Adversa fortuna

Светало. Он тихо повернул ключ, толкнул дверь и на цыпочках стал поднимался по лестнице, надеясь никого не разбудить. В зале едва слышно работал телевизор. До него донесся веселый голос Джимми Фэллона. Окна были приоткрыты, легкий ветерок поднимал тонкую прозрачную занавеску и опускал ее на ярко-красные розы, подаренные Наоми кем-то из ее многочисленных ухажеров. В доме витал аромат яблочного пирога, апельсинов и немного огурцов. Дазай был хорошо осведомлен о привычке тетушки вставать поздно ночью и идти на кухню за перекусом. При этом он надеялся, что в голову ей не взбрело заглянуть к нему в комнату. Вот уже тогда ему будет несдобровать. Лестница громко заскрипела, он замер. Обвел уставшими сонными глазами дверь в спальню Наоми и двух ее дочерей. Было тихо. Никто не проснулся. Выдохнув с облегчением, Дазай сильнее прижал к груди грязные кроссовки и стал подниматься дальше, стараясь больше опираться на перила. Когда последняя ступень была преодолена, он наконец позволил себе расслабиться. Оставалось скорее проникнуть в свою комнату, спрятать грязную обувь до поры до времени и прикинуться спящим до того момента, как Наоми влетит к нему, едва стрелка часов покажет шесть утра. Эти минуты доставляли ей особенное удовольствие. Он грустно вздохнул и обхватил грязной ладонью железную ручку двери. Хотелось спать и выбросить наконец из головы все события ужасной ночи. Сейчас, вспоминая, как он собственными руками выкапывал труп ребенка, ему становилось дурно и к горлу подкатывала тошнота. И как только я сумел провернуть такое и не обделаться, думал он. Однако тогда с ним был Чуя. И один взгляд в его глаза придавал ему сил и смелости. И мысли Дазая медленно стали перетекать в другое русло. Он задумался о Накахаре. Добрался ли тот благополучно до дома и не попался ли родителям. Хотя, как-то он упоминал, что те никогда не наказывают его за ночные прогулки. А Наоми больше походила на собаку-ищейку, которая вынюхивала его при каждом подозрительном движении. Дазай благополучно добрался до своей комнаты. Перекинув кроссовки в левую руку, он накрыл потной ладонью ручку двери и тихо повернул ее. Слабый едва слышный щелчок казался ему в гробовой тишине выстрелом из винтовки. Он замер на мгновение и толкнул дверь. Но не успел он испустить вздох облегчения, как сердце пропустило удар, а по спине покатился холодный пот. Наоми сидела на его кровати, лениво листая Ремарка. Их взгляды на мгновение встретились. Дазай прижался спиной к двери, а Наоми все увлеченно смотрела в книгу, словно содержимое на самом деле ее заинтриговало. Однако глаза ее неподвижно стояли на одной точке. — Мне очень интересно, как ты выкрутишься на этот раз, мелкий паршивец, — произнесла она, перевернув страницу. — Я… — Не смей лгать мне! — закричала Наоми. Дазай дернулся на месте от испуга. Дверь, на которую он опирался, резко отворилась, и только чудом он удержал равновесие, не упав на спину. Хару и Киоко засмеялись. Наоми раздраженно махнула на них рукой: — Идите к себе. — Но мы хотим посмотреть! — взбунтовались они одновременно. — Это мы сказали тебе, что он ушел! Дазай устало прикрыл глаза, готовясь к очередному унизительному марафону. Что-что, а опускать людей Наоми умела лучше всего. Особенно тех, к кому испытывала неприязнь. Глядя на Хару и Киоко, он неожиданно для себя подумал, что более не испытывает к этим двоим абсолютно ничего. Никакой ненависти, злобы и даже самой банальной неприязни. Перед ним стояли две фигуры, которые полностью копировали женщину, именующуюся их матерью. Удивительно, как хорошо они переняли все худшие ее черты. А есть ли в ней что-то хорошее и было ли когда-нибудь? А помнится, прежде, подумывал между тем Дазай, когда-то эта язва была к нему благосклонна и даже питала некую симпатию. Давно, очень давно, когда еще он вписывался в общество нормальных людей. — И где же ты был? — вновь спросила она, оставив их без ответа. Однако ее молчание уже считалось согласием. Хару протиснулась мимо Осаму и расположилась на его кровати, Киока же просто грубо пихнула его в плечо и самодовольно заняла место на старом скрипучем кресле. — Гулял, — бесцветным голосом ответил Осаму. — Посреди ночи? — справилась Наоми. — Посреди ночи, — подтвердил он. — Только посмотри на его обувь! — вклинилась Киока. — Кажется, я знаю, где он ошивался всю ночь. — Да-да, — тут же подхватила Хару. — В парке! Там идет строительство и много грязи. А слышала я как-то краем уха, что в том месте собирается весь отброс города. Наркоманы, насильники и убийцы! Дазай обессиленно потер покрасневшие от усталости и недосыпа глаза. Хотелось спать. Неважно где. Пусть даже на холодном полу или мокром кафеле, лишь бы немного подремать. Наоми внимательно вникала в слова дочерей, и с каждым произнесенным словом ее лицо становилось все мрачнее. Розовые длинные ногти впились в обложку книги, которую она внезапно захлопнула. Дазай уныло глядел на нее, смиренно ожидая приговора. Наоми резко поднялась и поравнялась с ним. Ее тоненький шелковый халат сполз с одного плеча, обнажая загорелую кожу. Под ним виднелось темно-красное белье с кружевами и небольшая татуировка в виде падающего с луны пера. Прежде Дазай ее не замечал, скорее из-за того, что не имел привычку приглядываться к телу Наоми. Сейчас же он не отводил глаза, не желая смотреть на ее лицо. Он бы непременно сорвался и наговорил всякого, отчего Мари вновь впадет в глупое расстройство. Наоми дышала громко и тяжело. Гнев исходил от нее волнами. Киока и Хару замерли, неотрывно глядя на мать. — Ничтожество, — прошипела она, и в комнате раздался звук глухой пощечины. Дазай не сдвинулся с места, лишь поднял на нее ничего не выражающие пустые глаза. Щека покраснела, а спустя пару секунд начала гореть от удара. Хару и Киока переглянулись и стали тихо хихикать, отвернув лица. — Так и будешь стоять?! Может, скажешь что-нибудь в свое оправдание? — Не вижу смысла, — ответил он, и тогда вскипевшая от ярости Наоми вновь влепила ему звонкую пощечину. Не рассчитав силу удара, она оцарапала кожу ногтем, оставив на щеке тонкий порез. Киока вскрикнула от испуга, Хару же резко подалась вперед, возбуждённая от увиденной картины. — Вот, значит, как ты со мной? — хмыкнула Наоми. — Пытаешься подставить меня? Намеренно так себя ведешь, чтобы Мари была дурного обо мне мнения? Нет, сопляк, не прокатит, — произнесла она, нервно мотая круги по комнате. — И в мыслях не было, — ответил Дазай, тусклым взглядом поглядывая на грязную обувь в руках. — Заткнись! — заревела Наоми. — Не смей перечить мне! Прикусив ноготь, она остановилась у окна, нервно топая ногой по ковру. Повисла тишина. Дазай смиренно ждал приговора, думая, как бы прикорнуть хотя бы час другой. Эта ночь вымотала его, выжала эмоционально, оставив пустую оболочку, передвигающуюся на уровне инстинктов. Иногда, а особенно в такие моменты, он начинал завидовать мертвым. Не тем, кто умер по несправедливости, а другим, которых ничего не держало в людском мире. А что держит тебя, задался он вопросом, поглядывая на Наоми, и на ум пришёл лишь один Чуя Накахара. — Решено, — внезапно произнесла она. — Отныне я запрещаю тебе покидать дом без моего ведома. А на ночь, — она сузила глаза, — дверь будет запираться, чтобы вновь не удумал бежать. Усек? — Усек, — тихо ответил Дазай. Наоми фыркнула. — И кто только надоумил бежать невесть куда посреди ночи и до утра якшаться со всякими наркоманами. Что будет с Мари, если она обо всем узнает? Лишь из-за жалости к ней я промолчу, но если подобное повторится вновь… — Не повторится, — выдохнул он, едва удерживая глаза открытыми. Наоми еще некоторое время сверлила его тяжелым взглядом, а после быстро поправила сползший халат и высокомерно прошла мимо, оставив после себя в комнате резкий тошнотворный запах духов. Следом за ней выбежали и Хару с Киоко, напоследок показав ему язык. Дверь за его спиной громко захлопнулась, а затем тихо щелкнул замок. Дазай уронил грязную обувь на пол и устало свалился на кровать. То, что Наоми заперла его, могло означать лишь одно — никакой школы на весь день. На мгновение он забеспокоился, что Чуя непременно будет его искать, однако вскоре утомленность взяла над ним верх. Так и не переодевшись в чистую одежду, он свернулся калачиком на кровати и провалился в глубокий сон.

***

Он проснулся от странного шума. Что-то в комнате скребло стены. Вокруг царил мрак и тишина. Проспал он немало, так как за окном уже стояла глубокая ночь. Удивительно, что ни Наоми, ни Хару с Киокой ни разу не попыталась его разбудить. Наоми после подобных стычек всегда остывала на следующий день и вела себя мало-мальски дружелюбно. Могла улыбнуться, справиться о самочувствии и даже извиниться. Наверняка и сейчас легкое чувство вины не позволило ей в очередной раз бесцеремонно ввалиться в комнату с очередным потоком претензий. Дазай к ней не испытывал злости. Не потому, что по природе своей был дурачком и простаком, а потому, что злиться на таких людей не было толку. Наоми занималась моральным вампиризмом, вытягивая силы из всех неугодных. А злиться на нее было равносильно тому, что воду черпать решетом. — Кто тут? — спросил он хриплым ото сна голосом. Зрение от долгого сна стало расфокусированным и мутным. Тень у стены замерла, а вскоре быстро переместилась в другой конец комнаты. Дазай резко сел. По спине прошел холодок, пальцы стало покалывать то ли от страха, то ли от холода. Нечто неизвестное в углу, вновь принялась соскабливать обои со стен и громко скрипеть зубами. Осаму медленно поднялся и сделал один нерешительный шаг в сторону незваного гостя. Существо замерло, а в темноте блеснули налитые кровью желтые глаза. Дазай задышал чаще. Каждый шаг казался ему неимоверно тяжелым, словно ноги налились свинцом, сердце зашлось в бешеном ритме, тело отдавало жаром. Мятая от сна рубашка взмокла и прилипла к спине, ладони запотели и на виске выступила испарина. Он нервно облизал губы и наконец набрался смелости снова окликнуть призрака. — Что ты делаешь в моей комнате? Тень метнулась в другой угол и издала звук, от которого у Дазая слезы выступили на глазах. Страх сковал его посреди комнаты. Он осел на пол, схватившись обеими руками за голову. Существо дышало громко и с большим трудом, словно что-то мешало ему вздохнуть полной грудью. Иногда оно издавало булькающие звуки, порой хрипело, и на мгновение в свете луны Дазай увидел голову, свисающую с шеи. Она едва держалась на окровавленном ошметке кожи и болталась из стороны в сторону. — Почему ты… — прохрипел призрак, — позволял ему убивать меня? Дазай посмотрел в темный угол огромными перепуганными глазами. — Кому? Я не понимаю… Призрак выполз из тени. Дазай, увидев детское тельце, ползущее в его сторону, попятился назад. И лишь присмотревшись к ней, Осаму узнал в этом ребенке то несчастное дитя, которому каждый вечер высокий мужчина с топором в руках отрезал голову на обеденном столе. И каждый вечер он, подавляя рвотные позывы, глотал окровавленную еду, не подавая виду. — Я бы ничего не смог сделать. Прости. Прости меня… Девочка быстрее поползла к нему на четвереньках. Ее голова болталась то вправо, то влево, а длинные окровавленные косички подметали пол, оставляя на ковре разводы. Дазай отступал назад до той поры, пока спиной не ударился в стену. Дальше бежать было некуда. Спрятав лицо за дрожащими ладонями, он поджал под себя ноги и крепко зажмурил глаза. — Эй? Эй ты? — позвал его детский голосок. Осаму с трудом отнял ладони от лица и взглянул на нее, накренив голову вбок. — Поправь. — Что? — удивился он и громко хлюпнул носом. — Голову поправь. — Твою? — глупо спросил он. Девочка закивала. — Просто верни на место. Постоянно падает. — Вернуть, то есть… вернуть голову на твою шею? — растерявшись еще сильнее, спросил он. — Все взрослые такие глупые? Конечно! Твоя-то на месте! Он несколько минут пораженно глядел на отрубленную голову, прежде чем заставил себя сдвинуться с места. Девочка нетерпеливо щелкнула челюстью, и он вновь в испуге отдернулся. — Как тебя зовут? — спросил он, пытаясь заглушить словами её жуткое булькающее дыхание. — Эбби, — ответила она, глядя на него снизу-вверх. Он неторопливо сел перед ней на корточки и, зажмурив один глаз, схватил ее голову обеими руками и водрузил на шею. Эбби поднялась и громко хрустнула шеей. Голова крепко держалась на плечах, огромного грубого пореза словно и не было. Осаму тяжело сглотнул и снова попятился назад, в угол. Краски схлынули с его лица и окровавленные руки все еще потряхивали от ужаса. — Эбби, — прошептал он не своим голосом, — как ты оказалась здесь? — А почему нет? — удивленно спросила она. — Я поняла, что ты видишь меня, в отличие от остальных. Ты всегда смотрел мне прямо в глаза. И та-а-к бледнел, стоило отцу отрубить мне голову. Дазай, сам того не осознавая, подался вперед и схватил ее за детскую ладошку. — Этот мужчина твой отец?! Тогда почему он творит подобное? Эбби схватила свои косы и принялась усердно завязывать их в узел. Она долго молчала, прежде чем ответить на вопрос. — Я уже и не помню. Воспоминания какие-то… тусклые. Он убил маму. Вонзил топор ей в спину. А потом Саймона, моего младшего брата. Ему он вспорол живот. А мне вот, как видишь, отрубил голову. Дазай, собиравшийся было что-то спросить, так и замер с разинутым ртом. Голову вскружило столько эмоций, что он несколько минут переливался всеми цветами радуги, схватившись правой рукой за колющееся сердце. — Подожди… — произнес он, вытирая запястьем пот с виска. — И это повторяется каждый день? Эбби кивнула. На несколько минут он впал в задумчивое уныние, а затем вновь обратился к ней. — И… тебе больно? Ну, когда он, того… — Отрезает мне голову? Конечно больно, идиотина! То есть, — она громко фыркнула и высоко вздернула веснушчатый нос, — не так больно, как в первый раз. Просто… немного страшненько. Дазай принялся остервенело тереть лицо ладонями, а затем глухо зарычал от безвыходности. И вдруг, словно вспомнив о чем-то, он вскинул голову, быстро подполз к Эбби и схватил ее за худые костлявые плечи. — Эбби, малышка, как ты перемещаешься? Разве призрак не оказывается привязан к месту, где умер? — Кто сказал тебе такую глупость? — осведомилась она и взглянула на него точно на дурачка. — Многие после смерти боятся покинуть место, в котором оказались. В таких точках большая концентрация энергетической силы. Понимаешь? — Нет, — честно признался Дазай, качая головой. Эбби тяжело вздохнула, хлопнув ладонью по лбу. — Я всегда думал, что хорошие ребята попадают в рай, плохие — в ад. Третий вариант мне совсем не понятен. Эбби плюхнулась на пол. Сложила ноги в султанской позе и положила руки на колени. — Третья сторона есть, — посерьезнев, проговорила она. — Умерев мгновенно, души попадают в Лимбо. Они живут в нем годами и не понимают, что давно мертвы. — Лимбо? Что это? — Еще один мир, только для нас. Дазай тихо взвыл, зарывшись пальцами в мягкие кучерявые локоны. — Ответь на вопрос: ад и рай существуют? Бог… есть? Эбби надолго замолчала. Ее детское личико помрачнело, маленькие ручки сжались в кулаки. — Если он есть, то ему долго придётся просить у меня прощения. Дазай поднял на нее сочувствующий взгляд. — Значит, нет. — Я не знаю, — быстро ответила она. — Я долго не покидала этот дом. В нем моя семья. — Твоя семья мертва. — Как и я. Ты очень скучный собеседник! Я ухожу! Завтра познакомимся вновь. — Что? Как это понимать?! Подожди! — Дазай вскочил с места и протянул было руку, чтобы схватить Эбби за ладонь, но той и след простыл. — Я так ничего и не понял…

***

На четвертый день Наоми, находящаяся в прекрасном расположении духа, сообщила Осаму, что тот может вновь вернуться в школу. Дазай наконец выдохнул с облегчением. Эбби, как и обещала, вернулась на следующую ночь, однако вела себя крайне странно. Две ночи события повторяли друг друга, а на третью ночь Эбби не пришла. Дазай долго раздумывал о причинах, но на ум приходили до безумия странные мысли. Иногда он их пугался, а иногда отметал как несуразные и глупые. Наблюдая за Эбби, он пришёл к выводу, что память девочки, словно обнулялась в определенные часы. Однако он сумел выведать про Лимбо немного больше. Это потусторонний мир, куда живому человеку путь заказан. И Дазай совсем не стремится в него попасть. Мучили его совсем иные мысли. Почему некоторые призраки попадают в Лимбо, а другие застревают на земле и годами не могут покинуть место своей смерти. Этим утром, огорошенный тяжелыми мыслями, он уныло плёлся в школу, время от времени оглядываясь по сторонам в надежде поймать краем глаза рыжую макушку в толпе. День занимался пасмурный, моросил лёгкий дождь. Листья вовсю осыпались с деревьев, превращая и без того мрачное утро в тусклую картину. Все вокруг было однотонным, сырым и холодным. Ветер тихо завывал, лез под одежду, холодил кожу. На кончиках его каштановых волос собирались капли воды, а шарф сделался мокрым от влаги. Его зеленоватое клетчатое пальто было слишком тонким для разошедшейся в последние недели погоды, однако Наоми забыла о такой мелочи. Осаму же и на смертном одре не попросил бы у нее помощи. Чем ближе он подходил к школе, тем больше знакомых лиц окружали ее. Впереди сонно ковылял Курт, сжимая в одной руке чёрного цвета эспандер. С левой стороны к нему приглядывалась Эмбер. Стоило Осаму повернуть голову в ее сторону или ненароком поймать любопытный взгляд, как та уводила глаза в сторону с нескрываемым отвращением на лице. Неподалёку стали раздаваться громкие голоса Рассела, Майкла и Дейва. Кто-то кричал им вслед и упрашивал вернуть отобранный зонтик. Рассела поначалу забавляли настырные упрашивания, а затем он сломал пополам желтый зонт и кинул обломками в хозяина, обозвав того жадиной и скупердяем. Дазай присел на одно колено, сделав вид, что поправляет шнурок на обуви. Тройка прошла мимо, так и не заметив его присутствия. В классе Осаму не обнаружил Накахару. За прошедшие четыре дня он изрядно по нему соскучился. Все утро Дазай печально поглядывал на пустующую парту, в надежде, что друг явится хотя бы ко второму уроку. Однако он не явился ни на второй, ни на третий, ни на четвертый. Вскоре Дазай перестал о нем думать и с головой погрузился в урок мистера Саймона. Мужчиной он был несговорчивым и строгим. Говорил мало, но всегда по делу. Водрузив подбородок на сложённые в замок пальцы, Дазай сосредоточил на нем все своё внимание. Однако минуты просвещения закончились не успев начаться. Дейв швырнул в него скомканный лист бумаги и попал в висок. Майкл, хохотнув в ладонь, принялся разбирать ручку и одновременно жевать бумагу для снарядов. Рассел же, намеренно усевшийся позади, принялся колотить ногой низ стула, на котором сидел Осаму. Тот делал вид, что ничего не замечает и проделки Рассела ему нипочём. Продуманная, якобы, стратегия, спасла его не больше, чем на десять минут. Вскоре он принялся колоть его булавками в спину и, вытянув одну ногу, пачкать чужую штанину грязной обувью. — Мистер Саймон! — вдруг негромко крикнул Дазай. — Мне нездоровится. Могу ли я отойти? Тот оторвал взгляд от книги и взглянул на него поверх очков. — Конечно. Если не полегчает, можешь идти домой. Дазай, с трудом подавив громкий вздох облегчения, быстро затолкал учебник в сумку и поднялся. Рассел напоследок пнул его под коленную чашечку, едва не свалив на пол. В последний миг схватившись за край парты, Осаму устоял на ногах и вихрем вылетел в коридор. Возвращаться домой не хотелось. Наоми непременно устроила бы допрос, по какой причине он явился домой столь рано. Отец Веласко захворал и нынче его заменял некий молодой священник, которому едва стукнуло двадцать пять. Ходили слухи, что он тот еще кутила и сердцеед, несмотря на службу, которую обязывался нести. Чуя неизвестно куда запропастился, а Мари видеть его лица не хотела. Оставалось идти к Кейси и долго извиняться за те три дня, что Наоми держала его под замком. Спускаясь со второго этажа, он краем глаза заметил Филиппа и старушку Ардвидсон. Несмотря на то, что мистер Саймон отпустил его с урока, он отчего-то не хотел попадаться им на глаза и потому быстро прижался спиной к стене в надежде, что они оба пройдут вперёд. Тем не менее, Филипп, громко о чем-то сетуя и жестикулируя руками, повернулся, а за ним и Ардвидсон, слушающая его вполуха. Дазай попятился назад по лестнице, а затем, развернувшись, что есть мочи помчался обратно по коридору. Коридор был длинный, неширокий, заставленный шкафчиками и плакатами. Прятаться было негде. Он ускорился. Добежав до конца коридора, он схватился за железные перила и ловко перепрыгнул сразу через несколько ступеней. Голоса становились ближе. Филипп и Ардвидсон, словно две собаки ищейки, шли следом. Скорее всего, Ардвидсон обходила коридоры в надежде, что Филипп наконец договорит и отвяжется от нее, однако тот все без устали жаловался и причитал. Дазай обогнул лестницу и собирался было спрятаться под ней, но, побоявшись быть обнаруженным, решил добежать до закрытого на ремонт туалета и засесть в кабине на время. Лишь закрыв за собой дверь, он обнаружил, что задыхается. Из горла стали доноситься свисты и хрипы. Ему дышалось так тяжело, словно кто-то, схватив его за горло, принялся душить. — Дурак… дурак, кто просил тебя бежать, — тяжело выдохнул он, согнувшись пополам. Уперевшись одной рукой в колено, второй он схватился за галстук, пытаясь ослабить его. Воздуха становилось катастрофически мало. Мари всегда заботилась об ингаляторах в его сумке, Наоми же сообщила на полном серьезе, что нет у него никакой астмы и все он придумывает. Потому с момента переезда он ни разу не заикнулся о закончившемся ингаляторе. Да и не было в нем нужды по сей день. Оторвав руку от колена, он опустил крышку пыльного унитаза и сел сверху, зарывшись пальцами в волосы. Снаружи капала вода из неисправного крана и над головой слышался гул ветра. Ржавая вода затекла под кабинку и собиралась возле его ног. Осаму, мгновенно позабыв о своей проблеме, окаменев от ужаса, уставился в отражение воды на белой плите. Фигура, облачённая в школьную форму и со знакомым кейсом в руках, остановилась напротив его кабинки. Он видел только чёрные лакированные ботинки и клетчатые штаны, но уже знал, кто поджидает его снаружи. Дазай подтянул ноги, обхватил колени руками и замер, боясь даже вздохнуть. И как ты мог забыть, что уже однажды напоролся на него здесь, крикнул он мысленно, не замечая, как дрожит от страха, как слезы стекают по щекам, а глаза закатываются от нехватки воздуха. Он боялся его. Боялся до одури. Боялся вспоминать кровавое месиво на его лице и неразборчивые фразы, от которых бросало в холод. — Умри, Осаму. Умри. Умри… — шептал Дазай обезумев, покачиваясь из стороны в сторону. — Нет, нет, а если ты попадёшь в Лимбо? Боже… Вцепившись зубами в руку, он закрыл глаза. Призрак сделал еще шаг, ладонь легла на ручку двери и слабо повернула. Дверь с тихим скрипом стала отворяться. Дазай, спрятавший лицо в изгибе локтя, вскинул вверх влажные, округлившиеся от страха глаза. — Как знал, что это ты! — раздался чей-то громкий крик над головой. Призрак резко захлопнул дверь и испарился, не оставив и следа своего присутствия. Дазай повернул голову и увидел Накахару, повисшего на перегородке, вцепившись в нее обеими руками. — Эй? Осаму? Дазай выронил сумку из рук и свалился без чувств на мокрый пол.