Экспедиция

Чунмён совершенно не высыпался последнее время, ибо каждый вечер после дня муторных раскопок, возвращался к найденным Крисом «загадочным текстам». Он ничего не мог поделать, но просто не в силах было оторваться от истории, которая расцветала все новыми красками по мере прочтения, ведь это не просто сухой трактат об истории бывшей китайской столицы - это жизнь, переживания конкретного человека. Пусть этот юноша и существовал за несколько столетий до самого Чунмёна, но ему кажется, что он его понимает, словно самого себя. Он практически преодолел тонкую грань между смущением и желанием знать больше, погружаясь, порой, в слишком личные, интимные подробности, которыми наполнялся текст с каждой новой страницей. Чунмён сам не заметил, что теперь с нетерпением ждет наступления ночи, когда он останется наедине со светом настольной лампы и чужой обнаженной сущностью. Он усмехнулся своим мыслям, потому что чувствовал себя, как подросток, скрывающийся под одеялом с фонариком и журналом для взрослых, но с трепетом брался за новый листок с красиво выведенными иероглифами. Чунмёна подкупала абсолютная откровенность изложения, она заставляла его верить в неподдельность эмоций и чувств этого юноши из прошлого. В бледном свете лампы, в тишине ночи, нарушаемой лишь стрекотом сверчков, закрыв глаза, так легко было представить то, что могло происходить на этой земле несколько сотен лет назад. Веки Чунмёна плавно опустились, ресницы чуть подрагивали, а собственное тяжелое дыхание вызывало толпу мурашек, пробегающих вдоль позвоночника. Он видел полумрак древних покоев, освещенных танцующими огоньками свечей, шелк искусно расшитых ханьфу, скользящих по обнажающимся стройным телам, - они, должно быть, были непременно красивы. Чунмён закусил губу, его пульс участился, он всем телом вздрагивал от накатывающей волны возбуждения, но не смел открыть глаза, боясь, что мираж, который он видел, исчезнет. Так странно, но ему казалось, что он сейчас не он, не археолог Ким Чунмён, приехавший на раскопки, а тот самый сын посла Когурё – О Сехун, он чувствовал себя им. Чунмён осторожно расстегнул пуговицы на рубашке и прикоснулся к себе, начиная несмело ласкать. Он видел чьи-то смеющиеся глаза прямо напротив своих, и, ощущая прикосновения рук, выгибался, чуть запрокинув назад голову. Кусая губы от удовольствия, юноша чувствовал тепло совсем рядом, он не успел открыть глаза, чтобы увидеть его источник, как горячий воск, чуть остывая в полете, коснулся кожи. Он вздрогнул, и с губ сорвался стон смешавшихся воедино боли и удовольствия. Затем еще и еще, по мере того, как капельки воска обжигали его тело. Крис замер на входе в палатку Чунмёна, поспешно прикрывая за собой полог, чтобы, не дай бог, кто увидел Кима в таком… состоянии. Китаец напряженно следил взглядом за каждым движением, и уже только от осознания того, что ему позволено наблюдать такую откровенную сцену, становилось жарко, слишком жарко. Крис никогда не отличался терпением, и если уж он чего-то хотел, то никакие препятствия не могли его остановить, вот и сейчас надолго его не хватило - он не привык быть безучастным зрителем. Чунмён приоткрыл затуманенные глаза, когда прикосновения чужих рук стали уж слишком реальными и настойчивыми, он видел, словно сквозь какую-то пелену, но в этом человеке было что-то родное, как ему казалось, поэтому он не оттолкнул. Его чувства были обострены до предела, и он хотел только одного - чтобы это ощущение его не покидало. И не важно, что он не помнит, как оказался в постели, и не важно, что с бывшим парнем, важно лишь здесь и сейчас. - Сделай уже это… - охрипшим голосом попросил Чунмён, опираясь на локти, и утыкаясь лицом в подушку. - Ты… точно уверен? – Крис был в легком замешательстве, ведь обычно от Чунмёна не приходилось ждать такой настойчивости. - О, господи… Да, да… доволен? - Мён… - О, заткнись уже, наконец, – прошипел Чунмён, тут же впиваясь зубами в ребро ладони, чтобы заглушить очередной стон, потому что Крис бывает иногда очень исполнительным… Руки Криса сжимали его плечи, и губ Чунмёна касалась полуулыбка, - его никогда не оставляла равнодушным эта, порой, даже грубая сила. Губы касались шеи, чуть прикусывая кожу в перерывах между поцелуями, Чунмён дрожал всем телом в качестве ответной реакции - слишком чувствительное место, а Крис слишком хорошо его знает. С каждым толчком Крис тянул хрупкое тело на себя, заставляя почти привстать на коленях, так что Чунмён спиной чувствовал каждую мышцу, проступающую на теле любовника. Ким первым сдался накрывающему его оргазму, и еще какое-то время медленно обмякал в крепких руках, словно безвольная тряпичная кукла, пока Крис не последовал за ним. Чунмён лежал на животе, а длинные пальцы второго парня лениво скользили по его влажной спине. Он даже не мог думать о том, что сейчас произошло, ведь он зарекался возобновлению их «постоянно начинающихся» отношений, «просто еще один последний раз…», - дал себе очередную скидку Чунмён. - Я не припомню тебя таким, – вздохнул Крис, когда его рука замерла на талии Кима. - Наверно, это все обстановка. - Почему бы тебе просто не признать, что это то, что есть между нами. - Я не хочу снова обманываться. Мы ведь оба не знаем, что будет, когда закончатся раскопки. И я привык, что ты всегда уходишь… - Мы еще поговорим об этом, – убедительно сказал Крис. - Конечно, почему бы нет, – Чунмён безразлично повел плечом. – Спи. Размеренное дыхание Криса успокоило его, но самому спать не хотелось, и Чунмён невольно предался воспоминаниям. Сколько же ему было? Лет пятнадцать, шестнадцать, когда он первый раз приехал в Пекин, да, наверно, так. С тех пор, кажется, в большинстве его воспоминаний и присутствует Крис. Хотел он того, или нет, но за все эти годы почти ничего не изменилось, и приходилось признать, что тот действительно стал частью его жизни, без которой он был бы не он. Несмотря на различие характеров, вкусов, предпочтений они быстро подружились, и вскоре Чунмён уже чувствовал себя не таким чужим в новой для него стране. В одном они, правда, сходились - страстью обоих была археология, и уже тогда, будучи еще мальчишками, они строили грандиозные планы, как будут возиться вместе на каких-нибудь древних развалинах под палящим солнцем, совершая, возможно, «великое открытие». Чунмён улыбнулся сквозь уже одолевающий его сон. Лучше бы они, подобно Питеру Пэну, никогда не вырастали, не столкнулись бы с такой сложной взрослой действительностью. Когда тебе пятнадцать, гораздо проще, списав все на гормоны и юношеские эксперименты, прятаться где-нибудь в школьной раздевалке, прогуливая очередной урок, учиться целоваться по-взрослому, ну и что, что со своим другом и одноклассником? Тогда было проще, это по мере взросления появлялись сложности, о которых они не думали раньше: сказать или нет родителям; если не сказать, то как не дать им догадаться; поступать ли в один университет; считать ли увлечение кем-то другим изменой; быть ли вообще вместе? Чунмёну кажется, что, несмотря на все изменения, что с ними произошли, они до сих пор боятся взрослеть, потому что изо дня в день решают практически те же самые вопросы, что и лет восемь-десять назад. *** - Ты опять изучаешь свои «записки у изголовья»? – усмехнулся Крис, смотря на сосредоточившегося на тексте Чунмёна. - Если быть точным, они не мои, – в тон ему ответил Ким. - Ладно, и что же там вещает эта корейская «Сэй Сёнагон»? - Вообще-то он не женщина, забыл? – хмыкнул Чунмён. - Помню, помню – сын посла. Так что, наткнулся на что-то интересное? - Тебе же сегодня показалось, что мы наткнулись на стену, да? – спросил Чунмён, отложив листки и смотря на Криса. - Скорее, на то, что могло бы ей быть, – скептически хмыкнул китаец, пожав плечами. - Я думаю, что часть Чанъаня так и не была обнаружена… - Хочешь сказать, что раньше город имел другое расположение? И, по-твоему, никто это не обнаружил за столько лет? Это очень самоуверенно, знаешь… - Во всяком случае, в нашей работе всегда есть место для сомнений и новых открытий, ведь так? – улыбнулся Чунмён. - Архив? – подхватывая его настрой, и уже зная, о чем думает Чунмён, спросил Крис. - Думаю, стоит съездить… - Ты, чертов стратег и бумажный червь, – почти восхищенно заметил Крис. - Не стоит комплиментов.