***
Скорбная задумчивость читается во всем облике мужчины, сидящего в кресле. На коленях лежит раскрытая тетрадь, страницы которой время от времени переворачиваются, и чем больше разум вникает в исписанные неровным, отрывистым мальчишеским почерком, говорящем о пылкости и горячности автора, тем глубже становится складка между твердо очерченной линией бровей. В комнате, где царит полумрак, абсолютно всё осталось нетронутым. Обстановка полностью воскрешала в памяти мучительные воспоминания того злосчастного вечера, когда четыре дня назад ее покинули обитатели. Перевернув страницу, мужчина не выдержал и закрыл тетрадь вовсе. Совершенно бесполезное занятие. Ничего уже не исправить. — Как я сам не понял? — прошептал он, закрыв лицо рукой. В этой фразе звучал тот самый упрек, предназначающийся никому бы то ни было, а непосредственно самому себе. Уже прошло столько дней, а о сбежавших сыновьях до сих пор нет никаких вестей. Полиция совершенно бесполезна в этом вопросе. И за что только эти люди получают свое жалованье? Одни домыслы, одни ложные теории… И никаких результатов. Конечно, Натан не пускает дело на самотек, доверяя поиски только полиции. Он сам прилагает все возможные усилия, чтобы поскорее вернуть сбежавших детей домой, но его действия, увы, оборачиваются прахом. Никаких следов, никаких зацепок. Сегодня, войдя в спальню детей, пройдясь по комнате, еще раз взглянув на вещи, может быть лишние, ненужные, но важные для тех, кто еще совсем недавно наполнял эту комнату своим живым присутствием, подержав их в руках, вспомнив множество разных мелочей, связанных с этими вещами, Натаниэль случайно наткнулся в столе пасынка на его тетрадь со стихами, по качеству очень далекими от светочей мировой поэзии, но несущим смысл, понять который не так сложно, как вникнуть в тайны мирозданья. Просмотрев всего пару листов, Натан уже не мог убрать тетрадь в стол и продолжил читать. Каждая строчка неумелого рифмоплетства красноречиво твердила об искренности душевных мук и глубоких переживаний, испытываемых изо дня в день автором на протяжении довольно большого промежутка времени. Лет десять, если быть точным. И в то время, как самые первые попытки складывать слова в подобие стихов, выражают какие-то детские обиды, примитивные чувства, то те, сложенные уже после заметно ощутимого перерыва, несут в себе поистине сердечную боль и неприкаянность. Боль души, ее терзания здесь так остро чувствуются, что мороз бежит по коже. И все мытарства, все лишения, вся трагедия этих страниц освещена чистым, светлым образом человека, к которому обращены эти завуалированные мольбы, упреки, негодование и восхищение. Только один единый образ переходит со страницы на страницу, неся боль и радость на протяжении долгой жизни, запечатленной в простодушных строчках несчастного поэта. Словно белым крылом ангела овеяны страдания по кому-то далекому, недосягаемому и невыносимому, без которого невозможна и бессмысленна эта жизнь. Незачем проговаривать вслух имя этой личности, что подобно духу поселилась в каждом завитке неидеального почерка. Натан знает, кому посвящаются эти оды, включающие и брань и преклонение, и боль и счастье. Он понимает, кто является вдохновителем юного поэта — его единственной музой. Он только не понимает, как был так глух и слеп к тому, что рождалось под самым его носом — медленно, шаг за шагом, детская привязанность, соперничество, ненависть, если хотите даже ревность. Не видел, как они обретали с годами четкие контуры, изящные формы сильного, непревзойденного чувства, во все века воспеваемого вот такими наивными и влюбленными поэтами, как его пасынок. Заметь он это раньше, быть может, никогда бы вопреки своим желаниям не позволил соединиться в своем доме этим сердцам, висящим на волоске от губящего судьбы обоих глупцов влечения. А теперь уже поздно… Когда их тела и души стали одним целым, поздно пытаться развести их. Он совершил роковую ошибку, которая сейчас может обернуться гораздо большей трагедией, нежели просто побег из дома. Вестей нет, и это наталкивает на самые страшные выводы. Не исключен вариант, что им больше не суждено увидеть своих детей или же в один страшный день увидеть их бездыханные тела. Замерзшие или окровавленные, ибо пораженные сталью кем-то незнакомым, жаждущим наживы или жестоких развлечений. Успокаивает, точнее не дает полностью погрузиться в отчаянье одно событие, случившееся на следующий день после побега. Звонок от Ичиносе Глена, одноклассника его детей, сообщившего безутешной Эрике о том, что их дети живы и здоровы, просто не желают возвращаться. Это единственные сведенья о Микаэле и Юичиро за все время, но, пожалуй, самые важные. По крайней мере известно, что они не окончили свое путешествие двойным суицидом, как часто бывает с людьми их возраста, когда их жизненный выбор не принимают окружающие. А это уже питает надежду в скором времени вернуть их обратно. Пока Натан сидит погрузившись глубоко в свои думы, в комнату входит женщина. На ее лице блуждает такой же серый оттенок треволнений, переживаний и недосыпов, как и у него. Она бесшумно, точно призрак, заходит в комнату и идет к креслу. Несмотря на легкость ее шагов, мужчина все же замечает ее, поднимая взгляд. — Что это? — пугающе, глухим тоном спрашивает Эрика, глядя на тетрадь в руке мужа. — Ничего важного, — отвечает он, убирая тетрадь куда подальше. Если жена заглянет в эту тетрадь, ее может поглотить то же скверное, отягощающее чувство, что владеет им. Она еще больше станет винить себя в случившемся, а это никуда не годится. На вопрос, читающийся в глубоком взгляде мужа, Эрика отвечает, присаживаясь на подлокотник кресла. — Только что звонили из полиции… — И? — Натан пытливо глядит на нее, хотя ответ очевиден. Ведь будь хорошие новости, она не была бы так подавлена. — Ничего… — покачала головой Эрика. — Думали, напали на их след, но он оказался ложным. Их нет… Наши дети неизвестно где, плутают где-то далеко от дома. Совсем одни. Наверняка голодны, у них ведь даже нет с собой денег. Как думаешь, — она с надеждой смотрит на мужа, сжавшего ее в своих объятиях, — они нашли место, где переночевать? Боже, — она закрывает глаза, и страх леденит ее сердце, — а что, если они сейчас на улице? Не сумели найти место для ночлега и просто замерза… Нет, нет. Это ужасно, — горячие, крупные капли оставляют дорожки на ее щеках. — Что если мы больше никогда их не увидим? Я даже представить этого не могу, не хочу даже думать, что будет со мной и с тобой. Каждый раз я вздрагиваю, когда звонит телефон, опасаясь, что сейчас сообщат «Мы нашли ваших детей, но они…». Нет, нет, — затряслась женщина, — я не могу произнести эти ужасные слова. Я верю, что они еще живы и нашли приличное место, где было бы не холодно и где бы их покормили. — Конечно нашли, как же иначе, — проговорил Натан, надеясь утешить дрожащую в его руках женщину. — Пусть Мика сложный ребенок, ему не так-то легко поладить с окружающими, но с ним Юу. А он ответственный и смышленый. Они не пропадут, даже оставшись одни. Как им не будет тяжело, но Юичиро сильный парень и сумеет организовать не только свою жизнь, но заодно и жизнь Микаэля. На него можно положиться в любой ситуации. — Да, ты прав, ты прав, Юу, мой дорогой, он очень сильный мальчик. Всегда был сильным. Я никогда особо не беспокоилась на его счет, не боялась, что, оставшись без меня, он не справится с трудностями. Я всегда была за него спокойна. Он сумеет позаботиться о них обоих. Он обязательно найдет выход. — Пожалуйста, не смей даже мысли допускать, что мы больше их не увидим, — сказал Натан, глядя в глаза жены. — Они вернутся домой. Непременно. Мы прилагаем все усилия, чтобы это произошло как можно скорее. Их найдут, не могут не найти. Это дети, школьники. Им не так просто скрыться, затерявшись в толпе. Их вычислят. Их уже давно бы привели домой, если бы служащий автовокзала Киото сразу сообщил куда следует. — Ты думаешь, это все-таки были наши Мика и Юу? Те два мальчика? — вскинула на него умоляющий взгляд Эрика. — Даже не сомневаюсь в этом, — уверил ее мужчина. — Описания один в один. — Да, да, верно. — Я говорил с Адрианом, — продолжил Натан, — ты же знаешь, он крайне заинтересован в этом деле, сам ужасно переволновался, узнав, что они бежали из дома. Он предложил помощь, так как знает и по-своему любит моего Мику, тот не раз бывал у нас в офисе. Сейчас он так же как и мы активно занимается их поиском по своим каналам. — Он что-нибудь узнал? — задрожала от волнения Эрика. — К сожалению, — вздохнул Натан. — Но мы с ним обсуждали, куда они могли уехать. Их видели на автовокзале, следовательно, здесь они не задержались надолго и возможно сразу после того, как Юу повидал своего школьного друга, в тот же день они покинули город. Их товарищ не сказал, куда предположительно они направились, но намекнул, что это скорее всего небольшой город. Полицейские связались со всеми близлежащими вокзалами мелких городов, но там следов Мики и Юу не было обнаружено. Из этого вытекает, что они либо направились куда-то дальше, либо же остановили свой выбор на крупных городах, а товарища Юу попросту попытался ввести в заблуждение на случай, если не доверял ему полностью. Самые близкие крупные города — это Нагоя и Осака, я думал остановить на них выбор, но Адриан убежден, что детей нужно искать в столице. — В Токио? — ужаснулась Эрика. — Я сам так отреагировал. Это кажется маловероятным, но Адриан сумел убедить меня, что если куда они и могли сбежать, так это в столицу. — Господи, да если мальчики сумели добраться до Токио, самого населенного города, то найти их становится практически невозможно. Это многомиллионный город. — Именно по этой причине они могли выбрать его, будучи уверенными, что их там ни за что не отыщут. — Тогда нужно позвонить следователю и сказать, чтобы направили поиски именно в Токио! — воскликнула Эрика, почувствовав слабый луч надежды. — Я сделал это сразу после нашего разговора с Адрианом, но как ты сама слышала — пока глухо. К тому же, Токио, как возможный пункт остановки для Мики и Юу, не точен. Они могли не задержаться там, а раздобыть денег и двинуться дальше. Нужно, чтобы поиски велись повсюду. — Согласна, — глухо изрекла Эрика и опустила голову на плечо мужа. — Как я хочу, чтобы они вернулись домой. Мне больше ничего не надо. — Мне тоже, — отвечал Натан, целуя ее в голову.***
Юичиро стоит у двери комнаты, не решаясь войти внутрь. Ноги будто отяжелели, словно на них очутились свинцовые оковы. За спиной шум и гам. Видать кто-то из соседей устроил пирушку. Ужасно мешает в обычное время, а в моменты личного несчастья чужое веселье и вовсе как удар кинжала. Тяжело вздохнув, Амане собрал силы и постучался. Они с Шиндо условились, что когда он уйдет, тот закроет двери изнутри. Только когда Юу постучался раз, другой и ему никто не открыл, и он был вынужден взяться за ручку двери, та свободно поддалась. Он распахнул дверь, будучи не только хмурым, но и рассерженным на брата за то, что он пренебрег правилами безопасности в таком неблагонадежном месте. Правда, это было не последнее удивление за этот напряженный и неудачный вечер. Его также постигло и изумление при виде любовника, вальяжно устроившегося на убогой постели, –напоминающей погост в этом мрачном склепе, — точно на королевском ложе и с уже наполовину опустошенной бутылкой вина в руке. — А, вот и ты, — расплылся в улыбке Микаэль и приподнялся на постели. Только слегка блуждающий рассредоточенный взгляд говорил о его легком опьянении, в остальном же Шиндо казался еще полностью трезвым. — Наконец-то, а то я уже заждался. Вот сижу тут, убиваю скуку, как могу, — он хмыкнул. — Ты где это взял? — воскликнул Амане и, подбежав к Мике, выхватил у него из рук бутылку. Только поднеся ее к носу, он тут же поморщился когда вейнуло крепким запахом спирта смешанного с какой-то дрянью, чтобы походило на вино. — Отдай, — Мика протянул руку. — Да ни за что! — Юу отвел руку, в которой держал бутылку в сторону. — Я спрашиваю, где ты ее взял?! — Угостили, — коротко, с ноткой обиды ответил Микаэль. — Кто? — Соседи. — Да как они посмели, ты же еще! Зачем ты ее взял?! — беспомощно всплеснул руками Юичиро. — А что, я должен был отбиваться? — фыркнул Микаэль. — Давали, я и взял. — Мика, неужели ты не понимаешь, что это такое?! — Отчего же не понять, очень даже понимаю, запах не ахти, ну, а так, более-менее, — насмешливо бросил Микаэль. — Чтоб больше этого не было, — твердо проговорил Юичиро. — Не смей ничего брать, даже если тебе в руки суют. Амане был так резок только потому, что опасался, как бы эти подарки потом не вышли боком его возлюбленному. Наверняка это вручил ему кто-то из жильцов, гуляющих сейчас на нижнем этаже. — Ладно, в следующий раз просто убегу, — невинно улыбнулся Микаэль. — Я серьезно. — И я серьезно. Вздохнув, Амане рухнул на постель рядом с Микаэлем. Проведенный в беготне по городу день теперь отзывался в каждой частичке его тела тянущей тупой болью. Желудок и вовсе заворачивался от голода. Нестерпимо ныла правая нога. А больше всего тяготило сердце. — Юу, — Мика подполз поближе к Юичиро и сел на согнутые ноги. — Я тут буквально умираю от скуки, а ты ходишь где-то целый день, а потом возвращаешься с таким грустным лицом. Разве это справедливо? — с мягким укором в голосе спросил он, слегка улыбаясь. Юу только горестно усмехнулся. Господи, да о какой справедливости вообще может идти речь в этой выгребной яме? — Я смотрю, ты обзавелся достойной компанией, пока меня не было, — сказал он, указывая на бутылку, чье горлышко по-прежнему согревала его рука. — С этим небось и время пролетело незаметно? — Не говори глупости, — приглушенно ответил Микаэль, отведя нахмуренный взгляд в сторону. — Это только для того, чтобы не думать… — А ты разве думаешь о чем-то? — хмыкнул Юу и, увидев, как потемнело лицо Мики, быстро спохватился. — Прости, — прошептал он, роняя голову, — я просто ужасно вымотался. Несу всякий бред. Не бери мои слова близко к сердцу. — Где ты был-то? — с какой-то глубокой тоской в голосе спросил Шиндо, прислонившись виском к плечу брата. Тот только махнул рукой и к удивлению Микаэля сам приложился к горлышку бутылки. Правда ему хватило одного большого глотка, чтобы задохнуться, обжегшим слизистые горючим пойлом и закашляться. — Юу… Зачем?.. — Ничего, все хорошо, — шмыгнул носом Юичиро и сделал второй глоток, в сравнении с первым уже давшийся значительно легче, после чего отставил бутылку с этой дрянью в сторону, чтобы позже первым делом выбросить. Такое нельзя пить, это самый настоящий яд. — Слушай, — тихо произнес Микаэль, — давай сходим куда-нибудь? В развлекательный центр, например? Поедим там в одном из ресторанов? Что тут сидеть? А там развеемся, глядишь и настроение поднимется. — О чем ты говоришь, какой к черту развлекательный центр, какой тебе ресторан?! — Юу вцепился руками в голову. — Совсем эта дрянь тебя здравого смысла лишила? Нет у нас денег на такие развлечения, пойми. — Как это нет? — отшатнулся от него Микаэль. — А вот так это — нет! — рявкнул Юу и, поднявшись, сунув руки в карманы брюк, сделал несколько шагов по комнате. — Осталось совсем чуть-чуть на пару дней скромного пропитания и всё. — Как это может быть? — воскликнул Шиндо, не спуская глаз с Амане. — А деньги, что дал тебе Глен? Их же много было? — Да вот они все эти деньги! — Юу развел руки в стороны, указывая на место их пребывания. — Вот здесь, в этой комнате, а больше… — Хочешь сказать, все ушло на квартиру и у нас сейчас пусто? — Да! — развернулся к нему Юу. — Именно это я хочу сказать. У нас нет денег! — Почему ты не сказал? — А что бы это изменило?! — выдохнул в отчаянье Юичиро. — Если бы я тебе это сказал, что от этого у нас бы деньги чудесным образом появились? Не смеши. Так хоть ты спокоен. — Не надо меня от всего оберегать, тем более таким идиотским образом, — метнул молнию Шиндо. — Ну, извини, хотел как лучше! На несколько минут воцарилась тишина, в которой каждый раздумывал о своем. — Юу, — первым нарушил тишину Микаэль, — ты ж сам сказал, немного денег еще осталось? — И? — Так давай на них и сходим? — усмехнулся белокурый юноша. — Да? — задрожав от негодования, едко бросил Амане. — А потом? Что потом прикажешь делать? С голоду умирать? — Потом что-нибудь придумаем, а сегодня давай поедим нормально. Вот увидишь, станет намного лучше, если мы в последний раз поужинаем, развлечемся вдали от этого помойного квартала и этой грязной комнаты. — Да как ты не понимаешь, черт возьми, что это всё! Всё, что у нас осталось, больше нет и взять неоткуда! — выпалил Юу, терпение которого было на исходе. — Я уже который день мотаюсь по городу в поисках хоть какой-нибудь работы, и я не намерен слушать твою чушь! Мы не можем никуда пойти, ясно тебе! — Мою чушь? — вскочил на ноги Шиндо. — А что это по-твоему? Не чушь? В нашем положении, когда у нас денег осталось всего ничего, а работу фиг сыщешь, потому что мы сбежали из дома и вынуждены шататься по всяким притонам, просаживать их на развлечение и шикарные ужины, а потом помирать с голоду? — И все же ты жалеешь, что сбежал со мной? — прищурился Мика и в его взгляде сверкнул тот самый блеск, предвещающий беду. — Это неправда, и ты прекрасно это знаешь! — возразил Юу. — А ничего я не знаю, — язвительно фыркнул Микаэль. — Знаю только, что я тебе в тягость. Ты спишь и видишь, чтобы сбежать домой к своей любимой мамочке под крылышко. А я. Зачем тебе я? Поддался раз в жизни порыву и тут же на попятный! — Замолчи, — сжимая кулаки, процедил сквозь зубы Юу. Что он может понимать, как смеет рассуждать о том, чего не знает. Юу не колеблется, не трусит, просто в отличие от Мики понимает ужас и безысходность их положения, вот и все. И естественно, что он задумывается об их дальнейшей судьбе. — Ты в тот же вечер, как мы сбежали, уже начал сомневаться, — продолжал испытывать терпение возлюбленного Шиндо. — Все спрашивал меня, уверен ли я! Да, я уверен! А ты, если тебе так тяжело и невыносимо с таким дураком, как я, можешь хоть сейчас убираться к черту и возвращаться куда хочешь, а можешь продолжать жить здесь, а я ухожу! — с этими словами Шиндо решительно двинулся к входной двери. — Куда ты собрался?! — Юу в два счета оказался подле него и ухватил за локоть. — Отпусти! Я сказал, что ухожу! — дернулся Микаэль. — Ты не можешь меня насильно удерживать! — Я спросил, куда ты собрался?! — Юу резко потянул его на себя, то есть подальше от двери. — Да, куда угодно, только бы подальше от тебя! Вон хотя бы к этим ребятам, что сейчас внизу гуляют, они меня приглашали, между прочим. Самое время принять приглашение. Вот к ним и пойду! — Только попробуй и я клянусь, что убью тебя, если ты только шаг сделаешь в том направлении! — побелев от бешенства, вскричал Юичиро, представив себе, что будет, если некто вроде Микаэля сунется в эту содомию, организовавшуюся на нижнем этаже. — Да что ты можешь, кроме как угрожать?! — выпалил Мика. — Честное слово, лучше бы я с Котой сбежал, он бы и то меньше мямлил! Уже бы давно что-то решилось, а ты только и можешь, что слушать всяких уродов! Ха, вспомнить даже того вчерашнего хозяина ресторана, который посоветовал тебе бросить меня. Юу вздрогнул, а Микаэль торжествующе продолжал: — И уже на следующий день ты оставляешь меня одного на целый день и уходишь, а такими темпами и вовсе в один прекрасный день не вернешься, так уж лучше я уйду сам, чем буду ждать, пока это случится! Прощай, Юу. На этом наш славный, так и не сформировавшийся дуэт, вынужден признать, распадается. — Стой, я сказал! — разъяренный Юичиро кинулся к Шиндо, который снова направился к двери. Крепко ухватив его за плечо, Юу отшвырнул партнера к стене. Мика сдавлено ахнул от удара, совершенно не охладившего его пыл, а только наоборот удвоившего его. — Да зачем я вообще с тобой связался, ты же больной?! Выпусти меня сейчас же! Я хочу уйти! — закричал он и ринулся к двери, путь к которой преградил ему Амане. — Не смей удерживать меня! — Вот как, уйти хочешь! Ну, держись! — выкрикнул Юу, обезумевший от безысходности, от постоянных неудач, личных переживаний и сомнений, колких фраз партнера и малой доли спиртного, попавшего в его организм и затуманившего разум. Схватив Мику, он нанес ему первый удар по лицу. Шиндо отпрянул, а после со злостью вскинул горящий, оскорбленный взор на Амане. — Ну конечно, всё как всегда! Только и можешь, что насилием подчинять себе все и всех! С этого мы начали этим и закончим! — злорадно хмыкнув, Микаэль бросился на Юу, готового защищаться. Распивающие спиртное и веселящиеся под музыку соседи только и услыхали глухие стуки ударов и редкие вскрики. — Это еще что такое? — спросила полуобнаженная девица, возведя сглаза к потолку, пытаясь проследить, откуда доносятся странные звуки. На вид ей нельзя было дать больше пятнадцати-шестнадцати лет. — Никак наши новенькие жильцы грызутся? — хмыкнула ее старшая подруга, обхаживая своего дружка, развалившегося в старом кресле. — И что они там не поделили? Вообще забавные они, — хихикнула первая. — Я бы с ними пооткровенничала. — Хитрая ты, уже присмотрела себе одного, да? Никак уже втрескалась? — Да ну, дурочка. Ничего ты не понимаешь, — мечтательно отозвалась брюнетка, рисуя тонким пальчиком по столешнице.***
Крепкий удар по лицу и, обессилев, Микаэль оседает под стеной. У него более нет сил продолжать борьбу. — Угомонился? — стоя в паре шагов от него, выдохнул Юу, тело которого ныло от побоев, а сердце от боли душевной. Микаэль молчал, как тот, чья воля была подавлена силой. — Неужели… — прошептал он, отрешенно глядя в одну точку. — Неужели мы претерпели все эти трудности, сбежали из дому, чуть не умерли от холода, только ради того, чтобы ты стал таким садистом? — Садистом? — Юичиро похолодел. Слова партнера были сродни ледяным пикам, что пронизали его насквозь. Да, все верно, он садист. Самый настоящий. Что он наделал? Он совершенно не контролировал себя. В тот момент ним двигали какие-то неестественные порывы, о которых он казалось уже давно позабыл. Сколько времени прошло с тех пор, как он срывался на Мику и позволял себе так нещадно избивать его? С того дня, как они подрались около старого моста, он не позволил себе больше пальцем прикоснуться к Микаэлю таким варварским методом, так что же случилось с ним теперь? Определенно, он начинает терять рассудок. Эта жуткая жизнь доводит его до сумасшествия, до такого невменяемого состояния, что он смеет поднимать руку на любимого, который, надо признать, поспособствовал пробуждения монстра в его душе своими комментариями. И все равно он не должен был идти на поводу. Ведь Мика всегда провоцирует, но это не дает право никому, особенно Юичиро, избивать его. — Боже, — Юичиро оперся рукой о край стола, чувствуя, как силы стремительно покидают его тело. Отчаянье и ужас сдавливают кольцом череп, гадко так, что не хочется жить. Что? Что с ними случилось? Безумие. Сплошное безумие преследует их с того самого дня, как они покинули дом. — Ладно, — вздохнул он, — хочешь в центр, пойдем в центр. — Нет уж, — покачал головой Микаэль. — Куда идти с таким-то лицом? — то ли с горечью, то ли с насмешкой отозвался он. — Нас попросту выставят… Юу с болью поглядел на него, на его лицо со следами драки, пусть не сильными, но сейчас очень даже заметными. У него, судя по болезненным ощущениям, на лице сейчас примерно то же, что и у брата. Не зная, как поступить, он просто прошел и сел рядом с Микой под стену. Тот удрученно глядел перед собой и никак не отреагировал, когда Юу опустился возле него. Оба осознавали свое тяжелое положение. Пытались разобраться в себе и чувствах, что только секунду назад бушевали в душах, а теперь точно прибрежная волна отхлынули обратно в море, оставив только мокрый, гладкий песок. — Так ты искал работу? — тихо спросил Микаэль. — Да, — также глухо отозвался Амане. — И ничего не нашел? — Ничего… — И что дальше? — Мика повернул голову к Амане. Юу также обернулся и встретился с чистым, невинным взором голубых глаз. Огладив щеку любовника, Юу осторожно коснулся губ Микаэля. Долгий, осторожный поцелуй с мольбой о прощении. — Не знаю… Лежа под одеялом, оба тесно жмутся друг к другу, чтобы как можно меньше ощущать проникающий в комнату сквозняк с улицы. Пылкое примирение прошло успешно и вспоминать о ссоре никому не хочется. — Ты говорил, что думал о чем-то, когда я пришел… — произнес Юу, — о чем? Микаэль молчал. Его голова лежала на груди Юичиро, а рука обвивала плечи. Сделав вид, что уже спит, ему удалось избежать ответа на вопрос. Мика думал об отце. И сейчас, и тогда, до прихода Амане. Он скучал по дому, скучал по родителю, который сейчас наверно с ума сходил, не зная, куда подевался его Микаэль. В глубине души он и сам понимал совершенную ими ошибку, но не признавал этого ни вслух, ни даже для себя самого. Ведь выбора нет. Вернуться — значит быть разлученными, либо же попасть в лапы к Мори, и неизвестно, что хуже. А здесь… Здесь их спасение. Только тут они могут быть вместе и не бояться невзгод. Тут никто не посягнет на их свободу, никто не заставит выбирать, никто не принудит. И только поэтому, когда Юу как-то спросил его, как он думает, что сейчас творится дома, он ответил: «Бедлам». «И все из-за нас», — сказал Юу. «Да, но я не намерен возвращаться», — твердо, как и всегда, ответил на это Микаэль. Пусть холодно, от голода заворачиваются кишки, пусть грязно и сыро, но зато они вместе и чуют чарующий и все еще манящий аромат свободной жизни. «Только так, — думает Микаэль, проваливаясь в сон, который часто заменяет плотный ужин у таких несчастных, как они. — Так и не иначе… Прости, папа… Но мы не можем вернуться…»