Юное сердце на Розе Ветров

Сидя в полумраке гостиной, Мори погружен в свои мысли. На часах только одиннадцать, но к тому моменту дом окутывает тишина, во всяком случае, второй этаж выглядит пустынным, поэтому он может позволить своим мыслям течь равномерно, не волнуясь, что кто-то потревожит их ход. Пуская облачка сизого дыма в воздух, мужчина вдруг слышит едва уловимый звук скрипнувшей половицы. — Ты разве не должен быть в постели? — не поворачивая головы, спрашивает Мори, стряхивая пепел в изящную хрустальную пепельницу. — Мне не спится, — усмехается Микаэль, притаившийся за притолокой комнаты, но, будучи разоблаченным, задержавшийся лишь на секунду у тумбы, на которой стояла кадка с огромной монстерой, по листьям которой он изящно провел рукой, выходит из своего укрытия, оказываясь в слабом, оранжеватом свете настольной лампы. — Как ты узнал, что это я? — Кто еще другой может так спокойно нарушать правила этого дома, — хмыкает уголком рта Мори, бросая на юношу короткий взгляд. — Это верно, — кивает с улыбкой Микаэль. — Так что, тебе не спится и ты пришел просить спеть тебе колыбельную? — насмешливо взглянул на сына мужчина. — Не совсем так, — медленно произнес Микаэль с той сокровенной загадочностью, которой обладают лишь истинные дети бога Эроса. — Но доля истины в этом есть… Он остановился подле дивана, на котором сидел мужчина, и, изящно коснувшись спинки своей тонкой белой рукой, взглянул на Мори из-под полуприкрытых век. — По правде сказать, я здесь, — словно какая-то неведомая печальная мысль озарила этот светлый взгляд, заставив потупить глаза, — потому что больше не могу оставаться один. Меня разрывает изнутри, я не знаю что мне делать, я буквально сгораю. Мой разум помутился. Я не могу спокойно спать. — Очевидно, это в самом деле так, раз ты тут и говоришь столь непонятные вещи, — строго сказал Мори, не спуская глаз с юноши в своем отчаянье, коснувшемуся пальцами свободной руки оголенной шеи. Микаэль прикрыл глаза и тихонько усмехнулся. — Я могу сесть рядом? Не имея ничего против, Мори жестом пригласил его. — Мерси, — улыбнулся Микаэль и опустился рядом с Мори на диван, сев к тому практически вплотную. — Ты сегодня странно себя ведешь, — заметил ему мужчина, чувствуя какое-то волнение от столь близкого присутствия мальчика. — Возможно, — вздохнул Микаэль. — Возможно, но только потому, что я ужасно чувствую себя. — Ужасно чувствуешь? — переспросил Мори, устремив взор на юношу, показавшемуся ему бледнее, чем обычно. — Тебе плохо? — Ужасно, — прошептал Микаэль и к изумлению Мори прильнул к нему, уткнувшись головой в плечо. — Дурное чувство, словно все силы покидают меня. Голова идет кругом… Трудно дышать… — и, словно желая удержать свое сознание, он сжал в руке одежду на груди мужчины. — Тебе нужно лечь, — вздрогнул Мори. «Только этого не хватало», — пронеслось в голове, он попытался отстранить от себя подростка, чтобы дать ему больше воздуха, которого он сам себя по глупости лишает. Однако юноша воспротивился. — Нет, нет, пожалуйста, — жалобно простонал он, утыкаясь еще плотнее. — Пожалуйста, не надо. Мне так хорошо. Так хорошо… Только вот так я чувствую, как во мне просыпается жизнь. — О чем ты? — недоуменно воззрился на Шиндо мужчина. — Если тебе плохо, тебе нужно оказать помощь. Может даже нужно вызвать врача. — Не врач мне нужен, — сказал Мика и, подняв голову, томно взглянул в строгое и слегка взволнованное лицо Шино Мори. «Да что с ним такое? — содрогнулся Мори. — Он словно не в себе» — Ах, — Мика вдруг отпрянул и, схватившись руками за свое горло, закашлялся. — Трудно дышать! Задыхаюсь! — Черт! — испугался Мори и бросился к парню. — Сядь ровно, не сгибайся, так будет тяжелее восстановить дыхание, — ухватив юношу за плечи, он попытался усадить его ровно. Откинувшись на спинку дивана, Микаэль судорожно втянул ртом воздух. Мори хотел было расстегнуть верхние пуговицы на рубашке сына, но отметил, что его ворот и без того распахнут, открывая замечательный вид на белую обнаженную грудь и великолепную шею. — Мика, — он поднял взор на лицо юноши, как вдруг Микаэль обхватил руками его шею и, притянув к себе, впился в губы совсем не детским поцелуем. — Пожалуйста, — выдохнул он, сквозь поцелуй. В первую секунду мужчина опешил. Страстный, спонтанный поцелуй подростка обжег не только его разум, но и тело, уже довольно давно, как минимум с момента поселения в этом доме Мики, не испытывающего близости. Резко отстранившись, Мори гневно взглянул на Мику, который после всего улыбался как ни в чем не бывало. Его внешнее недомогание точно рукой сняло, он смотрел так игриво и смело, что Мори на секунду растерялся. Но, быстро совладав с эмоциями, сдвинул брови. — Что это было? — Ты так серьезен даже в такой момент, — кажется, Шиндо это только потешало. — Я спрашиваю, что это такое?! Отвечай, — Мори крепко сжал хрупкое запястье юноши, упершись суровым взглядом в его лицо, будто бы пытаясь прочесть природу этого более чем неожиданного поступка в этих чистых синих глазах, глядящих на него с соблазнительным лукавством. — Больно же, — прошипел Микаэль, слегка скривившись. — Будет еще больнее, если ты сейчас же не ответишь, на кой-тебе это сдалось! — Пожалуйста, прекрати сдавливать мою руку, а лучше поцелуй еще, — сквозь гримасу боли слабо улыбнулся Микаэль. — Ты что несешь? Ты в своем уме?! — воскликнул Мори, начиная выходить из себя. Он поднялся с дивана и прошел вперед. — Ты хоть самого себя слышишь? — А что в этом такого? Разве я прошу что-то запредельное?! — Микаэль подался вперед. — Не уходи, вот все, о чем я прошу. Это же не сложно! — Одного не могу понять: ты притворяешься дураком или в самом деле не понимаешь? — Мори обернулся и холодно взглянул на подростка. — Я взрослый мужчина, и такие замашки с поцелуями могут обернуться против тебя. — Именно, — губы Микаэля расплылись в соблазнительной улыбке. — Именно так. Именно на это я и рассчитываю. Мори вздрогнул, но виду не подал, что его как-то задело. — Послушай, мальчик, — он впрямь не понимал, то ли мальчишка сошел с ума, то ли здесь что-то кроется. Он прошел и сел на диван. — Ты хоть на секунду представляешь себе, что ты сейчас говоришь? Как выглядит твое поведение? Ты отдаешь себе в этом отчет? — Разумеется, — небрежно ответил Микаэль, смело глядя в черные, строгие глаза. — Я все отлично понимаю. Но я терплю уже так долго. Так невыносимо мучительно для меня быть одному, что в конце концов я не смог удержаться и пришел сюда. — Для чего ты пришел сюда? — холодно спросил Мори, не спуская взгляда с Микаэля. — Я подумал, что это будет неплохим решением наших общих проблем. — Каких еще проблем? Решение? О чем ты? — Тайны в том, что я спал с Юичиро, что он мой любовник, для тебя нет, — медленно начал Микаэль с легкой полуулыбкой. — Как и для меня нет тайны в том, что ты любишь и хочешь получить Натана. Природа наших предпочтений давно известна нам обоим. — Ну допустим, никакой тайны в этом нет, и что с того? — сдержанно спросил Мори, которому ход этого разговора совсем не нравился. Однако же смелость, либо обесбашенность в желании, проявленная этим ребенком, просто обезоруживала его. — Так почему бы не воспользоваться этим? — в полумраке лукаво блеснули синие глаза. — Почему нужно страдать и мучиться в одиночестве, засыпать, ощущая этот жуткий, страшный холод пустой постели, — Микаэль склонил голову, при этом обхватив себя руками и задрожав. Тонкий и хрупкий, он был так великолепен в эти минуты, что трудно было оторвать взгляд от его изящного стана и прекрасного лица. — Это так невыносимо. Я пытался заглушить это желание вином, прогулками, чтением, чем угодно, даже было подумал, что искусство спасет меня от этой нестерпимой муки, но нет. Актеры на сцене были столь бездарны, что только озлобили меня, а тело мое продолжает изнывать. Я не могу больше сдерживаться, — он покачал головой. — Не могу больше оставаться в одиночестве… — Если тебе не достает физических удовольствий, никто не сдерживает тебя в своей комнате. А на крайний случай всегда есть холодный душ, — строго ответил на это Мори, делая вид, будто его совсем не задело столь чувственное признание сына. И чтобы прекратить это безумие, он поднялся намереваясь уйти, поражаясь лишь тому, что оставался здесь до сей поры. Однако Микаэль ухватил его за руку, когда он сделал шаг, и выскочил вперед. — Нет, пожалуйста, не уходи, — в страхе выпалил он. — Я устал слушать твои глупости. Пора спать, — повышенной твердостью в своем тоне Шино силился скрыть возникшее волнение от столь провоцирующего поведения Шиндо, и попытался отстранить от себя прижавшегося к нему всем корпусом мальчика. — Чем я хуже Натана?! — выдохнул Микаэль, взволновано дыша. — Прошу, скажи, чем мы отличаемся? Ты же любишь его больше всех на свете, тебе нужен только он! И при этом ты прекрасно знаешь, что он никогда не станет твоим! Такая горячность высказываний и пламя во взгляде обескураживали мужчину, вынужденного бороться с живым призраком своей недосягаемой мечты. — Это еще как посмотреть, — строго заметил он. — Да как ни смотри! — всплеснул руками Микаэль. — Сегодня первый день данной ему отсрочки и что, разве он приехал? Разве позвонил тебе? Разве дал усомниться в своем намеренье не сдаваться? Разве ты сидишь тут в тягостных размышлениях не от того, что все твои надежды снова потерпели крах?! Ты это знаешь не хуже меня! — Даже если и так, я разочарован, какое для тебя это имеет значение? — серьезно воззрился на парня Мори. — Никакого. Просто я тоже устал, устал надеяться, устал ждать. Я не вижу больше смысла верить в них. Мне больше не на кого рассчитывать. Все они предатели. От них не дождаться ласки или снисхождения. Они действительно бросили меня, избавились, как ты и говорил, от вечного источника проблем. Я принял, что больше никогда не смогу быть с ними. Не хочу, не вернусь к прошлой жизни. Но, — он остановился перевести дыхание, так как говорил слишком эмоционально, — раз так случилось, я не могу больше быть с Юу, но мое тело по-прежнему жаждет утешений, — он сжал рубашку на своей груди, — а ты в очередной раз, и теперь уж точно навсегда, лишился Натана, своей единой и заветной мечты, почему бы не воспользоваться этим? Нас ничто не сдерживает. Мы им не нужны, так какое им дело до того, как мы будем жить здесь?! — Ты говоришь занятные вещи, малыш. Весьма соблазнительные, я бы сказал, однако же… Мика успел только вскрикнуть, когда очутился прижатым к тому самому дивану, от которого они отошли буквально пару минуту назад. Оказавшись на лопатках, Микаэль распахнул в страхе глаза и увидел перед собой лицо Мори. Это было лицо грозного хищника, собравшего все свое мужество и все свое терпение, дабы нанести ужасающий смертельный удар по намеченной жертве. — Ты явился посреди ночи, когда тебя никто не звал, — его голос прозвучал точно шипение змеи, от которого у Мики мурашки пошли по телу, — нарушил мой покой, спутал все мои мысли, затем ты осмелился шутить со мной, — тонкие пальцы скользнули по шее подростка, задели ключичную ямку, прошлись по груди. — А после, — глядя прямо в распахнутые, но не испуганные глаза Шиндо, Мори осторожно расстегнул еще одну пуговицу на рубашке парня, — попытался растревожить меня своими сладкими, соблазнительными речами. Напомнил мне о том, чего мне уже не получить, взбесил меня, а затем так жалобно посетовал на свои личные несчастья, что я практически пожалел тебя, и вдруг предложил альтернативу? — Ч-что в этом плохого? — чувствуя, как чужое дыхание волнительно опаляет его лицо, а пальцы перебирают складки его рубашки, и при этом пронзительный, острый взгляд точно пригвождает его к месту, тревожно выдохнул Микаэль. — Возможно и ничего, и ты рассудил правильно, только, — Мори крепко вцепился пальцами в подбородок юноши, заставив его смотреть лишь на себя. — Только как же тот маленький факт, что ты приходишься мне родным сыном? По-твоему, для меня это ничего не значит, или ты настолько избалован и испорчен, что для тебя это пустой звук? Мори был поражен, когда в ответ на его слова, мальчишка не то что не выказал и тени страха или сомнения, а наоборот презрительно усмехнулся. — Отец? — фыркнул Микаэль. — Нет, у меня нет отца. Никогда не было и нет. Натан никогда не мог им стать, а ты никогда и не хотел. Ты сам сказал, что пусть мы близки по крови, но ты никогда и ничего ко мне не испытывал. Ты честно признался в своих чувствах, теперь могу и я. Что бы ни было, как бы долго мы не жили вместе, как бы ты не пытался угодить мне, для меня ты остаешься тем же, кем был всегда, ты просто тот, кто однажды переспал с моей мамой. Волна ужасающей дрожи прошла по телу Мори от таких слов, слетевших с этих невинных губ. — Я не чувствую к тебе сыновней любви, — равнодушно продолжил Микаэль, — сколько бы не заглядывал в себя. Так если мы не чувствуем друг к другу той особой привязанности, которая должна возникать между родственниками, если мы по-прежнему остаемся чужими друг другу людьми, почему мы не можем помочь друг другу утолить свою естественную жажду? Неужели ты никогда ни с кем не спал, храня верность моему дяде? — Ты забываешься, — холодно отвечал Мори. — Я просто хочу быть честным с тобой. Так ответь, правда, что ты все эти двадцать лет любил и желал только Натана? — повторил Мика свой вопрос. — Если я отвечу, что нет, как тогда быть? — сузил зрачки Мори. — Замечательно, — расплылся в улыбке Микаэль, — тогда просто представь, что перед тобой не я, а очередной любовник. Более того, — потянувшись руками к лицу мужчины, ласково глядя в его темные глаза, прошептал Мика, — со мной ты можешь даже представить, будто перед тобой находится он — твой возлюбленный и желанный, — и ты можешь сделать с ним все, что угодно. Он прямо здесь и только и ждет твоих объятий. Не противься, Шино, почувствуй, как сладко получить желаемое, — и, потянувшись, Микаэль прильнул к губам мужчины, в этот раз еще более страстно, еще более решительно, чем в первый. «Этот ребенок, — когда Мика отстранился и теперь просто мягко взирал на него, покусывая губы, подумал Мори, с холодной заинтересованностью во взгляде наблюдая за этим безвинным, но чарующим жестом, — самый настоящий демон. Его речи, его действия… Что бы он ни делал, все исполнено сладкой истомой, пропитавшей каждую частичку его порочного тела. Он манит и чарует всем своим видом… Он неотразим в своем облике ангела, изгнанного с Небес… Прекрасный падший ангел…» — Что же, — наконец сказал он, — может быть, ты и прав. Понятие «кровного родства» также чуждо мне, как и привязанность к сыну. И если ты так хочешь испытать на себе прикосновения, прикосновения чужого человека, если это твое единственное желание, я доставлю тебе это небольшое удовольствие в качестве извинения за нелюбовь. «Что я делаю? Я словно погружаюсь в омут собственных фантазий. Ужасное чувство, и в то же время оно так манит меня. Я так долго ждал, так долго мучился, что теперь, когда есть хоть малейший шанс осуществить свою мечту, более того, когда она сама явилась ко мне в образе этого мальчика, я не могу с собой ничего поделать. Это нечто захватывает меня, увлекает за собой… Я не могу шевельнуться… Не могу вздохнуть свободно… Все мои мысли растворяются в похоти. В желании удовлетворить этот детский каприз» — Посмотрим, — ядовито ухмыльнулся Мори, кладя ладонь на промежность мальчика и слегка надавливая. Сдавленный стон вырывается из груди юноши, будто бы ответ на это прикосновение. — Как долго ты выдержишь… Открывая глаза, Микаэль смотрит на мужчину взором, который постепенно заволакивает дымка наслаждения. — Ты воистину, как ангел, — проведя рукой по лицу Мики, прошептал Мори и приспустив брюки юноши вместе с нижним бельем, склонил голову над его промежностью. Микаэль выгнулся и вскрикнул, вцепившись руками в первую попавшуюся подушку, украшавшую диван, когда чужие губы коснулись его полувозбужденного органа. Он старался не думать, не чувствовать, отринуть всё и вся, как отринули его, погружаясь в непостижимую пучину наслаждения. Ничто не служило предохранителем остановить это безбожное действо. Лишь безумное желание утолить свой плотский голод, казалось, овладело всем естеством этого дитя природы. Касаясь губами влажного члена, заглатывая его, Мори поглядывал на это создание, стонущее и получающее удовольствие от его действий. Где-то глубоко в душе он был поражен притягательностью этого парня, вызвавшего в нем столь безумные чувства, что они сумели затмить весь здравый смысл в такой короткий срок. Еще буквально полчаса назад он не помышлял, что станет осквернять это юное тело, так мелко дрожавшее от удовольствия в эти секунды, причем более всего он не ожидал, что мальчик сам возжелает этого. Казалось, вернее всего остановиться прямо сейчас, закончить эту игру, тем не менее, начав, он уже был не в силах оторваться. Вот она, мечта всей его жизни, лежит прямо перед ним, издает звуки, которые способны вывернуть всю душу наизнанку, движется так грациозно и изящно, чувствительна к малейшему прикосновению, что нет сил выпустить ее из своих рук. И пусть это всего лишь копия, чудесным образом смешавшийся генетический код, подаривший племяннику безупречную внешность дяди, она в тысячи раз превосходит оригинал. Микаэль стонет и извивается. Выражение мученика искажает его прекрасные черты, делая еще более порочным и соблазнительным этот загадочный образ. Тяжесть, скапливающая внизу живота, кажется нестерпимой, но она так сладка, что хочется сойти с ума. Он полностью отдается невообразимому чувству сладострастия, заставляющему забыть о пережитых страданиях души. Бросая взгляд на мальчика, томящегося в любовном забвении, дрожащего, с ярким румянцем на щеках, одновременно обжигая поцелуем низ его живота, Мори упивается звуками чужого наслаждения, так же как восхищается порочному облику столь невинного с виду существа. «Невинен, как святой, и в то же время его порочное тело приковывает его к земле как самого последнего грешника. Несчастный, брошенный, никому ненужный ребенок, ищущий тепла и ласки от кого бы то ни было, даже если это враг. Ты не должен был рождаться на этот свет. Ты слишком чист для этого грязного и порочного мира» Пока эти мысли освещают разум мужчина, его рука перехватывает ногу Мики под коленом и поднимает ее. Тяжело дыша, корчась в томительных, опаляющих душу и разум ощущениях, Микаэль откидывается на подушки и мелко дрожит всем телом, когда скользкие пальцы проникают внутрь. Он чуть ли не до крови прикусывает собственную ладонь, испуская глухой стон в пустоту, ощущая, как движутся внутри него пальцы, интенсивно растягивая стенки, а при этом чужой рот продолжает доставлять удовольствие его члену. Ужасная сцена величайшего на земле греха разворачивается в гостиной второго этажа, куда не смеет в этот страшный вечер заглянуть никто. И лишь неистовые стоны и крики сокрушают безмолвные стены проклятого особняка, заключившего в своих цепях преступную связь двух утративших надежду душ. За окнами начинает брезжить рассвет. Первые проблески света озаряют гостиную, падая на диван на котором спит белокурый мальчик, доведенный до изнеможения, а чуть дальше, сложив ногу на ногу, сидит в кресле мужчина и неотрывно смотрит на ребенка. Его лицо скрыто тенью, но блестящие в темноте глаза глядят сурово и пристально, изучая каждую черточку, каждый изгиб спящего. Скоро утро, и будет лучше уйти, пока никто не явился. Не желая встречаться со взглядами людей, которым никогда не понять его мыслей, мужчина поднимается и неторопливо идет к двери. Но минуя ложе сына, он останавливается. — Я так и не прикоснулся к тебе по-настоящему, — шепотом проговаривает он и в глубине его темных глаз сквозит едва заметное раскаянье, — видимо, что-то во мне все же не позволяет переспать с собственным сыном. Я даже не ожидал, что так будет, — он усмехнулся. — Однако, Микаэль, я поражен, ты неистов в своем желании заполучить наслаждение, поддавшись отчаянью, ты искал утешение в ком угодно, даже во мне. Твоя боль проникла так глубоко, что толкнула тебя на решение, о котором ты, возможно, будешь горько жалеть уже сегодня. Удивительно! Теперь я осознаю, что было в те дни. Ты мучился, искал способы удовлетворить свою жажду, забыть о своем одиночестве, о том, что все покинули тебя и, наконец, решился на этот шаг, который, я уверен, дался тебе нелегко. Совсем немного, но я, кажется, начинаю понимать тебя. Ты нравишься мне таким, какой ты сейчас, каким ты предстал передо мной этой ночью в совершенно новом облике — смелый, независимый, решительный, готовый на безумие, не страшащийся правил, установленных этим миром. Я был сражен твоей непревзойденной силой соблазнения. Поистине, как я и предполагал, ты великолепный любовник. Страстный и жадный. Я не смог раскрыть весь твой потенциал в силу своих убеждений, увидеть все твои возможности, но то, что мне удалось познать, до сих пор не может оставить мой разум. Я впервые был с таким, как ты… Я не жалею, что встретил тебя, Микаэль, пусть ты и сумасшедший, неуправляемый, дерзкий ребенок… с тобой я познаю то, чего никогда не чувствовал раньше, даже не зная, что способен на эти чувства… И постояв еще немного над спящим, Мори быстро вышел из гостиной, возвратившись к себе в комнату. Микаэль лишь сладко и беззаботно потянулся во сне, как это делают люди, обретя душевный покой после долгих страданий и мытарств, когда дверь тихо затворилась. Первыми в доме проснулись слуги и после недолгой раскачки принялись за свои обязанности. День начался ровно также, как он начинался всегда. Никому даже в голову не пришло, что этой ночью происходило под сводами этого дома, а если бы кто ненароком услышал или увидел, то предпочел бы промолчать и утаить ужасную тайну в самой глубине своего сознания. Уснувший прямо в гостиной Микаэль не вызвал ни у кого подозрений. Мало ли где может сморить сон подростка, да еще и такого взбалмошного, как этот, которому ничего не стоит уснуть в неглиже в любой части дома и быть при этом совершенно спокойным. Юношеская посредственность в отношении правил этикета, сочетающаяся с вопиющей вседозволенностью его родителя, порождала и укореняла эти пороки. Шино Мори вышел из своей спальни только к десяти часам, при этом его не мучил сон. Он вообще не спал этой ночью. Вся оставшаяся часть ночи и утро прошли в тяжелых раздумьях человека, смиряющегося с проигрышем. Проходя мимо спальни Мики, он остановился у запертой двери. «Проснулся ли он уже? Или после сегодняшней ночи все еще отдыхает? Это было нелегко и для него тоже. Отчаянье привело его ко мне и то же отчаянье позволило ему с головой погрузиться в агонию наслаждения, настолько безумного и яростного, что даже я потерял рассудок» Мори провел рукой по глазам, словно отгоняя остатки какого-то сумасшедшего наваждения. Как вдруг его внимание привлекли какие-то странные звуки, доносящиеся из пресловутой гостиной. Эти звуки были столь характерны и специфичны, что их нельзя было спутать ни с чем иным. Ледяной волной прошла по спине Мори дрожь, и он устремился туда, откуда доносились стоны, становящиеся все более громкими и выразительными. Словно вихрь, он влетел на порог комнаты и застыл в изумлении, когда его глазам предстал экран плазмы, на котором в любительской съемке был запечатлен акт совокупления взрослого человека и мальчика-школьника. Пространство вокруг разрывали стоны и мольбы несчастного подростка, подвергавшегося интимной пытке. Даже при тусклом свете, в котором происходили все эти действа были видны лица участников. Мори похолодел, не столько от ужаса, происходящего на экране, сколько от того, что он вообще видит это в записи. Тут же, все на том же диване, приведя себя в должный вид, сидит и с какой-то безумной улыбкой удовольствия взирает на экран и второй участник преступления. Держа в одной руке пульт, он постепенно увеличивает звук, пока он не становится почти что оглушительным. — Что здесь творится?! — вне себя выдыхает Мори и твердыми шагами устремляясь к дивану, выхватывает из руки самодовольного юноши пульт и выключает компрометирующее видео. — Что это такое? — в гневе оборачивается к подростку Шино Мори. — Ты с ума сошел?! Сюда сейчас все сбегутся! Для чего ты это устроил?! Что это за дрянь?! — Почему сразу дрянь, — обиделся Микаэль. — Лично мне очень нравится. Как тебе? Видимость конечно не ахти, надо бы поработать над освещением, но в целом видео восхитительно, — улыбаясь и как-то хищно глядя на родителя, проговаривает он.  — Я тебя спрашиваю, что это такое? — хватая мальчика за плечо и больно сдавливая, шипит Мори. — Разве тебе не нравится? Как по мне, вышло чудесно, — без тени страха глядит на мужчину юноша. — А представь, что будет, если отослать это видео в соответствующие службы? — с вдохновение произносит он. — Как полагаешь, им оно также придется по вкусу или нет? Как отреагируют органы опеки, увидев, как забавляется такой почитаемый человек, директор школы, со своим сыном, которого, как порядочный, честный и любящий отец, по законам долга и морали вырвал из гнезда порока и разврата, чтобы обеспечить ему спокойное и безгрешное существование? Как, по-твоему, что они скажут на это? — Черт возьми! — отшатывается в ужасе Мори, начиная понимать, что́ на самом деле произошло этой ночью, и какие ужасные последствия могут из этого вытекать. Получив свободу, Микаэль как ни в чем ни бывало поднялся с дивана, прошел к телевизору и извлек из дисковода блестящий диск с записью. — Остается только сочинить яркий заголовок и отправить по адресу, — улыбаясь, добавил Шиндо. — Мика, ты… Ты! — Мори был настолько обескуражен, что даже не мог ничего внятно произнести. — Ты знаешь, папа, я так долго скучал в этом доме, совершенно не зная, чем себя занять, но потом в один прекрасный момент, — Мика безвинно улыбнулся, взглянув на родителя, — я вдруг вспомнил о своем давнем увлечении, о которым ты, кстати, так и не поинтересовался. Когда-то я потрясал весь интернет забавными видео, героем которых из раза в раз становился мой заклятый враг, снискавший себе весьма сомнительную славу благодаря мне. И в тот самый день, когда ты позволил мне занять себя чем угодно, лишь бы я не мешал тебе, я подумал вернуться к этому напрасно забытому делу, так гревшим мне душу много лет назад. — Ты записал на видео все, что здесь вчера происходило? — выдохнул Мори. — Ага, я подумал, что это будет чудное завершение моей коллекции. Ведь ты же сам видел, как все здорового получилось, да? — прищурился Микаэль. — Избавляться от диска бессмысленно, — добавил он, прочитав в глазах Мори возникшее намеренье вырвать и уничтожить улику. — Это видео было снято на телефон и по прежнему находится в его памяти, в заблокированной мною папке, и копию которого я выложил на своей странице, но скрыл от общего доступа. Только Юу может, зная мои пароли, войти, когда я скажу ему, и посмотреть его, а пока оно в полной сохранности. Если не веришь, я с удовольствием покажу тебе его, — он кивнул на мобильный телефон, лежащий тут же на столе. — Юу? Ты все еще доверяешь ему? — изумился Мори. — Это не имеет значения, — отрицательно покачал головой Микаэль. — Я знаю одно, как бы ни было, но если я попрошу его посмотреть это видео и сделать с ним, что полагается, он исполнит это даже в память о наших былых отношениях. К тому же, если не он, я попрошу кого угодно другого протолкнуть этот ролик, в конце концов, выложу его на сайте в полиции, в комментариях. К себе на страницу я выложил его в девять утра, сразу после того, как закончил редактировать. Ну, ты сам понимаешь, убирать лишние фразы, ненужные действия. Тебе все это знакомо, папа. Теперь видео полностью готово и содержит в себе типичное насилие, не только отца над сыном, а и директора школы над его же учеником. Как именно подать это видео, мы решим позже, если захочешь принять в этом участие. Мика широко и беззаботно улыбнулся. — Маленький дьявол, — процедил сквозь зубы Мори. К нему возвращалось его привычное хладнокровие. Тем более в борьбе с таким опасным противником, как его сын, способности и наследственные качества которого он упустил из виду, и теперь, видимо, жестоко поплатится за небрежность, — нужно быть во всеоружии. — Как же часто меня так величали. Я даже устал слушать. Теперь и мой родной отец туда же, — надменно фыркнул Мика, выказывая явное довольство собой всем своим видом. — Теперь я все понял, — холодно произнес Мори. — Ты не верил мне ни секунды, и все последующие дни просто разыгрывал глубочайшую скорбь и вселенское несчастье. Отчаянье, заставившее тебя в итоге возжелать близости, и все это с одной единственной целью — получить это видео. Ну так скажи, Мика, что ты намерен с ним делать? — усмехнулся Мори. Микаэль вздрогнул, он вовсе не ожидал, что в таком положении, в котором очутился Мори, ему достанет сил смеяться и смотреть на него с таким вызовом. — Ну же, мальчик, — мужчина начал двигаться по направлению к сыну, в миг ощетинившемуся и готовому к сражению. — Скажи мне, если ты не поверил ни единому моему слову, я даже допускаю мысль, что ты нарочно явился в мой дом ради этой цели, а вовсе не потому, что испугался моей угрозы: ты не из пугливых, я это сразу понял, так если дело не в этом, ответь мне, как на духу, что тебе даст это видео? — Защиту! — выпалил Микаэль, отступая назад. — Надежную защиту от тебя. Раз и навсегда я избавлю себя от твоих посягательств. Пока у меня есть это видео, ты ко мне на шаг не подойдешь без моего на то позволения или я уничтожу тебя в ту же секунду! Ты сделаешь всё, что я потребую! — О, любопытно. Какие же условия ты намерен выставить мне. Надеюсь, ты не возражаешь? — и как ни в чем не бывало, Мори присел в кресло, устремив внимательный взор на почти утратившего чувство своего превосходства над врагом юношу. — Я хочу, чтобы ты больше никогда не предъявлял на меня прав! — выдохнул Микаэль. — Даже если процесс не остановить, я буду жить там, где сам посчитаю нужным! — Это я понял, что-то еще? — Мори словно издевался, совершенно не показывая своего испуга. — А еще, чтобы ты дал возможность Юичиро доучиться в школе, как он того всегда и хотел! — Какие жертвы ради любимого, который даже не соизволил приехать к тебе. — Заткнись! Я не желаю тебя слушать! — крикнул Мика, которого эти насмешливые слова ударили точно кинжалом в самое сердце. — Хорошо, я сделаю, как ты скажешь, — кивнул мужчина, все также спокойно глядя на Мику. — На этом всё? — Все! — в гневе выдохнул Шиндо. — Тогда… — И не думай, что после этого я отдам тебе видео или удалю его на твоих глазах! — не дав ему договорить, выпалил Мика, — Оно останется у меня, и я в любой момент своей жизни, когда бы ты не пожелал снова вторгнуться в нее, мог показать тебе его и остановить твои попытки! — Что ты, я вовсе и не думал просить о таком. Это ловкий ход, я восхищен твоей изобретательностью. Браво! Я не так глуп, чтобы не понять, что теперь я у тебя на крючке и мне с него не соскочить. Ты волен требовать от меня чего угодно. Я повержен, ты этого хотел? — он ласково улыбнулся. — Нет, что-то не так, — бледный и встревоженный таким поворотом, Мика отступил на шаг. — Все должно было быть совсем иначе. Это неправильно. Нет… — Бедный мальчик, совсем запутался в собственной авантюре, — усмехнулся Шино Мори. — Раз мы обо всем мирно договорились, я хотел бы задать тебе вопрос. Надеюсь, это не возбраняется в связи с новыми условиями наших нелегких семейных отношений. — Что? — хмуро взглянул на него Шиндо. — Всего один вопрос, почему? Ты же был согласен на все, принял мои доводы, это скорее была игра, но в ней была и искренность, которую ты не сумел подавить. Ты не так уж чтоб и не верил моим словам, тогда скажи, почему пошел на это, оставшись таким же ненужным и забытым? — Для чего? — переспросил Микаэль и словно задумался, сжав в руке диск. — Действительно… для чего? А может быть, — медленно начал он, — потому что я все-таки ненавижу тебя? — он вскинул пылающий взор на мужчины, сидящего в кресле. — Ненавижу человека, который испортил мне жизнь, разлучил с теми, кого я любил, осквернил память о них и, что самое важное, то чего я никогда не смогу ему простить, — отнял у меня мать! Мори словно поразила молния. Он побледнел. Осознание, как он ошибался насчет этого мальчика, и его главная ошибка состоявшая в том, что он недооценил этого ребенка, и приведшая его к краху, ударили раскатом грома. Он предпринял все предосторожности, настроил его против всех и вся, отбил его у семьи, казалось, он сделал все, лишь бы только Микаэль стал на его сторону, он был совершенно спокоен и принял смирение Мики за истинное осознание, однако он совсем не учел одного важного момента в сердце этого создания — он совершенно забыл о его преданном чувстве к своей матери. И именно это стало роковой ошибкой во всем его грандиозном плане. Судорожно выдохнув, Мори даже со страхом посмотрел на это маленькое исчадие ада, способное своим проницательным, изворотливым умом, потрясающей игрой уничтожить всю его жизнь в один миг. — Хиро… Твоя мать… Как я сразу не понял, — он опустил взгляд. — Все остальное — просто последствие, из-за которого ты, возможно, и не стал бы ничего предпринимать, но она… Она. Память о ней… О той, кто осталась жить в тебе по сей день… — Чье последнее послание ты хладнокровно уничтожил прямо на моих глазах, — глухо закончил Микаэль. — Этого я тебе не прощу никогда… Повисла гнетущая тишина. Оба молчали, погруженные каждый в свои думы. — Так что же, — нарушил эту затянувшуюся паузу директор. — Едем в город? — Для чего? — мрачно поглядел на него Мика. — Как же? Разве ты не жаждешь мести, разве не собираешься пойти в первый попавший участок и заявить на меня, чтобы тебя отправили домой? — Мори был беспощаден в своем хладнокровном умении держаться, даже когда все вокруг рушилось. — По такому случаю, я даже могу сам отвезти тебя. — Не надо, спасибо, — отвернулся Микаэль. — Что так? — прищурился Мори. Пристально глядя на Мику, он начинал понимать, что творится в его душе. Какой разлад терзает это юное сердце. — Я не стану этого делать, — тихо ответил Мика, не поднимая взора на отца. — А как же поквитаться со мной? Разве не для этого ты устроил весь этот показательный спектакль с моим участием? — Это было нужно, только чтобы получить свободу от тебя. Ни о чем другом я тогда не помышлял, — признался Шиндо. — К тому же… — он закусил губу. — К тому же что? — Нет, ничего, — отрицательно покачал головой Микаэль. — Ничего, кроме того, что я сказал. Снова наступила тишина, казалось, совершенно необъяснимая в такой ситуации, когда карты полностью раскрыты и враги собрались в одном месте. — Сядь, — спокойно сказал Мори. — Ты плохо выглядишь. Это выступление изрядно измотало тебя. Микаэль бросил удивленный взор на мужчину, а после покорно прошел и опустился на диван. — Ты в смятении, — заключил Шино Мори. — Провернул такую аферу, с блеском вырвал свою свободу, лишил змею ее жала, а теперь и сам не знаешь, что делать с этой свободой. Казалось бы, надо радоваться и торжествовать, но тебе все также гадко и мерзко. Ты потерян и удручен, не так ли? Пока он медленно проговаривал эти слова, Микаэль неподвижно, точно каменная статуя, сидел, и его взгляд был устремлен в никуда. — А хочешь я скажу тебе почему? — мужчина прямо взглянул на юношу и, казалось, его взгляд читает само сердце. — Все от того, мой Микаэль, что ты по-прежнему один. Ведь вон там, — он кивнул в сторону окна, откуда были видны ворота, — до сих пор нет ни твоего возлюбленного Юичиро, ни твоего дорогого дяди. И пусть ты и придумал этот грандиозный план, осуществил свой замысел, по сути, твое положение ничуть не изменилось. Они по-прежнему не приходят за тобой. Потому тебе так и больно сейчас, потому тебя терзают мрачные мысли, и потому ты жалеешь о своем опрометчивом шаге. Ведь теперь я со спокойной совестью могу вышвырнуть тебя из дома и ты, как того и хотел, окажешься на свободе, а там — пустота. Микаэль весь дрожал. Обхватив себя руками, он пытался унять терзающую боль. Он едва удерживал слезы. Ведь все, что говорил этот монстр, было правдой. Он действительно ожидал, что со дня на день за ним придет либо Юу, либо Натан. Он вынашивал свой план свободного ухода от Мори, когда за ним придут, но он оказался бесполезен. Ведь никто так и не пришел за ним. И зачем, спрашивается, он сделал всё это, зачем подготовил почву, разжалобив и расположив к себе Мори, заставив его поверить в его несчастье, зачем установил телефон и заснял эту сцену, зачем показал на утро это Мори, который теперь, в самом деле, может выбросить его и будет тысячу раз прав, а ведь идти-то ему больше некуда. Все эти мысли обожгли сознание юноши, ввергнув в еще большее смятение, чем когда бы то ни было. — Или ты все же намерен вернуться туда, где тебя никто не ждет? — стальные нотки чужого голоса вернули Мику в реальность и тут же снова сбросили в черный омут. — Нет. Нет, я не хочу туда. Совсем не хочу, — еще больше задрожал Шиндо. — Тогда, быть может, ты желаешь остаться здесь? — Нет, этого я тоже не хочу. — Так чего же ты хочешь? — усмехнулся мужчина. — Не знаю, ничего не знаю, — сотрясаясь от беззвучных слез, прошептал Микаэль, качая головой. — Глупый, наивный ребенок, — презрительно фыркнул Мори. — Значит, будет так, — он поднялся с кресла и прошел мимо испепеляемого собственным горем мальчика, — пока не определишься, где хочешь оставаться — живи здесь, а там видно будет. И с этими словами, даже не взглянув на несчастного заблудшего парня, Мори оставил гостиную, намеренно закрыв за собою дверь. И тогда вся боль и отчаянье, копившиеся и сдерживаемые так долго, хлынули наружу бурным потоком, но этого уже никто не мог увидеть.