Серитё.

      — Попрошу всех встать и поприветствовать нашего нового ученика — Ахеля, — сказал учитель риторики и развел руками, глядя на красавчика блондина приторным сладким взглядом.       Ну, а что, нам всем тут по девятнадцать лет, и мы очень даже волочимся за нашими умными красивыми учителями.       Садимся по знаку учителя, и я привычно смотрю в окно. Настроение обычное и ничем не омраченное. Слышу, как мое имя нараспев произносят уже два студента, и лениво перевожу взгляд на учителя.       — Шоти, я вызывал вас к доске уже две минуты. О чем вы мечтаете? — сказал он, неприязненно глядя на меня.       Пожимаю плечами и выразительно поднимаю взгляд вновь на учителя так, что он разводит руками и ворчливо добавляет:       — Наша золотая молодежь вконец обнаглела. Ни чистоты крови, ни знака даже на магию. Ничего, зато презрения море! — говорит он, зло кидая свои какие-то тетради на столе из одной стопки в другую стопку.       И я надменно замечаю:       — А что, чистота крови для вас решающий знак того, что ученику стоит простить то или иное прегрешение? Ставьте мне плохой знак, никто вас от этого не держит.       Все студенты медленно поворачивают ко мне возмущенно головы, и я отворачиваюсь вновь к окну, видя, как лицо учителя Рия начинает покрываться пятнами. Звонок оборвал начавшуюся было у него гневную тираду. Первым выскакиваю из класса и, усмехнувшись, на выходе кидаю тетрадь риторики в свой мешок. Как же мне надоело учиться!!! Как меня достали эти вот спесивые учителя, что ценят лишь деньги и поклонение. Им всегда не будет хватать денег, и они всегда будут вымещать свою злость на тех, кто не может дать сдачи. Я, конечно, могу дать сдачи, и не я лишаю учителя премии. А он сам кидается с жалобами ко всем: старшим учителям, нашим родителям. Но его урок неинтересен и абсолютно пуст. Я больше черпаю для себя информации по книгам, но никак не по его монотонному голосу. Даже у доски ученик не может ему ничего сказать, если у того плохое настроение. Мой родитель никогда не ввязывался в мою учебу, но когда Рия пожаловался на меня, то отец приехал и заставил учителя, чтобы я сдавал перед ними экзамен по прошедшим темам. Было неожиданно, но мне понравилось. Я сдал на отлично, но было открытием то, с какой злобой на меня смотрел Рия. Он, видимо, не ожидал, что я знаю по риторике больше него. Для него, видимо, был важен факт того, что магии у меня не обнаружили. А мой отец был одним из сильнейших магов. Но ведь никто не знает, что я найденыш. Я не говорю об этом никому. Да и отец тоже. Зачем? Это наша личная жизнь. Я души в нем не чаю, как и он во мне. Жаль, что мы так редко видимся. И жаль, что во мне нет магии. Отец взялся бы тогда за мое обучение сам.       Следующие уроки прошли без проблем, лишь учитель по магии обмолвился рядом со мной:       — Приходи сегодня на обед ко мне.       Киваю незаметно и слышу его сдержанный смех в голосе.       — Опять Рия обидел…       Сам растягиваю рот в улыбке и рассматриваю свои пальцы. Вдруг рядом громыхнуло, и я удивленно посмотрел на подсевшего ко мне новенького, Ахель, кажется, зовут. Шиплю ему зло:       — Уходи, я один всегда сижу.       Он делает независимое лицо, и вдруг, повернувшись ко мне, выдавливает:       — Я хочу с тобой сидеть.       Смотрю на него гневно и, глубоко вздохнув, цежу:       — Только этот урок.       Он кивает и выдыхает облегченно. Ну и что ему от меня понадобилось? Я некрасивый и вредный ученик. Соседям со мной плохо. Грублю направо и налево. И в основном молчу в компаниях, так что меня редко куда зовут, и я сам не люблю где-то шататься по гостям, урывая для себя пьяные глотки настоек. А этот Ахель уже обзавелся своими поклонниками. Вон на нас сразу все стали смотреть. Блондин, красавец, высокий. Знак магии на рукаве. А еще одет небедно. Мечта любого омеги. Он альфа, и так видно. Я пусть и омега, но тяги к течке нет. Отец говорит, что все придет само собой. Очень надеюсь, что я так и останусь неликвидным и ущербным для всех омегой. Брак, конечно, отец даже и не рассматривает, пока я не стану полноценным омегой. И я считаю, что мне очень даже повезло как с отцом, так и с моим телом.       Ахель случайно толкнул меня локтем, и я зашипел на него:       — Еще раз тронешь, и я толкну тебя так, что опозоришься перед своими фанатами.       Он, как ни странно, кивнул и вдруг сказал тихо:       — Извини. Случайно.       Вот теперь я, открыв рот, так и замер от этого вежливого голоса. А еще почему-то не хотелось отводить от него взгляда. Его лицо притягивало, хотелось так и рассматривать. Кажется, этой первый ученик, который мне начал нравиться. Он, казалось, не замечал мой напряженный взгляд, и когда прозвенел звонок на перемену, спросил тихо:       — Не пообедаешь со мной?       Вот теперь у меня сорвало злость, и я гневно, придушенно зашипел на него:       — С чего это ты на меня внимание обращаешь? Даже не смей за мной волочиться, я рожей не вышел и телом. И знаю свои недостатки от и до! Ясно? — я чуть не плевался ему в лицо слюной, но он, как ни странно, сказал все так же тихо:       — Я всего лишь спросил, не хочешь и ладно. И зря ты так о себе. Ты очень красив собой, и мне ты очень нравишься. Удачи, — сказал он, первым вставая и собирая тетради по магии.       Успел ему сказать все-таки:       — Спасибо за удачу, но она мне не нужна. Лови ее сам. Я ни с кем не обедаю и ни с кем не встречаюсь. У меня уже есть жених, так что даже не рассматривай меня на свои шутки и розыгрыши.       Он дослушал меня до конца, хотел было мне что-то сказать. Но я уже прошел мимо него и, кивнув Маялу, учителю магии, показал взглядом на выход. Он усмехнулся и кивнул мне по-дружески. Все, видимо, слышали мою перебранку с Ахелем. Ну, группа-то знала меня давно, и потому меня старались все избегать.       Сегодня урок еще будет поздно вечером у Маяла, сбор трав никто не отменял, но времени свободного появилось много. Иду в свою комнату и слуга расторопно наливает в тарелку суп. Быстро киваю ему и несусь, чтобы переодеться. Краска смыта, от нее уже зуд нестерпимый. Кладу успокаивающую мазь на лицо и стону от невыразимого облегчения. Все четыре года приходилось прятать свое лицо от озабоченных альф. Половая связь начиналась рано для омег и альф во всех группах, и я не хотел в этом участвовать. Слуга привычно дал салфетку, и я, промокнув ею лицо, восхищенно потянул носом:       — М-м-м, ты сегодня опять превзошел себя, Аути.       Он покраснел от удовольствия и, сев рядом, восхищенно сказал, как обычно:       — Альфы не дали бы вам дороги, если бы увидели вас, мой господин Шоти.       Усмехнувшись, кушаю и киваю входящему Маялу. Он так и замирает на пороге.       — Шоти?       Смеюсь в ложку.       — Шоти, Шоти. Садись и кушай, — со смехом смотрю на побледневшего учителя, что не может и рта открыть.       — Как?! Ты… просто…       Вскакиваю и насильно сажаю его за стол и добавляю:       — Не могу, зуд сильный был. Заканчиваю учебу, Маял, заканчиваю. Теперь можно и лицо не прятать, от тебя хотя бы. Так ведь?! — встревожено всматриваюсь в его лицо.       Маял — альфа и очень сильный альфа. Хотя бы для нашей школы. Конечно, сильных альф много среди студентов. Но я надеюсь, что Маял не выступит за меня на роль моего мужа. Тем более, мне придется ему отказать. Он никогда не последует за мной, все просто, потому что у меня нет течки. Как у других омег. И тогда все альфы теряют голову. Ну, все это сильно сказано. Есть ведь и те, кто не чует их запаха. Кажется, это называется истинный. Но это такая редкость — найти истинного среди студентов. Хотя мой отец нашел истинного омегу. Три года назад. Сейчас уже четвертый год, как они вместе. А я тут. С его омегой я не захотел знакомиться. И очень грубо сообщил им о своем решение. Отец был для меня всем, и сейчас я чувствовал себя одиноким из-за предательства отца. Надо решить, куда мне податься, чтобы не мешать счастью моего отца. Хоть он и старался приезжать ко мне, я избегал наших встреч.       Маял уже ушел, а я так и смотрел на картину — портрет отца во весь рост, что сам когда-то нарисовал. Выдыхаю озабоченно и спрашиваю Аути:       — Ты после окончания школы ведь к Лорду поедешь?       Слуга кивнул, и я показал на картину.       — Возьмешь ее с собой. И я там еще две картины приготовил ему.       Тот понимающе закивал и спросил глухо:       — Господин, ваш отец… он… очень расстроится. И выбором вашей профессии.       Аути знал, что я выбрал себе работу секретарем у старого одиночки — альфы Выяли. Бывший лорд, входящий в состав собрания короля. Их там всего десять было. Сейчас прибавилось еще два. Итого двенадцать Лордов, среди которых и мой отец.       — А тебя никто не тянет за язык, Аути! — зло огрызаюсь и неуверенно смотрю в окно.       Там снег идет такой, что дальше носа ничего не видно. Какой сегодня сбор трав? А, ну да, у Маяла своя теплица. Я за все три с половиной года был там, наверное, два раза. Сегодня будет третий раз.       До вечера не отрывался от книг и домашнего задания и, нервно втирая снова краску для лица, замер в ожидании, чтобы появилась припухлость, и затем снова втер. Вот так, самое то. Усмехнулся своей безобразной роже и подмигнул изображению в зеркале. Только дурак клюнет на мое лицо.       Урок начался сначала в классе, Маял не отводил от меня взгляда, рассказывая об особенностях трав и цветов, пока весь класс не начал на меня оборачиваться. Я, зло посмотрев на Маяла, погрозил ему кулаком, и тот лишь потом отвел взгляд. Зато, когда все собрались в теплицу, около меня вдруг материализовался Ахель.       — Можно я составлю тебе пару на теплицу?       Мотаю головой.       — Нет, вон Фиале свободен и Риува. Ты, кстати, им обоим нравишься. Видишь, как они смотрят на меня зло, — отталкиваю его недовольно и замираю, его тело казалось каменным.       Он что, еще и после оборота? И точно, клыки появились у него сразу почти, когти удлинились, и я вскрикнул от боли в плече, когда он резко захватил его. Кровь потекла тягучая и горячая. Ахель как-то совладав с собой, отступил от меня на шаг назад, и я гневно зашипел:       — Держи себя в руках, альфа. И цены тебе не будет.       Машу рукой, привлекая к себе внимание Маяла, и показываю на плечо.       — Господин учитель?! Я не пойду на урок. У нас тут обращенный уже когтями машет.       Ахель покраснел к моему удивлению, и Маял закивал быстро.       — Я лично тебе проведу экскурсию, Шоти. Иди в свою комнату. Отдыхай.       Спокойно собираю тетради и, сделав жалостливым лицо, иду к выходу. Все зашикали за спиной, едва вышел из класса, сразу же рванул в комнату. Теперь можно пораньше уснуть.       Хоть и обработал рану, но почему-то плечо ныло дико. Наутро даже встать не смог. Горло опухло, все тело было горячим. Аути бегал постоянно с водой и обтирал меня. Краска давно была смыта. В комнату постоянно стучали. Но мой слуга прогонял всех, не говоря, кто ко мне приходил. А мне было, если честно, плевать на это. Всю неделю я не вылезал из постели. Еле-еле вышагивая лишь до туалета. Приходили целители и сам Маял. Все разводили руками. Я думал, что это яд под ногтями альфы был, но Маял сказал, что Ахель клянется, что никакого яда там не было. Отец приехал поздно, сел рядом с кроватью и озабоченно спросил:       — Что-то совсем тебе тяжело, сын, может тебя домой забрать? Я сам тебя доучу дома.       Говорить я не мог, лишь писал на руне. Удобство было огромное, пишешь, и потом слова исчезают сами. Магическая штучка. Отец прочитал мой ответ и усмехнулся.       — Так и знал, что откажешься. Биону очень хочет с тобой познакомиться и…       Трогаю его за руку и пишу вновь: «Мне плевать на Биону, сам с ним знакомься и не приходи ко мне больше», — хотелось написать много гадости, а еще оскорбить так, чтобы отец забыл ко мне дорогу совсем.       Выдыхаю, глядя на его лицо, когда он читает мою запись, и удивленно слышу ответ:       — Ты замкнулся после моего брака с Биону, думаешь, я не люблю тебя больше? Ты не прав. Мне очень тяжело, сын. Мне приходится делать выбор между природой и тобой. Эта связь с Биону сильнее меня.       Поворачиваю к нему лицо и пытаюсь разглядеть через воспаленные веки, трудно, но получается. Глаза слезятся, и жжет от этих слез. Отец для меня мутен.       — Па, все нормально. Я должен уже сам жить, своей жизнью… ты не должен нянькаться со мной.       Отец взволнованно шепчет:       — Тебе нельзя открываться альфам. Они не посмотрят, что у тебя нет течки. Есть и такие браки, где омегу берут силой. Это толстосумы, что могут себе позволить красивую игрушку и баловаться ей, пока у той игрушки срок не пройдет. Постареет или красота увянет. А может и убьют. Им нипочем никакая сила. Главное в их мозгу — это иметь совершенную красоту в руках. А ты… ты очень красив… твоя красота словно от богов наших. Ты идеальный омега, хотя и без течки.       Смущено отворачиваюсь, ворчливо прося:       — Ну па… ты уже говорил. Я прячу лицо, как ты и говорил. Мажу всегда.       Он гладит мою руку и нервно выговаривает:       — Ты всегда можешь жить дома. Моих де…       Обрываю его зло:       — Па, я не буду жить за твои деньги, спасибо, конечно, — поправляюсь поспешно, чтобы не обидеть его, и добавляю следом: — Понимаешь, все эти омеги максимум в целители и гаремы альф уйдут. А я так не хочу. В нашей группе четыре омеги и они уже… повенчаны с альфами. А есть две омеги, которых берегут их отцы и ходят все время вместе. Два брата, их достают. Я бы уже ушел из школы. А они терпят как-то.       Отец вздохнул глубоко и сказал равнодушно:       — Если бы они были красивы и умны, то поверь, им уже было бы место при дворе нашего…       Снова обрываю его устало:       — Ум никому не нужен. Даже учителя спрашивают строже с альф, чем с омег. Они машут на нас руками, типа, зачем нам это знать. Учитель риторики лишь придирался ко мне. А так все кивают и ставят среднюю оценку. Пап, — сказал я виновато и повернул вновь к нему голову.       Он темным пятном передо мной, но я все равно продолжил, сжимая его руку.       — Я хочу уйти секретарем при лорде Выяли.       Отец задумчиво сказал:       — Неплохо, но ты ведь знаешь, он очень требователен и не простит ошибки.       Киваю, судорожно выдохнув, когда плечо потянуло от боли, и отец зло бросил:       — Да чем он так тебя отравил? Почему тебе так плохо?! Что же это за дрянь такая в твоих ранах?       Задумчиво киваю и, закрыв глаза, шепчу:       — Спать хочу… прости…       Дальше я чувствовал, как меня обтирали, и слуга что-то шептал на ухо. А потом я услышал тихий вскрик и, открыв глаза, увидел одного из моих сокурсников. С ужасом понимаю, что на мне нет краски, но вид у меня сейчас все равно воспаленный. Так что красоты и нет никакой. Хотя не понимаю я, о какой красоте отец твердит. Хрипло прошу:       — Ахель, выйди… прошу.       Лицо юноши я вспомнил не сразу. Но едва он встретился со мной взглядом, зло бросил:       — Я не знал, что некоторые омеги пользуются мазью Ниражи.       Пытаюсь улыбнутся и наконец выдавливаю смущенно:       — Уходи… прошу.       Он гневно выплевывает:       — Моя кровь реагирует на эту мазь. Поэтому ты сейчас и лежишь больной. Я дам тебе противоядие. Иначе эти целители убьют тебя.       Он ушел, а я так и смотрел на дверь. Почему я не подумал даже о такой реакции на кровь альфы? Я ведь не мажу себе плечи, только лицо. Наверное, мазь попадает и в кровь, и после того, как альфа воткнул в меня свои когти, его жидкость после полуоборота попала мне в кровь, и возникла эта реакция. М-да, странно, это значит был его первый недооборот. Я ошибался. Эта жидкость именно тогда и выходит, и потом ее уже нет.       Я почему знаю об этом, потому что сам изучаю очень плотно жидкости альфы. Не омеги, нет, а альфы. Их секреция восхищает меня. Я остановился на обращении младенца альфы. В их пальчиках образуются очень маленькие мешочки с секрецией для роста когтей. Они очень мешают младенцам, те начинают их грызть очень рано, пытаясь выгрызть корень начинающегося когтя. Он чешется, доставляет очень много неудобства. И во рту младенца появляется новая секреция — восстановительная. Пальцы все равно очень быстро заживают. С волосами вообще целое волшебство. У меня дома была целая лаборатория по изучению секреций. Так вот в первый оборот взрослого уже оборотня, именно на когтях появляется та самая секреция, которая и помогает когтю выйти. Она будет для хозяина целебной, а для того в кого когти войдут — ядовитой. А если еще и мазь Ниражи прибавить ко всей этой химии в моей крови, то получается очень даже ядовитая кровь. Сама она не выведется. Надо вводить реагент с кровью альфы. Именно того, кто в меня и воткнул эти когти. Потому что в его крови как раз уже появилось противоядие. Оно, конечно, мало мне поможет, но с реагентом силу дадут очень хорошую. Главное, надо как-то выкрутиться, чтобы парень не увидел меня уже выздоровевшим. Он и так уже смотрит на меня удивленно.       Он вернулся час спустя и, сев рядом, подозвал моего слугу.       — Аути, попрошу не заходить сюда. И принести стакан с водой.       Я не видел слугу, но уже успел надеть накидку на лицо и сейчас смотрел на Ахеля зло и непримиримо. Выпил реагент я очень аккуратно, чуть приподнимая ткань у рта. Ахель заметно нервничал. Я попросил ядовито:       — Можете теперь выйти, Ахель. Реагента достаточно. Скоро экзамены по моей профессии. Так что дайте мне время подготовиться.       Он рассмеялся к моему удивлению и насмешливо сказал:       — Шоти, вы сесть-то не можете. Говорите через раз…       Обрываю его гневно:       — С вашим реагентом я, надеюсь, пойду на поправку.       Теперь он меня оборвал.       — Вот когда пойдете на поправку, тогда и выйду. Это все моя вина. И я считаю обязанным себя, никого другого, Шоти. Чтобы ухаживать за… тобой.       Такой переход с вы на ты меня возмутил. Но я и сам тыкал ему уже, и потому сейчас было бесполезно спросить. Устало отворачиваюсь от него и прошу:       — Закройте, пожалуйста, занавеску, свет слишком ярок.       Он неслышно встает и аккуратно закрывает занавески. Выдыхаю с облегчением. Теперь темно, и накидку можно снять.       Он ушел под ночь.       Слуга покормил меня быстро, и тут же я увидел вновь входящего Ахеля. Все также сел рядом и, промокнув тряпкой мое лицо, замер в ожидании. Устало спросил его:       — Вы что, спать не пойдете?       Он мотнул головой в сумраке и внезапно сказал хрипло:       — Кажется, вы мой истинный, Шоти…       Нервно сглатываю и встревожено поднимаю голову.       — Ахель, вы сошли с ума. Какой истинный? Кто именно? — он виновато отводит взгляд, и я решительно заканчиваю свою речь: — Такого быть просто не может. Даже не думайте об этом! Слышите?! — переспрашиваю его, и он кивает быстро, затем переспрашивает:       — Но почему? Вы не хотите жениться? Не хотите брака? У вас было тяжелое детство?       Смеюсь, насколько это позволяет мое положение, и наконец отвечаю:       — Я люблю только себя в этой жизни. И не верю я в эту истинность. Понимаешь?       Он мотает головой и вдруг серьезно отвечает:       — Я тоже так думал о себе. Но… увы, я ошибался, — он выразительно посмотрел на меня, и я задохнулся от возмущения. Не найдя слов просто попросил:       — Ну на ночь уходи, пожалуйста. Я неженатый омега и тебе не пристало приходить и на меня тень кидать. И так-то все глупо получилось… — пришлось признать, что я сам оказался в собственной ловушке из-за мази этой.       Он поупрямился, конечно, но ушел, чем несказанно меня обрадовал. Кровь его мне не понадобилась, слава богам.       На следующий день стало намного лучше, и я попросил слугу уже настойчивее:       — Аути, если еще раз кого-то впустишь, я тебя отцу отдам!       Тот испуганно закивал.       — Простите, но я не пропущу больше никого. Вам пока мазью лучше не мазаться. Но он был так убедителен, говорил о своей любви к вам.       Я гневно возмутился.       — Какая у альфы может быть любовь, Аути?! Ну какая? Им бы только узел куда воткнуть поглубже, чтобы потомству дать семя.       Тот смутился и кивнул быстро. И правда, следующие три дня я был в самом что ни наесть спокойном состоянии. Меня уже никто не тревожил, и на уроки я пришел опять замазанный своей мазью и ворчливый, как и всегда. Экзамены прошли как всегда все на отлично.       Отец вновь приехал, но пробыв у меня недолго, уехал по срочному письму.       Я прибыл на свое первое место работы. Бывший лорд смотрел на меня презрительно и с какой-то ненавистью кидал взгляд на своего слугу, что носился по гостиной. Ни показного радушия, ни улыбки, бывший лорд был самым злым и негостеприимным альфой. Хотя в таком-то чине, обычно альфы ведут себя так тонко и так радушно, что кажется, они омеги. Омегам склонно принимать радушно, мягко обозначая границы гостя. Там целый ритуал, здесь я пожалел, что у этого альфы нет слуг омег. Все они были к моему ужасу альфами. А еще все кричало о роскоши. В центре стояло пианино, вокруг пуфики, стол, еще один стол. Три кресла. Никакого вкуса абсолютно. Арфы, прислоненные к стене чуть не у выхода. А еще какие-то безвкусные картины боев при Атории. И дорогая картина… в смысле дорогая… рама представляла дикую ценность, потому что была сделана из кости ютрая. Даже странно было видеть в такой дорогой раме незамысловатый рисунок моря с уходящим вдаль парусником. Рисунок делал ребенок, сразу это было видно.       — Что, нравится? — спросил меня Выями, вставая позади меня.       — Я омега и наверняка не устрою вас в роли секретаря.       Альфа выдохнул и скабрезно улыбнулся. Улыбка на его сменилась, когда я повернул к нему лицо, и он оторопел.       — Ты таким родился? — спросил он, как-то меняя интонацию голоса, и я кивнул быстро.       Мази пришлось потратить больше, чем надо. Сейчас лицо было опухшим, и веки почти сливались со скулами. Но глаза было видно. Главным было сейчас для меня это лишь то, чтобы на меня никак не возлагали надежды на то, чтобы мне просто присунуть.       — Да, таким родился и сделал операцию по удалению у меня всех органов омеги. Так что перед вами сейчас не альфа и не омега.       Выяли усмехнулся и показал мне на кресло.       — Очень меня даже это устраивает. Одену тебя получше, конечно. Но ты должен записывать за мной все, что я говорю и, потом систематизировав, писать обо мне книгу.       Незаметно усмехаюсь, отворачиваясь от него, очередной недоделанный гений, считающий, что он пуп мира! Как же это знакомо. Аристократия, будь она неладна. У отца такие встречи в доме происходили почти два раза в неделю, и эта бравада надоела до оскомины. Все кто считает, что у них чистая кровь, высоко возносились и в чинах, и в диком желании искоренить тех, у кого кровь не была чистой. Не понимал я этого. Истинность считалась самым писком аристократа, и они надуманно порой заключали браки, объявляя о том, что у них истинный. А потом опять разводились и брали себе в гарем еще одного омегу, и опять брак с великолепным созвучием «истинный», и так до бесконечности. На омегу приходится по пять альф. Их не хватает. Но на улице можно встретить омежку другую, бесхозную, и этим пользовались вовсю. Те продавали себя, и их очень даже покупали на ночь, на месяц. Выкидывая потом снова туда же. Дефицита как такового пока не было. Но, на мой взгляд, это было временно. Скоро их не останется. Гаремы ломятся от них.       Альфы заняли все рабочие места. Омег на работы не пускают. Шить, править лошадьми на время посева, им еще дозволялось. В основном им разрешалось играть на инструментах и танцевать. Были созданы театры. Омеги прекрасно пели. Плели, ткали ткани. Готовили. Как ни странно, вроде бы и нормально все было. Но меня смущало, что омег не впускали на правящие должности при дворе например… там всем заправляли только альфы. Подчас кастрированные альфы. Те, которых должны были казнить, но им дали выбор, и они выбрали кастрацию и вечное служение гарему повелителя.       От лорда Выяли я ушел поздно. Он проверил меня на чистоту написания и скорость, так и не предложив мне чая. Затем показал, как он гениален во всем, вместе со мной рассматривая другие его творения по замку. И затем лишь отпустил в школу с обещанием ждать меня. Но цену я запросил, конечно, высокую.       Его карета почему-то долго еще стояла у школы. Наверное, рекомендации запрашивали у учителей.       Ахель садился всегда рядом со мной на всех уроках, чем несказанно злил. Я огрызался на него постоянно и отправлял его к другим омегам. Вот и сейчас, идя в свою комнату на обед с моим любимым учителем магии Маялом, он шел позади меня. С гневом ему высказываюсь вновь:       — Да что ты ко мне привязался? Я уже вылечился, твое внимание мне не нужно абсолютно. Слышишь?       Альфа молча шел, пока мы не оказались у моей комнаты. Затем, преградив мне быстро путь, он спросил:       — У меня лишь один вариант проверить, то, что ты не мой истинный. И ты его знаешь, Шоти.       Насмешливо улыбаюсь так, чтобы обозначилась моя опухоль по всему лицу.       — Я тебя устраиваю такой страшный? Даже если и истинный? Тебе нужно войти в круг аристократии? — спрашиваю насмешливо и зло. Почти выплевывая эти слова ему в лицо. Он бледнеет и кивает:       — Мне нужно это знать, потому что ты волнуешь меня с первой встречи. А то, что ты постоянно огрызаешься, меня наоборот привлекает в тебе. Так что зря стараешься.       Вздыхаю громко и язвительно развожу руками.       — Ну отымеешь ты меня, окажется, что ты и я не истинные, дальше что?       Он делает шаг назад и упирается уже в мою дверь.       — Я просто дам тебе золото на операцию по восстановлению твоего девственного…       Смеюсь от всей души над его словами, и даже слезы выступили. Он такой нелепый, такой еще маленький. Отхожу от него к маленькому окну у входа к моим покоям и, сложив руки на груди, опираюсь о стену плечом.       — У тебя узел на меня встал? — спрашиваю вкрадчиво и вроде бы дружески.       Самому стало интересно, что у него там так чешется. что он не отстает от меня. Мы ведь даже не целовались с ним. Откуда у него такая уверенность в том, что я его истинный?       — При чем тут узел? Меня ты притягиваешь… очень сильно…       Смотрю на него задумчиво и выдыхаю потерянно. А может переспать с ним… для интереса. Но ведь потом может потянуть к этим постельным играм. Вдруг течка начнется? Да и последние экзамены на носу. Хотя, можно после выпускного. Когда и его призовут на службу. Он будет дальше служить уже в королевском гарнизоне. Сынок одного из лордов. Наверное, не стоит. Лучше я с кем-то попроще пересплю. Этот наделает мне проблем. Лучше не стоит. Думаю об этом быстро и затем выдаю ему свое решение. Хотя он даже и не думает, что я рассматриваю его персону на просто переспать и потерять девственность.       — Я тут подумал даже о том, чтобы подарить тебе мою девственность…       Альфа потянулся ко мне всем телом. Лицо Ахеля побледнело еще больше, и он сделал ко мне три шага, но сразу же натолкнулся на мою ладонь и застыл в немом вопросе. Я язвительно продолжил предложение:       — Но, увы и ах. Никак не хочу с тобой быть в постели. Ты и так-то надоедливый. А потом еще хуже только будет.       Он глухо отозвался:       — Я даю слово лорда…       Смеюсь ядовито.       — Какого лорда? Ты не лорд!!! Успокойся уже…       Он вдруг зарычал и кинулся на меня. Мое тело вжали в стену, и альфа сказал мне на ухо:       — Я Лорд Шериа Лонтри.       В замешательстве лишь сейчас всматриваюсь в его лицо и вижу, как оно преображается?! Еле-еле выговариваю:       — Значит, вы обманули всех…       Он обрывает меня, захватывая мою талию и тяня меня на себя. Как-то еще сопротивляюсь ему, он отзывается:       — Да, обманул. Считайте, как хотите. Это все было ради вас, Шоти. Красота ваша еще малышом, распространилась по нашему кругу. И ваш отец дал согласие на наш брак лишь после того, как вы сами его дадите. Так что я не питаю иллюзий на сей счет. Но хочу вас спросить, вы будете согласны быть моим мужем, если я выступлю за вас на кругу мужа?       Я сплюнул с досады. Этот лорд, конечно, выбил почву у меня из-под ног. Такого я точно не ожидал. Наша борьба в тягалки, была мной проиграна, и я оказался схваченным и прижатым к его телу. Дальше больше, он просто поднял меня на руки и потащил, видимо, в свою комнату, которая оказалась недалеко от моей. Конечно, он ведь все продумал!!! Теперь ему надо лишь дождаться, чтобы моя мазь была смыта, и он, увидев приз, просто возьмет меня силой. А потом объявит о нашем браке, иначе мне одна дорога — быть шлюхой. Хотя теперь-то можно верить слову и лорда. О том, что он там говорил. Раз так все обернулось. Ему важно, чтобы я был истинным, он от меня не отцепится.       Шепчу с усилием, когда он вносит меня в свои покои:       — Сегодня ночью, или завтра, или после выпускных?       Он мотает головой.       — Нет, сейчас. Истинность не сразу определяется. Ты должен мне четыре дня, Шоти. И если ты мне не истинный, то я отпускаю тебя с хорошим заработком на твою честь.       Вздыхаю обреченно и горестно. Ну и ладно. Пусть определяет. И потом я буду свободным. Каждый раз обращаться за помощью к отцу не хочется, тем более в таком вот деле. И уж тем более третьим вариантом на состязаниях он сразу же выберет меня в гарем. Обзовет мужем и все. Этого-то мне как раз не хочется. Так что сейчас вариант куда как выгодный нам обоим. Покончить со своей девственностью хотелось дико. Меня не возбуждали ухаживания альф за омегами у нас в группе. Вот ни разу. И потому, когда он положил меня на кровать, я припечатал ему односложно:       — Только быстро и без поцелуев.       Он кивнув начал расстегивать мои брюки. Пришлось ему даже помочь, и когда дело пошло за рубашкой, я недовольно огрызнулся:       — Нет, рубашку не надо…       Но его силе оставалось лишь подчинится. Раздев меня догола, он восхищенно присвистнул:       — Кожа у тебя… м-м-м… — он толкнул меня, пытавшего сесть перед ним, обратно на подушки и жадно прильнул к моему соску.       Смущенно отвернул голову к стене и приуныл в полном значении это слова. Ничего я не чувствовал как-то, что говорят омеги. Типа, волна наслаждения должна пройти по всему телу, и я должен уже потечь, несмотря на то, была или не была течка. У меня не возникло никакого желания и мало того, вызывало все до тошноты мерзкое ощущение какого-то чувства грязи. Нетерпеливо отталкиваю его и прошу зло:       — Делай же свое дело и следующая ночь завтра.       Он, как ни странно, отпрянул от моих сосков, чему я несказанно был рад. И неумело раздвинув ноги, вопросительно посмотрел на него. Он лег на мое тело, чуть приподняв мои ноги, ткнулся своим горячим членом. Сразу стало больно. Тут же начал отталкивать его, боль стала просто невыносимой. Я застонал от обреченности и зло зашипел:       — Больно!!! Больно, Ахель, твою раздери тебя!!! Ай… ой… хватит!       Он рвано двигался во мне и вдруг вошел полностью. Я почувствовал, как из меня потекло, и запах крови стал просто невыносим. Дальше у меня, если можно так сказать, началась истерика. Я кинулся на лорда, пытаясь расцарапать ему лицо, он продолжал, несмотря на мою агрессию, двигаться во мне, поймав мои руки и стянув их наверх. Дергаюсь, выгибаюсь от боли под ним, пытаясь его скинуть с себя. Мне уже плевать на договоренности, я уже не хочу ничего!!! Пытаюсь кричать, он целует меня, куда может попасть по моему лицу. Реву от безысходности, и когда он замирает на мне, чувствую, как его узел во мне начинает набухать, кричу лишь:       — Нет!!! Нет!!! Без узла!!! Не смей!!!       Но он так и держит меня под собой. Сил уже не осталось. Как тряпка расслаблено принимаю его узел в себе, чувствуя, как во мне все рвется, и кровь хлещет вперемешку с его семенем, а он проталкивает и проталкивает его в меня все глубже и глубже.       Он ушел в одну из комнат, а я так и остался на его кровати. Униженный и окровавленный. Кровь текла с губ, пальцы болели, как и кисти от его захватов. Все тело было в синяках. Я сам лег к нему в постель, но было ощущение, что меня обманули и изнасиловали. Видимо, это так и было. Узел был не по плану абсолютно. Он вошел, виновато глядя на меня.       — Шоти… прости… я вылечу все… — он положил мне на грудь маленький пакетик и попросил: — Надо выпить… поправишься… кровь остановится… — он сам уже взял пакетик и просто вдул мне содержимое пакетика в рот.       Я закашлялся и обреченно запил подставленным стаканом воды. Потеряно так и лежу, не в силах встать. После узла ни одна омега не может встать почти сутки. Прогулы у омег считаются обычным делом. Поэтому, видимо, ко мне никто не пришел. Меня никто не искал. Было обидно. Слуга бы меня спокойно перенес. От моих слез, краска и мазь по лицу было смазаны. Лицо частично начало успокаиваться от зуда, и лорд предложил:       — Обмой лицо, хватит прятать свое лицо от всех. Пусть я не увидел тебя, но это дело времени.       Ядовито огрызаюсь:       — Тебя не должно интересовать мое лицо. Ты проверяешь меня лишь на истинность, Ахель, не забывайся! — одернул я его, и он закивал быстро.       Затем быстро плеснул мне в лицо водой, и я зашипел зло, обтирая лицо протянутым полотенцем. И впрямь стало полегче, зато лорд сел на наше ложе и деловито стал обтирать мое тело, пах. Смущенно стал отодвигаться от него, и он зло попросил:       — Надо вымыть… Шоти… раздвинь ноги. Или я сделаю это… — он выразительно посмотрел на мои ноги, и я понял, как он хочет это сделать… ртом. Нет! Лучше тряпкой.       Раздвинул ноги, и он быстро начал мыть мои ягодицы. Кое-как пережил эту процедуру, стыдливо накрывая себя тонкой тканью простыни. Встать до сих пор пока не мог и с обреченностью замер. Ахель, или как его полное имя Шериан Лонри, суетливо предлагал мне поесть, но я лишь отвернулся от него. Он пытался разговорить меня, как только мог. Что-то приносил посмотреть, но я так и не отзывался, уходя в молчанку.       И когда он, сказав что сейчас придет, ушел, я кинулся натягивать брюки. Кое-как я смог это сделать и зажмурился от яркого света. Лорд Шериан зажег магические светильники по стенам и замер, гневно глядя на меня.       — Я так и думал!       Он рассматривал мое лицо тщательно, казалось, вот-вот он начнет трогать мое лицо пальцами, но в последний момент раздумал. Он протянул, меняясь в лице:       — Так вот почему твой отец так тщательно прятал тебя от нас. Ты ведь прятался при всех вечерах, когда у вас собирались?       Киваю несмело и спрашиваю со вздохом:       — А вам-то что? Вам-то какая разница, какой я, красивый или нет. Тебе, лорд, нужна игрушка? Узел некуда всунуть? — спросил я, раздраженно глядя на него. Он усмехнулся.       — У меня есть для этого и так гарем.       Я зло попытался соскочить с кровати, но ноги пока никак не хотели меня слушаться. Они налились болью и тяжестью — последствия первой близости. Шериан не смог скрыть победную улыбку, и я, просто напросто упав на пол, пополз, опираясь руками, отталкиваясь с огромным усилием. Он зло спросил:       — Ну и куда ты пополз? Осталось немного потерпеть мое присутствие, красавчик омежка!       Окидываю его тяжелым злым взглядом и цежу ехидно:       — Ты меня обманул, тебе не нужна истинная пара, тебе важно было посмотреть на меня и поиметь. Что ж… — сев на пол удобнее, я развел руками и с горечью воскликнул: — Ты получил, чего хотел!!! Поимел, рассмотрел! Я сейчас выпью настойку нужную и буду вновь избегать таких, как ты!       Он лишь поднял меня на руки и, посмотрев в мое лицо, спросил:       — Откуда ты знаешь, чего я хочу? Откуда ты знаешь, чего я добивался? Почему ты говоришь за меня? Я ни разу не отступил от своего желания узнать о нашей истинности. Просто это тайна, которая так меня…       Вновь восклицаю:       — Да какая тебе разница, какой я?! Если истинный, то не смотришь на красоту, на деньги, на что-то другое. Принимаешь таким, какой есть!       Он положил меня обратно, аккуратно укутав ноги, и сел рядом, глядя на меня каким-то другим взглядом. После молчания спросил грустно:       — Надеюсь ты дашь мне еще…       Смеюсь сквозь выступившие слезы на глазах от своего унижения.       — Нет! Нет! У вас есть гарем, и там ищите своих истинных. У нас все случилось, связи никакой не произошло, и не надо меня уверять, что надо несколько дней. Меня тошнит от тебя. От твоей заносчивости и то, что ты называешь истинностью. Мы не они!!! Это точно, — я видел, как ему мои слова не доставляли никакой боли и потому сказал решительно веря в то, что говорю: — Я лучше буду шлюхой, чем снова быть с тобой в постели, — вот теперь лицо лорда преобразилось, и я увидел красивого уверенного альфу.       Удар по щеке и второй произошли почти мгновенно. Меня откинуло к стенке, и я услышал как он, зарычав, кинулся на меня. Помня, что лучше не сопротивляться, услышал и почувствовал, как на мне рвется одежда, и с ужасом заорал от боли, когда лорд, повернув меня лицом вниз, в подушку, грубо вошел в меня. Его семя было еще во мне и понемногу выходило, потому, наверное, не так больно было, как в первый раз. Все тело охватило болью, и я зарычал на себя, ну кто меня за язык дергал? Ну зачем я пытался его обидеть, оскорбить. Ну переспал бы еще три дня… хотя три дня это слишком. Два даже слишком. Я сейчас его ненавидел, и так сильно, что это изнасилование было лишним поводом распрощаться. Сейчас я перебирал в уме, как отомстить ему. Отцу пожаловаться, покрыть позором слово лорда. Есть их суд, и есть те, кто отвечает за слова лорда. Ведь я знаю его! Так тому и быть. Я не буду твердить о том, что он обещал на мне жениться, и не буду этого требовать. Я буду говорить лишь о том, что он обещал не трогать меня без моего на то согласия. Как оказалось, нет, такого слова он дать не мог. Посему я покажу свои раны, и их засвидетельствует мой слуга и отец.       Сознание вдруг заиграло со мной в темноту и, выплыв из темноты, я неожиданно захотел пить и почувствовал такую усталость и боль, что попросил:       — Прошу… воды… умираю…       Сердце не хотело биться. Сам лорд, казалось, двигается на моем теле где-то внизу. Я рассматривал себя и его со стороны. Мое тело, казалось, было бездыханным, а вот полуобернувшийся лорд насиловал уже не тем, что было у него в первый раз. А значительно, очень значительно большим. Все знают, когда волк оборачивается, его член возрастает в два, а то и три раза. Неужели он не чувствует, что я умираю? Под огромным волком мое тело было и не видно почти. Пятки и руки изредка вскидывались, кругом была кровь и рычание лорда. Он отвалился от меня и зарычал, поднимая морду к кверху. Затем стал преображаться и, медленно повернув ко мне уже лицо, застонал, неверяще вглядываясь в мое тело, зовя тихо:       — Шотиии… Шоти… боги нет!!! Прошу!!! Ты мой истинный, я ли не доказал тебе это?! Ты мой истинный!!! Только с истинным альфа оборачивается!!! Ну же… дыши!!!       Он, измазанный моей кровью, тяжело дышал мне в рот, пытаясь давить на грудную клетку. А я со страхом боялся, что придется мне очнуться в сломанном и униженном теле. Хотя сам во всем виноват. Избалован отцом, своим состоянием. Когда уже все омеги давно не девственники и прячут лица за тряпками, я хотел права альфы. Не имея к этому ни подготовки и ума. Побоялся, что этот альфа отцепится от меня. Был так уверен в своей не истинности, а вон как оказалось. И да, он прав. Мы истинные, но мне не добавляет это радости.       Тело заболело через несколько секунд, когда я открыл глаза и попытался дернуть головой. Альфу, что недавно рвал мое тело, было не узнать. Испуганное лицо казалось пропитанным страхом и болью. Казалось что это ему сейчас больно, а не мне.       Последующие дни он не то, что не отходил от меня, но и прятал мое лицо от всех и вся, не давая даже целителям смотреть на мое лицо, лишь осматривая целостность моих ран. Которых у меня было, к сожалению, огромное количество, не говоря уже о том, что творилось внутри. Мыл он меня не по разу на дню, чем приводил в душераздирающий мой крик на все покои. И так-то не вставал тогда от его когтей.       Я решился спросить его:       — Почему тогда я страдал от твоих когтей в первый раз?       Он показал на мою бутылочку с мазью.       — Твоя ходячая аллергия на любые когти. Я ведь не врал, говоря о том, что в мои планы не входило в тебя втыкать свои когти. Это вышло случайно. И моя защитная секреция и сработала на твоей мази.       Сосредоточенно вспоминаю реакции, что я делал со своей кровью, и как я впрыскивал себе в кровь составляющие мази по одному и в целом. То есть, получается, можно таким образом найти истинного любой омежке? Мозг заработал лихорадочно и скрупулёзно. Я уже мысленно был в доме своего отца в своей личной лаборатории и разливал по пробиркам эти ингредиенты, смешивая их с кровью омежек. Цвет реакции будет впечатляющим, если к основе мази добавить краситель. Да именно!!! Вот так и сделать!!!       Лорд что-то шептал мне на ухо, пытаясь привлечь мое внимание, но я ушел в себя. Наконец желудок недовольно заворчал, и лорд деловито скомандовал:       — Ну теперь-то ты точно хочешь кушать!!! Я тебя никуда не отпущу. Ты мой истинный. Я имею права…       Обрываю его хрипло, пытаясь справится со сном:       — Ты не имеешь права, пока я не дам свое согласие. Доказать истинность ты не сможешь, ее не доказать. Так любой лорд и так обзывает любого понравившегося омежку истинным и вводит его в свой гарем. И так каждый год, а то и полгода. Этого никак не проверить. Так что не смешите меня, лорд!       Рана закровила, когда я пытался повернуться от него к стене, и он тут же кинулся вытирать дорожку крови на бедре, что промочила тонкую простынь.       — Ты специально злишь меня? Шоти? — спросил он спокойно, заглядывая мне в глаза, — Мы оба знаем, что мы истинные.       Ехидно замечаю:       — Это ты обернулся… полуобернулся, а я, между прочим, чуть богам душу не отдал.       Засыпаю под чей-то монотонный стук и просыпаюсь уже на следующий день. Комната была, как ни странно, моя. Отец с заспанным лицом, устало посмотрев на меня, спросил:       — Когда уже закончишь учебу?       С улыбкой развожу руками.       — Осталось последние экзамены сдать. А этот… лорд все карты спутал!       Отец кивнул и сказал огорченно:       — Он заявляет на тебя свои права.       Вот сейчас что-то в мозгу лихорадочно дернулось, и кажется, я слышал уже эти слова. Именно так. Слышал. Череда красивых сцен с непонятными фрагментами, но яркой насыщенности выплеснулась на меня, и я застыл с открытым ртом, пытаясь понять, что же мне память подсовывает. Отец что-то говорил, а я рассматривал красивые пейзажи песчаных оазисов. Кто-то на них жил определенно, вон и кровать в форме ракушки, на ней… я? А вот бесплотный дух какого-то воина. Он с орденами, и вот снова обернулся в подростка в коротких пижамных шортиках, как шлюха. Странно, разве так бывает? А вот передо мной мелькнуло лицо красивого мужчины с огромной грудью. Странный мужчина с телом лошади? Но что-то мне подсказывало, что он не мужчина… дальше память поскакала по огромной равнине с яркими вспышками пламени. Кругом был огонь, и огромный пламенный сгусток, в котором находился мужчина, лежал у огромного же валуна. Сам я находился у его ног. Было жарко и противно, по телу тек пот и тут же высыхал. Слышу словно вдали:       — Шоти?! Нет!!! Не умирай…       Всхлипываю, пытаясь разглядеть, где мой отец, но вижу лишь холодное поле, покрытое снегом. Мороз на выходе дает пар. Все тело трясет от озноба, незнакомый мужчина кутает меня в свою одежду, прижимая к себе и пытаясь согреть. Его лицо очень мне кого-то напоминает. Вижу в нем черты лица лорда, не Анхеля, а именно, когда он открыл свое лицо полностью от магии. Тело выгибает и скручивает перед агонией, чувствую, что скоро вот-вот помру, но что-то удерживает. Слышу грохот сломанной двери, и знакомый до боли голос зовет устрашающе громко:       — Серитё!!! Ты от меня не сбежишь!!!       Мой отец кричит, кидаясь на лорда, не своим голосом. Кажется, он сейчас сойдет с ума. Ненавижу этого лорда, как он смел появится в нашем доме. когда я стою на пороге смерти… и почему он зовет меня Серитё… почему я должен сбежать? Понятно, что я сбежал бы, имей я сейчас такую возможность. Но вдруг на сердце становится радостно и тепло. Даже получается открыть глаза и разглядеть лицо лорда. Ведь совсем недавно не смог рассмотреть отца. Неужели стало полегче? Неверяще поднимаю голову и действительно легче. Пробую встать, и к своему удивлению у меня это получается. Сажусь аккуратно и смотрю на застывших отца и лорда Шериана. Мой отец, неуверенно посмотрев на Шериана, подбежал ко мне и, кинувшись на колени передо мной, прошептал виновато:       — Прости… Шоти… прости любимый… сыночек… не уберег.       Но не мой голос ему ответил и не я. Отвечающий был во мне, зло цедя ехидные слова:       — Я не ваш сын… И хочу обратится не к вам, уважаемый…       Мое тело встало и, пошатнувшись, сделало несколько неуверенных шагов к Шериану. Остановилось от него в двух шагах, и вновь не мой голос процедил зло:       — Виеру, снова ты! Как же я от тебя устал… когда же ты уже отстанешь от меня?       Лорд медленно опустился на колени и сказал глухо:       — Ты мой муж с детства, Серитё. И не бывать другим рядом с тобой и тем более в тебе.       Голос говорившего лорда был уже другой. Более властный и грустный, в нем чувствовалась многовековая усталость и безысходность его положения. А вот во мне голос говорившего был ядом. Чувствовалось. как говоривший не хотел мириться со своим положением, как и я. В нас это было равно и объединяло сейчас как никогда целее. Казалось они или мы так и застыли, чувствуя усталость и обреченность друг друга. Мне хотелось приободрить своего носителя, но как это сделать, я не имел представления, и потому просто следил за тем, что происходит, не владея своим телом. Другого мне было не дано, как и тому, кто сейчас был лордом. Голос во мне Серитё спросил моего отца, медленно поворачиваясь к нему:       — Ты ведь тоже обещал своего сына на женитьбу Лорду? Не так ли?       Мой отец, как ни странно, опустил голову и не ответил, как подобает третьему лорду. Теперь уже и я хотел бы сказать несколько слов своему отцу, но что-то не давало мне и рта открыть. Я забесновался в своем теле и резко успокоился. Серитё скоро уйдет. Я почувствовал в нем ободряющий отклик и затих в ожидании, в тоже время не желая, чтобы он уходил. Я бы рассказал как мне тоже одиноко в этом мире. Но голос лорда сказал:       — Прошу вас… дайте мне показать свою любовь… мы не допоняли друг друга.       Но мой носитель сказал громко:       — Как же ты мне надоел, Виеру!!! Как ты меня только и находишь среди миров, да еще и в каком я теле нахожусь. Обманом завлекаешь в свои сети?! Почему я только тебе и верю, а?       Лорд откликнулся сразу:       — Потому что мы истинные, принц. Я чувствую твой запах, что сводит меня с ума, и нахожу тебя сразу. В этом теле я тебя почувствовал не сразу, пришлось обождать несколько лет. Но они того стоили.       Серитё ехидно заметил:       — Ну конечно, а до той поры у тебя были омеги… не так ли? Значит, тебе можно делить ложе с другими, а мне нет?       Лицо лорда перекосило, и я увидел, как в Лорде начался оборот. Серитё во мне громко выдохнул и сказал устало:       — До следующей встречи, Виеру. Обещаю погрязнуть в следующем мире в разврате и похоти. Можешь убивать Шоти, он все равно не будет делить ложе с этим Лордиком. Еще одна встреча и Шоти убьет себя сам.       Я улыбнулся мысленно словам Серитё, а он прав. Я убью себя, если руки лорда прикоснутся ко мне. Тело Лорда прекратило оборачиваться, и он тотчас упал на колени и позвал:       — Серитё?!       Теперь уже я обрел дар речи и, покачнувшись, упал в объятия отца, всхлипнув.       — Он… ушел… хочу с ним… за ним… отпусти… отец…       Я рыдал на груди отца, призывая его совершить немыслимое. Но отец стоял на своем, бледнея каждый раз, когда я вновь смотрел ему в глаза.       — Я не отдам тебя в руки смерти, даже и не думай об этом, Шоти. Боги, что это было? Ты был под впечатлением вселившегося в тебя беса!!! Надо сделать изгнание, Шоти. Я могу это сделать. Или твой учитель, Маял.       Мы оба посмотрели на вставшего во весь рост лорда Шериана, и я спросил зло:       — А ты еще с ним? С Виеру?       Он кивнул, сухо бросив:       — Я снова его упустил… сколько было всего перепробовано, чтобы вернуть его моим мужем.       Огрызаюсь злобно:       — Ты его недостоин!!! Всюду ты идешь на ложь, попирая его законы, его характер. Ты ни разу не пробовал с ним дружить, просто дружить.       Лорд неожиданно очутился рядом со мной и схватил меня за горло, цедя:       — А ты?! Ты никому не будешь нужен со своим характером. Ну и что, что ты ликом симпатичен, будешь обычной игрушкой этому телу. Я вошел в это тело далеко не младенцем и гарем у него очень и очень значителен. Ты ему и даром не нужен, он и так идет на уступки, чтобы породниться с твоим отцом, не более.       Позади зарычал отец, и вдруг сказал не своим голосом:       — Я разорву этот контракт, для меня важно мнение и решение своего сына. А не политика. Встретив своего истинного, я понял… — он замолчал, видимо, подбирая слова, а лорд отпустил мою шею, меняясь в лице и садясь на кровать напротив отца, вслушиваясь в его каждое слово. А отец продолжил, тоже садясь на кресло: — Я понял, что когда у тебя есть то, ради чего ты жил всё это время, это мгновенно меняет отношение ко всему. Мне важен мой муж, важно его мнение. Еще особенно важно, как он себя чувствует, не идет ли вся моя жизнь против его воли. Можем ли мы с ним найти компромисс. Если да, то я с удовольствием сделаю первый шаг, потому что он слабее меня в разы, и ему вынашивать моего сына… нашего. Я хочу, желаю, чтобы мой сын женился только тогда, когда у него будет истинный. Чтобы он сам мне заявил об этом со счастливым лицом. А не как сейчас! Его горе значит и моё горе. Мое сердце сейчас разрывается от желания дать ему то, что он просит и в тоже время уберечь от всего. Но как ты видишь, уберечь от всего не получается. Каков его удел? Ждать истинного? Я не вижу конца…       Я вскрикнул и показал на лорда:       — Я понял, как мы можем найти истинного, понял, отец!!!       Тот удивленно посмотрел на меня, и я со стоном встал, но тут же упал. Как ни странно, но лорд подхватил меня, и я, чуть улыбнувшись ему, продолжил:       — Твоя мазь, отец, и секреция переродившегося оборотня. Она даст аллергию на истинного. Во мне Серитё был истинным лорду Виеру? Я прав? — я повернул голову к лорду, и тот неохотно кивнул, сказав почти шепотом:       — Был… ты прав, да.       Я быстро продолжил:       — Аллергия быстро проходит под зельем аниру. Я все просчитал, отец!!! Мне надо только время. Я хочу сделать это дипломной работой для сдачи экзамена и потом начну собирать омег для своего замысла. Работы будет очень много, и я решил, что не буду работать секретарем. Я хочу продолжить изыскания в своей лаборатории по изучению альф-оборотней.       Отец кивнул с улыбкой и, подойдя к нам, перехватил мое тело и, аккуратно положив на кровать, сказал негромко:       — Очень рад, сын, очень рад. А сейчас спать. Лорд Виеру прощается и уходит. Надеюсь, он успеет порвать сам контракт, прежде чем выйдет из тела самого лорда.