Пропадала все чаще юная Весна во владениях мрачного царя мертвых, помогая ему следить за его владениями, да переправлять потерянные души, оказавшиеся там, где им быть не положено. Осветился за десять Великих лет подземный мир блеклым светом, словно солнце взошло под сводами земляными, да тут же спряталось за облаками. Присутствие богини Весны в мире мертвых ощущали все: на мгновение среди душ пронесся легкий теплый ветерок, когда она спускалась вниз. И даже среди теней, обитающих на лугах мук, ютился маленький луч надежды. С состраданием относилась Персефона к страждущим теням, да помогала им отправлять весточки на тот свет, в тайне от Аида. По возвращении в мир смертных, отправляла она гонцов к родственникам тех, кто обитал в царстве старшего сына Кроноса. И успокаивали они души живых, ибо пока они страдали по близким своим, не могли спокойно тени обитать внизу. Метались они, болели их души, да лилась из них соленая вода, что проливали по ним семьи. Не могли они покинуть царства подземного, ибо боялись царя, что вершился над ними, да грозного его стража, Цербера, что рвал на куски всех, кто смел подходить к вратам. Печалилась Персефона, наблюдая, как раздирали острые зубы треглавого пса прозрачные души. Как раздирал он, словно плоть, тени, да разбрасывал по всему аиду, после чего оставшиеся подле него смертные разбрелись кто куда.
- Ты видишь воплощение их страхов, - молвил Аид, подойдя к деве сзади и спрятав руки за спиной. Оба бога наблюдали за тем, как все три главы Цербера, насытившись, прятали свои острые как лезвия зубы, сверкавшие еще не так давно в полумраке.
- Что ты имеешь в виду? – вопросила Персефона, смахнув тонкими пальцами со своих щек слезы, что полились, стоило ей увидеть, как раздирал Цербер тени смертных.
- Цербер меняет свой облик в зависимости от того, с какими мыслями к нему подходят. Души боятся меня и полагают, что не могут отсюда выбраться. Оказавшись рядом с Цербером, они страшатся его лика, а потому предстает он им трехглавым чудищем, что вот-вот вонзит свои клыки в их души. И ты видишь, как он воплощается в их страхи, - пояснил Аид, не сводя глаз с одной из голов Цербера, что покоилась на громадных лапах, пока остальные две пары глаз пристально следили за всем, что происходило вокруг.
- А как ты его видишь? – Персефона повернулась к Аиду, но тот промолчал.
Подземный царь направился вперед, к уснувшему на одну треть чудищу. Поманил он с собой Персефону, и та пошла следом. Бог передвигался размеренно, абсолютно не страшась того, что находилось перед ним. Миновав Асфоделевы луга, подошли спутники вплотную к черным вратам, что были плотно закрыты. Окутывала их темная дымка, плавно опускающаяся к их ногам. Персефона чувствовала кончиками пальцев холод, что источали угольные створки. Этот мороз ощущался у всех входов в подземное царство, он словно приветствовал всех, кто хотел проникнуть внутрь и вместе с тем отпугивал тех, кому еще не предписано было там оказаться. Придержав деву правой рукой, Аид сделал еще несколько шагов навстречу Церберу. Подняло чудовище свою среднюю голову и пристально посмотрело своими желтыми глазами на хозяина, после чего заволокла его темная дымка, закрыв от самого Царя и его гостьи. Персефона молча наблюдала за тем, как вращался смог вокруг стража, да сверкал, точно молнии, что насылал ее отец на земли Эллады. Сквозь дымку донеслось до ее ушей приглушенное рычание, словно пес почуял чужака рядом со своим хозяином. Но не испытывала юная дева страха, а лишь смотрела на то, как рассеивался дым. И предстал перед спутниками черный пес, но необычный. Вместо одной головы у него их было три. Персефона не страшилась зверей и хищников, ведь домом ее была роща матери, в которой обитали самые разные твари. Богиня чуть склонила голову набок и на устах ее промелькнула тень улыбки подобной той, что появлялась на мгновение и на устах Царя подземного. Персефона любила все существа, что могла погладить, и Цербер не оказался исключением. Отнюдь не ужасным казался ей страж мира мертвых, но едва ли она могла избавить души от всеобъемлющего страха перед ним.
- А как же те души, которые он растерзал? – юная дева все еще не понимала, куда подевались те тени, что увидела она в последний раз в пасти огромного пса.
- Дитя, что мертво – не может умереть снова. Они лишь растворились на время в его зубах. Страх смерти не оставляет их и здесь, но они не могут исчезнуть навсегда. И возвращаются, спустя некоторое время, в те места, где обитали до этого, - Аид отошел назад на несколько шагов и остановился за спиной у богини. – А теперь посмотрим на то, каким он предстанет перед тобой.
Все три пары желтых глаз обратились разом на юную богиню весны. Пес сделал шаг навстречу деве. С громким свистом вдыхал он в себя ее запах, изучал ее существо. Глядя прямо в глаза средней голове, Персефона почувствовала, как зверь словно пробирался к ней в голову и считывал ее эмоции. Остальные две головы с разных сторон обнюхивали ее и не сводили своих глаз с богини. Но не испугало это юную деву. И обратился Цербер вновь в темную дымку, что застилала глаза, а когда она рассеялась, то возник перед богиней белоснежный щенок с тремя головами. Все они были склонены чуть вбок. Наблюдали шесть черных как ночь глаз за Персефоной и наполнены они были интересом. Светлый хвост щенка, один на все три головы, вилял сзади. И вновь мелькнула улыбка на устах богини. Опустилась она на колени, и тут же запрыгнул к ней на руки щенок.
- Очень необычно, - произнес Аид, наблюдая за тем, как гладила Персефона стража подземного мира. Светлая шерсть его была словно бархат – мягка и податлива. Облизывал Цербер пальцы богини, и от того она тихо рассмеялась. Голос ее эхом разнесся среди душ. И в удивлении воззрился Аид на свое царство. На мгновение его словно озарило яркое солнце, но скрылось оно вновь за черными тучами у самого потолка.
- Что необычного? – вопросила Персефона, вернув Цербера на землю и поднявшись на ноги. Богиня встала рядом с Аидом и внимательно посмотрела на Царя.
- Впервые вижу, чтобы Цербер обратился в подобное существо…
- Это ведь щенок, - поправила его богиня весны и тут же замолчала. Не пристало перечить владыке, да еще находясь в его царстве.
- Я понимаю, дитя, но меня удивило не это, - спокойно произнес Аид. – Цербер либо представал передо мной в облике черного пса, либо обращался перед душами в облик чудовища. Но ни разу ни к кому он так не ластился, как к тебе, словно он почувствовал…
- Хозяйку, - закончил за него предложение женский голос, коего еще не слышала Персефона в подземном царстве.
Обернулась она и увидела пред собой деву дивной красоты. Темные локоны спускались по ее плечам подобно водопадам, кожа отражала блеск самоцветов и золота. Но не была она тенью умершей, а вполне живой. Ни разу не замечала ее юная Весна во владениях Аида, и потому воззрилась на нее с удивлением. А незнакомка, напротив, словно знала ее издавна. Обратил Аид свой ледяной взор на нее, но дева не обернулась к нему, продолжая смотреть на Весну.
- Кто ты? – вопросила Персефона, и ответ не заставил ее долго ждать.
- Меня зовут Минфа. Ранее я обитала в лесах.
- Ты нимфа?
- Все верно, дитя, - произнесла дева и обратила свой пристальный взор черных глаз на Владыку. – Я была нимфой, пока Аид не возжелал меня заполучить и не унес с собой сюда.
- И ты Царица подземного мира? – Персефона готова была склониться перед девой, однако Аид слегка коснулся ее плеча, пристально смотря на Минфу, и проникал его холод сквозь глазницы девы прямо к ее сердцу, сковывая его цепями и заставляя остановиться.
- Нет, дитя. Она не царица. Она живет здесь, но не правит этим миром.
- Я его наложница. Дарю ему тепло своего тела среди смертного холода. И свою любовь. Это куда важнее, чем пустующий трон. Это сохраняет в Царе душу, - слабо улыбнулась нимфа, но было в этом жесте нечто ядовитое. Во всяком случае, эта улыбка словно обожгла Весну изнутри. Щеки ее воспылали, и она тотчас отвела взгляд от собеседницы, желая скрыться среди черных стен дворца, раствориться в залежах золота и драгоценных камней. Исчезнуть – все, чего возжелала Персефона.
- Сохраняло. Ты, видимо, забыла, что во мне нет души, - небрежно поправил деву Аид, после чего лицо ее расслабилось, словно тиски, в которых было зажато ее сердце, стали слабее.
Появился тотчас Аскалаф и, словно внемля немому приказу, увел за собой Минфу. И осталась юная Весна наедине с подземным Царем. Отвела Персефона взгляд от Аида, а когда тот позвал ее по имени, то обратила она свой печальный взор на него:
- Я, пожалуй, пойду, - сдавленно проговорила дева. И солнце словно исчезло. Растворилось оно среди черных стен подземного мира, окунув его вновь во мрак. Окутал тени пронизываемый холод. Не смел противиться подземный Царь воле своей племянницы и отпустил ее, хоть и поселился в его сердце вопрос: что если она не вернется? Страшился этого владыка подземного царства, ибо успел проникнуться к юной Весне. Еше больше печалило его, что вступила богиня в брачный возраст, а это значило, что близился час, когда нужно было Аиду исполнить свое слово, данное Гере. Но он не хотел этого. Владыка подземный не видел ни толики Зевса внутри юной богини. Она была чиста и светла, помыслы ее были полны добродетели; в ней не было той жажды власти, что была присуща ее отцу. И мрачнел Аид с каждым днем, что приближал тот час, когда юная Весна должна была против ее воли оказаться заточенной в темном царстве. Он готов был поставить на кон свой мир, если бы это помогло юной Деве прожить счастливую и спокойную жизнь в землях Эллады без угроз и войн.
Вернулась Персефона в свои родные земли и первой, кого она увидела, была Афродита – богиня любви. Как только начали достигать дочери Зевса брачного возраста, отправил ее громовержец в рощу Деметры, дабы жила она вместе со своими сестрами. Приняли юные богини ее в свое девичье царство и горячо полюбили. Обращались к Афродите с вопросами не только юные дочери Зевса, но и лесные нимфы, а так же сама Деметра. Ибо богиня любви ведала всеми сердцами и знала их тайны, а потому своими изящными руками аккуратно направляла их обладательниц в тех направлениях, что были ими избраны, но по каким-то причинам утеряны или забыты. Видела она ярко-красные прозрачные нити, коими обвязались сердца Афины и Артемиды, когда те по-настоящему влюбились. И вели они к их мужьям будущим, что восседали со своим отцом на Олимпе. Сердце юной Весны же было свободно от нитей, и не ждало его другое сердце на другом конце красной ленты. Но было оно обвязано иными нитями, которых не видела Афродита. Не ведала она, как именно распорядилась судьба над душой юной богини весны, и что ждало ее впереди.
- Твоя мать ждет тебя, Персефона, - спокойно сказала Афродита, и сестра печально на нее воззрилась. За спокойствием богини любви ее ждали громкие возгласы матери, что поначалу ее пугали. Богиня плодородия кричала на свою дочь и громко отчитывала ее, когда та находила лазейку и сбегала прочь из дома, но молчала Персефона в ответ на все стенания матери, чем выводила ее из себя еще сильнее. Юная дева искренне не понимала, почему мать так обращалась с нею, ведь каждый раз она возвращалась домой цела и невредима.
Поникла Весна и медленно прошла мимо своей сестры. Мысли ее уже рисовали облик матери. В воображении девы она вновь кричала и причитала, запрещая Персефоне покидать пределы рощи. Но как только юная Весна вошла в древесную залу, где находилась ее мать, то с опаской оглянулась – а туда ли она попала. Деметра восседала на своем деревянном троне, усеянном цветами и листьями. Богиня плодородия создала свой дворец по образу и подобию своего некогда дома, усеяв его стены белоснежными листьями диковинных деревьев и пустив по земле чистые синие ручьи, словно те были небесами. Все больше и больше напоминал лесной дворец Персефоне прутья золотой клетки вместо дома. И когда Весна посмотрела на свою мать, то она заметила, что та была спокойна и свежа, точно ясное солнечное утро. Богине даже показалось, что Деметра была чем-то обрадована.
- Проходи, дорогая, присаживайся.
Персефона молча села рядом с матерью, все еще внимательно смотря на нее своими ясными синими глазами.
- Что-то случилось, мама? – с осторожностью спросила она, чуть подавшись в сторону от деревянного трона, подле которого стоял белоснежный олень.
- Случилось, - уклончиво ответила Деметра и, пристально посмотрев на свою дочь, продолжила. – Скоро праздник весны, дитя мое. Твой праздник. И на него приглашены царевичи.
- Царевичи? – в обители Деметры никто не появлялся с тех пор, как Зевс привел с собой своих дочерей, и поэтому слова матери повергли юную богиню в смятение.
- Да, сыны Зевса. Аполлон и Арес. Я попросила Зевса об аудиенции с ними. Они согласны посетить тебя и посвататься, - произнесла Деметра.
- Хорошо, я предупрежу Афину и Артемиду, - Персефона встала было со своего места, но Деметра жестом попросила вернуться ее на место, слегка приподняв ладонь вверх.
- Речь о тебе, Персефона. Не о них, - богиня плодородия слегка улыбнулась дочери.
- Но как же… Я знаю, что мои сестры в них влюблены, зачем же им ко мне свататься? – в непонимании воззрилась она на свою мать, сдвинув брови.
- Ты станешь женой одного из царевичей, Персефона, - голос матери звучал беспрекословно. Это был скорее приказ, чем озвученные мысли, и это пугало деву еще сильнее. Ей претила мысль о том, что она могла возвыситься на гору Олимп и жить там вместе с пантеоном. И никто не мог достичь ее расположения, пусть хоть царевичи всю Элладу поднесли бы к ее ногам – ответ Персефоны все так же был бы непреклонен.
- Но ты даже не спросила у меня, хочу ли я этого, - возразив матери, дева поднялась со своего места.
- Можно подумать, что меня спрашивали, хочу я быть богиней и дочерью Кроноса, - Деметра продолжила. – Это твоя судьба, моя дорогая Персефона. Ты выйдешь замуж за одного из царевичей, и мы вернемся на Олимп вместе.
- Нет, мама. Это не моя судьба. Это твое желание вернуться во дворец пытается вершить мою жизнь. Но никак не моя судьба, - голос Персефоны задрожал и похолодел, а Деметра почувствовала, как ее пальцы словно окунулись в ледяную воду. Ее дочь, что раньше была олицетворением тепла и весны, вдруг начала источать немыслимый холод. – Я не хочу становиться женой царевича, ровно как и не хочу жить на Олимпе среди тех, кто с пренебрежением относится к судьбам смертных.
- Ох, дитя, - вздохнула Деметра. – Если бы ты родилась там, то не говорила бы подобного.
- И ты не говорила бы подобного, если бы видела последствия того, как играют они с жизнями людей, - не унималась Персефона. Она умолчала о своих визитах в подземный мир и о том, что видели ее глаза, но все же рассказала матери об ужасах, что случались со смертными по вине богов, но вместо сострадания она увидела на лице матери лишь снисходительную улыбку.
- Дитя, таков порядок вещей. Они всегда будут страдать от наших рук. Любое наше действие отзывается в землях Эллады. Оно либо дарит жизнь, либо отнимает ее.
- Я не хочу связывать свою душу с теми, кто ее отнимает, мама, - сказала Персефона и повернулась к выходу, но голос матери заставил ее остановиться.
- На завтрашней заре царевичи прибудут для знакомства. У тебя будет целый день на знакомство с каждым из них. Затем они отбудут обратно в Олимпийский дворец, и ты должна будешь дать ответ за три восхода солнца. Я жду, что моя дочь примет правильный выбор и станет женой того, кто больше остальных ее достоин. А кто именно из них будет достоин – выбирать тебе.
- В таком случае, меня не достоин никто из них, - Персефона на мгновение повернулась к Деметре, прежде чем выйти из ее палаты, но не заметила, что завяли красивые красные цветы подле материнского трона. Богиня с тревогой воззрилась на свою дочь, почувствовав, как по коже ее пробирались ледяные иголки и больно кололи руки. Впервые она почувствовала, что Персефона не излучала тепло. Юная Весна, всегда любящая и оживленная, в миг превратилась в зиму, насылая ледяные ветра и укутывая земли колким снегом.
Опечалилась юная Весна еще сильнее. Душой ее овладели холодные ветра, стоило ей узнать, что было уготовлено для нее матерью. Неспокойна была Персефона, металась ее сердце между полями любимой Эллады и бездушным миром, где пряталась она от праведного гнева матери. Узрела царевна, что рабом стал Аид в своем царстве. С каждым разом все заметнее стало для ее светлых глаз влияние, что оказывали на властителя черные стены его замка. Словно видела она, как черные путы окутывали его сердце, и проснулась в ней печаль и сострадание к Аиду. Где-то в глубине души царевны поселилась обида на Царя Олимпийского – Зевса – за то, что низверг он когда-то своего старшего брата прямиком в объятия сих пут. Старалась Персефона проводить больше времени с царем подземного мира, дабы сберечь его сердце от ледяной ловушки, да не замечала и сама, как теряла свое весеннее тепло, пребывая в мире мертвых. Юная весна становилась резче, обдавала холодным ветром и ледяными шипами, сама того не желая. Не видела она, что сплетались их души прочными нитями, коих не видел и чуткий глаз Афродиты.
Оказавшись наедине со своими мыслями, Персефона достала из-под своего ложа темный сверток, в котором покоилась земля с владений Аида. Уходя из царства мертвых в первый раз, девочка в тайне от всех умудрилась пронести с собой сквозь врата частицу того мира. И когда Персефона чувствовала себя одиноко, то доставала она из-под своего ложа этот темный сверток, и прижимала его к своему сердцу, чувствуя кожей холодок, идущий от него. Он слегка щекотал ее, словно перенося ее в царство, находящееся глубоко под землей. Никому не дано было знать, как сильно Персефона скучала по тому миру, как стремилось ее сердце вернуться туда, хотя сама она не понимала, почему.
- Что это ты там прячешь? – в покои Весны вошла Артемида, и юная богиня тотчас спрятала сверток за спиной, удивленно воззрившись на свою сестру.
- Ничего особенного. Не прячу, - запинаясь, произнесла дева.
- Ну же, душа моя, покажи. Мне интересно, - Охота села прямо напротив нее на свободное ложе и с интересом посмотрела на родственницу. – Где ты пропадаешь все время? Почему мы с Афиной не можем тебя отыскать?
- Я не могу сказать, извини, - тихо произнесла Персефона, отойдя к деревянной стене и спрятав сверток за темной корой.
- Как же – не можешь? Все ты можешь, только не хочешь говорить мне. Ты изменилась, сестрица. Не я одна это заметила, - Артемида задумчиво осмотрела покои сестры. Из детства она сохранила огонек в своих темных глазах и едва заметные веснушки, усеявшие щеки юной богини. В остальном же она превратилась в прекрасную деву, что могла властвовать не одним сердцем, только этого она не желала. Артемида ясно видела, как относились к девам мужья, и потому не хотела для себя той же участи. Охота намеревалась сохранить свою чистоту и невинность, и даже не думала о том, чтобы с кем-то ими поделиться. Потому-то в ней и сохранилась детская непосредственность и немного ребяческий взгляд.
- Она права, Персефона, - вслед за Артемидой в покои вошла Афина. Ясным взглядом своих темных глаз осмотрела она сестер. В нем таилось невиданное для Олимпа спокойствие. Да и сама богиня больше пребывала в раздумьях. В сравнении с детской непосредственностью Артемиды, Афина обладала разумом взрослого человека и размышляла о вещах, которые для ее возраста, казалось, были непостижимы. Будучи полной противоположностью своих сестер, она словно была голосом совести для них, взывая к потаенным уголкам их душ. – Ты от нас отдалилась, сестра. И мне неприятно это признавать, но твои изменения не в лучшую сторону. Ты стала скрытной, больше не проводишь с нами столько времени, сколько проводила раньше.
- Быть может, мы повзрослели? И наши интересы стали разниться? – сделав предположение, Персефона осмотрела своих сестер, но наткнулась на снисходительную улыбку Афины. Такую улыбку обычно матери дарили своим нерадивым детям, когда те изрекали какие-то глупости.
- Не думаю, что дело в этом, - наконец, произнесла юная богиня мудрости.
- Сестрицы, не беспокойтесь, - раздался мягкий голос в опочивальне Персефоны. В арке, ведущей из покоев богини, возникла Афродита. В ясно-синих глазах ее покоилась мягкость и нежность, а сопровождал богиню легкий аромат роз, обволакивающий и словно вбирающий в себя, словно в кокон. Юные девы молча воззрились на нее, в ожидании ответа.
- Все гораздо проще. Наша юная Фона влюбилась, - легко улыбнувшись сестре, Афродита провела кончиками пальцев по подбородку Афины и продолжила, после чего богиня мудрости отвела взгляд, задумавшись о чем-то. – Неужели вам непонятно это состояние, не изведанно? И вы тоже предпочитаете не обсуждать своих избранников, храните все в тайне. Стоит ли ее винить за это? Оставьте ваши сомнения.
Афродита многозначительно посмотрела на Артемиду, и та словно вжалась в ложе, на котором сидела. Во взгляде богини любви не было места злости, агрессии, ярости. Он всегда был легок и излучал нежность. От слов сестры Афина словно просветлела. Ее губы тронула легкая улыбка.
- Тогда это все объясняет. Надеюсь, однажды ты расскажешь нам о своем избраннике?
Персефона словно оказалась вовлечена в какую-то историю. В одну из тех, что случались с нею в детстве, однако на этот раз все было куда серьезнее. Она искренне не понимала, о чем говорила Афродита, но все же кивнула Афине в ответ на ее вопрос:
- Да, однажды вы о нем узнаете, - Весна постаралась, чтобы голос ее звучал увереннее, и ее не уличили во лжи.
- Но что она там прятала? – Артемиде словно было мало того, что она услышала. Ее цепкий разум ухватился за последнюю нить, ведущую к вероятной тайне, что хранила сестра.
- Разве не понятно? – Афродита улыбнулась родственнице и с нежностью провела рукой по мягким локонам Персефоны. – она хранит подарок от любимого и в моменты печали смотрит на него, вспоминая о счастливых минутах. Дев словно окутал розовый туман. Они просияли и улыбнулись своей сестре, всем видом показывая, что полностью понимают юную Весну. Одна Персефона лишь сторонилась их взглядов, избегая их и наблюдая за сохранностью свертка.
- Спасибо, - выдохнула Персефона, когда сестры скрылись за аркой, ведущей из ее покоев, оставив богинь Весны и Любви наедине.
- Видела, как мои чары сработали? Они тотчас забыли про свои сомнения, и теперь мыслят в совершенно другом направлении, - голос Афродиты сменился, но был все так же мягок, в нем поселилось всего лишь несколько веселых ноток. Она довольным взглядом своих ясных голубых глаз посмотрела вслед своим сестрам, после чего повернулась к Персефоне. – Они не узнают твою тайну, на утро они забудут об этом разговоре. Постарайся и ты не вспоминать о нем, ибо расспросы начнутся вновь, а мне каждый раз пускать им пыль в глаза… Сама понимаешь.
- Почему ты мне помогла, Афродита? – вопросила юная дева, посмотрев на свою сестру.
- Потому что ты мне близка, глупенькая. К тому же, сейчас ты идешь прямиком по той тропе, что приведет тебя в объятия твоего мужа. И если бы сегодня все раскрылось, то этого бы не случилось. А так, будь уверена, вскоре ты его вновь встретишь.
Персефона мотнула в удивлении головой. Она совершенно не понимала, о чем говорила Афродита.
- Вновь? Но я ведь не…
- Да, ты еще не влюблена. Тебе незнакомо это чувство. Но со своей судьбой ты уже встретилась. Вы знаете о существовании друг друга. И вскоре ты с ним соединишься. А это, знаешь ли, посильнее любви. Поверь, я знаю, о чем говорю, - Афродита печально улыбнулась сестре, после чего погладила ту по шелковистым волосам.
- А как же ты, Дита? Ты помогаешь всем. Но сама одинока. Тебе не больно от этого?
- Было больно, раньше. Теперь же я привыкла. Когда ты умеешь отличать влечение от настоящего чувства, все мужчины воспринимаются легче. Увы, мы постигаем это знание раньше них. Остается лишь довольствоваться мгновениями, когда они полагают, будто очарованы и готовы весь мир подать к ногам любимой. А это, знаешь ли, тоже эмоции. Но тебе не нужно этого знать, Персефона. Ты и не узнаешь этого, - Афродита молча повернулась в сторону выхода и, настигнув арку, слегка наклонила свою светлокудрую голову набок. Персефона наблюдала, как в свете свечей ее локоны отливали медью. – Как я уже сказала, ты вскоре встретишь свою судьбу.
***
Аид же, снедаемый бременем, что пало на его плечи несколько Великих лет тому назад, возвратился на то место, где и была когда-то заключена сделка. Сделка, которую он всеми остатками своей души возжелал расторгнуть. Это желание было сильнее, чем некогда его надежды на возвращение в место, что он однажды звал своим домом.
В подземном мире не было места для того светлого и теплого существа, что он узрел в Персефоне. Возвращаясь обратно в свое царство сквозь поля мук, он видел юную царевну перед собой. Задорный огонек, что искрился в голубизне ее глаз, исчез, ровно как и все цвета ее лика и одежды. Она словно превратилась в одну из тех душ, что влачили свое бессмертное существование в его мире. Румянец растворился на ее щеках, оставив лишь холодный белый цвет кожи, словно мертвый. Она взирала на него пустым взглядом, и молчала, но в голове он слышал ее голос, который вопрошал: «Зачем? Зачем ты это сделал? За что ты так со мной, Аид? Какую боль я тебе причинила, что ты так обошелся со мной?». И с каждым годом это видение становилось четче, проникало в его разум, терзало его нутро и разбивало на части.
Наконец, он вышел из своего царства и направился к самой кромке земель мира, за которой простиралась тьма. Вода все так же низвергалась куда-то в ночь, и был слышен лишь гул, буйный и неумолимый, с которым она ниспадала с земель смертных. Аид спокойно наблюдал за этим, словно пытаясь разглядеть где-то в глубине владений Нюкты дно, о которое ударялись силы водопада, но его зоркий глаз ничего не мог узреть. Даже Боги не осмеливались заходить в те владения, ибо в царстве Ночи властвовала непроглядная тьма, в которой невозможно найти дорогу обратно. Ни одно светило не могло помочь в поисках обратной тропы, и поэтому все несчастные, что каким-то образом оказывались во владениях Ночи, оставались там навсегда.
На плечах его словно держалась тяжесть всего подземного мира. Печальные мысли не покидали его голову ни на миг. До его носа донеслись тонкие ароматы лилий и корицы. Среди безжизненных земель они появились внезапно, и словно заполнили собой влажный соленый воздух. Вслед за ними у самого края Земли возникло золотое облако, из которого навстречу богу подземного мира вышла Гера, облаченная в темные одежды. Она смерила родственника спокойным взглядом:
- Здравствуй, брат.
- Здравствуй, царица, - Аид слегка склонил голову в поклоне, после чего продолжил. – По ком твой траур? К чему сменила золотые одежды?
- Чему мне радоваться, братец? – Гера стояла неподвижно, не сводя испытующего взгляда своих зорких ледяных глаз с родственника. – Дитя Деметры вот-вот окажется подле меня в тронном зале, а ты не спешишь с выполнением нашей сделки. На днях мой сын направится в земли Деметры, чему Зевс, откровенно говоря, рад, пусть и тщательно скрывает это. А его дочь все еще не томится в твоей подземной клетке. Потому я и ношу свой траур. По былым золотым дням, когда дочь моего мужа не претендовала на мое место.
- Ты слишком драматизируешь, сестрица, - заметил Аид, сомкнув ладони за своей спиной. – Но ты права, я не спешу исполнять свою часть сделки. А, если точнее, и вовсе не собираюсь этого делать.
В миг глаза царицы обратились в испепеляющий огонь, да вот только разбился он о толстый лед невидимой брони подземного царя, да превратился в маленькие искорки.
- Почему? – тихо вопросила Гера. Брат слышал, как дрожал от негодования ее голос.
- Во-первых, за неисполнение сделки ты ничего не обещала, а это значит, что не сделаешь. Я волен исполнить свою часть, а волен и не делать этого. Во-вторых, дражайшая моя Гера, ты ошибалась, - повисло ледяное молчание. Царица Олимпа без единого слова взирала на своего родственника, который вскоре продолжил. – Персефона – полная противоположность своего отца. И я приложу все усилия для того, чтобы этот прекрасный цветок не томился в мире, где никогда не восходит солнце. Ей там не место. Подземный мир вберет в себя ее чистоту и невинность, сделает своей рабыней. Я не хочу этого для нее.
- Ты проникся к ней, - царица с прищуром выслушивала слова брата, и на ее губах возникла легкая полуулыбка, затронувшая половину уст. – Царь подземного мира проникся к девочке и потому хочет впервые расторгнуть сделку самолично? Вот это сюрприз… Меня это даже повеселило.
Гнев царицы сменился молчаливым ликованием, ибо она была, прежде всего, женщиной. И словно чуткими пальцами прощупала она нутро Аида, когда в его броне образовалась брешь, стоило упомянуть юную богиню, живущую где-то в землях Эллады. Гера не была заинтересована в том, чтобы узнать где именно обитала Весна, но четко ощущала ее привязанность к подземному владыке, ибо он носил ее с собой, прямо под своим невидимым щитом. Даже у самого мрачного и холодного бога, оказывается, было сердце. Гере раньше казалось, что оно похоронено где-то в глубинах Тартара, где нашел свой приют их отец.
- И что же тебя веселит, царица? – спокойно вопросил он, смерив сестру пустым взглядом.
- Ведь если твои чувства взаимны, брат мой, то она сама придет к тебе. И ты ничего не сможешь сделать с этим. Сила любви неумолима, об этом тебе и Афродита скажет. Но здесь… - Гера замолкла, введя тем самым Аида в напряжение. Царь подземный не подавал виду, однако каждая клеточка его существа слегка напряглась. Это ощущение стало для него новым, неизведанным, словно он проснулся от долгого сна и вновь учился всему тому, что знал ранее. – Здесь нечто большее. Ты еще не чувствуешь этого, ибо только просыпаешься от своего ледяного сна. Но я ясно вижу.
- Ступай, Гера, - с ледяным спокойствием молвил Аид, кивнув сестре, дескать, время для аудиенции подошло к концу. Но Гера лишь склонила голову слегка набок, наблюдая за братом все с той же полуулыбкой, ютившейся в уголке ее губ.
- Я-то уйду. Но ты уйти от своей судьбы не сможешь, - Гера слегка склонила голову в прощальном жесте и ее улыбка скрылась за золотыми облаками, окутавшими царицу. Спустя мгновение, Аид остался совершенно один на краю мира. Он не понимал, о чем говорила его сестра. Словно ей была известна тайна настолько очевидная, что и он бы при всем желании смог ее узреть, но что-то словно ускользало от него, какая-то важная часть, неотделимая от грядущих дней. Он с долей сожаления понимал, что, скорее всего, его сестра была права. Терпкий осадок от их встречи осел где-то внутри него, не желая покидать нутра подземного царя. Над ним нависло ощущение неизбежности, словно перед собой он увидел едва различимые очертания неотвратимого будущего, но что именно оно в себе таило – Аид не мог познать.
***
Не сомкнула юная Весна глаз, пока не запели первые птицы. Стоило их трелям разнестись по землям Деметры, как проснулись лесные нимфы и возрадовались новому дню. Однако, воспевая яркий свет бога Гелиоса, не забыли они восславить в своих песнях и одну богиню, что родилась несколько Великих лет тому назад. Лучи солнца согревали землю, а лесные звери заполняли луга, словно танцуя вместе с нимфами. Природа пела и цвела, пока юная Персефона томилась в своей почивальне. Наблюдала она из окон своих покоев за тем, как танцевали лесные нимфы вместе с юными богинями, Афиной и Артемидой. Еще недавно они, будучи маленькими девочками, резвились вместе со своей сестрой, играя в разные игры. Время же слегка отдалило их друг от друга, но не погасило их любовь друг к другу. Персефона заметила, как возле лужайки, на которой танцевали богини, возникло золотистое облако. Из него навстречу девам вышли двое юношей: один был облачен в белоснежную тунику, второй же носил крепкую броню, которую, казалось, невозможно было пробить сотням стрел, выпущенным в один момент. Царевичи, оказавшись на земле Деметры, подошли к богиням и завели разговор. До ушей Персефоны доносился их смех. И пусть она не слышала, о чем был тот разговор, но четко видела, как царевичи смотрели на ее сестер. Одетый в белоснежную тунику, судя по всему, Аполлон, не сводил глаз с Артемиды, а Арес ни на секунду не отходил от Афины, пытаясь коснуться ее кожи. Так выглядела любовь, о которой говорила Афродита? Персефона не знала. Но понимала, что ни один из царевичей не уйдет из рощи Деметры, услышав добрый ответ. Ее вновь тянуло к расщелине, что таила в себе проход в царство Мертвых. Наблюдая за тем, как общались юноши с ее сестрами, она невольно вспоминала о темном владыке. Был ли он влюблен когда-то? А смог бы он полюбить…ее? Персефона мотнула головой, пытаясь прогнать настойчивые мысли, но в памяти всплывали моменты, когда от ее тепла подземный царь на мгновение оттаивал и одаривал ее своей легкой снисходительной улыбкой, подобной тому, что родители дарят своим детям. Нет, он воспринимал ее не более чем ребенка, и это печалило юную деву. Не было ни дня в землях Эллады, чтобы она не думала о царе, обитающем в глубинах черного замка.
От мыслей ее отвлек голос матери. Она взывала настойчиво, властно. Юная Весна, тяжко вздохнув и опустив голову, направилась прямиком к ней. Деметра встретила свою дочь на лужайке, где уже находились юные богини вместе с царевичами, и крепко обняла ее:
- Дочь моя, это день твоего вступления в брачный возраст. Так позволь же мне подарить тебе это празднество, - богиня направила руку слегка в сторону. Персефона проследила за ее движением и с удивлением воззрилась на то, как из-под земли вырастали деревья. Их корни сплелись воедино, образуя большой стол, на который тотчас опустилась зеленая листва. Словно скатерть, она накрыла деревья. Лесные нимфы, еще недавно певшие песни, поднесли к столу яства и кувшины, полные ароматных вод. Быть может, по богатству они уступали олимпийским блюдам, однако все ломилось от фруктов и ягод, многие из которых богиня плодородия создала и взрастила сама. Гости присели вместе с царевнами за стол, во главе которого оказалась Деметра. По правую руку от нее села Эхо, присоединившаяся к поздравлениям, окутавшим Персефону. Но юную Весну не проняло ни одно слово. Ее сердце металось, словно загнанный в ловушку зверь в поисках выхода. Но она его не видела.
- Персефона, позволь представить. Перед тобой царевичи Олимпийские, Арес и Аполлон, - многозначительно произнесла богиня, после чего каждый юноша кивнул, когда услышал свое имя. Персефона оказалась права. В доспехах прямо напротив нее сидел Арес. Он был словно копией отца, Зевса. Точнее, каким дева его запомнила. В его ясных синих глазах таилась буря, непогасаемый огонь, его движения были резкими, ровно как и высказывания. Аполлон же, напротив, был более мягок, чем его брат. Он вступал в разговоры только лишь тогда, когда приходила его очередь. То ли из вежливости, то ли из-за неотвратимости грядущего.
- Отец все мечтал, чтобы мы росли вдвоем на Олимпе. Судя по тому, что я о тебе слышал – дворец явно раскололся бы на двое, - голос Ареса был груб и с хрипотцой. На его руках Персефона заметила множественные рубцы – следы от оружия, коим его пытались повергнуть.
- И что же ты обо мне слышал? – поинтересовалась Персефона, сидя на стуле, словно сотканном из корней дерева. Она не притронулась ни к одному из блюд, уготованных матерью.
- Что ты та еще бестия, - хохотнул Арес, с удовольствием уплетая фрукты, что покоились на белоснежном блюде прямо перед ним.
- Арес сначала говорит, потом думает, - поправил брата Аполлон, слегка улыбнувшись Персефоне. – Он хотел сказать, что вы похожи своими характерами. Оба своенравны. А когда в одном зале встречаются два схожих бога, то он, скорее всего, сотрясается. В большинстве случаев.
- Не беспокойтесь, мы не встретимся в одном зале. Я не собираюсь возвращаться на Олимп, - произнесла Персефона, после чего до ее слуха донесся возглас матери.
- Фона!
- А что такого, мама? Я тебе уже объяснила, что думаю по этому поводу. И меня ты не переубедишь, - ледяным тоном произнесла дева. Внутри нее словно начало что-то закипать.
- Я – нет. Но, может быть, кто-то из царевичей тебя переубедит? – Деметра показала рукой поочередно на каждого из сыновей Зевса. Арес впервые не показался Персефоне недалеким воякой. Он посуровел, стоило Деметре упомянуть вскользь цель их визита. Ему, скорее всего, тоже не нравилась затея, которой руководствовалась мать юной богини. Брат впервые посмотрел на сестру, и Весна почувствовала: они в схожих ситуациях и прекрасно понимают друг друга. Несмотря на всю неприязнь, что жила в ее сердце ранее, она все же смогла увидеть в нем нечто близкое, и от того немного смягчилась. Аполлон же словно не замечал никого вокруг, кроме Артемиды. Он молча наблюдал за ее действиями, и Персефона увидела в его взгляде нечто странное. Подобного она не видела ни разу в жизни. И она не смогла объяснить прежде всего самой себе – что же это было.
В прекрасном саду земель Деметры сидели двое: угрюмый воин с поникшей головою и дева, что все боялась, что он до руки ее докоснется, или хуже того, попросит благословение матери на брак. Ее руки тряслись – то ли от страха, то ли от ненависти. Персефона не хотела замуж за несносного царевича; ей в тягость был его буйный нрав и души отнюдь не прекрасные порывы. Она видела своими глазами жертв его замыслов. Наблюдала за душами, что при жизни оказались изувеченными ради потехи бога Войны. И от того с ужасом ждала момента, когда окажется с ним лицом к лицу. Деметра выхлопотала у самого Зевса это их «свидание», чтобы дети поближе познакомились, прониклись друг другом. И сам тот факт, что мать пыталась устроить ее судьбу, был ей отвратителен. Богиня хоть и была юна, но оказалась вполне самодостаточна и серьезна на принятие собственных решений. И одно из них вот уже несколько мгновений назад появилось в ее голове. Оставалось лишь уповать на то, что Аид примет ее в своем царстве и даст крышу над головой.
Арес тоже не был рад такому повороту событий. Весь вечер его мысли занимала другая, и он, хоть и воин, хоть его нрав был и буен и неукротим, все равно оставался верен своей избраннице. Он ее готов был ждать сколько потребуется, пока она не сменила гнев на милость. Быть может, прекрасная дева однажды перестанет уже, наконец, смотреть на него свысока. Свой гнев, покуда Артемида снизойдет, бог войны уж знал куда выместить Не зря Афина его презирала, шедшая со своей справедливостью в противовес его безумствам. Аресу другая жена не нужна была, ровно как и титул наследного принца. Он прекрасно знал, что если бы его отцом был не Зевс, то за все то, что он сделал, его бы уже давно сослали в Тартар. Многие боги ненавидели его и опасались, но почему-то не Деметра, насколько она готова была жертвовать собственной дочерью ради титула, при чем весьма сомнительного. Он не мог понять этого стремления, к тому же, портить жизнь Персефоне в его планы не входило.
- Знаешь, меня не просто так прозвали богом войны, - Арес нарушил молчание первым. Его голос был на удивление спокойным, вкрадчивым. Но надолго ли сохранится сие спокойствие? Персефона не проронила ни слова и посмотрела на него. – Внутри тебя идет сражение, Персефона. Ты знаешь, чего хочешь, но не можешь этого сделать, или же боишься.
- Ты прав, брат. – наконец, произнесла юная богиня, посмотрев прямо в глаза воину. – Я знаю, чего хочу, но не могу этого сделать.
- Почему?
Персефона молча пожала плечами, оглянувшись назад. На поляне все так же был расположен стол из корней деревьев. Прямо над ним парили светлячки, озаряя всех присутствующих своим тусклым светом. Нимфы пели песни, а юные богини – Афродита, Артемида и Афина – сидели друг с другом и о чем-то разговаривали. Деметра тем временем что-то рассказывала Эхо и поглядывала на свою дочь. Уловив ее взгляд, богиня плодородия улыбнулась уголками губ, словно одобряя поведение своей дочери. И от этого Персефоне стало еще тяжелее.
- Из-за того, что твоя мать устроила? – Арес сам ответил на свой вопрос и тихо рассмеялся, после чего продолжил. – Я скажу Деметре, что отказываюсь предлагать тебе свою руку и от благословения на брак. Будь все иначе, я бы непременно дрался за тебя, Персефона. Ты – неотразима, и только дурак этого не увидит. Но я ничего с собой не могу поделать. Мое сердце отдано другой. Как и твое тоже отдано другому.
Персефона в молчании удивленно воззрилась на него, но Арес продолжил.
- Ты весь вечер мысленно была где-то вдалеке отсюда. Не здесь твое сердце. Оно в другом месте. И ты знаешь, что тебе нужно сделать. Осталось дело за малым.
- Как тонко ты рассуждаешь о чувствах… - Персефона слегка улыбнулась Аресу, отчего тот рассмеялся.
- Я же не тупой вояка, как ты могла подумать. Я могу думать не только о сражениях, но и о многом другом.
- Об Афине, например?
При упоминании имени богини Арес словно застыл. И вновь в его глазах Персефона увидела нечто странное. Эта эмоция была похожа на ту, что застыла во взгляде Аполлона, пока тот наблюдал за Артемидой.
- Да, об Афине.
- Открою тебе секрет: твои чувства взаимны. Иди к ней и будьте счастливы, насколько это возможно. Моей матери я все расскажу сама. Можешь не переживать, - Персефона вновь одарила воина легкой улыбкой. Арес на прощание взял ее руку в свою и слегка коснулся бархатной кожи богини своими сухими горячими губами.
- И ты одержи победу в своей внутренней войне, сестра. Ты довольно сильна, хоть и сама не подозреваешь об этом. Поэтому, у тебя все получится, - произнес Арес, а Персефона вновь обратила свой взор на темный лес, в глубине которого скрывалась расщелина.
Из одежд у Персефоны было несколько платьев и туник, сшитых для нее матерью. Собрав их в сверток, дева аккуратно положила их в кожаную сумку и направилась прочь от деревянного дворца. Сердце ее колотилось словно у пойманного воришки. На небосводе воцарилась луна, свет которой искрился в ночной траве. Миновав врата, ведущие во дворец, богиня остановилась. До ее ушей донеслись громкие возгласы. Один из голосов принадлежал ее матери, второй – Зевсу. И Персефона бросилась бы с места в объятия отца, да только ее останавливало то, что она слышала, о чем был их громкий разговор, похожий на ругань:
- Я пришел только ради того, чтобы поздравить ее, не более! – рассвирепел громовержец, исходясь на крик. – Но никак не собирался принимать ее к себе во дворец! Что ты надумала себе, Деметра?!
- Но ты сам говорил на протяжении не одного года о том, что хотел бы видеть Персефону рядом с Аресом на Олимпе! – Персефона слышала, как из глаз матери полились слезы – ее голос стал гнусавым.
- Хотеть – не значит приложить к этому руку, женщина! Да, я позволял себе такие фантазии, но реальность такова, что во дворце нет места ни тебе, ни твоему отпрыску.
- Но ведь она и твоя дочь, Зевс…
- И что с того, душа моя? У нее есть какие-то права? Моя законная жена – Гера, и законными считаются только те дети, что родила мне она. Я полюбил Персефону, не спорю. Но вы никогда не вернетесь на Олимп, уясни уже это наконец!
На губах своих Персефона почувствовала что-то соленое. По щекам ее струилась дорожка слез. Внутри нее словно что-то оборвалось, стоило ей услышать слова Зевса. Земля словно ушла из-под ног, а глаза застелила пелена. Юная богиня интуитивно шла по направлению к темному лесу. Как никогда она нуждалась в том, чтобы оказаться рядом с тем, кто все время был холоден. Сжав плотнее сумку на плече, она направилась к безжизненным деревьям, спотыкаясь и еще больше плача. Ноги раздирали сухие корни, безжизненные кусты цеплялись за одежду, а перед глазами была лишь тьма, пока она не наткнулась на что-то. Отойдя чуть в сторону, Персефона увидела Аида и тут же обняла его, проливая слезы прямо в его темные одежды.
- Что случилось, дитя? – спокойным тоном вопросил владыка, отстранившись от богини. – Я намеревался поздравить тебя, но вижу, что за меня это уже сделали.
- Зевс, - Персефона едва выговорила одно лишь слово, но оно словно стало объяснением всего случившегося. Аид глубоко вздохнул, молча наблюдая за девой. Спустя несколько мгновений, он, наконец, произнес. В его голосе не было льда, не было тепла. Лишь спокойствие.
- Он не хочет видеть тебя во дворце, не хочет принимать, и ты это услышала?
Персефона посмотрела на своего спутника. Неужели он знал об этом?
- Нетрудно догадаться, ведь он мой брат, - вкрадчиво произнес царь Подземный, после чего продолжил. – Я могу для тебя что-нибудь сделать в честь твоего дня рождения, дитя? Ты можешь пожелать что угодно.
- Что угодно? – переспросила Персефона, вытирая свои слезы. Она чувствовала, как спокойствие Аида понемногу овладевало ею. Истерика стихала, слезы переставали бежать рекой. Оставалась лишь боль в глазах, но и ее можно было стерпеть.
- Да, что угодно.
И следующие слова, словно молния, пронзили подземного царя насквозь. В тот момент небо озарила яркая вспышка. Он все бы отдал на свете, чтобы их не услышать, но Персефона произнесла:
- Забери меня в подземный мир.
