизни, вызывая в сердце тягостные чувства. Плакаты с лучшими сборными страны и игроками, прославившими свои команды, всякие заметки о тренировках и новых вариациях стратегий, инвентарь, среди которого почетное место занимал новенький футбольный мяч, подаренный ему на день рождения еще до того, как случилась вся эта трагедия, вследствие которой все его сокровища стали ненужным хламом, место коему на свалке. Оглядев все отныне ненужные вещи, Юичиро потянулся и вытащил из-под матраца фотографию отца (из-за ссоры с Микой он достал ее из стола и по привычке размышлял над фотографией родителя, мысленно спрашивая совета, да так и забыл вложить ее обратно, так что теперь фотография оказалась в зоне досягаемости и не пришлось вставать и идти к столу). С особой щемящей грустью смотрел он сейчас на человека, от которого ныне осталось вот такое вот осязаемое напоминание. Чувство вины перед отцом, которому мысленно когда-то давно пообещал исполнить его мечту, заключало в стальные кольца всё естество, не говоря уж об общей тоске по любимому занятию, к которому больше не вернуться. Что-то вдруг скрипнуло и, подняв глаза, Юу увидел Микаэля, что, опершись о притолоку плечом, мягко взирал на него. — Извини, я что-то задумался, — быстро смахивая выступившую слезу, дабы ее не заметил Мика, улыбнулся Юичиро, одновременно откладывая в сторону фото. Пройдя к постели брата, Микаэль сел, подогнув колено и, опустив руку на плечо Юичиро, поцеловал его. — Я так рад, что ты дома, — сквозь поцелуй прошептал он. — Я тоже, — ответил ему Юичиро. — Как чувствуешь себя? — чуть отстранившись, осведомился Микаэль. — Жить можно. А месяц-другой, и вообще все отлично будет. — Скорее бы, — с некоторой тоской в интонации ответил Мика, а после прижался к Юичиро. Приобняв его и ощутив снова в своих руках это трепетное, чувственное создание, с которым они тут были один на один, Амане вдруг стало как-то не по себе от присутствия в доме родителей. По всей видимости тот же аспект мучил и Микаэля, когда он произносил последнюю фразу. — Там мама на стол накрывает, — произнес Юичиро, отрешенно глядя перед собой, одновременно поглаживая любовника по спине. — Я знаю, — не менее тихо ответил тот. — Нужно идти. — Угу. Однако ни один, ни другой не трогаются с места, продолжая сидеть и вкушать эти сладкие минутки уединения без посторонних глаз, как было в больнице и как будет вечером, когда домой вернется Натан. Если Эрику юноши не воспринимали как того, кого следует опасаться, то Натан становился серьезной проблемой. При нем ничего такого позволить себе не сможет ни один, ни другой, в то время как от матери ускользнуть гораздо проще. Разумеется, скрывать свои новые отношения перед обоими родителями они стремились единогласно, хотя и не обсуждали этот вопрос друг с другом. Это как-то подразумевалось само собой. — Как в школе? — спрашивает Амане. — Ты каждый день задаешь мне один и тот же вопрос, — усмехается уголком губ Микаэль, хотя на душе не так-то уж легко. Юичиро совсем не слушает его или впрямь интересно, что творится в школе? — Правда? Я и не заметил. — Ты в самом деле хочешь это знать? — вскидывает на Юу напряженный взор Микаэль. — Почему бы и нет? Я ж туда пока не хожу, а вдруг там что-то случилось интересное в мое отсутствие. — Ничего нового, как стояла школа, так и стоит, — безразлично ответил Мика. — А новости тебе лучше у Шиньи узнавать. Он везде свой нос сует. — Как-то ты странно обо всем этом говоришь, — смотрит на него Юу. Слегка нахмурившись, Микаэль отвел напряженный взгляд в сторону. — Неужели так и не поладил с ними? Мне казалось, все хорошо. — Да хорошо, хорошо, — фыркнул Микаэль и пока Юу снова не задал очередной вопрос о друзьях и школе, он поспешил закрыть ему рот поцелуем. — В чем дело? — все же спросил Амане. — Ни в чем. Просто не хочу об этом говорить, — оторвавшись на секунду от губ брата, Мика снова прильнул к ним. — Я так соскучился… — прошептал он. У Юу эти слова вызвали некоторое удивление, поскольку Микаэль практически весь оставшийся день после школы и все выходные просиживал в больнице. «Тебя и впрямь нельзя оставить ни на минуту. И самое удивительно, что я подметил в тебе за время нашего сближения — с одной стороны, ты жаждешь общения постоянно, тянешься к нему, живешь им, но порой можешь отстраниться, забыть, уйти, и словно ничего не было… Пожалуй, к этой твоей черте, я никогда не привыкну» В коридоре послышались шаги, заставившие парней отодвинуться друг от друга. Когда вошла Эрика, дети сидели на некотором расстоянии друг от друга и разговаривали. — Ах, вы еще здесь, — усмехнулась она. — Пойдемте, обед на столе. — Еще минутку, мам, я только переоденусь и мы идем, — сказал ей Юу. Кивнув, Эрика удалилась обратно на кухню. — Э, тебе помощь нужна? — осведомился Шиндо, оглядевшись по сторонам. — Да нет, — пожал плечами Юичиро. — Ну, только если не сложно, подай мне рубашку. Пока Мика пошел за его вещами к шкафу, он стянул с себя футболку и рубашку в которой выписывался из больницы. Хотелось поскорее распрощаться с вещами, хранившими на себе запахи больничной палаты и надеть что-то более привычное и удобное. Вернувшись обратно к постели с вещами в руках, Микаэль наблюдал, как Юу высвобождает из штанины здоровую ногу. Оголенный до пояса сводный брат, склонившийся к загипсованной ноге, помимо сочувствия, вызывал еще одни эмоции, не менее мучительные. — Мика? — Юу вздрогнул и обернулся, когда подсев совсем близко к нему, Микаэль покрыл несколькими поцелуями его плечо и спину. — Юу, я правда очень скучал… — обвив руками талию Юичиро, произнес Шиндо. — Я тоже, — усмехнулся Юу, однако, чувствуя, как его тело начинает реагировать на столь тесный контакт с братом, он поспешил отнять одну из рук Мики от себя. — Мика, пожалуйста, если мы не спустимся в ближайшие пять минут, мама может снова прийти звать нас. Давай позже? — он обернулся к брату и мягко взглянул на него. — Я теперь все время буду дома. У нас еще будет уйма времени. Нехотя, но Микаэль согласился. — Ты ведь уже не пойдешь на занятия? — спросил его Юу, когда они вышли из спальни и двигались по коридору. — Все знают, что тебя сегодня выписывают, — фыркнул в ответ Мика. — Да даже если бы и не знали… — Сегодня никаких тестов не должно было быть? — Не припомню. — Мика! — Чего? Может и объявляли что, да я не услышал, — Шиндо развел руками. — Не знаю. «Почему ты так беспечен? — подумал про себя Юу. — Хотел бы я быть таким как ты. С легкость относиться ко всему, может тогда мне бы сейчас не было так больно вспоминать о своей загубленной мечте… Я и рад оказаться дома, но почему-то мне в то же время и грустно. Мне бы хотелось провести еще немного времени в уединении. Возможно, я бы не обиделся, захоти ты все же уйти на оставшиеся занятия. Даже обрадовался. Да только сказать тебе такое у меня язык не повернется…» Бросив короткий взгляд на Юу, Мика заметил эту мрачную тень, проскользнувшую по его лицу, свидетельствующую о тяжелых мыслях, которые таятся в глубине его сознания, несмотря на все умелые попытки скрыть ее от всего мира. «Не хочу вспоминать о школе, не хочу думать о них всех. Ведь все эти твои ребята так или иначе заставляют тебя вспоминать о том, что ты больше не член команды. Пускай я с тобой, но, наверное, ты ждешь, что они придут навестить тебя дома, да только ноги никого из них не будет здесь, по крайней мере, пока. Уж я-то позаботился об этом» Невольно, но и по лицу Микаэля пробежала такая же тень, как и у сводного брата. К столу оба вышли немного озадаченные и серьезные, но правда безупречный, вкусный обед Эрики, ее речи, сумели немного отвлечь парней от мыслей, гнетущих каждого по-своему. Устав от нескончаемого шума, без которого не обходится ни одна перемена, Микаэль, улизнув от своих неустанно бдящих охранников, отправился в самую тихую часть территории школы. Он осознавал, насколько его поступок опрометчив и чем может обернуться эта вольность, если кто-то, увидев, как он без сопровождения направляется прочь от школы, пожелает проследить и, удостоверившись в отсутствие защитников, пожелает свести счеты, да только он уже ни морально, ни физически не мог терпеть присутствие докучающих своим галдежом посторонних, не вынося этого с самого детства. Переживания о Юичиро, который, невзирая на свое умение стойко держаться и скрывать свое состояние, все же не мог скрыть всех своих терзаний, об их довольно скованной жизни в стенах родительского дома, подготовке к тестам, на фоне всего этого ему сейчас как воздух необходимо было уединение с самим собой. А позволить его себе можно было лишь в школьном дворе, так как в самой школе и на прилегающей к ней территории вечно толпились учащиеся. Правда, с наступлением ноября, народа, желающего выбраться на улицу, значительно поубавилось. Так или иначе, погруженный в свои размышления Микаэль, сам того не заметив, просто блуждая по территории, оказался в самой дальней части двора. Опомнился он только когда услыхал оклик. — Микаэль? — удивленно спросил кто-то. Оглянувшись, Шиндо узрел заместителя школьного председателя, облаченного в длинное темное пальто. В одной из рук, обтянутых перчатками, он держал небольшую книгу. Длинные белые волосы, обычно свободно лежащие на плечах, сейчас были слегка стянуты резинкой где-то на уровне лопаток. — Что ты здесь делаешь? — напрягшись, словно ожидая удара, спросил у него Шиндо, сам не понимая, почему появление Доджи вызвало в нем такую настороженную реакцию. Вероятно, виной тому послужило его внезапное появление в месте, где в принципе редко на кого можно наткнуться. — Я бы хотел спросить тебя о том же, — улыбнулся своей привычной кроткой улыбкой Шикама. — Мое появление здесь более предсказуемо, нежели твое. И только потому, что ты сейчас здесь, а не готовишься к следующему уроку, я могу сделать предположение, что ты нарочно пришел сюда, — с этими словами он прошел мимо блондинистого парня к своей любимой скамье, неподалеку от которой как раз и остановился Шиндо. — Однако если судить по выражению твоего лица, я ошибся с выводами, ибо ты оказался здесь совершенно случайно и захочешь немедленно уйти, поскольку не можешь чувствовать себя комфортно в присутствии постороннего. — Он грациозно сел на скамью, забросил ногу на ногу и, положив на бедро книгу, накрыл ее сверху ладонью, а сам поглядел на ученика. — Как бы то ни было, ты можешь не беспокоиться обо мне, я здесь совсем не для того, чтобы занимать кого-то беседами. Так что уходить или нет — дело твое, — произнеся эти слова, он открыл книжку и устремил на нее глаза. Секунда-другая и, кажется, он полностью погрузился в мир печатного произведения. Шиндо не двинулся с места. Заметив такую картину, Шикама едва заметно усмехнулся уголком губ. — Или ты все-таки искал встречи? — спросил он. — В любом случае, присаживайся. Тот, кого бы ты не хотел видеть, сюда не придет. — Так поэтому ты так спокоен, Шикама? — хмыкнул Микаэль, после чего прошел и сел подле выпускника. — Знаешь, что тебе ничего не грозит, потому смело позволяешь кому бы то ни было сидеть рядом с тобой. — Не кому бы то ни было, а своему другу, разве не об этом мы с тобой условились? А друзьям не запрещено время от времени появляться вдвоем, — ответил ему на это Доджи. — Хм, так значит с Феридом у тебя крайне завидная дружба, — лукаво подметил Микаэль, припоминая участившиеся случаи, когда председателя и его заместителя можно было видеть вместе в школьных коридорах. Однако напоминание Ши о дружбе заставило его вздрогнуть. «А может быть, мне тогда следовало попросить помощи у него, а не заручаться поддержкой Лео, Коты и Наира, которые все равно ничего путного поделать не могли в той ужасной ситуации с преследованием Юу?» — Кажется в прошлый раз я тебе разъяснил всё о наших взаимоотношениях с Батори. Неужто хочешь, чтобы я повторил это вновь? — спросил Доджи. Фыркнув, Мика отвернулся. — Вот и мне так кажется, что это ни к чему, — улыбнулся Шикама. — Раз уж я встретил тебя, позволь узнать, как поживает твой брат? Его должны были выписать из больницы. — Юу дома. — А как его состояние? — Зачем интересуешься? — недоверчиво поглядел на него Микаэль. — А разве это удивительно? — улыбнулся Доджи. — Как минимум я обязан поинтересоваться состоянием ученика нашей школы как заместитель главы школьного совета, ну, а поскольку с тобой у нас наладились кое-какие доверительные отношения, я и подавно хочу быть осведомленным. Наверное, — он сочувственно воззрился на Шиндо, — нелегко тебе сейчас приходится. Юичиро получил такую тяжелую травму. Наверняка это событие, а главное — заключение врачей, сильно отразились на его психике. Ведь стать знаменитым футболистом было его заветной, можно сказать, хрустальной мечтой. А теперь, когда он лишился её… Юу тяжелей вдвойне от того, что он находится рядом с тобой — невольным виновником его увечья и краха надежд. Мика судорожно втянул ртом воздух. — Ох, прости, ни в коем случае не подумай, что я говорю это, пытаясь упрекнуть тебя в чем-либо. Мне известна ситуация и обстоятельства, толкнувшие тебя сделать такой шаг. Мика недоверчиво воззрился на Шикаму. — Не только Батори всегда оказывается в курсе всех событий, у меня также есть свои надежные источники информации. Не удивляйся сильно. Я вот только о чем не перестаю думать, — проговорил Доджи, устремив задумчивый взгляд на дорожку, расстилающуюся перед ними. — Ты действительно так сильно привязался к этому мальчику? «Любое упоминание о нем вызывает такую бурю чувств в твоем взгляде» — А что? — холодно поглядел на него Шиндо. — Ты так остро переживаешь случившееся, но тот ли человек Юу, из-за которого ты должен так изводить себя? То есть я хочу сказать, — поправил сам себя Шикама, — я говорил прежде и хочу спросить вновь, уверен ли ты в том, что он является тем самым человеком, достойным твоей преданности? Неужели он так сильно привязал тебя к себе? — Юу? — переспросил Мика. — То, что происходит между мной и Юу, — твердо заговорил он, опустив глаза, — не касается никого. Да, я люблю его, и мне нравится та жизнь, которая у меня есть сейчас. Если раньше мне было противно все здесь, эта гадкая школа, эти мерзкие учителя, то сейчас я словно парю в небесах. Ты спрашиваешь, сильно ли я привязан к нему? — Он поднялся на ноги. — Сильно, — он развернулся и прямо взглянул на Шикаму. — Между нами нерушимая связь, и я нисколько не жалею, что позволил ей опутать себя. Если ты и впрямь беспокоишься обо мне и моих чувствах, то знай, только Юу всегда был единственным, кто когда-либо понимал и принимал меня. До него, — Мика сделал несколько шагов в сторону от скамьи и, остановившись, обхватил себя руками, словно спасаясь от холода и ветерка, шелестящего в ветвях, — не существовало ни одного человека, который знал бы меня лучше и был готов на все ради меня. И сейчас, ты прав, мне больно быть рядом с тем, кого я своими же руками лишил заветной мечты, и ему тоже порой тяжело мое присутствие. Да только, — он слегка повернул голову к Шикаме, и тот заметил счастливую улыбку, озарявшую лицо юноши, — он все равно любит меня и прощает. Юу тот, кого я ждал. Я верю, — Шиндо устремил взор к небу, — разлучить нас может только смерть. — Получается, тебя нисколько не страшит столь сильная привязанность? — усмехнулся Шикама, сочувственно глядя на погруженного в свои мысли Микаэля. — Ты ведь даже представить не можешь, какую поистине ужасающую боль она порой приносит и чем в основном оканчивается. Такая яркая вспышка, столь сильная любовь, она сгорает мгновенно, как спичка. Чем сильнее чувство, тем скорее оно иссякает в душах людей, оставляя тлеющий огарок и пепел из сожалений и обрывков воспоминаний. А если появится тот, кто перехватит эту искру… «Он намекает на то, что у Юу может появиться кто-то другой? — на секунду ужаснулся Микаэль, и от этой мысли холодок прошел по позвоночнику. — Чушь. У Юу никого нет и не было, кроме меня» — Я не хочу слушать тебя, Шикама, — простодушно ответил ему Мика, совладав с эмоциями, вмиг одолевшими его. — Я впервые в жизни счастлив и мне все равно, что произойдет завтра. — Вот как, — Ши слегка склонил голову набок. — Это, конечно, замечательно, что ты так думаешь. Надеюсь, так и будет. Однако это твои слова. Что думает по этому поводу Юичиро — дело совсем иное. Вот, к примеру, что, если Юу, все же не сумеет простить тебе тот поступок, лишивший его единственного увлечения в жизни? — Он уже простил, — спокойно ответил Микаэль. «К тому же ты ошибаешься, это не единственное, что дорого Юу». И тут, на основе собственного умозаключения, ему пришла в голову одна идея, потому он добавил: — А после того, что я хочу сделать для него, он и вовсе раздумает обижаться на меня. Шикама только смотрел, как исчезает меж деревьями изящная фигура Микаэля, решившего, что ему надоело общество школьной элиты. — Беззаветная любовь… Крепкая связь… Искреннее чувство…. — повторил негромко Шикама Доджи и усмехнулся всем этим словам в одночасье. — Ты в самом деле привязался к нему, Шиндо, и мне жаль тебя … «Эти чувства причиняют невыносимую боль, — он поднял взор к небу, словно пытаясь разглядеть в безоблачной синеве всю свою жизнь. — Я ненавижу само понятие «истинной любви». Сколько мучений приносит оно человеку, познавшему это сладкое чувство, изо дня в день, из года в год. Когда каждый день для тебя становится невыносимым из-за страха, что любовь всей твоей жизни забудет о тебе, променяет на кого-то другого только оттого, что ее поглотит глупая ассоциация и случайное сходство» Столкнувшись однажды с той самой любовью, о которой твердил сейчас Микаэль и которую сам Шикама примечал между двумя сводными братьями, Доджи постоянно находился в смятении. В начале от того, что предмет его воздыханий был увлечен своим слугой в то время, как до дружбы с человеком своего положения ему не было дела; чуть позже, когда маленький деспот снизошел и позволил Шикаме немного приблизиться к себе, но по-прежнему мысли его занимал его драгоценный Анри, а Шикаме отводилась роль друга, которого временами обласкивали, а временами жестоко потешались, как над таким же подчиненным, пользовали лишь по необходимости хозяина, а так забывали; когда после смерти слуги Ферид, будучи в отчаянье из-за содеянного, стал нуждаться в том, кого до этого в грош не ставил, у Шикама проснулось то самое чувство, которое никогда не должно было засыпать. В какой-то момент он осознал, что все беды приносила ему та слепая страсть, которую он питал к Батори и которую, не стесняясь, выказывал ему постоянно, тем самым провоцируя появление еще большей надменности и пренебрежения со стороны Ферида. Сыграло также роль и то, что Шикама видел, все время видел, как не покидает его божество призрак погибшего Анри. Окончательно осознав, что только благодаря этой случайной смерти, в которой он был косвенно повинен, Ферид всерьез обратил на него свой взор, и, чувствуя, что мальчик-слуга по-прежнему живет в его душе, что-то в Шикаме вдруг изменилось. Вместо того, чтобы и дальше слепо и безропотно служить Батори после потери своего любимца, увидевшего в Шикаме единственного верного человека, продолжающего быть с ним, даже после того, как он лишился своего основного достоинства, став недееспособным как мужчина, Доджи напустил на себя таинственности и загадочности, примерив образ постоянно чего-то добивающегося и жаждущего скрытного человека. Боясь своего собственного чувства, в некотором роде возненавидев его, Шикама решил похоронить его в себе, по крайне мере, с виду. Он не боялся откровенно давать почувствовать Фериду свою полную независимость от него, и не важно, что при этом говорили его уста; он нарочно подстраивал все так, чтобы у Батори не возникало сомнений в какой-то тайной деятельности Доджи, которая в какие-то моменты откровенно бесила сереброволосого аристократа. Обычно люди пытаются скрыть свои подлинные чувства, цепляя маску безразличия, а в случае с Шикамой Доджи все произошло с добавлением скрытой интриги, непонятных мотивов и присутствием тайного заговора, что заставляло Ферида постоянно сомневаться в его чувствах. Именно благодаря этим сомнениям Шикама вынуждал Ферида постоянно думать о нем, разгадывая загадку, которой на самом деле никогда не было. Просто Ши стремился вызвать интерес у своего возлюбленного, падкого до разгадывания человеческих кроссвордов. Надеясь таким образом раз и навсегда привязать к себе Ферида, он играл с ним так, как когда-то в детстве играл со своими «пешками» Ферид. Несомненно, Шикама везде и всюду клялся следовать за Батори, якобы будучи полностью в его власти, как собственно и поступал, но при этом Ферид всегда ощущал некоторую неискренность чувств своего заместителя, отчего страх потерять того, к кому привязался, был в несколько раз сильнее. Хотя надо признать, что и Батори не потерял себя. Можно сказать, что это было некое подобие затейливой, изощренной обоюдными пытками игры между двумя аристократами, которая велась уже много лет, и никто даже не думал как-нибудь попытаться изменить ее порой суровые правила. Опять же своим поведением, порой доводящим Батори до исступления, он в некотором роде надеялся, что такая эмоциональная встряска может благотворно подействовать на состояние его друга. А страх, что Ферид не имеет полной власти над ним, и подавно не позволит ему отречься от Ши, ибо Шикама в его жизни сейчас значил куда больше, чем кто-либо другой. Потому что только Доджи знал все тонкости некогда неуемно деспотичной натуры, познавшей мучения раскаяний и сожалений. Шикама ненавидел и презирал глубокие чувства между людьми, несмотря на то, что сам их таил в своей душе и по-своему сочувствовал тем несчастным, кто позволил заразить свою кровь этим сладким ядом, будучи убежденным, что даже мелкие признаки этого заражения следует вырывать из тела с корнем. Именно поэтому он сейчас провожал еще одного глупца, подобного ему, взглядом горькой насмешки над жизнью, против нашей воли заставляющей людей попадать в эту роковую зависимость от другого человека.

***

Возвратившись после занятий домой, Микаэль вошел в комнату. Тут же бросив взгляд в сторону брата, лежащего в постели, он приметил, что стоило ему войти, как Юу быстро что-то нажал в телефоне и постарался убрать его с глаз. — Чем ты там занимался, когда я вошел? — как можно более непринужденно полюбопытствовал Шиндо, после того как поприветствовал Юу, полюбившимся обоим поцелуем. — Да так, обычная игра, — покачал головой Юичиро, с улыбкой глядя на возвратившегося домой Мику. — М, — снимая галстук, протянул Микаэль, хотя что-то ему твердило — Юу занимался отнюдь не игрой, однако прежде чем он успел задать следующий вопрос, Юичиро окинув свою половину комнаты тяжелым взором, сказал: — У меня будет к тебе одна просьба. Я бы сам справился, но боюсь, пока это для меня будет накладно, — невесело усмехнулся он, бросив взгляд на свою ногу. — Какая? — осведомился Шиндо, мягко взглянув на Юичиро, ответившего незамедлительно. — Ты уверен? — вмиг став серьезным, уточнил Микаэль. — Это же… — Пожалуйста, просто скажи, ты сделаешь это? — впился в него настойчивым взглядом Амане. — Если ты так хочешь… — повел плечами Шиндо. — Спасибо, — лицо темноволосого юноши озарила слабая, с оттенком легкой печали, благодарная улыбка.