Место в истории

Неподалёку прогремел взрыв. И что-то подсказывало ещё молодому, но уже бывалому следователю, что это именно то, о чём он думает. – Какого?.. – лишь поморщившись и пригнувшись, проговорил Рудольф. – А… – протянул Зальцман, пытаясь восстановить слух и нажимая себе пальцами в уши. – А, что, где? Как? – выдал он, тараща глаза. Гестаповец сжал зубы и грозно посмотрел на профессора, прищурив один глаз. – Шпик. – А я что? Я ничего. Я тут был… – пожал плечами Вольф. – Паяц, – прошипел молодой человек. – Так точно! – взял под козырёк учёный. – Идиот! – уже прорычал, теряя самообладание, Зоммер. – Как скажете… – спокойно снова пожал плечами и согласился мужчина. И всё же его корпус хоть чуточку, но подался назад, что не могло скрыться от глаз гестаповца. Боялся Вольф, конечно же, боялся. Когда вроде как ты виноват, даже если и не в этом, всегда страшно. А дамоклов меч висит. И не просто висит – приближается и орёт на тебя. Щёки Зоммера побледнели, а глаза стали колючие-колючие, кажется, стоит ему посмотреть на воздушный шарик – лопнет! Тут же! Знак следовать за ним. Простое движение рукой, почти незаметное для других, но не для того, чьё внимание ты держишь целиком и полностью. Хотя на кого ещё обращать внимание в пустом коридоре. Пока пустом. Медленно и размеренно, положив ладонь на рукоять своего пистолета, Рудольф шагал в сторону, откуда был слышен взрыв. Сомнения – такие сладкие – рассеялись мигом, когда мужчина увидел на полу дверь. Покорёженная, с вмятиной посередине, она лежала, не долетев до стены, дальней от зияющего теперь проёма. Бабахнуло знатно. Окно выдавило, и теперь воздух с улицы, этот весенний дух, носился в здании. Зоммер не любил весну. Лето он тоже не любил, несмотря на свою фамилию. Да и осень. Любил мужчина зиму: тогда остаётся много следов на местах преступлений, и эти следы зимой не думают никуда деваться. Благодать. А вот здесь – проблема. Но судя по всему, взрыв распространялся от оборудования, что слева от двери. Следы закопчения такие. И направление, в котором откинуто всё. Два трупа учёных в лабораторных халатах. Один почти целый: его просто убило ударом об угол подхваченного взрывной волной стола, который и закрыл мужчину от огня. А второй почти не труп. Обожжённый, раздавленный. Фридрих Вайс и Карл Блюмен. Мир праху. Зоммер грустно выдохнул. «Мобильный», как его назвала девушка, теперь не только нельзя использовать, так ещё и разбирать по винтикам, похоже, больше нечего (вряд ли что-то могло уцелеть). Осталось только два свидетеля работы аппарата – работник Гестапо и подследственный. «Чудесно, просто чудесно, – злился Рудольф. – Да, ещё охранник же. Фриц. Да, с него будет толк», – успокаивал себя мужчина. Институт потерял ещё двух психов, а Рейх – двух своих сыновей, которые, возможно, были предателями. А может, и не они. Но не Зальцман. Потому что этот тюфяк всегда был под надзором. И опять же – тюфяк. Но кто тогда? И зачем? «Два профессора и оборудование? Или этот прибор?» – это главный вопрос. «Если профессора, то за верность Германии или за предательство? От этих шизиков всего можно ждать. Даже от шизиков-коллег. И не замешаны ли здесь какие личные счёты?» – второй вопрос. «Если аппарат, то почему? Против Хельги? Против Германии? Или сам прибор – бомба?» – а вот на этом моменте гестаповец понял, насколько всё плохо. А расследовать взрывы ой как непросто. В коридоре толпились работники – зеваки, сочувствующие или ещё не пойми кто. Пара человек прошла внутрь и топталась на месте, курсировала между трупами. И всем им кричал Вольф, ругался, умолял не трогать место преступления. Зоммер улыбнулся. Кажется, пытается помочь. В меру своих скудных сил и непрактичного ума. И всё же из него неудачный дозорный. Ненадёжный. Вот бы послать за криминалистами, но… В дверном проёме замаячил охранник. – Вот и славно. Дуй к телефону! Срочно. Взрыв в Институте. Пусть шлют группу. Важно. Два трупа. Оборудование. Срочно. Несвязно, но очень точно обрисовал Зоммер картину происшествия. Вот теперь проверенные люди прибудут. Осталось решить, что говорить, а что нет… Аппарат, девушка из будущего. Голова шла кругом, начинало подташнивать.