***
Мари заметно изменилась. Выглядела она отдохнувшей, веселой и помолодевшей сразу на несколько лет. Наоми тут же поспешила сообщить ей об этом, намекнув, что усыновленный мальчишка выжимает из нее все соки. Мари не согласилась с ее словами, но и отрицать не стала. Хитоши поприветствовал их и, просидев не больше пяти минут, удалился в свой кабинет, сославшись на неотложную работу. Мари, слезно умолявшая сестру вернуть ей сына, уделила ему ровно столько же внимания сколько и Хитоши. Дазай подумал, что причина по которой она требовала вернуть его обратно, были косые взгляды соседей, которые она не могла спокойно переносить. Уж слишком она была зависима от чужого мнения. Оставив Мари и Наоми на кухне, Дазай ушел в свою комнату. С момента его отъезда почти ничего не изменилось. Лишь мебель была слегка перестановлена и шторы теперь висели новые, плотные, фиолетовые, а под ними тоненькая занавеска, слабо колыхающаяся от легкого ветра. Он подошел к окну и высунулся наружу. На нос упало несколько капель дождя. Осаму зажмурился. Приоткрыв один глаз, он заметил голубя, сидевшего на краю мокрого отлива. Голова была вжата в плечи, вид совсем умирающий. Он протянул было руку, чтобы занести его в комнату, но, отчего-то передумав, одернул ее. Хитоши как-то говорил, что больной голубь все равно умрет. Стараясь не смотреть на птицу, Дазай опустил глаза. По ровно стриженному газону пробежал соседский пес и помочился на одного из садовых гномов. Мари пришла бы в ярость, застань она эту картину. Соседского пса Осаму любил и частенько играл с ним. Любил он всех животных, но к собакам питал особую любовь. Мари, у которой была на них аллергия, и думать не хотела о домашнем питомце. Дазай гладил всех собак подряд, которые встречались ему на улице. Будь то Буч, соседский пес, или любая другая дворняга, бегущая за ним следом. Буча он любил особенно сильно. Он был маленький, широкий и накаченный, словно охранник какого-нибудь ночного клуба. Мари, едва увидев его рядом с соседским питбулем, хватала за рукав и волочила домой, безостановочно браня. — Эй, Буч! — тихо выкрикнул он, боясь, что Мари и Наоми могут услышать его голос. Пес задрал голову и, едва увидев его, широко разинул пасть и вывалил язык. Дазай улыбнулся. — Сойди с газона, пожалуйста. Иначе на тебя снова будут ругаться. Буч накренил голову вбок, с вываленного наружу языка стали стекать слюни, короткий хвост активно задергался. Дазай засмеялся. Ему захотелось прямо сейчас оказаться снаружи, погладить этого большого пса, почесать его за ухом и крепко обнять. Дверь соседского дома отворилась. На веранде появился хозяин пса. Буч, сделав два забавных круга на месте, словно прощаясь с ним, рванул домой. Дазай облегченно выдохнул. Вдоволь насмотревшись на улицу, он подался назад и опустил окно. В комнате тут же воцарилась гробовая тишина. Пропал гул ветра, шелест листьев, пение птиц, звуки проезжающих мимо машин. Он словно оказался в вакууме. Дазай сел на кровать, сцепив пальцы в замок. Кровать скрипнула под его весом. Он сидел неподвижно минут пять-десять, разглядывая комнату. Под абажуром лампы появилась тоненькая паутина. Наверняка Мари не заметила ее. Ковер в середине комнаты теперь лежал другой. Слишком цветастый и неприятный глазу. Одежда, висевшая на стуле, пропала. Книги и тетради были идеально сложены. Раздвижной шкафчик был слегка приоткрыт и оттуда торчал красный чехол от теннисной ракетки. Хитоши как-то загорелся желанием углубиться в данный спорт, но дальше одной игры дело не пошло. Осаму приподнялся и, сделав шаг, сел на пол, подогнув под себя ноги. Напротив стояла прикроватная тумба. Он вытянул нижний шкафчик и присмотрелся. В нем лежали исписанные тетради и пустые ручки. Дазай просунул ладонь с краю, приподнял стопку тетрадей и вытащил со дна небольшой дневник, покрутил его в руках, сдул пыль и наконец открыл.Запись 107
Салли думает, что самая умная в нашем приюте. Постоянно пытается всеми командовать. Дура!
Запись 108
Сегодня Миссис Джексон меня наказала. Я снова повздорил с Салли. Почему девчонки такие высокомерные?
Запись 124
Случайно подслушал разговор мистера Паркера и миссис Джексон. Они обсуждали меня. Что такое порок сердца? Пока запишу сюда, чтобы не забыть. Потом поспрашиваю у Федора. Он умный и все знает.
Запись 130
Хотел попросить у мистера Паркера питомца. Миссис Джексон отправила меня к нему, так как, он директор и всем тут заправляет. Он выставил меня, даже не выслушав.
Запись 176
Болею уже месяц. Не могу толком ходить. Федор посреди ночи притащил в приют крохотного щеночка. Понимает ли он, как сильно осчастливил меня?
Запись 220
Долго искал Федора. Он словно испарился. Поинтересовался у миссис Джексон, где он. Она пожала плечами и сказала, что никакого Федора никогда не было в этом приюте. Я сбит с толку.
Дазай захлопнул блокнот. Смотрел на него долго, неотрывно, затем медленно провел ладонью по обложке и убрал в комод, подальше от посторонних глаз. Резко вскочив на ноги, он подумал, что ужасно сильно хочет увидеть Накахару. Хотя бы издалека. Хотя бы мельком. И чтобы не убиваться в муках нетерпения, он задвинул шторы, погасил свет и лег спать. Так новый день наступит быстрее.***
— Ну же, подойди к ней. — И что я ей скажу? — Дазай, поймав на себе женский взгляд, резко спрятался за углом кирпичного дома. Чуя встал напротив, внимательно наблюдая за миссис Моррис, матерью Кейси. Женщиной она была невысокой, миловидной, с темными волосами и проглядывающей между прядями сединой. Выглядела она неважно, словно только-только перенесла сильную болезнь. Эмили Моррис куда-то торопилась. Маленькая сумочка покачивалась на ее плече, низкие каблуки стучали громко, отчего ее торопливые шаги было слышно на всю улицу. Годы потрепали ее. На лбу и возле рта появились глубокие морщины. Эмили показалась Дазаю нервной и дерганной. Кейси описывал ее совсем иначе. Описывал, как женщину прекрасную, бледнокожую, с густыми вьющимися волосами и прекрасной нежной кожей. Возможно, его детская память запечатлела образ матери таким, а возможно, горе от потери ребенка наложило на Эмили Моррис неизгладимый отпечаток. Ее глаза были печальны, полны тревоги и лишены радости. Пока Дазай смотрел на ее отдаляющуюся спину, Чуя смотрел на него. — Почему? — наконец спросил он, когда Эмили пропала из виду. — Думаешь, оно того стоит, Чуя? — Конечно, стоит, черт возьми. Эта женщина живет с убийцей своего ребенка. Дазай поджал губы. Накахара был прав. Но какого будет Эмили потом? Она уже пережила одно горе, справится ли она со вторым? Не сделают ли они только хуже? — Иногда ложь во благо… — Чушь собачья! — Чуя схватил его за плечи и несильно встряхнул. — Ты бы хотел жить с человеком, который убил твое дитя? Это несправедливо молчать об этом. Хотя бы из уважения к ней. Из уважения к Кейси! — Наверно, ты прав, — прошептал Дазай. — Я, кажется, придумал, как привлечь ее внимание. Как заставить нам поверить. Чуя приподнял бровь. Осаму тем временем продолжил: — Если я подойду сейчас и все вывалю, она, кончено же, примет меня за сумасшедшего. Но что, если передать ей записку? Написать, что ее сын не пропал без вести, а был убит? Или… нет, нет. Можно написать, что мы знаем, что с ним случилось. — Думаешь, сработает? — Она мать. Конечно. — Здорово придумал, — улыбнулся Чуя. — Но миссис Моррис вот-вот скроется из виду. Накахара протянул руку, Дазай с готовностью пожал ее. Вместе они выбежали из-за угла и помчались вслед за Эмили. Покинув квартал в котором жила, она заметно сбавила шаг. Ее походка стала медленной, расслабленной. Она шла неторопливо, оглядываясь по сторонам. Пройдя еще пять минут, Эмили остановилась напротив небольшой закусочной. В ней она купила острый хот-дог, колу и мятную жвачку. Закусочная была застекленная и потому они видели каждое ее действие. Закусочная Робинсона открывалась ранним утром, но людей в ней было мало. Пожилая пара сидела за столом в левом уголку, попивая чай. И двухметровый верзила в рабочей форме доедал лазанью, прикусывая гамбургером. От вкусного запаха еды у Дазая заурчало в животе. Он покраснел, схватившись обеими руками за живот. Чуя прыснул. — Заткнись, — хлопая по горящим от стыда щекам пробубнил он. — Я ничего не ел с утра. — Так, может, тоже заскочим? Перекусим. — Нет. Позже. Не хочу светиться. — Мы с тобой, как детективы. Или… мафиози, которые преследуют жертву, — прошептал Чуя, сложив пальцы в виде пистолета. Дазай засмеялся. — Нам бы еще наши выдуманные способности. — Какие способности? — спросил Дазай, последовав за вышедшей из закусочной миссис Моррис. — Аа-а, те самые. Мы сошлись на том, что твоя способность читерская. — А вот и нет, — пробубнил он. — Очень даже удобная. — Ты сегодня в приподнятом настроении. Случилось что-то хорошее? — Вроде того. Мои родители сегодня помирились. Они не разговаривали друг с другом очень долго. Дазай внимательно посмотрел на Чую. — Я рад за тебя. Правда. — Не сомневаюсь, — легкая улыбка тронула его губы. Эмили прошла еще два квартала, перекусывая хот-догом. Отовсюду доносился аромат еды и кофе. Дазай, несмотря на огромное желание зайти хотя бы в одну забегаловку и перекусить, стойко следовал за Эмили, стараясь не упустить ее из виду. Он и думать не хотел, что с ним станет, если о его прогуле сообщат Мари. Однако больше чем за себя, он волновался за Накахару. Но тот уверил, что его родители, в отличие от дазаевских, не делают из мухи слона и за подобное не отчитывают. Ей-богу, кто школу не прогуливал в детстве? Тем не менее легкая тревога не отпускала его. Эмили остановилась, выбросила использованные салфетки, потерла замершие руки и натянула кожаные перчатки. Дазай пожалел, что свои так и оставил на комоде в прихожей. Погода становилась все хуже. Горло замерзало от ледяного ветра, а школьная рубашка под тонким черным пальто едва грела. Иногда ему хотелось попросить у Мари пуховую куртку, однако в такие моменты его всегда охватывал стыд. Думалось, что просить что-то у Мари и Хитоши он не имеет права. Да и пальто неплохо его греет. Просто он мерзляк и никакая пуховая куртка его не спасет. Громко шмыгнув носом, он подул на холодные ладони. Его волосы растрепались от ветра и топорщились в разные стороны, словно кто-то взлохматил их обеими руками. Иногда Мари боролась с его непослушными кудрями, порой зачесывала назад и обильно поливала лаком. В такие дни Дазаю бывало стыдно и нос высунуть из дома. Но что удивительно, на помощь приходила Наоми, отчитывая сестру за подобную глупость. Почувствовав чужое прикосновение к своей руке, Осаму резко повернулся. Рука Накахары была холодная и нисколько не грела, однако Дазаю хватало и того тепла, что стало разливаться в его душе от одного прикосновения. — Лучше? — Вообще ни капельки, — солгал Дазай, но наперекор своим же словам крепче ухватился за его ладонь. Эмили прошла еще квартал и скрылась в огромном сером здании суда. Кейси говорил, что его мать работает стенографисткой и, вероятно, за прошедшие несколько лет ничего не изменилось. — Теперь мы знаем, где она работает… — Куда двинем? В школу уже поздновато, — сказал Дазай. — У ворот наверняка будет сидеть Филипп. А это прямой путь в кабинет Ардвидсон. — Мерзкая старуха, — буркнул Чуя. — И не поспоришь. Так… Накахара почесал голову. Дазай повернулся, осмотрел его с ног до головы. Чуя был одет не лучше. На нем была тонкая зеленая куртка, которую он никогда не имел привычку застегивать. Рубашка была заправлена кое-как и с левого бока свисала вниз. Из клетчатых штанов торчал носовой платок. В одной руке он держал сумку, а второй сжимал дазаевскую руку. Волосы Чуя всегда собирал в хвост, но получался он у него отнюдь не идеальный. — Я знаю одно место. Ходил туда частенько, до встречи с тобой, — сказал Чуя. — Куда? — поинтересовался Дазай. Накахара, так и не ответив, потянул его за руку в противоположном направлении. Город просыпался. Людей на улицах становилось все больше. Несколько раз выглядывало солнце, едва освещая мокрые серые улицы и тут же скрывалось за тучами. Никто из прохожих не интересовался, почему два школьника средь бела дня ошиваются на улице. Люди проходили мимо, либо не замечая их, либо толкая в сторону. Дазай подобному отношению был только рад. Что у него, что у Чуи давно был не тот возраст, чтобы какая-нибудь миловидная дама остановила их посреди улицы и начала интересоваться, почему они не в школе. Чуя резко потянул его за руку. Они выбились из толпы и свернули в противоположном направлении. — Чуть не прошли мимо, — сказал Чуя, ведя его за собой. Они ступили на узкую тропу, засыпанную гравием. Иногда им попадались широкие лужи и через них приходилось перепрыгивать. Слева и справа их окружали деревья и новые саженцы. Дазаю было интересно, куда ведет его Чуя, но потакать своему любопытству он не собирался. Иногда гравий пропадал, и на этом месте кто-то заботливый понакидал камней, чтобы прохожие могли пройти не намочив ноги. Чуя останавливался и заботливо протягивал руку. Осаму хоть и мог преодолеть весь путь самостоятельно, иногда намеренно топтался на месте, ожидая пока бледная веснушчатая рука потянется к нему предлагая помощь. Вскоре извилистая тропа закончилась, и они вошли во двор, где возвышались несколько недостроенных многоэтажек. В первых этажах, судя по развешенному белью, уже жили люди. Перед домами стояли крашенные скамейки и высокие урны у правого подлокотника. Весь двор был зачем-то постелен искусственным газоном и посередине двора возвышалась огромная детская площадка. У самого края, ближе к парку, стоял огромный домик-палатка, наполовину заполненный цветными шариками. Чуя приподнял сетку, приглашая Дазая пройти внутрь. — Не волнуйся, детей тут не бывает. Дазай, низко опустив голову, перекинул ногу через надувную стенку и взобрался внутрь, следом присоединился Чуя. Внутри было гораздо теплее. Вероятно, из-за пленки, которая защищала домик от попадания дождя. Осаму огляделся, подхватил один цветастый шарик и, подбросив в воздух, ловко поймал. Накахара сбросил сумку с плеча и расслабленно откинулся на спину. Дазай, засмеявшись, тут же повторил за ним. Об клеенку ударились первые капли дождя. Дазай и Чуя молчали, наблюдая за разбушевавшейся погодой. Внутри было тепло и сухо. Иногда он смотрел на Накахару, притворяющегося спящим, иногда на вывешенное кем-то белье, которое вновь промокло под дождем. — Будем сидеть тут до вечера? — А есть какие-то планы? — спросил Чуя. Дазай пожал плечами. — Нет. Думал, может, у тебя есть. Все-таки ты не обязан коротать целый день в моей компании. Ты и так сделал для меня слишком много. Чуя зашевелился. Повернулся набок и подпер голову рукой. Дазай выжидающе взглянул на него. — … еще у тебя глаза очень красивые. Накахара прыснул. — Умеешь ты подобрать момент. — Прости, — Дазай повторил его позу. — Так, что насчет… — Нет у меня никаких планов, — ответил он. — И даже если бы были, я отложил их все. Осаму замолк. Несколько мгновений он всматривался в его лицо, затем отвернулся и уставился в надувной потолок. Вновь воцарила тишина. В небе прогромыхало, улица осветилась ярким светом. Дождь превратился в настоящий ливень. Кто-то выбежал на балкон и принялся торопливо снимать мокрое белье. Деревья шатало из стороны в сторону, листья громко шелестели и осыпались. Дазай медленно коснулся пальцем накахаровской руки, и тот, развернув ладонь, схватил его палец. Осаму, набрав побольше воздуха в легкие, вновь повернулся. — Тебе когда-нибудь нравились парни? — быстро протараторил он. Чуя не шелохнулся. И глазом не моргнул. Дазаю подумалось, что он, вероятно, заснул под шум дождя или просто сделал вид, что не расслышал его вопрос. Он стыдливо поджал губы и отвел взгляд в сторону. На душе стало так же холодно, как и снаружи. — Да, — вдруг раздался ответ. — И этот парень сейчас лежит напротив. Знаешь, у него ужасная самооценка. Ему бы стать немного посмелее. И любить себя чуточку больше. А во всем остальном ему нет равных. Дазай, слушавший его затаив дыхание, покрылся красными пятнами. Когда Накахара наконец взглянул на него, он зарылся лицом в цветные шарики, норовя скрыться под ними. — Пытаешься прорыть тоннель? — спросил он с полуулыбкой на губах. — Да вот, ищу того парня, что лежит напротив тебя. Накахара в голос засмеялся. Схватив Дазая за руку, он вытянул его наверх, отчего Осаму удивился подобной силе. — Да вот же он, — прошептал Чуя, сощурив глаза. — Не врешь? — спросил Дазай, нервно ломая пальцы. — Я никогда не вру. Запомни это раз и навсегда.***
— Иногда я представляю, что где-то есть альтернативная вселенная. Там я не такой, как в этой жизни. Там я очень сообразительный, хитрый и никому не даю себя в обиду. — А как насчет напарника, который будет прикрывать твою задницу? — Люди с такими способностями, как у тебя не могут быть хорошими. Ведь наверняка заделаешься в какого-нибудь мафиози. — Боженька, опять он за старое! Это хитрому и сообразительному самое место в мафии. Дазай, мирно лежащий на груди Накахары, поднял на него влюбленные, полные обожания глаза. — Неважно, я бы последовал за тобой в любое пекло. Даже на тот свет. — Какие громкие слова, — Чуя зарылся пальцами в копну каштановых волос и взъерошил их. — Я тоже всегда держу данное слово, — прошептал он. Обнявшись они лежали еще час, может, два. Дождь почти остановился, лишь мелкие капли время от времени ударялись о клеенку, защищавшую надувной домик. Ветер утихомирился. От шариков ужасно пахло резиной, а от слоя пыли на них нестерпимо чесался нос. Иногда Дазаю становилось трудно дышать, и он закрывал глаза, медленно отсчитывая до десяти. — Скоро пять. Нам нужно идти, — нехотя произнес он. Чуя громко выдохнул. — Письмо не потерял? — В кармане. Оказавшись снаружи, Накахара протянул ему руку, помогая выбраться. Дазай громко чихнул, шмыгнул носом, а затем обхватил себя обеими руками, пытаясь согреться. Несмотря на то, что распогодилось, воздух оставался по-прежнему ледяной. Выбравшись из пыльного надувного дворца, дышать ему стало гораздо проще. Как-то Чуя настоял на приобретении ингалятора и валялся он сейчас где-то на дне его сумки. Использовать его Дазай не хотел, так как ужасно боялся оказаться зависимым. Однако временами ему все-таки приходилось извлекать баллончик из сумки. И случалось это всегда поздней ночью. Дышать становилось трудно, почти невозможно, словно чья-то невидимая рука сжимала его горло, не позволяя вздохнуть. В такие минуты он подолгу сидел у окна, разглядывая небо, звезды, пьяных прохожих и бродячих собак. Спать он ложился под самое утро, уповая на то, что Мари, либо Наоми не взбредет в голову разбудить его в самую рань. Обратно они вернулись крепко держась за руки. Говорить с Чуей было отчего-то стыдно, словно в том надувном дворце, что-то между ними изменилось. Изменилась даже сама атмосфера. Чуя больше не был ему другом. Он стал чем-то большим. Улицы после дождя почти пустовали. Эмили Моррис вышла из здания суда в пять пятнадцать. Одета она была в точности так же, но теперь на ремешке ее сумки висел желтый зонтик. Эмили, попрощавшись с коллегами, быстро спустилась по лестнице и поспешила домой. Натянутая улыбка тут же сползла с ее лица, явив всю усталость и печаль в глазах. Дазай и Чуя безмолвно следовали за ней. Эмили прошла целый квартал почти не поднимая голову. Шумные улицы остались позади. И Дазай наконец решился. Выпустив накахаровскую руку, он ускорил шаг и перегородил ей путь. Моррис остановилась. — Возьмите это письмо, пожалуйста. — Что в нем? — удивленно спросила она. — Я тебя знаю? — Пожалуйста, миссис Моррис, не задавайте вопросы. Просто возьмите это письмо и вскройте его вдали от чужих глаз. Это послание адресовано лишь вам. Эмили стянула кожаную перчатку и приняла письмо. На конверте аккуратными косыми буквами было написано: «Для Эмили Моррис». — Откуда вы знаете мое… — она резко подняла голову, но рядом уже никого не было.***
— Если мама узнает, что меня не было дома всю ночь, можешь смело готовить для меня гроб. Чуя на жалобы Дазая лишь закатил глаза. Встав к нему поближе, он стянул с него шарф и принялся по-новому заботливо обворачивать его вокруг шеи. Застегнул самые верхние пуговицы на пальто и подтянул ворот выше, чтобы ветер не просочился. Дазай зажмурился. Кейси, сидящий на скамье, демонстративно возвел глаза к небу. — Вы как влюбленная парочка! — буркнул он. — Мальчишки не должны себя так вести. Чуя, едва услыхав слова ребенка, притянул к себе Дазая, обвил его талию обеими руками и показал Кейси язык. — Завидуй молча, кроха. — Я уже давно не кроха! — вскочил с места Кейси. Подбежав к Осаму, он схватил его за рукав и уткнулся лицом в его пальто. Дазай громко вздохнул. — Сколько уже часов? — Где-то два, может, три. — Что, если она вообще не придет? — понуро спросил Кейси. Дазай опустил ладонь на его голову. — Она придет, не волнуйся. Кейси кивнул. Постояв возле Дазая еще пару минут, он отошел от него и, сделав несколько торопливых кругов вокруг скамейки, плюхнулся на нее. Несмотря на оптимизм Дазая, он мало верил, что кто-то придет этой ночью. Еще несколько лет назад, он бы непременно сгорал от нетерпения, от одной мысли, что вновь увидит мать. Сейчас же несмотря на внешнее нетерпение, глубоко в душе он был уверен, что Эмили Моррис, его мать, не придет. Возможно, не воспримет всерьез странное послание незнакомца, возможно, примет его за издевательство и злую шутку, а возможно, едва пробежавшись глазами по тексту, выбросит его в мусорный бак и забудет спустя десять минут. Осаму считал Кейси ребенком. Глупым, наивным, несправедливо убитым собственным отчимом. Однако спустя столько лет постоянного пребывания на одном месте, наивности в Кейси было столько же, сколько денег на банковском счету у бездомного. В парк приходили разные люди: наркоманы, убийцы, насильники, пьяные подростки, старики. Кейси мог частенько примоститься между ними и слушать их разговоры. Говорили они о всяком. Порой такое, от чего мальчишке хотелось закрыть уши и уменьшиться до размера муравья. Иногда он возвращался в заброшенную часть парка, в котором разлагалось его тело, ложился на землю и долго смотрел на небо. Интересно, думал он, это всевышний заставляет людей делать то, что они делают? Он заставил Стюарта убить его? Он заставил местного наркомана Даррелла Колинса отравить ртутью обед собственной матери? Почему кто-то добр и сердоболен, а кто-то готов убить за бутылку спиртного? Люди портятся со временем или таковыми рождаются с самого начала? Каким бы стал он, окажись еще жив? Его не пугали черви, пожиравшие его плоть. Не пугало собственное обезображенное изъеденное лицо и тело, не пугали даже животные, слоняющиеся по парку. Он боялся людей. Остерегался. А вскоре проникся ненавистью. Кейси считал их самым большим провалом господа. Ведь они, говорил он, глядя куда-то в небо, такие алчные, злые и двуличные. Для чего они ходят по земле? А может, у всевышнего на них планы? Или же господь сам давно понял, что прокололся и уже готовит судный день? Иногда, когда кто-то швырял использованные жгуты или мочился на его невзрачную могилу, он мечтал явить себя. Напугать до смерти или свести с ума. Лишь образ матери заставлял его молча глотать обиду. Однако проходила неделя, вторая, год, два, лицо Эмили постепенно стиралась из его памяти. И когда Кейси наконец решил, что будет убивать сам, раз бог сидит сложа руки, перед ним оказался Осаму Дазай. Странный мальчишка, совсем не похожий на тех, кто приходил сюда раньше. Он улыбался, но глаза всегда оставались грустными. Его голос был спокойный, умиротворяющий, но в нем проступало отчаяние и какое-то смирение. Кейси понимал, как обманчив внешний вид и уверил себя, что он такой же, как и сотни других, что приходили сюда раньше. И только он решил, что не отпустит этих двоих обратно домой, как карие глаза незнакомца застыли на нем. Поначалу в них читался испуг, а затем горечь. «За что? Он же совсем еще ребенок…». — Он же совсем еще ребенок, — тихо повторил Кейси его слова и взглянул на Дазая. Тот, словно почувствовал на себе чужой взгляд, обернулся и тут же подбадривающе кивнул ему. — Подожди еще немного, хорошо? Кейси кивнул в ответ. Иногда он жалел, что Осаму Дазай жив. Порой он хотел убить его и навсегда приковать к этому месту, рядом с собой. Но порывы эти были редкие и Кейси злился сам на себя. Осаму он не желал зла, но искоренить в себе подобные мысли не мог. Услышав звуки приближающихся шагов, все трое обернулись. У Кейси перехватило дыхание, Дазай что есть силы сжал кулаки. Выражение лица Накахары было нечитаемо. Эмили появилась перед ними словно призрак. Бесшумно, из тени деревьев. Она крупно дрожала, то ли от холода, то ли от волнения. Ветер дул ледяной, а на Эмили Моррис было лишь тонкое пальто, белая офисная рубашка под ней и синяя юбка до колен. Черные туфли были в грязи и опавших листьях. В одной руке она держала сумку, с перевязанным вокруг резиновой ручки фиолетовым платком, а во второй ту самую записку, что передал ей накануне Дазай. Мятый листок крупно трясся между ее пальцев. Она взглянула на Осаму сухими, но полными скорби глазами. — Не знаю, как вы узнали о моем сыне, но потешаться над чужим горем… — Мы вовсе не потешаемся, миссис Моррис! — горячо ответил Дазай, перебив ее. — Все, что там написано, чистая правда. Мы знаем, что случилось с Кейси и если вы дадите нам шанс… — Это не смешно, — прошептала Эмили, безжизненным голосом. Ее взгляд упал на листок, который она продолжала крепко сжимать. — Тогда почему вы пришли, если думаете, что эта записка сделана ради забавы? Эмили промолчала. Кейси словно прирос к земле и, не двигаясь, стоял на месте, во все глаза разглядывая мать. За прошедшие годы красота Эмили заметно увяла. На лице появились морщины, особенно много под глазами. В некогда густых темных волосах появилась седина, Кейси показалось, что мать даже как-то уменьшилась, став ниже на целую голову. Метаморфозы Эмили поразили его и потому он не сразу бросился ей в объятия, как хотел сделать это уже много лет. — Миссис Моррис, прошу, дайте мне объясниться, — произнес Осаму, мельком посмотрев на Кейси. — Если мой ответ не убедит Вас, я понесу ответственность за всю боль, что причинил вам, заставив вспомнить то, о чем вы наверняка мечтаете забыть. — Никогда, — ответила Эмили. — Как бы мне не было больно, я никогда не забуду своего ребенка. — Мама… — Кейси сделал неуверенный шаг в ее сторону и застыл, словно под ним выросла огромная трясина и сковала его. Дазай аккуратно коснулся записки, вытянул ее из пальцев Эмили, затем медленно, неуверенно, сжал холодные женские руки в своих. Несмотря на возраст, Осаму был выше нее на целую голову. Посмотрев в ее тревожные глаза, он неторопливо заговорил. — Все, что я скажу, покажется Вам странным. Но прошу, не перебивайте меня и выслушайте до конца. Эмили закрыла глаза, громко выдохнула, затем медленно кивнула. Дазай, помолчав минуту, словно обдумывая свои слова, продолжил: — Так получилось, что… я могу видеть мертвых, — Эмили напряглась всем телом и хотела было вырвать руки, но Дазай сжал их крепче. — Как-то прогуливаясь по этому парку, я увидел ребенка. Милого, очаровательного, светловолосого. Он сказал, что его зовут Кейси. Сказал, что… здесь его убили. Эмили все-таки удалось вырвать руки и, спрятав лицо в ладонях, она глухо закричала. — Это не смешно! За что вы издеваетесь надо мной?! Кто-то заплатил вам за это?! — Миссис Моррис, — успокаивающе позвал ее Осаму, но Эмили резко развернулась и быстрыми шагами пошла прочь. Дазай опустил глаза. Чуя фыркнул и отвернулся. И тут Кейси неуверенно потянул Дазая за рукав. — Это я разбил бабушкин сервиз, а не Салли. — Дазай удивленно посмотрел на него. — Салли наша кошка, — виновато прошептал Кейси. — А бабушки давно нет. Этот сервиз был ее подарок. Осаму устало потер лоб, после чего вновь заговорил, почти не питая надежд остановить уже далеко отошедшую Эмили. — Кейси говорит, что разбил ваш чайный сервиз! Не Салли, — крикнул он. Эмили, словно ее парализовало током, неестественно дернулась и замерла стоя к ним спиной. — Она ужасно водит машину. Никогда не замечает зеленый… — Кейси печально улыбнулся. — На кухне она всегда подпевает Фредди Меркьюри, когда думает, что никто ее не слышит. Каждую ночь мама оставляла свет в комнате, потому что… я боялся призраков. Дазай уже по привычке опустил ладонь на голову Кейси и слабо взъерошил копну кучерявых волос. — Кейси сейчас стоит рядом со мной, миссис Моррис. Он говорит, что вы ужасно водите машину. Губы Эмили дрогнули в слабой улыбке. — Он говорит… что у вас очень красивый голос, когда вы поете. Он говорит, что очень боялся призраков и поэтому просил не выключать свет по ночам… — Дазай замолчал, почувствовав ужасную усталость во всем теле. Эмили все еще стояла к ним спиной. Никто из них не видел ее лица. За пределами парка раздался громкий вой сирены, затем собачий лай. Осаму поежился от холода. Чуя стоял, прислонившись спиной к дереву и лениво ковырял носком ботинка рыхлую землю. Иногда он исподлобья смотрел на Эмили, иногда на старую скамейку, без одной ножки и нескольких досок на спинке. — В чем он сейчас? — вдруг спросила она и повернулась. Ее лицо в тени дерева было не рассмотреть. Дазай удивленно приподнял бровь и опустил глаза, рассматривая Кейси. — На нем джинсовый комбинезон, — он почесал голову и шмыгнул покрасневшим носом.— Зеленая футболка с надписью солнышко. — Дурацкая надпись, — буркнул Кейси. — Дурацкая надпись, — повторил Дазай. Эмили Моррис неторопливо вышла из тени дерева. Ее шатало из стороны в сторону, словно вот-вот она упадет без чувств. Дазай рванул вперед, но Кейси успел опередить его, однако маленькая рука лишь прошла сквозь нее. Он поджал губы, а спустя минуту, не сумев сдержать обиду, громко заплакал. Эмили, заметно ослабевшая, все-таки упала, но Дазай вовремя поймал ее. Несколько минут она приходила в себя, пока Кейси, обливаясь слезами, раз за разом пытался коснуться ее руки. — Он здесь? — прошептала она. Дазай кивнул. — Он сидит напротив вас, миссис Моррис. Носом хлюпает. Плакса, — он улыбнулся. Кейси тут же замолчал и торопливо вытер нос о плечо. — А вот и не плачу! Скажи ей, что я не плачу! — Как он умер? — спросила Эмили, заставив их разом замолчать. Чуя слегка подался вперед и накренил голову вбок, словно пытаясь вслушаться в разговор, но подходить к ним ближе он отчего-то не стал. Дазай неуверенно посмотрел на Кейси, словно прося у него разрешение, тот слабо кивнул. Однако даже после его согласия, он долго молчал, не решаясь ответить на вопрос. Эмили все смотрела в ту сторону, в которой по словам Дазая сидел Кейси. Выражение ее лица менялось каждую минуту. И он мог ее понять. Сердце матери подсказывало ей, что этот странный юноша говорит правду, однако здравый ум призывал ее быть реалисткой и смотреть на все ясным взглядом. Но как он мог узнать о Салли? О разбитом чайном сервисе? О пении на кухне и свете в комнате? Как он мог знать, во что был одет Кейси в день пропажи, если фото мальчика было только у полиции? Эмили и по сей день считала дело незакрытым и время от времени наведывалась в полицейский участок. Там все знали ее в лицо. И стоило Эмили Моррис едва переступить порог участка, как все утыкались лицами в документы, делая занятой вид, так как пацана все считали давно мертвым и искали его лишь на словах. Эмили не могла сомкнуть глаз. Материнское сердце обливалось слезами каждую ночь на протяжении многих лет. Кто-то даже стал поговаривать, что Эмили Моррис давно спятила, пытаясь отыскать пропавшего сына, а кто-то надеялся, что рано или поздно ей сообщат новость о его гибели. По крайне мере, это остановит ее бесконечные поиски и саморазрушение. — Это был... — Дазай замолк на полуслове. Кейси молчал, продолжая вовсю смотреть на бледное, как полотно лицо матери. Эмили подняла ладонь и сама опустила ее на холодную руку Дазая. — Не надо щадить мои чувства. Я должна знать. — Стюарт, — произнесли они одновременно с Кейси. Чуя, перестав ковырять ботинком землю, затаил дыхание. Дазай и Кейси молчали. Однако Эмили нисколько не изменилась в лице. Она не моргая смотрела перед собой, но Осаму мог поклясться, что слышал, как быстро и громко стучит ее сердце. — Ваш супруг задушил его, а тело закопал в этом парке. По ее щекам скатились слезы. Она долго молчала, словно сдерживая громкий крик, рвущийся наружу. Ее тело мелко дрожало, она в один миг словно постарела еще на несколько лет. — Где он? Где мой мальчик? — спросила она срывающимся голосом. Дазай повернул голову в сторону Кейси. Эмили протянула руку, она прошла сквозь его тело. Чуя Накахара, услышав истошный, переполненный боли дикий крик, крупно вздрогнул и, поморщившись, отвернулся. Впервые он слышал, чтобы люди кричали так.***
Стюарт, как и обычно, вернулся ближе к утру. В квартире пахло яблочным пирогом и спиртным, на кухне тихо играла музыка. Он сбросил обувь, повесил толстую пуховую куртку в шкаф и пошарил рукой по стене, в поисках включателя. В коридоре стоял полумрак. Обычно Эмили в целях экономии электричества, отворяла двери всех комнат, чтобы освещать коридор дневным светом. Однако сегодня все двери были плотно закрыты. Стюарт нащупал включатель и, широко зевая, направился на кухню. — Эймс? — негромко позвал он. Ответа не последовало. Стюарт подумал, что Эмили вновь ушла на работу раньше времени, забыв отключить радио. Над головой раздались громкие шаги соседей. Звукоизоляция в доме была ни к черту. Стюарт направился в ванну, ополоснул лицо и провел ладонью по трехдневной щетине. Сверху снова раздался топот ног и детский смех. Детей он на дух не переносил, особенно соседских. Своих он заводить не торопился. Ему больше нравилось коротать вечера в баре, в компании друзей и за кружкой пива. Стюарт Рид часто повторял, что человек он не семейный и любящий свободу, однако перед очарованием Эмили Моррис он все-таки не смог устоять. Повернув кран в сторону, он в последний раз взглянул на себя и направился в кухню. Окна были приоткрыты, впуская внутрь свежий утренний воздух. Легкий ветерок то приподнимал, то опускал вниз тоненькую занавеску. Заметив Эмили, сидящую за столом, он вздрогнул от испуга, затем разозлился. — Какого черта, Эймс? Я думал, ты ушла. Эмили не обернулась, продолжая сидеть к нему спиной, словно не слышала его голос. — Ты что, оглохла? Эмили? — рявкнул Стюарт и грубо схватил ее за плечо. И она наконец обернулась. Рид отступил на шаг назад. Ее внешний вид на мгновение напугал его. Длинные волосы Эмили были распущены и взъерошены. Они стекали по ее плечам, закрывая всю спину. В ее влажных глазах плескалось безумие, на губах застыла кривая улыбка, которая совсем не вязалась с выражением ее глаз. Одной рукой она держалась за стол, вторая была заведена за спину. — Теперь я все знаю, — произнесла она, медленно поднявшись со стула. — Знаешь, что? — с опаской спросил Стюарт. — Знаю, какой ты кусок дерьма, — прошипела она. Рид удивленно разинул рот, увидев пистолет в ее правой руке. — Эймс, подожди. Давай обсудим и… Громкий оглушительный выстрел прозвучал едва ли не на весь дом. Детский смех прекратился. Звук выстрела все еще звенел в ушах. Стюарт свалился замертво, опрокинув стул и вазу с цветами со стола. Эмили удовлетворенно кивнула, взглянув на пятно крови на белой стене. Кто-то громко постучал в дверь, снаружи послышались голоса. Эмили пожала плечами и, направив дуло пистолета в свой висок, выстрелила снова. Пистолет выпал из ее рук и с глухим звуком упал на паркет. Падая, тело Эмили ударилось головой о подоконник, затем о батарею, содрав кожу со лба. Однако бездыханному телу было уже все равно. Когда душа Эмили Моррис покинула мертвое тело, в квартире уже дежурил полицейский отряд. Кто-то допрашивал соседей, кто-то склонился над ее телом и телом Стюарта. По полу была разлита вода и растоптаны цветы, тихая музыка все еще играла по радио. Эмили, едва осознав, что произошло, мигом вскочила на ноги и помчалась к дверям. Никто не видел ее. Не видел призрака, который, не помня себя от счастья, собирался бежать в парк, где ее ждал Кейси. Пройдя сквозь двоих мужчин, для чего-то склонившихся у пола, она радостно коснулась дверной ручки, чтобы наконец покинуть злосчастную квартиру. Однако стоило Эмили едва сделать шаг за порог, как ее крупно тряхнуло и спустя мгновение, она вновь оказалась на кухне. Моррис удивленно огляделась. Перешагнула через свое тело и снова побежала к выходу. В следующую секунду все повторилось. Когда пятидесятая попытка вырваться наружу не удалась, Эмили села на корточки, схватившись за голову обеими руками. Из ее горла вырвался пронзительный душераздирающий крик. Ребенок этажом выше испуганно заплакал.