Юная революционерка Тсуна: сказка о Принце

В восемь часов вечера Тсуна с синаем подмышкой стояла у ворот, отделявших обитаемые территории школы от лесопосадок. Академию укрыли от внешнего мира с усердием, достойным лучшего применения: общежития и учебные корпуса были огорожены высокой чугунной оградой с острыми пиками наверху, а за ней начинался лес, достаточно большой для того, чтобы не просматриваться насквозь. Выход в эту рукотворную чащу, помимо парадного въезда, был только один, — огромные каменные ворота, которые обычно не открывались. Но, раз уж Тсуну сюда позвали, она все-таки рискнула попробовать. В конце концов, Хаято сказал, что у нее есть какая-то Печать, которая поможет ей попасть на пресловутую Арену. Не сказать, чтобы его инструкции оказались для Тсуны особенно понятными, но останавливаться ей уже не хотелось. Она тысячу раз себе говорила: чужие дела — это чужие дела, она не должна в них лезть, но потом опять что-то происходило — такое, как сейчас. Можно было развернуться и уйти в общежитие, можно было еще и не бросать Хаято вызов — это было бы гораздо разумнее; но что уж тут, Тсуна не успела вовремя остановиться, а теперь уже не могла. Если она уйдет, Хаято же продолжит бить свою девушку, да? С этими мыслями Тсуна взялась за широкую резную ручку и вздрогнула, услышав плеск. Она покрутила головой, пытаясь определить источник звука; тем временем створки содрогнулись и разъехались, открывая взору огромную каменную розу. По обе стороны от нее в открывшиеся бассейны хлынули потоки воды, и гигантский цветок словно раскололся пополам, да еще и с таким грохотом, что зазвенело в ушах. Судя по тому, что в «трещине» виднелась мощеная дорожка, это и был проход. Тсуна робкими, мелкими шагами пошла вперед, и успокоилась лишь тогда, когда оказалась в лесу. Впрочем, как выяснилось, она радовалась рано. Перед ней в полумраке возвышалась огромная винтовая лестница из металлического каркаса. Тсуна задрала голову, пытаясь понять, куда она ведет, но увидела лишь сгущающийся беловатый туман. Делать было нечего — и Тсуна зашагала вперед, мимо будто подвешенных в мутной мгле арок. Путь оказался чертовски долгим и утомительным. Под конец, когда Тсуна вышла наверх, ноги гудели от усталости; но, пройдя под ажурными воротами с гербом Академии, она забыла и о боли, и о потраченном на подъем времени. Перед ней колыхалось целое море красных роз. Тсуна в жизни не видела столько розовых кустов в одном месте. В розарии, конечно, их было много — но вряд ли розарий мог сравниться по размерам с целым воздушным садом, край которого Тсуна даже не могла разглядеть. — Хи!.. Я чего-то не понимаю, — пробормотала Тсуна. Скрыть такую махину в лесу было просто невозможно. Конечно, в Академию Тсуна поступила недавно, но что-то ей подсказывало, что огромный цветник над лесом она бы точно заметила. Зато почему-то вспомнилась платформа неизвестного назначения, угрожающе зависшая над учебными корпусами. Если подумать, так к тому странному объекту и лестница вела как раз та самая, больше похожая на пожарную, и арок там было в достатке — перевернутых, рассеченных, подвешенных на цепях и прочих. Правда, несмотря на все странности внешнего вида школы, Тсуна никак не могла себе объяснить, каким образом вместо Арены в лесу попала в самый центр Академии. — Нет, так мне в жизни не везло, — вздохнула она. — Теперь опять переться назад, что ли?.. — Куда это ты собрался? — раздалось насмешливо. Тсуна подскочила на месте и уставилась на стоявшего перед ней юношу. — Хи?! Но вы же… — Я уже понял, что внимательность — не твой конек, — поморщился Хаято. — Итак, прежде чем драться с тобой, я представлюсь полным именем. Ты — Савада Тсунаеши, верно? — Да. — Гокудера Хаято, — он слегка поклонился, так что его лицо скрылось за волосами. Форма его выглядела на этот раз куда аккуратнее. Да и держался он куда более спокойно и независимо, как будто наконец-то попал в свою стихию — или это просто Тсуна тогда застала его не в лучший момент? — Очень приятно, — едва слышно вымолвила она. Гокудера кивнул в ответ, а потом развернулся и крикнул куда-то в пространство: — Энма! Приготовь нас! Козато появилась буквально из ниоткуда, и ее одежда удивила Тсуну еще сильнее, чем расположение Арены. Красно-белое платье с развевающейся верхней юбкой, по мнению Тсуны, совершенно не вязалось ни с обычным стилем учеников Академии, ни с самой Козато. Хотя, конечно, чертовски ей шло. Энма стояла, неловкая и напряженная, запертая в узкое платье, как в футляр, и верхняя юбка раздувалась вокруг нее прозрачным розовым парусом. Как будто почувствовав слишком внимательный взгляд Тсуны, Энма неловко поправила закрепленную в волосах блестящую золотую диадему и вцепилась в рукав Хаято. Вместе эти двое походили на принца и принцессу, предположим, а вовсе не на обычных школьников, и Тсуне как-то даже стало неловко за свою одежду — обычная школьная форма, никаких тебе украшений и золотых галунов. Тем временем Козато сорвала два цветка: один прикрепила в петлицу Гокудере, а с другим подошла к Тсуне. На краткий миг, который тонкие бледные пальцы касались школьной формы, Тсуна замерла, как статуя, даже не дыша. А потом опустила глаза и увидела, что изначально алая роза стала оранжевой. — Согласно правилам дуэлей, проигрывает тот, чья роза будет срезана, — холодно бросил Гокудера. — Так что не советую относиться к этому цветку, как к простому украшению. — Что?! — воскликнула было Тсуна, собираясь задать как минимум два вопроса — что происходит и зачем, собственно, оно происходит? — но Козато безжалостно ее перебила: — Роза прекрасного замка, сила Небес, что спит во мне, приди и служи своему хозяину! Меж сложенных на груди узких ладоней что-то замерцало и окрепло, превращаясь в сферу белого сияния. Козато развела руки и откинулась назад — Гокудера подхватил ее в последний момент, длинным движением извлек из ее груди блестящий клинок и воскликнул: — Дай мне силу принести в мир революцию! Лезвие потускнело и превратилось в самый обыкновенный металл. Дальше для Тсуны события развивались быстро, словно на ускоренной перемотке. Едва сияние стекло с меча, окатив руку Гокудеры бледными брызгами, как Тсуну оглушил звон колоколов, раздававшийся откуда-то из-под платформы.

Элемент, элемент! Элемент, элемент! Катаклизм! Катаклизм!

Створка ворот за спиной с грохотом обрушилась, поднимая вихрь алых лепестков, мгновенно расширившийся и охвативший все кусты: несколько секунд багряной бури — и роскошный сад превратился в голую каменную поверхность. А еще спустя мгновение Гокудера атаковал — молча и без предупреждения. Лезвие его меча с хрустом врубилось в синай, и Тсуна цыкнула языком: спецэффекты спецэффектами, но уж драки настоящим оружием она не ожидала! По ее мнению, даже для учебного заведения, где можно вместо леса попасть на крышу, это было уже слишком.

Конец света; утратив мечты, давайте же своевольно забавляться.

— Он заточен, — прошипела Тсуна, едва уворачиваясь от следующего удара. Гокудера ухмыльнулся и шагнул вперед, загоняя ее в глухую оборону. На его лице прямо-таки огромными буквами было написано «Что-что ты сказал? Извини, я не расслышал. Ведь мне плевать». — Он заточен! — повторила Тсуна уже настойчивей. — Это опасно, черт возьми! — Игры с Вечностью тоже опасны, ты не в курсе?

Арктический лемминг, сибирская антилопа. Судный день для природы. Судьба пугливого любопытства, предвидение разрушения, философская революция.

— Я не понимаю, о чем ты! — Край Света халтурит, как никогда. Хочешь сказать, ты не знаешь? Не знаешь, ради чего пришел драться сюда? Ты жалок. — Я… просто хочу, чтобы Козато-тян больше не били! Тебе что, совсем не стыдно? — Ха, тебя действительно так задело мое обращение с этой куклой? — Гокудера хищно сощурился. — Она же просто переходящий приз, вроде мистической шлюхи. — В первую очередь она — человек! И я не очень понимаю, чем ты заставляеешь ее заниматься! Тсуна уже запыхалась; конечно, она одно время посещала в школе клуб фехтования, но все равно оказалась не готова к такому яростному натиску. Меч в руке Гокудеры сверкал, как молния, не оставляя никакой возможности контратаковать, а синай уже трещал и крошился в щепки.

Рай, «Потерянный Рай», неожиданная эпическая поэма. Вселенская катастрофа, тысячелетний ужас, идея нирваны.

— Что за идиотская постановка! — продолжала ораторствовать Тсуна, судорожно уворачиваясь от выпадов противника. — Какие-то световые эффекты, мечи, идешь в одно место — приходишь в другое! Что за бред! Почему именно Козато во всем этом участвует?! — Ты даже не понимаешь смысла дуэлей? — глаза Гокудеры гневно сверкнули. — Тогда какого хрена ты приперся сюда, идиот?! Лезвие меча свистнуло в паре сантиметров от уха Тсуны, срезав прядку темно-рыжих волос.

Человеческое рождение, человеческая мудрость, человеческие знания, человеческие удовольствия…

— Ничтожество! — Гокудера широко ухмыльнулся и атаковал. Увернуться Тсуна не успела, и на этот раз пострадал воротник, рассеченный острием меча. — Слабак! Приняв на себя очередной рубящий удар, синай треснул пополам. Тсуна перехватила обе части на манер кинжалов и изготовилась защищаться до последнего.

…человеческое сознание, человеческий опыт, человеческое откровение, человеческое освобождение.

— Хренов герой выискался!

Данте! Рабле! Свифт! Де Сад!

Ударом плашмя Гокудера выбил из рук Тсуны оба деревянных обломка и расхохотался. — Попрощайся со своей розой, недоумок! Лезвие меча сверкнуло чуть ли не у самого лица, и Тсуна едва-едва успела отшатнуться. Острие меча прошло мимо розы, но пропороло на груди и пиджак, и рубашку, и с громким хрустом ткань разошлась в стороны. -…Что?.. — Гокудера замер, подняв руки в очередном замахе. — Так ты… Тсуна покосилась на себя и с грустью отметила, что светит полуобнаженной грудью. — Ну, извини, Гокудера-кун… Он сделал шаг назад.

«Апокалипсис!» «Book of Revelation!» «Откровение Иоанна Богослова!»

— Черт, так все это время… — нервно рассмеявшись, он опустил меч и продолжил отступать от Тсуны все дальше. Острие клинка с мерзким визгом высекало искры о каменный пол, но Гокудера этого будто и не замечал. — Ну, для девчонки ты постаралась неплохо… На его губах постепенно проступала снисходительная ухмылочка. — Но в любом случае, теперь просто отдай мне розу и иди, приведи себя в порядок, окей?

Сотворение мира, сиречь пробуждение судьбы. Создание неба и земли, сиречь рождение судьбы. Миф о Творении, сиречь начале судьбы. Естественный отбор, сиречь отбор судьбой.

Тсуна со вздохом наклонилась и подобрала обломки синая. — Прости, — сказала она, — но сегодня мне что-то не хочется.

Нам следует хорошо знать Наше отражение.

Гокудера дрался с ней минутой раньше, но от последнего удара почему-то закрываться не стал. Или не успел это сделать. Тсуне не хотелось думать о том, что ее снова недооценили из-за пола. Ярко-алые лепестки разлетелись по ветру.

И всё же… Этот облик… Мы из плоти? И всё же…

Грянули колокола.

Вечное отсутствие. Мы становимся Только случайностью.

Гокудера Хаято сделал еще один шаг назад, поскользнулся на краю и полетел в пропасть. Больше всего Тсуна хотела бы узнать, когда они вообще добрались до края Арены?

Символично, символичнее, наиболее символично. Символично, символичнее, наиболее символично. Символично, символичнее, наиболее символично. Символично, символичнее, наиболее символично.

Почти полетел: в последнюю секунду Тсуна бросилась вперед и каким-то чудом успела схватить его за рукав. — Гокудера-кун! В его широко раскрытых глазах отражалось небо. — Ты не выдержишь, — тихо и невыразительно сказал он. — Но не дам же я тебе упасть?! — Тсуна стиснула зубы и потянула его вверх. — Ну же, подтягивайся давай! — У меня… в руке меч. — Брось его! — Это Меч Небес, дура! — На том свете он тебе не поможет! — взревела Тсуна и яростно рванула Гокудеру за руку. — Ты же не собираешься сдохнуть из-за него?! В мире есть куча вещей важнее и приятнее какой-то железяки! Ну же, выбирайся! «Тсунаеши…» — А?! Кто меня зовет?! — Тсуна оглянулась, и рукав выскользнул из ее пальцев. — Гокудера-кун!.. — Все в порядке, — произнес он и побледнел как полотно. Его пальцы сомкнулись на замястье Тсуны мертвой хваткой. — Я держусь. Откуда-то снизу донесся лязг. — Я действительно бросил святой меч ради собственной жизни… — И правильно сделал, — буркнула Тсуна, протягивая ему вторую руку и помогая выбраться. Гокудера с явным усилием подтянулся и закинул себя на край, тяжело дыша. Тсуна поднялась и отряхнула брюки. — Получается, я выиграла? Гокудера кивнул. — Да, Десятая. — Как-как ты меня назвал? — переспросила Тсуна — ей сначала даже показалось, что ей послышалось. — Ты — десятый новичок Дуэльного клуба за последний год. Все предыдущие добровольно отчислились из Академии, узнав, что были выбраны для сражений, — Гокудера протянул руку и осторожно коснулся кольца на пальце девушки. — Но… причем тут сражения? — в смятении пробормотала она. — Это кольцо мне подарил один человек… давным-давно. — Тогда как ты объяснишь, что и у меня, и у всех остальных Дуэлянтов есть такое же? — усмехнулся Гокудера, показывая ей свою руку. Знакомая стилизованная роза блеснула в лучах заката. — Ты была избрана, как Дуэлянтка. Ты справилась с первой же своей дуэлью, Десятая… думаю, Невеста-Роза принадлежит тебе по праву, — Гокудера опустился на одно колено и склонил голову: — Так же, как и моя жизнь и преданность. — Хи-и! — Тсуна хлопнула глазами и отшатнулась. — Жизнь твоя тебе и самому пригодится! — Но тебе она однажды тоже может понадобиться, — поднимаясь, пожал плечами Гокудера. — Знай: теперь в Дуэльном клубе есть тот, на кого ты можешь рассчитывать. Он развернулся и пошел через всю платформу к выходу, и каждый его шаг разносился многократным эхом. Когда Гокудера наконец скрылся из виду, Тсуна обернулась к Козато Энме. Та стояла, сложив руки на животе, и смотрела на нее. Яркие волосы нещадно трепал ветер. — Козато-тян?.. — Савада приблизилась к ней. — Ты теперь свободна. Козато молча улыбнулась уголками губ. Она продолжала улыбаться все так же, пока Тсуна говорила расхожие слова прощания, и из-за этого действительно напоминала куклу. На секунду Тсуне остро захотелось сгладить эту больную улыбку кончиками пальцев и научить Козато улыбаться по-настоящему, от души, так, чтобы глаза перестали быть бесконечно глубокими и темными омутами. Но она взяла себя в руки и обошлась без сантиментов — просто попрощалась и ушла. Обратный путь был даже вполовину не таким изматывающим, как подъем. Лестница показалась намного короче, и через несколько минут Тсуна уже стояла на земле, ежась от проникающего под рассеченную куртку ветра. Потом подняла голову и посмотрела вверх. Платформа, зависшая над Академией на ажурных арках и металлических конструкциях, зависла в ультрамариновом вечернем небе черным пятном. А выше нее в небе туманно белело еще что-то — или, возможно, это было просто облако? На подгибающихся от усталости ногах Тсуна добрела до общежития. Поселили ее в совершенно безлюдном корпусе — видимо, остальные были забиты, — и теперь она с тоской думала о том, что впереди еще один абсолютно одинокий вечер. Как и две недели до этого. Как и впредь, еще неизвестно сколько времени. Дома у Тсуны вечно царил веселый кавардак: мать очень любила детей, а потому вокруг нее ошивалась вся соседская мелюзга. Плюс еще друзья и знакомые, которые то и дело приходили в гости — верно, их привлекали кулинарные таланты и бесспорное гостеприимство Наны. Благодаря всему этому Тсуна не знала, что такое настоящее одиночество, и теперь ей было особенно тяжело. Раздумывая обо всем этом, она поднялась на второй этаж и подошла к своей комнате. Не глядя, она дернула дверь на себя — и замерла. Помещение было залито светом, на полу лежало две объемистых сумки с вещами, а рядом сидела Козато Энма. Тсуна растерянно моргнула. — Хи?.. Энма подхватилась, встала и с улыбкой склонила голову: — С возвращением, Тсунаеши-сама.

Однажды мне встретился кое-кто, и сказал: «Если крепко верить и храбро сражаться, наши мечты обязательно сбудутся!» И мое сердце открылось этим словам…