RAISE THE DEAD

      Когда Зевс вновь спустился на земли Эллады с самого Олимпа, звери с опаской посматривали на то, как он направлялся к плотной стене из плюща в своих золотых одеждах. Грозовое облако, из которого вышел владыка Олимпа, тут же рассеялось, стоило его ноге ступить на землю смертных. Когда он подошел к стене, за которой обитала богиня плодородия, ветви плюща расступились перед ним, сплетаясь в арку, сквозь которую на него внимательно смотрела Деметра. Она была светла и свежа, точно весеннее утро, но не спешила выходить навстречу громовержцу, словно он пришел не один, и за его спиной вот-вот может появиться кто-то еще. Зевс развел руки в стороны и позвал сестру с желанием заключить ее в объятия, но Деметра стояла на месте, не желая покидать своих земель и сторонясь громовержца.       - Неужели ты мне не рада, свет очей моих? – вопросил Зевс, наблюдая за богиней сквозь редкие длинные ветви.       - Зевс, ты ведь видишь, что нет, - сказала она, словно защищая своим телом земли, что распростерлись за ее спиной. Богиня закрывала собой вид на свое царство, дабы Зевс не заметил большого дерева, в котором была колыбель Персефоны. Рядом с нею встал белоснежный олень, закрывая своими пышными рогами проход.       - Я пришел не забирать у тебя дитя, дорогая. Я пришел познакомиться со своей дочерью и посмотреть на нее, - улыбка Зевса излучала отцовское тепло, а в светлых глазах его искрился интерес. Он хотел увидеть свою дочь. И готов был сделать все ради этого. Но Деметра не готова была впустить его в свою обитель, и потому спустя несколько мгновений сама поднесла ребенка к вратам, ведущим в ее земли. Зевс по привычке потянул руки вперед, к дочери, но ветви плюща тот час больно хлестнули его кисти, оставив алые следы от стеблей.       - Усмири свои цветы, сестра. Я не сделаю ей ничего плохого, - спокойно проговорил Зевс, убрав на мгновение руки. – Я лишь хочу ее взять на руки и посмотреть ей в глаза. Деметра не сразу протянула ему дочь. Сердце богини колебалось в принятии решения, трепыхалось от страха, танцуя в грудной клетке быстрые и причудливые танцы. Но все же, взгляд Зевса, полный тепла к дочери, сломал ее внутренний барьер, и богиня протянула ему ребенка, оставаясь все так же на своих землях. Зевс взял в руки маленькую Персефону и, осторожно держа малышку за голову, улыбнулся ей и прошептал ей: «Моя дочь».       - Она уже проявила свои способности? Чем она будет повелевать? Как ее зовут? Расскажи мне все, – с нескрываемым интересом вопросил Зевс, переведя взгляд на Деметру. Девочка, что покоилась на его руках, потянула свои маленькие ладошки к лику верховного Царя Олимпа и улыбнулась, изучая Зевса своими глазами цвета ясного неба. Такого же цвета, как у ее отца.       - Ее зовут Персефона. Когда она родилась, птицы запели и цветы распустились. Природа словно проснулась от долгого сна. Она станет богиней весны, - с нескрываемой любовью к малышке произнесла Деметра, пройдя сквозь арку к Зевсу, убедившись, что поблизости больше никого нет. - Гера точно не знает, где мы?       - Даже если бы и захотела узнать – не узнала бы. Гермес освобожден от обязанностей все ей докладывать, а я в полном праве могу утаить от нее полученную информацию, если того захочу. Радуйся, сестра, она почти забыла ваш конфликт. Во всяком случае, твое имя больше не упоминается на Олимпе, и она почти не расстраивается, только если сама не вспоминает об обстоятельствах, при которых тебе пришлось бежать, - произнес Зевс, не отвлекаясь от незамысловатой игры с дочерью. Он двигал перед нею указательным пальцем, дожидаясь, пока малышка ухватится за него своими крохотными ладошками. И когда она это делала, верховный бог улыбался, точно ребенок.       - Бойкая девчушка, смотри на нее, - Зевс улыбнулся, не отводя взгляда от юной богини, и продолжил. – Почти как Арес. Тот меня уже хочет проткнуть своим деревянным мечом.       «И я его прекрасно понимаю» - вздохнула Деметра, наблюдая за братом, однако вслух этого не сказала.       Громовержец ясно представил картину, как если бы оба его ребенка: и Персефона, и Арес, жили бы в олимпийском дворце и играли бы вместе с другими детьми прямо перед окнами его усыпальницы. Однако, в то же время он прекрасно понимал, что этого никогда не будет. Но царь Олимпа все же желал потешить себя иллюзорными картинами о мире, где не будут главенствовать законы престолонаследия и кровных уз, когда прямыми наследниками и царевичами олимпийскими официально являлись только те дети, что были рождены в законном браке между богами.       Казалось бы, на мгновение образовалась идиллия: отец, играющий с дочерью, и мать, наблюдающая за ними. Оба бога довольствовались этим мимолетным счастьем, которое вскоре исчезнет из их рук, точно морская вода. И в эти секунды казалось, что ничего не произошло: Деметра не сбежала из дворца с маленькой дочерью под сердцем, а ее сестра – Гера – не пустила ищеек по ее следу, чтобы вернуть и отомстить. Словно Зевса сейчас не ожидала супруга в олимпийском дворце, и эта встреча с дочерью не была под строжайшим секретом, разглашение которого являлось равносильно смерти для тех богов, что были посвящены в его планы. Словно Зевс не держал на своих руках причину, по которой могла разразиться война между олимпийцами.       - Они неплохо смотрелись бы рядом, ты так не считаешь? – спросил Зевс, и богиня с удивлением на него посмотрела.       Что если дорога во дворец для нее еще не заказана? Что если по достижению брачного возраста Персефона сможет выйти замуж за одного из царевичей, и между богами воцарится мир? Ведь Зевс допускает для себя возможность, что они могли бы расти вместе и представляет их рядом.       - Это было бы прекрасно, дорогой брат. Я согласна с тобой.

***

      Понадеявшаяся на воссоединение с семьей в далеком будущем Деметра даже и не подозревала о том, что Гера, в тот момент, когда Зевс держал на руках маленькую богиню, направлялась к краю света. Направлялась Царица туда не просто так. И оказавшись у самой дальней точки на земле смертных, за которой не находилось больше ничего, кроме тьмы, она не торопясь измеряла шагами землю, скрыв руки за спиной, подобно мужу. Гера чинно, с царской осанкой и холодом в глазах цвета глубокого моря, прошествовала по краю мира, не смотря под ноги. Сделав несколько шагов и развернувшись, она увидела старшего брата и остановилась.       Между ними воцарилось молчание, прерываемое лишь гулом, доносящимся от водопада, что расположился неподалеку. Вода с него вытекала в темноту. Туда, куда и сами боги не решились бы зайти.       - Говорят, где-то здесь живет сама Смерть. Занятно, что ты выбрала для нашей встречи именно то место, где обитает Танатос. Есть для этого какое-то объяснение, сестра? – спокойно поинтересовался Аид, встав напротив богини. Его голос заглушал гул воды, но Гера смогла расслышать его слова.       - Объяснение у того, что мы встречаемся на краю света, мой дорогой Аид, только одно: здесь нас никто не услышит и не увидит, - Гера смерила брата оценивающим взглядом, после чего продолжила. – У меня к тебе есть дело.       - Естественно. Ты бы не стала здесь выведывать, как мое самочувствие. Вы меня упекли в подземный мир, и только по делу вызываете. Даже не представляешь, как это досадно. Никто со мной не встретится просто так, всем нужны сделки. Но продолжай, я заинтригован. Не каждый день мне выпадает честь поговорить с Царицей Олимпийской, - с долей иронии произнес владыка Подземного. Аид источал настолько немыслимый холод, что даже оказавшись на краю земли его мороз не мог пропасть где-то в низинах мироздания. Гера отчетливо ощущала его хладное прикосновение на своей коже и старалась не смотреть долго в глаза брата, избегая прямого взгляда. Ей казалось, что сквозь ее глазницы мертвый холод Аида доберется и до ее сердца.       - Все дело в ребенке Деметры… - Гера избегала упоминаний того, что дитя принадлежало так же Зевсу, как и ее сестре. Царица всячески пресекала упоминание об этом, ровно как и о том, что между ее супругом и богиней плодородия возникла небольшая интрига, что чуть не привела Олимп к войне. Само имя сестры она произносила с трудом, прилагая довольно усилий для того, чтобы не выплюнуть его изо рта вместе со всем ядом, что скопился внутри нее по отношению к некогда близкому человеку.       - Гера, побойся нашего отца Кроноса, я не способствую тому, чтобы младенцы умирали и попадали в мои земли. И уж тем более не пью их кровь во время приема пищи вопреки сложившемуся мнению, а посему не буду мучить бедное дитя в угоду твоему наслаждению, - Аид посерьезнел, после чего его сестра внесла ясность, продолжив свои мысли.       - Нет, не того я хочу, дорогой брат. Я знаю, что у Деметры родилась девочка. Но еще я знаю свою сестру и уверена, что она захочет вернуться на Олимп, как только младенец достигнет брачного возраста. Вполне вероятно, что к ней придут свататься наши дети. Быть может, даже Арес. Но. Я не потерплю рядом с собой незаконнорожденного ребенка Зевса, - Аид иронично улыбнулся, дескать, несколько бастардов сестра уже терпит, и Гера поправила. – Не ребенка Деметры. Она была мне достаточно близка, тебе ли не знать. И такого предательства я не потерплю. По достижении девочкой брачного возраста ты ее выкрадешь и запрешь в своем царстве. Она не должна попасть на Олимп.       - Я? С чего это? – Аид удивленно посмотрел на свою сестру, дожидаясь от той ответа.       - А с того, что этот ребенок будет воплощением Зевса во всей красе. Я ведь знаю твою натуру, ты не сможешь пройти мимо возможности уколоть брата в самое больное место. Его пята после самолюбия – это его дети, которых он, к сожалению, любит, хоть и законно отрицает. А если они похожи на него, то любовь возрастает вдвое. Я знаю, что он в тайне от меня посещает девочку. Он привязан к ней, что бы ни говорил.       Аид слегка дернулся, чего Царица не заметила. Стоило ему вспомнить о натуре собственного брата, как все его существо передергивало изнутри, настолько он был нетерпимым к самовлюбленному и гордому громовержцу. Похищение его дочери казалось соблазнительной идеей.       - Я не хочу, чтобы эта девка претендовала на мое место во дворце и мой трон. Надеюсь, я понятно изъяснилась? – отчетливо произнесла Гера, взглянув на своего брата. Холод взгляда Аида пробрался внутрь царицы, но она все же устояла, прежде чем он сам отвел взгляд. – За твое деяние тебе ничего не будет.       - Позволь спросить, почему же ты сама не избавишься от ненавистного тебе ребенка? – поинтересовался старший сын Кроноса, осматривая свою сестру.       - Чтобы Деметра точно знала, кто лишил ее детей, и отыгрывалась на моих? Нет. К тому же, я не хочу смерти девочки. В конце концов, она не виновата в том, кто ее родители… Но и не успокоюсь, пока Деметра не будет наказана.       - Ты готова поправить наши законы ради достижения собственной цели и хочешь действовать исподтишка, через чужие руки? Как это…по-Зевсовски. Совершенно тебя не узнаю. Хотя, как говорят… Муж и жена – одна Сатана, так ведь?       В ответ на слова Аида последовало царское молчание Геры, и он продолжил:       - Ну а в чем моя выгода, кроме того, что я получу дочь Зевса в своих владениях? – вопросил царь подземного мира, пристально наблюдая за сестрой, словно испытывая на прочность своим взглядом. Было бы наивным полагать, что Царь Подземный не знал о том, что не только смертные, но и боги побаивались его взгляда, ровно как и его присутствия рядом с собой. Аид наслаждался каждым моментом рядом с сестрой, чувствуя ее внутреннее напряжение. Он ясно чувствовал и видел, как каждая частичка Царицы находилась в напряжении, когда он смотрел прямо ей в глаза.       Богиня ответила, не тратя времени на раздумья:       - Ты – отомстишь Зевсу, я – Деметре. И ты получишь мое покровительство вместе с возможностью посещать Олимп когда тебе вздумается.       - Гера, душа моя, оставь свое покровительство себе. Ты ведь прекрасно знаешь, что я в нем не нуждаюсь, ровно как и в визитах к дражайшим родственникам, - устало проговорил Аид. Меньше всего его интересовала возможность встречи с олимпийцами, чей образ жизни был не то чтобы противен ему. Он его попросту не понимал. Будучи обособленным, отчужденным богом от Олимпа, Аид не мог и представить, что были раньше времена, когда он обитал во дворце вместе с остальными сестрами и братьями. Привыкнув к мраку подземного мира и молчанию, что хранили души усопших, попавшие в его царство, он чувствовал себя чужаком, если оказывался посреди празднования в божеской обители. Посему предложение Геры казалось ему бесполезной шуткой, и даже насмешкой. Акцентировав внимание лишь на том, чтобы уколоть Зевса, он протянул руку сестре:       – Мы договорились?       Белокурая царица подошла к нему ближе и вновь посмотрела в холодный мрак светлых глаз брата. Чувствуя, как мороз добирается до ее нутра, она взяла его ладонь в свою и слегка пожала. На ее удивление, его кожа была тепла, словно прикосновение солнца жарким летним днем.       - Договорились.