Книга Летописца

— в которой много первого и на удивление мало второго, хоть и к вящему успеху героев

             А учиться оказалось легко. На удивление легко и даже приятно.       Анхесенамон спокойно восприняла внезапно напавшую на Эйба в её присутствии косноязычность, небрежно пропустила мимо ушей бормотание в стиле «я ничего не понимаю в магии и до каких-то пор в неё вообще не верил». И так же небрежно начертала в воздухе золотистый знак.       — Это один из простейших символов истинной магии: «Сила», — певуче произнесла она. — Он служит для обозначения магии как таковой, но при должном обращении вселяет физическую силу в конечности, на коих начертан. На древнем и истинном языке он произносится так.       И далее прозвучала последовательность гласных и согласных, запомнить которую не смог бы с первого раза почти никто. Кроме человека с абсолютной памятью. Файнс поклонился, не тратя время на благодарности, и повторил. Как смог. А потом второй раз, не дожидаясь повеления, отчётливее и с нужными ударениями. И третий, закрепляя результат. Повёл рукой по воздуху, повторяя движения Принцессы, и… ничего не произошло.       — Твоя сила ещё оформляется, юный маг, — улыбнулась его наставница. — Пробудивший её в тебе поступил мудро. Он…       — «Она», — перебил Принцессу Эйб. — Это была женщина.       — О, в таком случае, я не удивлена. — Анхесенамон прищурилась. — Мужчины сильны, но женщины мудры. Ты знаешь, кто это был?       — Выясняю, — мрачно процедил Файнс. — Пока у меня есть только псевдоним и особая примета: светящиеся золотые глаза. Но мало ли у кого золотые глаза? У Курта вот…       — О нет, — покачала головой Принцесса. — Всё не так просто, Эбрахам-маг. Впрочем, не торопись. Ты будешь учиться быстро. Запоминать… — тут она вновь улыбнулась и опустила веки, всем видом показывая, что осведомлена о способностях Эйба, — запоминать ты будешь быстро. Что же касается приложения твоих сил… Это придёт. Ты поймёшь.       И дни потекли за днями. Эйб честно запоминал и повторял, записывал и вновь запоминал слова даже не древнего — мёртвого языка. Через неделю Анхесенамон начала вести часть лекций сразу на древнеегипетском, вслух, поясняя нужное значение или интонацию слова по-английски. Через две Эйб понял, что половина книг по египтологии в библиотеке Школы — полное фуфло, о чём он со свойственной ему прямотой и заявил Ксавье на традиционном вечернем чае. Вместо ожидаемого отрицания или хотя бы смеха он получил в итоге почти трёхчасовую инвентаризацию, по результатам которой «фуфло» было отправлено в отдельную кучу, с которой Профессор обещал «разобраться» со временем.       Силы тем временем просыпаться и действовать не желали. По вечерам Эйб до кровавых мозолей на языке отрабатывал произношение и до боли в пальцах чертил в воздухе таинственные знаки и уже не столь таинственные иероглифы. Не получалось ни черта.       Шла третья неделя обучения Файнса магии. Барри не вылезал из СТАР-Лэбс, присылая сообщения в стиле «вот-вот, уже почти разобрались». Ороро всё ещё чудесила где-то на Чёрном Континенте, Росомаха в сопли поругался с Циклопом по поводу не вовремя разобранного движка одного из байков. Из принципа собрал его обратно за полчаса, плюнул Скотту под ноги и уехал на пару дней колесить по шотландским дорогам и пугать деревенских кабатчиков своими способностями в области поглощения виски. Где-то в Стар-Сити ждал Капюшон и его тренировки, откуда-то из глубин сознания точил свои извилистые ходы червячок тревоги, напоминающий, что времени остаётся всё меньше, а Эйб всё колотился в двери собственной силы. И как и с травмой ноги, у него начинало крепнуть ощущение, что двери эти на самом деле отперты, просто открываются как-то не в ту сторону. В общем, на двадцатый день, когда железобетонное спокойствие и уверенность Анхесенамон начали уже раздражать, Эйб потащился в библиотеку и попытался напиться. С тоски, безнадёжности и от ощущения собственной бесталанности.              И у него почти получилось. Во всяком случае, через полтора часа, когда второй графин виски показал дно, лёд перестал казаться Файнсу чем-то обязательным, а наличие туалета сразу на выходе из библиотеки сделалось крайне удобным и адекватным. Где-то в этот священный момент над ухом Эйба раздался знакомый красивый баритон с чуть протяжными интонациями.       — Что это вы тут пьёте, Avraam? Виски? Какая мерзость.       — Я пытаюсь напиться, Граф, — ответил Эйб, с отвращением ощущая, что с каждым словом его голос звучит всё твёрже, а из сознания улетучиваются привычные тёпло-дымные нотки. — И хватит говорить цитатами, тем более что я не помню, откуда они.       — А это и неважно. Напиться? Виски? — Влад рассмеялся весело и чуть иронично. — Ты сошёл с ума, потомок ростовщиков. Кто же в здравом уме напивается виски, да ещё и без пива? Впрочем, шутки в сторону: я явился с напитком истинных мужчин.       На стол, потеснив квадратные стаканы и не менее квадратные графины, водрузилась запотевшая бутыль с прозрачной жидкостью, запечатанная сургучом, и две хрустальные стопки.       — Что это, Conte? — оторопев, спросил Файнс.       — Анисовая водка, — с нежностью произнёс Дракула, выпуская почти пятисантиметровые когти и вскрывая бутыль. — С моей исторической родины. — Поймал полный священного ужаса взгляд Эйба и вновь расхохотался. — Успокойся, Avraam. Твой организм уже пережигает любой алкоголь, как доменная печь. Хуже тебе не будет — это точно.       — Ага, — буркнул Эйб, не дожидаясь приглашения и наливая себе и Графу. — Осталось понять, как вывести остатки всей этой дряни из моей бренной тушки. В теории, мне должна была помочь магия. А на практике эта самая магия мне не даётся ни шиша.       — Значит, ты что-то делаешь неправильно. — Дракула двумя пальцами подхватил налитую до краёв стопку и чуть махнул ей в сторону Эйба. — Артефактом своим пользовался?       Вопрос настиг Файнса в ту самую секунду, когда он осторожно вливал в себя водку, пытаясь понять, нравится ему этот вкус и крепость или нет. Разумеется, от неожиданности он сглотнул и поперхнулся, и эксперимент оказался нарушен.       — Нет… — просипел он, проталкивая воздух в обожжённую анисовым пламенем глотку. — Какой… артефакт?       — Ты положительно удивляешь меня, потомок менял. — Граф изящно изогнул бровь. — Ты что же, считаешь, что за прошедшие дни я не ощутил при тебе вещь из истинного серебра? Зачарованную притом, и самыми древними силами. Нечто греческое, по-моему… Впрочем, я не уверен.       — Стоп! — Файнс наконец отдышался и пришёл в себя. — Ты про перо? Да, это артефакт, он помогает мне структурировать память, но при чём здесь он и моя магия?       Дракула воззрился на отставного лейтенанта с изумлённой улыбкой.       — То есть… — медленно произнёс он, — ты и правда не представляешь, чем обладаешь? И всё это время… Дева Мария и плод чрева её, как это восхитительно! — воскликнул он и вновь обратился к Эйбу: — Скажи-ка, кто ты по профессии?       — Жу… журналист, — обалдело отозвался Файнс, наливая себе ещё. Анис прекрасно оттенял и прятал спиртовой привкус, а затяжка вкусного табака делала всё это изысканным коктейлем. — Я же рассказывал и Принцессе, и Призраку, и тебе с неделю назад…       — Именно. Значит, я не совсем сошёл с ума и память моя мне не изменяет. А чем занимается журналист, Avraam?       — Пишет статьи, — тупо ответил Эйб. В голове плясала какая-то мысль, но её было никак не ухватить. То ли водка после виски была тому виной, то ли…       — Пишет, — с нажимом повторил Граф. — Твоя основная работа — писать. И у тебя есть волшебная — иначе не назвать — вещь, основная задача которой — что?       — Писать… — Эйб всё никак не мог прийти в себя. — Но… Conte, всё не может ведь быть настолько просто?!       — Почему? — Дракула склонил голову набок и улыбнулся. — Почему нет, мистер Файнс? Кто мешает попробовать?       — Да ну-у-у, — протянул Эйб и вытащил из внутреннего кармана серебряное перо. Потом спохватился: — Тебя это не…       — Ни в коем случае, пока ты не пытаешься тыкать им в меня, — усмехнулся Дракула. — Давай, попробуй. На обычном листке. Что бы ты хотел «наколдовать»?       — То есть, не рисовать символы, а?..       — Не торопись пуще нужного, Avraam. Твоя работа — писать, вот и пиши.       — И что же, всё, что я напишу — исполнится? — Файнсу неудержимо захотелось хихикать. Граф кивнул.       — Зависит от формулировок, полагаю. Ну же?       — Магическое зрение, — окончательно развеселился Эйб. — Хочу видеть электричество. Везде. В проводах и так далее.       — И как ты это сформулируешь?       Файнс взял чистый лист, благо недостатка в оных в библиотеке не было, и в несколько движений написал несколько слов. «Чернила» на белоснежной бумаге отливали лёгкой изумрудной зеленью. Дракула наклонился вперёд и прочёл: «И ныне, начертав эти строки, стал наделён я, Эбрахам Файнс, магическим зрением: сделался я способен видеть любое электричество, сквозь камень ли, сквозь дерево, металл или пластик ли».       — Неплохой слог, — похвалил Граф.       — А толку-то? — Эйб вздохнул. — Всё равно не работает.       — А активация? — хитро прищурился Дракула. — Ты забыл добавить в формулировку условие активации.       — Да ты что? А это «ныне, начертав»…       — О нет, потомок ростовщиков и рабов египетских. Это — общая формула. Выспренняя и возвышенная, как должно. Кстати, на твоём месте, я бы добавил условие времени — чтобы потом не пришлось новое писать, а развеялось само. Но у любого заклинания должен быть… как сказать? Declanșatorul? Спусковой крючок?       — Триггер?       — Именно! И его-то ты и не прописал.       — Хм… Ладно.       Эйб взял перо, добавил ещё два предложения и вновь протянул бумагу Графу. На этот раз там значилось: «И ныне, начертав эти строки, стал наделён я, Эбрахам Файнс, магическим зрением: сделался я способен видеть любое электричество, сквозь камень ли, сквозь дерево, металл или пластик ли. Сроком на тридцать минут. Станет же по сему, когда будет порвана эта бумага».       Дракула пробежал глазами текст и усмехнулся:       — Ну, за чем же дело стало? Рви, Avraam!       Эйб усмехнулся и порвал лист пополам. И охнул, зажмурившись. Потому что перед ним искрящимися, жемчужными нитями засветились провода. В толще стен, полов и потолка. Часть воздуха искрилась тем же цветом, подтверждая теории Николы Теслы, а совсем недалеко, в паре километров, видимая ныне для Файнса, шла гроза, и густое жемчужное сияние колыхалось в утробе туч.       — Да. Ну. На хрен… — прошептал Эйб, вновь распахивая веки и обозревая всё вокруг. — Всё это время… это было так просто?       — Просто ли? — покачал головой Дракула, и Файнс проследил за его взглядом. Пальцы, державшие перо, чуть подрагивали. А в теле было ощущение, как от хорошей получасовой разминки.       — Это… требует сил, — произнёс Эйб, чуть поводя плечами и чувствуя, что остатки алкогольного опьянения покидают его безвозвратно. Затем он застыл на секунду и перевёл на Графа сияющий взгляд. — Спасибо, Conte… Я твой должник. Теперь я знаю, что мне делать! И как продолжить тренировки.       — Да, но… — попытался вклиниться Влад, но не преуспел.       — Вопрос ведь в формулировках, так? И чем они точнее, чем вывереннее структура заклинания, тем оно будет лучше и тем меньше сил я потрачу! Шикарно. Осталось только написать то, что нужно.       Он подхватил перо, вскочил и чуть ли не бегом рванул в сторону своих комнат, едва разминувшись с дверным косяком: магическое зрение явно мешало нормальному.       Граф пожал плечами, плеснул себе ещё анисовой и поманил пальцем с полки объёмистый том средневекового «Трактата о Гадах» за авторством некоей «Рэны Среброголосой». Книга с готовностью слетела к вампиру на стол и открылась на нужной странице.       — Сам будет виноват, что не дослушал, — пробормотал Дракула, с интересом изучая гравюру «Виверна в разрезе и железы премерзкие её». — Безумству храбрых поём мы песню. Остаётся надеяться, что Принцесса вовремя сможет окоротить его эксперименты над собою. Пастер-самоучка.              Двое суток Эйб отрабатывал новые навыки, шалея от приобретённых способностей. И тщательно, взвешивая каждое слово, выверяя фразы, творил огромное, почти на страницу, заклятие. По его расчётам всё должно было пройти в лучшем виде. Но как это обычно и бывает, торопливость и нежелание вдаваться в детали сыграли с ним самую злую шутку.       От магического всплеска, сопровождавшего активацию заклинания, слегка подпрыгнули все, имевшие отношение к тонким энергиям. Даже на лице Анхесенамон читалось лёгкое удивление и заинтересованность, когда она шествовала по коридорам школы — выяснять, что именно умудрился сотворить её ученик. Реальность оказалась прозаична и груба. Файнс был обнаружен над унитазом, в процессе бурного знакомства канализации с его — Эйба — внутренним миром. Принцесса чуть вздохнула, начертала над скорбным юным магом золотистый знак «Восстановление», подняла с пола половинки листка с активированным заклинанием, совместила их и уселась читать, чуть изогнув бровь. Так их и застал консилиум в лице Чарльза и Курта, явившихся выяснять — что, собственно, произошло.       — Может быть, ему лучше в лазарет? — обеспокоенно спросил Профессор, глядя на закутавшегося в плед, бледного как смерть Эйба. На лбу у того выступали мелкие капли коричневатого пота, а по комнате расходился острый, неприятный запах. Анхесенамон покачала головой, губы её чуть изогнулись в ироничной улыбке.       — Не стоит. Юный Эбрахам-маг должен учиться, в том числе и на своих ошибках. Эта — не смертельна, хоть и неприятна. Я в должной мере уже облегчила его страдания, но не более.       — Хоть поясните… где я дурак? — выдавил «юный маг», стуча зубами. — Вроде же всё… прописал…       Принцесса протянула листок Чарльзу. Профессор пробежал глазами текст, и лицо его вытянулось. Курт, заглянувший ему через плечо, только присвистнул.       — Ты не ограничил методы вывода «скопившихся токсинов», друг мой, — медленно произнёс Ксавье. — «Через естественные пути» — слишком расплывчатая формулировка. И со сроками ты очень сильно промахнулся с медицинской точки зрения. Три дня — это мало. Крайне мало. И ты бы знал об этом, обратись ты предварительно за консультацией. Скажем, к доктору Маккою.       — А последствия магического очищения организма могут быть очень тяжелы, особенно после столь сложного и многофакторного колдовства, — кивнула Анхесенамон. — Ты постарался уменьшить расход магических сил, уточнив условия. А вышло так, что в разы увеличил упомянутый расход их количеством. По результату, ты обессилен, вымотан физически и энергетически, и тебе предстоят весьма… любопытные трое суток.       Файнс провёл дрожащей рукой по лбу, понюхал пальцы и скривился.       — Теперь я… начинаю понимать, о чём… говорил Слэйд, — просипел он.       — Из положительного могу отметить твой изящный ход в финале, — тем же бесстрастно-благожелательным тоном продолжила Принцесса. — Если всё пройдёт как должно, этот процесс будет для тебя единичным. Всё прочее, попавшее тебе в организм, будет утилизироваться во множество раз быстрее, чем у обычных людей. Отметь у себя в памяти эту формулировку: возможно, она ещё пригодится тебе в ворожбе. Та, что раскрыла твои силы, была бы довольна тобой сейчас, полагаю.       — О, не сомневаюсь, — бледно улыбнулся Эйб. — Учитывая, что Дора… сама дымила как паровоз…       — «Дора»? — Анхесенамон странно улыбнулась. — Ты всё ещё ищешь её настоящее имя?       — Да, но…       — Влад прав: поищи в мифологии древней Греции, — улыбка Принцессы сделалась ещё шире. — Она практически не скрывалась, надо же. Тебе осталось найти всего один слог. Первый. Выздоравливай, Эбрахам-маг. Тебя ждёт твоя удивительная судьба.       С этими словами она грациозно поднялась и покинула комнату. Следом за ней уехал и профессор, укоризненно взглянув на Эйба напоследок. Курт же присел на край ложа больного.       — А йа могу хот’ немного тебья порадоват’, друк’ мой. Скферных новостей, полагаю, на сегот’ня достаточно. Так’.       — Во всём этом… дерьме… есть что-то хорошее? — Эйб со второй попытки поднялся и пополз в сторону туалета. Курт поддержал его под руку хвостом.       — Да. Черес тфа часа йа забираю Ороро ис Африки. По крайней мере, за тобой будет’ кому ухаживат’.       — Ох, ё… — только и отреагировал Файнс, склоняясь над белым фаянсом.              Три дня мучений в восприятии Эйба превратились почти в три месяца. Ороро, ужасно матерясь на языке Ваканды, профессионально меняла ему капельницы с физраствором и пропотевшее концентрированным алкоголем, никотином и викодином постельное бельё. Зато когда эти три дня закончились…       Пятидесятое отжимание далось легко и непринуждённо. Как и двадцать кругов вокруг здания школы. Эйб усмехнулся, звонко цыкнул зубом и принялся рыться в карманах. Достал новенькую пачку сигарет с вишнёвой отдушкой табака и щёлкнул зажигалкой. Ороро наблюдала за ним, широко распахнув глаза.       — И тебе… не противно? — тихо спросила она. — Ну, вроде после того, как бросил, да ещё таким… своеобразным образом…       — Прости, милая, — ухмыльнулся Файнс, по старой привычке сжимая фильтр зубами, — но я чёртов извращенец. Мне правда нравится этот вкус и запах. С детства. Как, собственно, и вкус выпивки. Зато! Теперь, чтобы опьянеть, мне нужна бочка. Или чистый спирт. А смола не откладывается в лёгких и не несёт вреда. Мечта идиота! — он затянулся и отчаянно закашлялся. — Только… заново… привыкнуть надо… — выдавил он. — Но это мелочи. Не всем же быть Стивенами Роджерсами. Будет у нас курящий супергерой. Константин вон дымит — и ему хоть бы хны.       — Константина уже два раза лечили от рака лёгких, — покачала головой Гроза. — Но судя по тому, что говорит Анхесенамон, тебе это и правда не грозит. А кто такой Стивен Роджерс?       Эйб изумлённо хмыкнул и открыл было рот, но осёкся. Он вспомнил, что и правда не встречал упоминаний о Капитане Америка на страницах новейшей истории.       — Так, — небрежно ответил он. — Один крутой парень из моей версии времени. Ничего интересного. Я в библиотеку, солнышко. До вечера.       — Надеюсь на то, что ты будешь в форме, — усмехнулась Ороро, подставляя щёку для поцелуя. — А то я тебя не видела духи предков ведают сколько, надеялась на романтический вечер, а пришлось три дня тебя с горшка на кровать перекладывать. И обратно.       — Всё будет в лучшем виде, — улыбнулся в ответ Эйб. — Реабилитируюсь.       Добравшись до стеллажей с книгами, он лихорадочно взялся перебирать корешки. Цари, правители, история демократии, история рабства, боги… Мифы и легенды. Ещё несколько минут лихорадочно пролистываемых страниц, и Файнс застыл. Он понял.       — Ты сказал: «Есть надежда». Она есть. Не забывай об этом, Эбрахам Файнс.       Голос как будто прозвучал у Эйба над самым плечом, но он даже не вздрогнул. Он уже понимал, что это играет его собственная память, дарованная ему невозможным древним созданием. Он в принципе начинал осознавать, что за путь лежит перед ним.       — Я не забуду. Ни за что не забуду, — прошептал он, закрывая книгу и возвращая её на место. — Ведь если ларец остался у тебя, ты хранишь эту самую надежду. Так ведь… Пандора?