***
За три дня добровольно-принудительных дачных работ Илья умудрился обгореть на теплом майском солнышке и обзавелся десятком-другим новых веснушек на носу и плечах — и внушительными мозолями на ладонях. В целом, однако, Первомай прошел без эксцессов: сестренка висла на нем, щебеча о своих школьных драмах, а потом уносилась тусить со сверстницами. Возвращалась она, слегка попахивая сигаретами, но родители ничего не замечали, а Илья еще не считал себя достаточно взрослым и серьезным человеком, чтобы привлекать их внимание к подростковому бунту. Видит Бог, сам он был куда хуже в ее возрасте. Единственной ложкой дегтя было то, что второго числа отца срочно вызвали на работу, поэтому на Илью легла ответственность за шашлыки — и он все запорол. Мать и сестра были крайне недовольны — сгорела даже картошка — и пришлось варить макароны. Получилось невкусно, а главное, обидно — Первомай же, а они без шашлыка. С другой стороны, зато родственники особо не настаивали на его повторном приезде через неделю: даже для отчаянно любящей его сестренки макароны, похоже, стали последней каплей. Так что восьмого мая Илья с Олей, собрав по рюкзаку задорно позвякивающих припасов, прибыли на лопающийся от многочисленных пассажиров Савеловский вокзал. Найти в этой разноцветней крикучей толпе Илюшиных друзей было довольно непросто, а Макс — к кому на дачу они и ехали всей гурьбой — еще и припозднился. В итоге они пропустили запланированную электричку и вынуждены были проторчать на душном вонючем вокзале лишних полчаса — на первый взгляд, довольно недолго, но не когда вы все хотите уже, наконец, свалить из города. Олю ребята приняли... достойно. Даже Ксюша разнообразия ради, казалось, предварительно сцедила с клыков весь яд. Помогло и то, что девушка казалась в жизни совсем не такой, как в Илюшиных рассказах — ведь спать с ней никому, кроме него, к счастью, не приходилось. В один момент, пока они стояли на платформе, Оля сняла с его волос неизвестно откуда взявшегося жука. Илья бездумно чмокнул свою девушку в щеку, вызвав у Светы умиленный «aww» и заставив Сеню, с которым они все утро дружно избегали встречаться взглядами, пнуть какой-то бычок. Илье вдруг пришло в голову, что если бы он не жаловался друзьям на ее фригидность, никто из них бы подобного даже не заподозрил — так бы и казались они со стороны идеальной беспроблемной парой. И кто его за язык тянул... За полтора часа в электричке все наобщались и перезнакомились, и по приезде уже вели себя, как давние друзья. Оля, к Илюшиному изумлению, легко влилась в компанию: то и дело он слышал ее звонкий смех в ответ на чью-нибудь шутку. Помимо неё в привычную их тусу из пяти человек добавилось ещё двое: Валя — Максов друг с угашенными вусмерть глазами — и Ксюшин парень Никита. Никита размахом плеч мог посоперничать с Ильей, а ростом — с Сеней, но при этом вёл себя, как донельзя скромный ботаник, даром, что с ног до головы обёрнутый в Adidas. От станции в области до Максовой дачи им пришлось трястись на автобусике, видевшем ещё, наверное, рассвет Горбачевской перестройки, а потом ещё минут двадцать переть пешком. Когда Макс, наконец, снял со скрипучей калитки своего участка не менее скрипучий замок и махнул рукой — дескать, проходите, — жест этот уставшим путникам показался не менее торжественным, чем разрезание красной ленты каким-нибудь мэром. Дружно ввалились они на двенадцать огороженных кривобокой изгородью соток и дружно же офигели; во всяком случае, Илья так точно офигел. Дача Макса оказалась похожа на чёртову оранжерею: куда ни плюнь, везде зеленеют тщательно прополотые и окученные зачатки будущих цветов в окружении цветов ранне-весенних. Засмотревшись, Никита чуть не наступил на один такой — и Макс чуть не сожрал его живьём. — Осторожней! — отчаянно вопрошал он, тряся спокойными обычно руками. — Это же лилии! Королевские! В июле-августе так расцветут, вы не не поверите вообще! Просто! Это мамины любимые, суки, не прощу!.. Валя, его угашенный друг, беззвучно и взахлёб ржал у него за спиной, очевидно, привыкший к подобному. Никита искренне извинялся, порывался чуть не на клей присобачить сбитый им второпях листик, а девчонки, скинув сумки, курили и смотрели на них, как на какой-то спектакль. Вещи втащили на крыльцо, отперли дом, врубили пробки. Принюхавшись к подозрительно потеплевшему за время пути мясу в целлофановых пакетах, Никита с Максом и Валей утопали на кухню делать маринад — Илья проводил их тоскливым взглядом, но решил помощь не предлагать. Какой из него шашлычник — скорее не лечит, а калечит все равно. Девчонки, снюхавшись, щебеча и хихикая отправились разгребать алкоголь и закусь — их Илья вообще обошёл по широкой дуге. Против Светы он ничего не имел, но вот Ксюша и Оля, полюбовно о чем-то общающиеся, казались ему картиной донельзя сюрреалистичной. Взяв пачку сигарет, он вышел на крыльцо и полной грудью втянул свежий дачный воздух во всей его многогранности. Пахло гниловатой водой, холодной ещё почвой, молодой листвой и влажной древесиной — а ещё из-за угла дома тянуло табаком. Поднырнув под низкую грушевую ветку, ощерившуюся почти кудрявыми бледными листьями, Илья поковылял на дым, стараясь не наступить случайно на какую-нибудь драгоценную «лилию». В укромном местечке за грушей, между старой яблоней и домом обнаружился зацветший прудик, в котором удавом свернулся древний шланг — и Сеня, залипнувший на этот скудный пейзаж с сигаретой во рту. На звук его шагов он поднял патлатую голову, моргнул, увидев друга, и пальцами схватился за тлеющую сигарету. — Стрельнешь? — почему-то спросил Илья, незаметно пряча пачку своих сигарет в карман толстовки. Сеня закивал, поднялся на ноги, хрустнув коленями, и, похлопав себя по бокам, протянул ему бело-синюю пачку Marlboro. — Ментоловые, серьезно? — поднял брови Илья, выуживая между тем из пачки одну сигарету. — Не нравится, свои кури, — хрипло ответствовал друг, пряча глаза и пачку и опускаясь обратно на корточки. — Да не, ментоловые норм, — пробормотал Илья, опускаясь рядом с другом в ту же позу. — А жига есть? Сеня молча достал из кармана паленый желтый крикет и протянул было в его сторону, а потом вдруг замешкался, поймал его взгляд своим и, задержав руку, щёлкнул кремнем. Понять, чего он хочет, было нетрудно. Илья, у которого отчего-то пересохло в горле, вставил сигарету в губы, наклонил голову и затянулся от чужого огонька — сквозь ресницы он бросил быстрый взгляд Сене в глаза и тут же отвёл его. Сигарета задымилась, и Сеня порывисто потушил зажигалку и сунул в карман. — Спасибо, — поблагодарил Илья чужим голосом. Сеня промычал что-то невнятное и намертво уставился в пруд. Пару минут они молча курили, глядя вроде бы на мутную воду и грязный шланг, а вроде бы и совсем не на них. Сеня, досмолив свой бычок до фильтра, бережно положил его рядом с собой — он никогда не бросал окурки на землю. Всегда доносил до мусорки. Илья, докурив, положил свой бычок рядом и даже поправил, чтобы они лежали бок в бок. — Хорошо тут, да? — протянул он, просто чтобы сказать что-то. — Это точно. Наконец-то выбрались из города… Я люблю природу, — улыбнулся Сеня, наконец-то нормально посмотрев на него. Его темные обычно глаза словно напитались свежим воздухом — или отражали буйную зелень, или призрачное небо за слоем облаков, — радужка приобрела оттенок нагретой солнцем земли. Упавших осенних листьев. Густого мха на деревьях. — Это понятно, — ляпнул Илья, не отводя взгляд, и поспешил пояснить. — Такой человек, как ты, не может не любить природу. — Такой человек, как я? — хохотнул Сеня, сверкнув этими чудными новыми глазами. — Ага. Отчего-то Илье неожиданно стало очень грустно. Комок колючей, горькой грусти собрался у него в глотке и отказывался пропадать. — Такой, как ты, — повторил он печально и вздохнул. Одновременно хотелось встать и уйти, переключиться с этой гложущей тоски на что-то привычное — и не вставать, остаться здесь у гаденького прудика ещё ненадолго. — Дай-ка ещё сигарету, — попросил он наконец. Они снова закурили — на сей раз Сеня нормально протянул ему зажигалку, и Илья не мог решить, что чувствует по этому поводу. Хотелось бы сказать, что ничего, но это было бы не правдой. — Пахнет вкусно, ментол, — сказал он где-то на середине сигареты, снова просто чтобы что-то сказать, и Сеня согласно замычал и тряхнул головой. Пучок у него привычно растрепался, рассыпав чёрные пряди. Одна такая прядь кокетливо легла на высокий лоб, и Илья некоторое время гипнотизировал ее взглядом, борясь с желанием заправить эту прядку Сене за ухо — пока тот, затушив бычок, не сделал это сам. Собрав окурки в горсть, он встал во весь рост, снова скрипнув коленями, и миролюбиво посмотрел на Илью: — Ну что, пойдём? Илья поднялся на ноги и первым двинулся обратно. — Пошли, — сказал он, сгибаясь под грушей. Ребята уже подготовили почти все для предстоящего тусича. Макс с Никитой, узнав друг в друге кулинаров-любителей, увлечённо обсуждали сварганенный ими маринад: «Розмарин, чувак! Все дело в розмарине, я те отвечаю!». Девочки помыли овощи и разложили на столе, готовясь резать салатики, а Валя, оправдывая свой угашенный вид, уже смастерил дудку — и, похоже, даже успел накуриться. Оля подпорхнула к Илье, когда они с Сеней вдвоём ввалились в двери, легко поцеловала его в щеку и, принюхавшись, вдруг сморщила носик. — Ментол? — удивленно спросила она, когда он обвил ее руками и прижал к себе. — Ты же не куришь ментол. Всегда на меня морщишься, когда я их курю. — Да что-то захотелось, — ответил отсутствующе Илья, ощущая проходящего мимо Сеню всем телом. С усилием проглотив, наконец, одолевающий его комок грусти, он спрятал лицо в пышных Олиных волосах. — Просто захотелось.***
Илья откинулся на стуле и сыто вздохнул. Неясно, дело в розмарине или в чем, но шашлык получился невероятно вкусным: сочным, ароматным, с дымком — все как надо. Помогло и то, что со стола вот уже несколько часов как не пропадал алкоголь: спиртовой продукцией компания затарилась с запасом. Где-то часа полтора назад Илья проглотил n-ный кусок мяса и перешёл с пивка на водочку, так что сейчас он должен был быть лёгок и весел, как поплавок на волнах опьянения. Но он не был. Оля, сидевшая по левую руку от него на шатком соломенном стульчике, заливисто хохотала над очередной пошлой шуткой нажравшегося Макса. Учитывая, что Макс сидел от Ильи по правую руку, а смеялась над его тупыми шутками Оля громче всех, он постоянно через Илью перевешивался, протягивал руки и всячески мешал ему наслаждаться вечером. Во всяком случае, других причин для своего неумолимо растущего раздражения Илья не видел. Сеня с Валей и Светой свалили пыхать где-то полчаса назад и с тех пор не вернулись — но при чем здесь это. Он уже готов был рыкнуть на Макса и выплеснуть на него все своё неуместное недовольство, когда со скрипом открылась дверь, и внутрь с шумом ввалилась припозднившаяся троица. Глаза у них были красные, как у мышей — жертв научных экспериментов, а лыбы донельзя счастливые. У Сени на лице так вообще была улыбка от уха до уха, аж зубы блеснули в свете электрической лампочки — а меланхоличный философ улыбался так очень редко. — Оба, какие люди! — пьяно воскликнула Ксюша, полулежавшая на Никите, полулежавшем на видавшей виды кушетке у стены, и отсалютовала им стаканом. — А мы вас уже и не ждали. — Вы нас не ждали, а мы пришли, — протянула Света, и все трое залились наркоманским глупым смехом. Илья резко соскочил со стула и в два шага покрыл расстояние между собой и своим лучшим другом — едва не свалив в процессе все ещё накрытый стол. Сеня от неожиданности отшатнулся, теряя зубастость своей улыбки, а затем и пошатнулся — Илья с молодецкой пьяной силой опустил пятерню ему на плечо. — Дружищ-ще, — промямлил он, уставившись на Сеню блестящими глазами, и замолчал. — О-о, кто-то наклюкался! — восторженно заржала Ксюша и тыкнула пальцем с ядовито-зелёным ногтем в Олину сторону. — Чего не следишь за женихом своим, а? А то он это, — она неопределенно подвигала рукой в воздухе, — дурачок же. — Э, слышь! — возмутился Илья, опираясь на Сеню всем весом. От друга пахло табаком и гашиком, а под всем этим — знакомым стиральным порошком. Успокаивающе пахло. Приятно. — А что мне за ним следить? — рассмеялась Оля, тонкими пальчиками подцепляя из пачки сушеного кальмара и отправляя в рот. Илья никогда не видел ее такой расслабленной, такой добродушно пьяной. Никогда не чувствовал себя таким лишним в ее мире. — Мы же все здесь веселимся. — Аминь! — поднял стакан Никита, и Ксюша, хрюкнув от смеха, влажно чмокнула его в подбородок. — Вообще, — подал голос Сеня, и Илья мотнул головой в его сторону, обращая на друга безраздельное своё внимание. Тот медленно моргнул и, собравшись с мыслями, продолжил: — Вообще, Ксюша права. За этим, — он улыбнулся как-то чуть ли не мечтательно, и у Ильи сердце пропустило удар, — глаз да глаз. — В таком случае хорошо, что у него есть такие чудесные друзья, — пожала плечами Оля. — Выпьем же за это! За друзей! — снова поднял стакан Никита, и на этот раз его поддержали Света и Ксюша. Остальные присоединились, и все выпили. Мир кружился у Ильи перед глазами, как чертова карусель. Он даже стоять не мог ровно — висел всем телом на недвижимом, как константа, Сене, и смотрел по сторонам невидящими глазами. Хотелось выйти на улицу, глотнуть воздуха, но путь до двери казался непреодолимым. — Ты окей? — обдало его ухо горячим дыханием. С трудом сфокусировав взгляд, Илья наткнулся на два чёрных внимательных глаза в непосредственной от себя близости — глаза, в которых не осталось ни тени той солнечной зелени, которую он как-то разглядел днём. Непроглядная эта чернота светилась невысказанной нежностью, и Илья с тяжелым выдохом уткнулся горячим лбом в чужое костлявое плечо и замотал головой. От этого движения его замутило ещё сильнее и он стиснул пальцы где-то у друга на бицепсе. — Мы покурим пойдём, — сказал Сеня — Авксентий Понимающий, Авксентий Лучший-Из-Всех — ребятам над его головой и потащил его к выходу. Десятка два максимально неловких и неустойчивых шагов спустя они вышли на крыльцо, даже не спихнув ничего по дороге. Илью окатило леденистой прохладой, и он с наслаждением глотнул ночного свежего воздуха, чувствуя, как сразу же немного прояснилось в голове. — Нормально? — спросил Сеня, бережно усаживая его на ступеньки и опускаясь рядом. — Н’рмально, — согласился Илья, снова роняя тяжелую голову ему на плечо. — Чутка в’ртолётит. — Блевать будешь? — его потного горячего лба коснулись холодные пальцы и отвели влажные кудряшки. Ма-ать, если рай есть, то это он. — Не. Д’вай прост посидим, м? — выдавил он с трудом и добавил: — Хотя... Х’чу на наш’ место. С эт’м... прудом. За гр’шей. Там п’сидим. Сеня, живое сокровище, сразу понял, что он имеет в виду, и послушно поднял их обоих. И даже сунулся на секунду в дом — вытянул откуда-то из угла коврик для йоги, чтобы не сидеть на холодной земле. Волшебник. Ещё десяток шагов, одно помятое растение — Макс им завтра даст — и Илья упал на поспешно расстеленный коврик перед мерзким, невидимым почти в темноте прудиком. Сеня присел рядом на корточки и закурил. Сложно сказать, сколько они так сидели — наверняка время двигалось иначе для пьяного вдрабадан Ильи, чем для накуренного Сени. В голове было пусто: мысли будто оказались отодвинуты на дальний план, а впереди осталось только вертиго и смутное томление в груди, никак не связанное с алкоголем. — Я ничего уже не понимаю, — признался Илья в какой-то момент, нарушив своим сиплым пьяным голосом установившуюся тишину. Сеня, докуривавший уже пятую сигарету, перевёл на него взгляд темных непроницаемых глаз и вопросительно выдохнул облачко дыма. — Честно, — продолжил Илья. Рука его, словно по собственной воле, нащупала костлявую коленку в потертой джинсе и легла на нее, обняв сустав мозолистыми пальцами. — Ничего. — А что ты хочешь понимать? — спросил Сеня, агрессивно вминая бычок в землю, и дернул коленом — но не убрал его из-под нахальной руки. Илья сглотнул кислящую слюну и уронил было голову на грудь в универсальном жесте поражения, но тут же поднял ее обратно. Хорошо, что его уже не так жутко мутило. — Не знаю, — ответил он тускло, но искренне. — Я думаю, я делаю все не так. — Ты человек, — хмыкнул Сеня. Судя по всему, его уже отпустил гашиш, и на смену наивной эмпатии пришёл привычный цинизм. Илья не был уверен, почему ему стало так грустно от этой мысли. — Это естественно. — Сень... — М? — Я правда ничего не понимаю. Я как будто тону, лёжа мордой в раковине. Типа, все, что мне нужно, это бошку повернуть, а я что-то не могу. Будто сам держу себя за шею, и выпустить не получается. Хз, как объяснить... Сеня вздохнул и немного поменял позу. Теперь они сидели почти лицом друг к другу. Большой палец Илюшиной руки вырисовывал круги на Сениной коленке, а его сердце стучало так, словно он сильно накурился или пробежал марафон. — Я понял, — тихо сказал его друг. Молчание показалось искусственным, видимо, им обоим, потому что несколько вдохов и выдохов спустя Сеня продолжил: — Но в таких ситуациях тебе все-таки нужно повернуть голову. Самому. За тебя ее никто не повернет. И Илья повернул голову. И наклонил ее, находя своими губами тонкие губы напротив. Все мысли о правильности или неправильности происходящего растаяли в алкогольном тумане — в голове было легко и пусто. Словно воздуха глотнул, вынырнув на поверхность с самого дна. Сеня на короткое мгновение замер каменным изваянием, а затем его губы дрогнули, и он отстранился. Черные глаза уставились на Илью со смесью ужаса и чего-то неясного, смутного. Глубоко подавленного. — Нахрена? — выдохнул он еле слышно. Илья стиснул пальцы на его колене и шумно сглотнул. — Илья... Что бы он ни хотел сказать дальше, Илья ему не дал: мотнул головой по-собачьи, резко выдохнул через ноздри и снова нашел губами чужие губы. Его свободная рука, словно обладая своей волей, легла на Сенин загривок прямо под растрепавшимся пучком и нежно погладила, зарываясь пальцами в вылезшие прядки. Шея у того покрылась мурашками, Сеня сорвано выдохнул ему в губы, обмяк — и сдался, ответил на поцелуй. Их выдохи и вдохи разбивались друг о друга паром, языки сталкивались и скользили по зубам, по губам, по нёбу — прервавшись глотнуть воздуха, они тут же соприкасались снова. Илья, оглаживая худые Сенины бока, скользнул ладонями по ребрам, по груди, задев большими пальцами соски через ткань кофты. Сеня полузадушенно всхлипнул — почти что застонал — и Илья почувствовал, как в штанах у него заинтересованно и вероломно дёрнулся член. Его губы самовольно скользнули от чужого мокрого рта по линии челюсти к уху и чуть ниже; нашли там местечко, где бился заполошно пульс, и сомкнулись на нем. Сеня со вздохом чуть развел ноги, давая ему больше места, и Илья с готовностью подался вперед. Ощущение тела, пышущего равносильным его собственному желанием, опьяняло не хуже водки — а такие мелочи, как крепнущий под его бедром чужой член, отошли на второй план. В конце концов, у него самого в штанах происходило что-то подобное, заставляя ритмично тереться о чужой пах и слюнявить чужие ухо и шею. Он запустил руку под Сенино колено и задрал его — длинную, сука — ногу чуть ли не себе под мышку, давая им лучший угол для трения. От этой нехитрой манипуляции его наполовину вставший член ткнулся Сене ровнёхонько в промежность, и они оба задохнулись от этого ощущения. — Бля… — высокоинтеллектуально, но максимально искренне выдал он и тут же сцеловал пораженный смешок с Сениных губ. Касаясь лбами, они покачивались, словно в трансе, вжавшись друг в друга бедрами — Сенина лодыжка легла Илье на поясницу, притягивая ближе… Звук открываемой двери и шагов заставил их окаменеть, словно попав под какое-то проклятье. Раздавшийся следом Олин голос, глухой из-за дома между ними, показался Илье громким, как раскат грома. — …Интересно, куда это мальчики делись? — спросила она, и бесплотный Ксюшин голос довольно равнодушно ответил: — Да Илья, наверное, блюет, а Сеня его за косички держит да по спине наглаживает, балбес. Щелкнула зажигалка. Сеня вздрогнул под ним от звука своего имени, и проклятие окаменения спало — стараясь не шуметь и не глядя друг на друга, они медленно разлепились. Хотел бы Илья, чтобы его член при этом опал — теперь, когда марево возбуждения рассеялось, смятенное паникой, он всей душой ахуел от себя. На Сеню, беззвучно дышащего рядом, даже смотреть не хотелось. — Такое уже было? — хихикнула Оля и попросила: — Дай-ка сигарету. — Держи, — отозвалась Ксюша. Зажигалка щелкнула снова, скрипнули перила крыльца. — Да постоянная тема, серьезно. Илья вечно косячит, а Сеня за ним. Собака-поводырь для слепого, чесслово. Илья аж задохнулся от возмущения. Сеня рядом еле слышно выдохнул, что прозвучало подозрительно похоже на смешок. — Они такие близкие друзья, — сказала Оля негромко. — Илья постоянно о нем говорит. — Да он влюблен в него по уши, — гиенисто усмехнулась Ксюша. — С потрохами. А можно, чтоб еще более неловко было? А то недостаточно, под землю пока хочется провалиться не на все круги ада. — Удивительно, как они такие разные, а так дружат… — Да не говори, два брата-акробата. Полудурки слепые, и твой вдесятеро хуже, чем Сеня. Уж не обессудь. Оля рассмеялась, но как-то вымучено — даже отсюда было слышно. Они еще о чем-то говорили, докуривая, но все больше о девчачьих каких-то мелочах. Илья перестал вслушиваться, вместо этого крепко призадумавшись. Жизнь его, доселе катившаяся по довольно накатанной колее, неожиданно подпрыгнула на кочке и понеслась вприпрыжку под откос — по женскому половому органу, как говорится. Интересно, должен ли он был чувствовать угрызения совести, целуясь со своим лучшим другом за спиной у девушки? Не с бабой же сосется, как-никак. Последнее, конечно, вызывало множество вопросов иного толка. Например, какого хрена у него встал, пока он целовался со своим лучшим другом за спиной у девушки. Это что же, он, выходит, пидор? Ему, конечно, было известно такое понятие, как бисексуальность, но вплоть до сегодняшней роковой пьянки он и представить не мог, что оно как-то относится к нему самому. Когда они встречались, Ксюша любила прихвастнуть, что она би — тешила одну из любимых Илюшиных фантазий о жмж, и чтобы девушки ласкали друг друга у него на глазах, — но до дела у них не дошло. А вот Сеня, вроде как, был стопроцентный гей, и стояло у него на Илью железно — в этом он имел личную возможность сегодня убедиться. Господи, да что вообще с ним происходит?.. Девочки докурили, договорили и вернулись в дом. Скрипнули дверные петли, щелкнул замок — и двое скрючившихся за углом парней дружно выдохнули и Сеня тут же поднялся на ноги. При этом его колени хрустнули так ужасающе, что Илья напугался, что те сейчас подломятся и друг упадет лицом вниз. Этого не произошло — Сеня только уставился на него сверху-вниз расширенными глазами и каркнул: — Знаю… — он откашлялся и продолжил, напряженный, как туго скрученная пружина, — Можешь ничего не говорить. Забудем, правильно? Илья машинально кивнул. Сеня дернул подбородком, перешагнул через его ноги и поднырнул было под грушу — когда Илья вдруг неожиданно для себя схватил его за махнувшую мимо прохладную кисть. — Это, — начал он и тоже прочистил горло. — Погодь, слышь. Сеня перевел на него лихорадочно блестящий взгляд. Его пальцы мелко подрагивали в Илюшиной ладони, и тот вдруг растерялся, забыв, что хотел сказать. Видимо, Сеня заметил его замешательство. Вздохнув, долговязый, напряженный, как струна, друг поудобнее перехватил его руку и потянул, поднимая на ноги. Илья бессмысленно уставился на его немного припухшие губы — из-за разницы в росте они оказались прямо перед его глазами. — Да забей, — нежно сказал Сеня, улыбаясь немного неровно, отчего в уголке его рта залегла горькая морщинка. — Я понимаю: напился, плюс недотрах, бывает, объяснять можешь не объяснять. Я и сам накурился… — Не, постой, — прервал его Илья и нахмурился. — Не, я не об этом, — попробовал он снова и снова замолчал. — Не, все ок, — попытался он в третий раз и обреченно уронил голову на грудь, чуть не заехав Сене по переносице. — Извини. — Забыли, — крайне ненатурально улыбнулся друг. Его рука выскользнула из Илюшиной ладони. — Ты иди в дом, а я тут еще покурю, пожалуй, ага? — Окей, — пробормотал Илья, чувствуя, будто он конкретно так проебался.***
— Заходите еще, — гоготал Макс, на третий день празднований изменивший своему обыкновению спать допоздна мордой в стол и уже сожравший похмельной яишенки и выкуривший похмельных плюшечек. Валя, стоявший возле него, все еще выглядел пьяным и, кажется, не мог до конца открыть глаза, но все равно жизнерадостно махал рукой им вслед. Света, Ксюша и Никита вообще еще дрыхли без задних ног, но Илья с Олей решили не ждать, пока они проснутся. Сеня уехал еще вчера, причем, на первой электричке. Дела, дескать. Ну-ну. — Спасибо за гостеприимство! — крикнула Оля и замахала рукой в ответ. Выглядела она немного помятой, но счастливой: они с Ксюшей за праздники плотно сдружились, да и остальные ребята пришлись ей по душе — как и она им. — Пойдем уже, — пробормотал Илья, аккуратно подталкивая свою девушку дальше по улице. Автобус до вокзала ходил здесь с часовыми интервалами, и по расписанию должен был приехать через 16 минут — меньше, чем им идти до остановки, если не поспешить. Дом Макса с ним самим и Валей на крылечке вскоре скрылся за пышной березой, растущей у кого-то на участке, и Оля с Ильей прибавили шагу. Бегать с похмелья — веселье сомнительное, но вместе с тем неплохо прочищает мозги. Что-что, а вот мозги Илье бы точно не помешало прочистить. Когда он проснулся вчера, уткнувшись носом в Олин живот, то первые несколько секунд был блаженно беспамятен — а потом события предыдущей ночи накатили на него волной и унесли на дно самокопания. Дремавшее чувство вины перед красавицей-девушкой проснулось было, но быстро истончилось и сменилось отупением, когда Илья узнал, что Сеня уже уехал. Искренне радоваться и веселиться со всеми у него, правда, так до конца и не получилось. — Блин, кроссы же теперь не отчистишь, — нервно рассмеялась Оля, разглядывая свои белоснежные когда-то найки, теперь приобретшие благородный цвет лесной подмосковной грязи. — Да ладно, — пропыхтел Илья, стараясь не сбавлять темп ходьбы. Не нравилось ему, с какой скоростью двигалась минутная стрелка по циферблату Олиных наручных часов. — С хлоркой потом помоешь, и норм все будет. — Надеюсь, — вздохнула девушка и тут же хихикнула. — Ну а вообще весело же посидели, да? Хорошие у тебя друзья. Даже не пойму, чего ты так долго нас не знакомил. Кого же из нас ты стеснялся, м? — она легонько тыкнула его в бок локотком и рассмеялась, не подозревая, как близко была к правде. Илья натянуто хохотнул и, насупившись, попросил ее поднажать. В автобусе он смотрел на лес за окном, а когда они, наконец, сели в электричку до Савеловского, уткнулся лбом в стекло и притворился, что уснул. Оля в отражении сидела в телефоне, то улыбаясь, то сосредоточенно морща носик — такая милая, такая красивая, такая умница. Ну подумаешь, в постели бревно, так-то девушка — заглядение. А после свадьбы и с парой детей разве важно будет, что бревно?.. Все равно у него с таким ритмом жизни лет через двадцать стоять, наверное, не будет. Однако пока стоит, выпускать скапливающуюся сексуальную энергию как-то нужно, это факт. И желательно, не через сублимацию. Но изменять такой чудесной девушке, как Оля, казалось вопиющей подлостью. Не заслуживала она такого обращения, да и сама мысль о какой-то другой девушке в его постели вызывала у Ильи чувство отторжения. С другой стороны… Следующая мысль заставила Илью широко распахнуть глаза и уставиться на нищие подмосковные деревеньки невидящим взором. Может быть, человек по-разному любит мужчину и женщину, если уж в его сердце достаточно места и для одного, и для другого? Ведь Олю и Сеню он любил совсем по-разному, и то, что Сеня с Олей любили его схоже — довольно любопытное стечение обстоятельств. И в таком случае, помоги ему его лучший друг мужского пола сбросить сексуальное напряжение, с которым не справляется любимая девушка… Можно ли это считать изменой? Или это просто… распределение обязанностей своего рода? Остаток пути он пребывал в прострации, ничего не видя, не слыша и ни на что не реагируя вплоть до самого момента, когда Оля затрясла его за плечо со словами «конечная, Илюш». Он сомнамбулически кивнул, подхватил сумки и выполз из поезда на вокзал, а потом вполз с вокзала в метро — и только тут его более или менее отпустило. Он по-новому посмотрел на свою девушку, клевавшую носом рядом с рекламой зубной пасты. Сумасшедшая его идея, на первый взгляд вопиющая, могла помочь им всем — даже Сене. Любовь не любовь, но вряд ли так легко гею в Москве найти, кому отдрочить — а они, к тому же, хорошо друг друга знают и друг другом дорожат. Так ведь? Отчаянно убеждая себя в непогрешимости подобной логики, Илья проводил Олю до дома, клюнул в красивые губки на глазах у подъездных бабок и поперся домой. Дома было влажно и неуютно: он забыл закрыть балкон, уезжая, а ночью в Москве, похоже, был дождь. Закинув шмотки в стиралку он рухнул на кровать и глубоко вздохнул. Взгляд его, бесцельно шаривший вокруг, упал вдруг на уголок бумажного листа, торчащий из ящика письменного стола. Поднявшись, он подошел к столу и выудил оттуда Сенин рисунок — тот самый, с набросков, где у него были такие страшные и красивые глаза. Человек, нарисовавший ему такие глаза, позавчера ночью цеплялся своими талантливыми пальцами за его волосы, елозя под ним и издавая звуки, от которых у Ильи кровь мгновенно приливала к члену. Он сглотнул, вспомнив, как влажные, зацелованные Сенины губы в какой-то момент жарко прошлись у него по шее, и как тот после этого жалобно, с надрывом выдохнул ему в ухо. В тот момент, держи Илья свой член в руке, он бы, вероятно, сразу же кончил. Да что там, одного этого воспоминания хватило, чтобы теперь у него сладко затянуло в паху в одиночестве его спальни. Не сводя глаз с рисунка, Илья попятился и упал на кровать, запуская руку в штаны и на пробу сжимая пальцы на мягком еще члене. С сероватого листа бумаги на него смотрел обжигающе властно он сам, царственный и великолепный — но стоило ему закрыть глаза, как картинка на внутренней стороне век поменялась. Появившийся из темноты подсознания образ Сени, опускающегося на колени перед ним-с-рисунка, заставил его рыкнуть и сжать в кулаке поджавшиеся яйца. Черт, что с ним не так — дрочить на лучшего друга, только что проводив до дома любимую девушку? Недюжинным усилием воли Илья прогнал подобные неприятные мысли и сомнения, всецело сосредоточившись на ощущениях. Все быстрее и быстрее двигая кулаком по члену, он запрокинул голову, представляя Сенины руки у себя на бедрах и его лицо где-то ниже. И его темный, полный желания взгляд, который он ловил на себе так много раз, но никогда прежде не позволял себе почувствовать его, потому что, признаться честно, было пиздец как страшно. Теперь же… Воображаемый Сеня бросил на него именно такой взгляд из-под длинных черных ресниц, находясь при этом на коленях у него между ног, с прекрасными талантливыми руками на его бедрах. Илья широко распахнул глаза, удивленно выдохнул и кончил, брызнув себе в ладонь. Блядь. Отдышавшись, Илья сел на кровати и уставился на заляпанную белесой жидкостью руку. Выглядело гадко — как всегда. Интересно, а если бы Сеня действительно… встал перед ним на колени, он бы проглотил?.. Бездумно, Илья поднес руку к губам и осторожно сюрпнул — и тут же скривился. Борясь с желанием плюнуть прямо на пол, вскочил на ноги и прямо в расстегнутых штанах поперся в ванную. Какая же дрянь. Вот педики непонятные люди, все-таки… Хотя Ксюша, помнится, втирала ему про то, что надо перед минетом жрать цитрусовые всякие, сельдерей, бананы, бла-бла-бла. Илья тогда ржал и шутил, что это бабам надо жрать бананы перед минетом — чтобы тренироваться. Хотя, если с Сеней все получится, то Илья, так уж и быть, пожрет апельсинов. На всякий случай.