RAISE THE DEAD

      Все боги, так или иначе, предчувствовали грядущие события, способные изменить ход всего живого на земле. Это ощущение не покидало их ни на минуту. Оно словно спало, а затем, когда близилось время наступления действа, просыпалось и ютилось в их головах, поначалу являясь намеками во снах и прячась среди остальных мыслей, а затем становилось навязчивой идеей, способной натолкнуть на безумные поступки. Кронос предчувствовал, что старый Олимп падет, а сам он окажется заточенным в мире, где никогда не взойдет солнце. Он ясно чувствовал, что падет от руки одного из своих детей, и потому убивал их одного за другим, съедая. Пока ему не попался Зевс. И громовержец, ставший царем Олимпа, предчувствовал, что его ждала та же участь, что и его отца. Поначалу возникла лишь мысль. За момент до того, как его молния пронзила грудь отца, в дальних закоулках его разума возник вопрос: «Что если я тоже окажусь поражен от руки своего кровного?»        Ушла та мысль в небытие, когда новоиспеченный царь взошел на престол. И разверзлись небеса в тот момент, когда его пальцы коснулись золота олимпийского трона. Облака отступили, и в бескрайней синеве засверкали тысячи молний, озарив своим ярким светом все смертные земли, затмив собой солнце.       Но вскоре предчувствие вернулось. Смотрев на своих рождающихся детей, Зевс все чаще вспоминал своего отца, и молча ждал, пока кто-то из них не наберется сил побороться с Царем за божеский престол. Но никто не бросал ему вызова. И предчувствие утихло. Но стоило царю олимпийскому позабыть о своих опасениях, как прошелся по земле слух. Словно возникло пророчество где-то на краю земли, и разнесли его из уст в уста, пока не достигло оно Олимпийского дворца. Гермес, часто бывавший в землях Эллады, поспешил вернуться к своему Царю, стоило ему услышать строки, что приоткрыли тайну грядущего рока не только для самого Громовержца, но и всего Олимпа. Явился Гермес на своих золотых крылатых сандалиях прямиком в тронный зал и опустился на колени подле Зевса.       - Владыка, у меня дурные вести, - произнес Эриуний, встревоженно глядя на царя. Крылья на его обуви еще трепыхались, словно выдохлись, пока он поднимался прямиком во дворец. Зевс, что еще несколько мгновений назад сиял и улыбался, готовясь отпить из золотого бокала вино, созданное специально для него Дионисом, поставил сосуд на белоснежную поверхность стола. Улыбка все еще сияла на его лице, но была уже не такой яркой:       - Гермес, умеешь же ты прийти вовремя, - Зевс откинулся на своем троне, отвоеванном у его отца, и возложил свою ладонь поверх тонких пальцев Геры, сидящей по его правую руку.       - Я бы не стал тебя беспокоить, если бы это не было важно, повелитель.       - Что случилось? – поинтересовалась Гера, осматривая прибывшего бога. – Вновь война грядет?       - Успокойся, душа моя, - Зевс поднял руку вверх, успокоив супругу. – Я так понимаю, что нет. Иначе мне об этом сообщил бы не ты. Но что-то очень серьезное, верно?       Гермес лишь молча кивнул. Царь тотчас распорядился, чтобы все присутствующие покинули тронный зал. Гера намеревалась было остаться, но, увидев пронзительный взгляд супруга, нехотя встала со своего трона и, глубоко вздохнув, направилась к выходу. Лишь оставшись наедине с Эриунием, Зевс встал и, спрятав руки за спиной, подошел к широкому открытому окну. Сквозь него он глядел орлиным взглядом своих ярко-синих глаз на облака, парившие прямо перед дворцом и скрывавшие обитель богов от простых смертных. Громовержец ожидал, когда его собеседник заговорит, но тот не спешил делиться узнанным, словно боясь реакции, что могла последовать от царя. Наконец, Зевс решил прервать молчание:       - И что же ты узнал, друг мой? – произнес он, повернувшись к Гермесу.       - Пророчество, владыка. Оно зародилось на краю света и переходит с тех пор из уст в уста. И оно касается тебя.       - Я внимаю, - Зевс насторожился, исподлобья наблюдая за своим посланником. В его мыслях вновь всплыли картины прошлого, когда он низверг своего отца в пучину Тартара. И последние слова Кроноса таили в себе обещание, что однажды они окажутся там вместе.       - Родственник кровный Царя предаст, Другой погибнет, пытаясь их вразумить. Ребенку мрак свой трон отдаст, И он поможет в войне победить, - голос Гермеса эхом прокатился среди стен олимпийского зала, продолжая откликаться где-то вдалеке. Повисла тишина. Зевс молча перевел взгляд с Эриуния на белоснежные облака, окутавшие небосвод.       - Ты передал его мне дословно?       - Да, владыка.       - О детях в нем не говорится, - задумчиво произнес Зевс, проведя кончиками пальцев по своему подбородку. Он прокручивал в мыслях упомянутое пророчество, пытаясь понять, кто более всего желал его низвергнуть в пучину Тартара. И на ум не приходило никаких имен, кроме одного. Того, кого он однажды обманул, сослав править в подземное царство. Того, кто более всех жалел о том, что был отринут от олимпийского дворца. Того, чья душа вскоре покрылась льдом, а прошлые обиды оказались забыты… Или же нет?       - Многие трактуют так, что это может быть кто-то из близких родственников, владыка. Я слышал множество разговоров смертных. Среди них есть ведуньи, и они упоминали это пророчество несколько раз. Жрицы думают, что это могут быть сестры, братья…       - Аид, - заключил Зевс, воззрившись на Гермеса.

***

      Аид молча смотрел на Персефону. Он словно не слышал произнесенных ею слов. Будто одна из молний поразила его, поселив внутри его существа одну лишь мысль: это было неотвратимо. Во мгновение ока Царь подземного мира почувствовал, что вступил на тропу, что вела к чему-то, способному изменить их жизни. Он догадывался, что это могло быть, но не спешил озвучить даже сам для себя. Но теперь царь понял, о чем говорила Гера. Неотвратимый рок навис над ним и юной богиней. Сама судьба указывала своим пальцем на него, и он ощущал на своей груди его хладный конец. Он впервые не знал, чем обернутся грядущие события, и это поселило в его нутре напряжение.       Персефона же, снедаемая его долгим молчанием, мысленно взмолилась, взывая к нему. Она смотрела в его ледяные глаза, слегка прикоснувшись к его пальцам своими. Но Аид стоял молча, словно громом пораженный.       - Аид, - воззвала в очередной раз юная Весна, и бог подземного царства, наконец, очнулся, стиснув ее ладонь в своей.       - Ты действительно хочешь этого? – сдавленно проговорил он, внимательно смотря прямо в ясные синие глаза девы.       - Забери меня, прошу, - прошептала она.       Шепот этот разнесся среди мертвых черных деревьев и словно донесся до Деметры, ибо почувствовала богиня неладное. В пылу ссоры с братом резко замолчала она, повергнув Зевса в еще большее напряжение. Лунный свет озарял поляну, отражаясь в ночной траве маленькими искорками. Светлячки, беспорядочно парившие в воздухе, словно застыли. Ни одного живого существа не увидела Деметра на поляне, где все еще стоял созданный ею из корней деревьев стол. Никого, кроме Зевса. Громовержец сжал кулак, на его висках были видны пульсирующие прожилки. Он был готов в любой момент поразить сестру одной из своих молний, но что-то сдерживало его. Почувствовала Деметра, как ее ноги обвил холодок. Оглянулась она, но не заметила ничего, ибо стояла самая теплая весенняя ночь. Но неспокойно было сердце богини, и вновь осмотрелась она, вглядевшись своими светлыми глазами в умиравший лес, что был не так далеко от ее владений.       - Ты понимаешь, что пути назад не будет? До этого момента ты всецело принадлежала миру Гелиоса. Была его частью. И навещала мир мертвых лишь в качестве гостьи. Сейчас же ты желаешь стать его жительницей. Это серьезный шаг. Тебе придется пройти по тропе умерших теней. Персефона, подумай. Прошу тебя, - вкрадчиво произнес Аид, обращаясь к юной Весне. – Ты видела, чем я там занимаюсь. Подземный мир поработил меня, сделав своим верным подданным. Мы сможем выйти оттуда, но смертельный холод навеки поселится в твоей душе, сотворит из тебя нечто другое. Ты не сможешь более танцевать со своими сестрами и подругами, лесными нимфами. Ты больше не увидишь солнечного света. Небом станет тебе черная пещера, усеянная самоцветами, домом – мой черный замок, а спутниками – тени умерших. Ты готова отказаться от полей Эллады, дитя?       - Ты не хочешь, чтобы я пошла с тобой? – Персефона всмотрелась в глаза Аида, но не нашла там ответа на свой вопрос.       - Я сделаю как ты захочешь, дитя. Я лишь сказал, что тебя ждет. И если это тебя не пугает, и ты действительно все обдумала и готова, то вот моя рука, - он протянул свою ладонь деве, и Персефона перевела на нее взгляд.       Деметра чувствовала, словно от ее мира отделялась важная часть. Она выбежала на тропу, что вела к ее замку и вскоре оказалась внутри. Сердце ее бешено колотилось, все ее существо пронзило предчувствие чего-то страшного. Словно вот-вот чья-то жизнь оборвется. Обыскав одни покои за другими и не обнаружив там своей единственной дочери, Деметра выскользнула на ночной воздух. К горлу ее подступал большой ком, он давил на нее изнутри, и слезы вот-вот должны были выкатиться из ее глаз, но что-то им мешало. В богине что-то зрело, готовое вот-вот прорваться наружу. Зевс молча последовал за нею, но богиня-мать отталкивала его от себя, ограждала ветвями, деревьями, кустами и заплетая его ноги в цветах, лишь бы он не дотрагивался до нее.       - Я действительно все обдумала. Я хочу отправиться в подземный мир, - произнесла Персефона. – Я чувствую себя чужой в этих землях, и лишь оказываясь среди мертвых понимаю, что там мое место.       И в момент, когда юная Весна дотронулась до руки царя подземного, из груди Деметры вырвался истошный вопль отчаяния и боли. Вместе с ним холодные ветра объяли земли Эллады. Еще недавно распустившиеся цветы во мгновение ока завяли, покрывшись белоснежным инеем. Трава, что пестрила своей зеленью и тянулась к небосводу, опустилась ниже к земле, заледенев. Лесные звери, услышав крик Деметры, попрятались в своих норах, прижимаясь друг к другу и пытаясь согреться. Крик этот разразил небеса и долетел до дворца олимпийского, прорвался сквозь окна в пышные воздушные залы. До каждого бога донесся он. И в одной из усыпальниц олимпийских на своем белоснежном ложе сидела Гера. И прикрыла царица в блаженстве глаза, наслаждаясь этим звуком, словно музыкой. Ее месть за причиненную боль с триумфом свершилась, и не могла она представить момента слаще.       Не услышала этого вопля лишь юная Весна, что следовала за царем страны мертвых в долине смерти и теней, ведущей ко входу в подземное царство. Не слышала она ни единого звука кроме хруста мертвых веток под их ногами. Посмотрела царевна вниз и молча ахнула – не ветки то были, а белоснежные кости, светящиеся в лучах луны. Миновали спутники рощу черных тополей и темное озеро, подле которого оставляли смертные для своих близких монеты. Но не взяла Персефона ничего подле тех деревьев, ибо сам Аид велел ничего не брать. Тропа, что вела их прямиком в царство теней, опускалась все ниже и ниже. Смертные, что усеяли ее, расступились перед Персефоной, провожая ее своими пустыми взглядами. И прошли боги вперед, пока не оказались они у берега реки Стикс. Образовавшийся коридор между умершими сомкнулся, стоило им подойти ближе к лодке. Стоял пред ними у самой кромки воды перевозчик, чье лицо было спрятано за темным капюшоном. Костлявые старческие руки его сжимали весло, и направил он было его на деву, но остановил его владыка.       - Плата, - голос Харона был безжизненным, лишенным красок. За всякую переправу привык он требовать монеты.       - Богиня, царевна Олимпийская, решилась на то, чтобы жить среди теней умерших, - голос Аида был спокоен и даже тих, но каждая умершая душа все же отчетливо услышала его слова. – Ей не нужна плата, ибо она получила мое покровительство.       В тусклом свете факелов увидела Персефона лицо перевозчика, и не был он стариком костлявым. Харон был таким же, как и она, как и Аид. Из плоти. Лишь руки его были точно кости. Молча проводил перевозчик их в шаткую лодчонку и, следом за ними взобравшись на судно, оттолкнул его от берега своим веслом. И поплыла Персефона через реку Стикс вместе с подземным царем. Обернулась юная Весна, пытаясь разглядеть земли, ведущие вглубь подземного мира, но не видела она ничего кроме тьмы и тусклого света, что исходил от прибывших на ту сторону душ. Нескончаемая вереница направлялась на Асфоделевы луга, дабы пройти свой личный суд и получить по заслугам своим. Но пред ними высились черные кованые врата, блестевшие в тусклом сиянии самоцветов. И нес свою службу подле них Цербер. Остановил лодку Харон. И сошла Персефона на берег черный, словно стены дворца Аидова. Трехглавый пес, завидев спутников, прильнул к темной земле, прикрыв три пары своих желтых глаз.       - Чтобы ты понимала, мне он не кланяется, - тихо произнес Аид, чтобы его слова услышала лишь Персефона.       Сопровождали их взгляды миллионов душ, наполнявших подземный мир. И перешептывались они меж собой, пока шли спутники по Асфоделевым лугам в направлении царского дворца. И лишь одна душа воспротивилась приходу Персефоны – Минфа, наблюдая из черных окон своей усыпальницы за тем как шли меж душ юная Весна и Владыка подземный, презрительно фыркнула, отвернув голову в сторону. Терзала ее ревность и обида. Ведь всякий раз, как Аид смотрел на нее, он более не видел в ней ту, что могла бы прикоснуться до его нутра. Искал он в ней глазами ту, что шла рядом с ним к дворцу. И никакая женщина не могла подобного простить.