Юная революционерка Тсуна: сказка о Принце

— Если цыпленок не разобьет яйцо, он умрет, не родившись. — Мы — это цыпленок. — Мир — это яйцо. — Принесем же в мир революцию! — Охота вам зачитывать это перед каждым заседанием, — удрученно вздохнул Ламбо, водя пальцем по столу. — Унылый пафос. На его слова никто не отреагировал — все члены студсовета сидели с лицами мрачнее тучи. Место президента пустовало. — Что ж, — произнес наконец Гокудера, — я надеюсь, все получили письма от Края Света? Он сидел, по-ученически сложив руки, и даже не курил: сигарета тлела, воткнутая в пепельницу концом вверх, и сизый дым медленно разносился ветром. Бьякуран выложил письмо на стол первым. — Мне понравилось, — прокомментировал он тоном, в котором так и звучало «да нихрена мне не понравилось, что это вообще было!» Бьянки и Хибари ограничились мрачными кивками — дескать, получили, прочли и оценили. Задумчиво на них посмотрев, Ламбо развалился на стуле: — Я опять обделен вниманием… какая боль, какая боль. — Хватит паясничать, — устало попросила Бьянки. — И так несладко. — Вы бы хоть объяснили мне, что… — Тебе пояснить, значит? — прошипел Гокудера. — Я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь, коли Край Света тебе не пишет. Ты вообще еще дуэлянт? Ламбо молча поднял руку. Печать Розы ярко блеснула на солнце, заставив Гокудеру сощуриться. — Так и что же случилось? — Нашего многоуважаемого президента унизили и использовали как оружие, — ровно и спокойно, как по книге, ответил Бьякуран. — Вчера в Академию вернулся прежде отчисленный студент, причем вернулся с позволения Ди Спейда. Он вызвал Сузуки на… приватную беседу, в ходе которой извлек из президента меч и отправился на Арену. — Меч? Из Адельхейд?! — Ламбо аж потянулся Бьякурану навстречу. — Разве Невеста-Роза — не единственная, из кого можно извлечь оружие? — По-видимому, нет. Так или иначе, этот парень попытался сразиться с Савадой Тсунаеши. Между прочим, в случае победы он как раз-таки собирался убить Невесту-Розу. — Час от часу не легче… — Ламбо задумчиво покосился на пепельницу: сигарета уже почти догорела. — Зачем ему убивать носительницу Меча Небес?.. — Да как ты не понимаешь, тупая корова! — взревел Гокудера. — Походу, теперь меч можно извлекать не только из Невесты-Розы! К тому же, этого парня вернул сам директор! — Хочешь сказать, что директор за него? — За него? Ха! Като Джули — только пешка. Им кто-то должен был играть. Потому что сейчас Като ничего не помнит. Ни как он вытащил меч из Адельхейд, ни как он дрался на Арене! — Като Джули… — Ламбо поднял голову и уставился в небо. — У-у… я думал, эта история давно похоронена. — По ходу, нет. — Он спровоцировал Сузуки, — заговорил наконец Хибари. — Сделал все, чтобы вывести ее из равновесия. — А, ну да. Полагаю, что просто так Адельхейд бы не пропустила собрание… На площадке снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым треском догорающей сигареты. Ламбо поерзал немного, подумал и наконец изрек: — Эй, Глопудера. Ты с Тсуной разговаривал? — Пока еще нет, — Гокудера взял ручку и пошерудил ей в пепельнице. — Да и не знаю, как ей объяснить, что я в курсе. — Так скажи честно. Про Край Света и так далее. Разве ты не думаешь, что сейчас самое время объединиться? — Объединиться? — переспросила Бьянки с неприязнью. — С ней? Нет, спасибо. — Так она и так, по идее, состоит в Дуэльном клубе, а ты его капитан… — Но я не собираюсь вставать на ее сторону! К тому же, особые инструкции Края Света… — Бьянки запнулась. — Черт, я только подумала!.. — Особые инструкции? — заинтересовался Бьякуран. — Какие еще инструкции? — Касательно… последнего дуэлянта. Снова воцарилась тишина, на этот раз угрожающая. — Может, оповестишь нас, что там пытается сделать Край Света за нашей спиной? А, госпожа капитан дуэльного клуба? — голос Хибари прямо-таки сочился ядом. Бьянки подняла голову, посмотрела ему в лицо и вскочила, роняя стул. — Разве не ясно?! — закричала она. — Разве вы не знаете, как он все пишет?! Я сама еще ничего не поняла! Я даже не уверена, что имею право вам об этом сообщать! — Там что, прямым текстом было так написано? Или ты додумала? — Я… — Нет-нет, подождите! — вдруг беспокойно выкрикнул Гокудера. — Край Света слишком осведомлен. Мы и впрямь не можем быть уверены в том, что наши действия для него — тайна. И если Бьянки выдаст что-то, что мы не должны были знать!.. -…Ей придется покинуть студсовет, если не саму Академию, — закончил Бьякуран. — Ты прав, Хаято-кун. С резким хлопком зола и окурки в пепельнице вспыхнули. Густая струйка дыма растеклась в неподвижном воздухе, облаком окутывая студсовет. — Пусть говорит, — улыбнулся наконец Ламбо. — Если вдруг что-то случится, я приму ее вину на себя. Никто даже не шевельнулся. Только Гокудера открыл рот, будто собрался опять заорать, но так и не издал ни звука. — Я и так первый кандидат на изгнание. Писем мне не идет, драться я не могу. Как вы думаете, не выгоднее ли будет Краю Света принять жертву с моей стороны? Так что, Бьянки… говори все, что знаешь. Велено поежилась. — Я не уверена, что моя информация стоит такого риска… — Говори! — вдруг взорвался Ламбо, так что все вздрогнули. — Говори, черт тебя дери! — Это будут мои домыслы, но сейчас мне кажется… — Бьянки на миг запнулась, — сейчас мне кажется, что Край Света ожидал появление «черной розы». Он требует, чтобы я поспешила и подготовила последнего дуэлянта… и вчера он написал мне, что меч уже закален. — Какая же все-таки чертовщина, — вздохнул Ламбо. У него все не шли из головы слова Бьянки. Само их звучание не оставляло сомнений: Край Света вполне отдает себе отчет в происходящем, мало того, это вполне может быть частью его плана. Правда, Ламбо даже смутно себе не представлял, каким образом можно использовать Лонгчемпа как дуэлянта и вообще как часть всей мистической аферы. Они сталкивались всего пару раз, и то при Тсуне, но… …Хаос. Беспорядок. Если бы Ламбо предложили описать свое впечатление, он больше не нашел бы слов. Или начал бы нести чушь про «разболтанный механизм, где все шестеренки врозь». Найто показался ему непредсказуемым, быстрым и пребывающим на своей волне — пойди пойми, что у него на уме. Выход его на Арену казался чем-то из разряда невозможных событий, и Ламбо еще тогда подивился — зачем такому человеку Печать Розы? Чего он может желать от «вечности» и Замка-В-Небесах? Какое ему может быть нужно чудо? Тогда Ламбо много думал об этом — а потом решил, что Край Света просто решил припасти рычаг воздействия на Тсуну. У нее с Лонгчемпом были какие-то неочевидные для посторонних, теплые и почти что нежные взаимоотношения. Может быть, расчет был на то, что она не рискнет идти против системы, в которую затянуло ее близкого друга? Но теперь разгадка была близко. На кончиках пальцев. Ламбо все еще интересовали подробности вчерашней дуэли, но куда больше ему хотелось предупредить Тсуну. Рядом с ней была бомба замедленного действия, припасенная Краем Света на случай, если Савада справится даже с Бьякураном. И чистый расчет подсказывал, что времени на выбор формы предостережения уже почти нет: если уж «меч почти закален»… — Ламбо! …значит, вскоре на Арене появится новый игрок, непосредственно связанный с недавним ночным инцидентом. Замок-В-Небесах, проявившийся без всяких дуэлей — где такое видано? Что там вообще произошло? Как раз эти события Край Света не потрудился ни описать, ни объяснить. — Ламбо! Услышь меня! Спускайся с небес на землю! Смачный подзатыльник вернул Ламбо к реальности. Уперев руки в боки, перед ним стояла его давняя подруга, которую Адельхейд звала не иначе как «китаяночкой». — А… прости, задумался, — он потер затылок. — Ну и тяжелый же у тебя стал удар, И-пин! — Ха! В отличие от тебя, я не нарываюсь на неприятности и не валяюсь по несколько недель на больничном, теряя форму! — Угх… извини. — И кстати, какого черта?! Мы так и не отметили твое возвращение! — Было не до того. — Но ты же обещал! И обещал зазвать весь студсовет… -…Правда?.. — Включая Хибари! — И-пин сжала руки на груди и из хулиганки тут же превратилась в милую влюбленную девушку. — Встретиться с Хибари-саном в неформальной обстановке!.. Ламбо поник: одержимость подруги суровым и неприступным Главой Дисциплинарного Комитета раздражала его не на шутку. И-пин была умной, яркой и интересной — но как минимум ум ее таял сразу же, стоило ей напомнить о предмете ее грез. Даже если бы Ламбо не забыл про свое обещание, он не мог бы более ловко избежать очередного сеанса наблюдения за попытками И-пин очаровать Хибари. Это зрелище всегда внушало уныние пополам с желчной злостью: ну вот что такая девушка, как И-пин, могла найти в заиндевевшем бревне?! Что вообще мешало ей обратить свой взор на любого другого парня Академии?! Уму непостижимо. — Ладно-ладно, прости, — выдавил Ламбо наконец. — Студсовету сейчас не очень круто, так что подожди немного. Разгребемся — и затусим. И-пин скептически вздернула бровь: — Да ну! Точно? — Обещаю. Присев на скамью рядом с Ламбо, И-пин вытащила из сумки сменные туфли и начала переобуваться. — С тобой точно все в порядке? — спросила она наконец, не поднимая глаз. — Ага. — Ты молчаливый какой-то сегодня. И… Хибари-сан сегодня не отреагировал, когда я с ним поздоровалась. И капитан куда-то делась! Что у вас там творится? Ламбо развел руками и широко улыбнулся: — Все в делах, все в делах. — Ага, и ходите с траурными мордами, как будто у вас канарейка умерла. Так я и поверила. — И-пин выпрямилась, схватила Ламбо за плечо и серьезно спросила: — Так чего же? Ты и так с начала года много секретничаешь. Может, хоть что-то мне расскажешь? — Я разве не говорил тебе, что это все дела студсовета? В котором ты не состоишь. И-пин переменилась в лице и вдруг оттолкнула Ламбо, так что он ударился спиной о скамью. — Ауч… — он потер спину. — Больно, между прочим. Но пока что я действительно не могу тебе ничего сказать. Как только я получу возможность… — Мне это все не нравится, — прервала его И-пин. — Мне не нравится то, как ты смотришь. Как ты начинаешь говорить и поступать. Ты меняешься, и не в лучшую сторону. — И-пин… — И Хибари-сан — тоже. И капитан. У них глаза как будто черные. Вы, вы все… — она рассерженно ударила себя по коленям. — Во что вы вляпались?! «В собственные желания», — хотел бы ответить Ламбо, но промолчал. — Ты не можешь даже уверить меня в том, что все в порядке, — продолжала тем временем жаловаться И-пин. — Раньше ты бы обязательно сказал мне, что все будет хорошо! — Раньше мы действительно были другими, — Ламбо поднялся со скамьи и тяжело вздохнул. — Я думаю, для меня скоро эта история закончится. Постарайся не волноваться слишком, хорошо, И-пин?.. Она сидела, опустив голову, и Ламбо стало стыдно: кто он, со всеми своими «играми в революцию», если заставляет близкого человека так волноваться? Поколебавшись, он наклонился и обнял И-пин. — Однажды, — прошептал он, — я расскажу тебе одну легенду… Тсуна вытянула руки и зажмурилась, чувствуя, как солнечный свет ложится ей на руки. Летний день расстилался вокруг вышитым покрывалом, ярким даже сквозь закрытые веки: его цвет, жар и свет растекались под кожей, звон разогретого воздуха гудел в ушах, пополам со стрекотом насекомых и птичьими трелями. Площадка перед розарием разогрелась, и ее плиты жгли ноги даже через сандалии. Тсуна не любила жару, но выход в город после долгого затворничества в Академии все равно вызывал у нее будоражащий, острый восторг — щекотный, как пузырьки в газировке. Наконец-то она пройдется по городу, незнакомому, разомлевшему от жары, увидит какие-нибудь слегка обшарпанные дома, позолоченные солнцем телефонные будки, фонтаны с мутной, цветущей водой — все лишенное блеска и совершенно обычное. Вышедшее из ее прежней жизни. Почувствовав слабое прикосновение, Тсуна встрепенулась и открыла глаза. — Савада-тян?.. Найто наклонился к ней, касаясь пальцами ее отросших волос. — Я уже было решил, что ты заснула. — Ну… я почти. Он сел рядом с ней и откинулся на спинку скамейки; все его побрякушки и кольца на руках вспыхнули так, что глазам стало больно. — Ты Ко-тян дожидаешься? — Ага. Фиолетовая узорная тень на белых плитах площадки медленно колебалась. Тсуна наблюдала за ней, чувствуя себя тающим на солнце мороженым — и делать ничего не хочется, и форму теряешь на глазах. Покосилась на Найто — он сидел, полузакрыв глаза: свет и тень делали его лицо жестче и старше. Тсуне вдруг стало не по себе — неуловимо, всего на секунду. Как будто она потерялась в этом ослепительном дне, и никак не могла подняться и уйти искать выход, потому что ее стерегли. Впрочем, это чувство тут же растаяло. — Я не выходила из Академии чуть ли не полгода, — рассеянно пробормотала она, обводя пальцами рельефный шов на шортах. — И, кажется, отвыкла даже ходить в чем-то кроме формы… — Так недолго и корни пустить, — в ответ рассмеялся Найто. — Или тебе обязательно нужен повод, чтобы покинуть школу? — Наверное. Мне просто было не до того. — А, ну да. Дуэли, защита прекрасной принцессы, интриги во все концы… — Хи?.. Хватит язвить, Найто-кун! — Я разве язвлю? Сморщив лоб, Тсуна попыталась уловить мимолетное ощущение, что в голосе Найто что-то на мгновение изменилось. Едва уловимый нюанс — она даже не успела понять, что это означало. — Думаю, да. — По-хорошему, я и сам во все это вмешан, — Найто слегка наклонил голову. — Я скорее просто беспокоюсь. — Беспокоишься?.. — Я что, похож на человека, которому плевать на друзей? — Я просто не вижу причин, по которым ты мог бы волноваться. Тем более, за меня. Найто проигнорировал вопрос и опять потянулся к волосам Тсуны: — Коли пойдешь в город, может, подстрижешься? Скосив глаза на его руку — загорелую, унизанную тяжелыми кольцами, — Тсуна едва слышно фыркнула: — А смысл? Я даже не помню, почему я это делала раньше. — Разве это не связано с тем, что ты ходишь в мужской форме? Ну, вроде стиля. — Э-э… Я не помню, — задумавшись, Тсуна слегка склонила голову набок. — Кажется, у меня была какая-то драма. Ну, то есть, в пятнадцать лет мне казалось, что это вот — настоящая трагедия… А теперь я даже вспомнить не могу, что ж там произошло. Она попыталась воскресить в памяти события двухлетней давности: мозг услужливо подкинул картинку, где она стреляла по мишеням — кто-то держал ее за плечи, — потом приветливую собаку не менее приветливого одноклассника… и лязг ножниц. — Да, я не помню. Так что, наверное, не буду стричься — приберегу для следующей подростковой драмы, — фыркнула она наконец. — И оставь мои волосы в покое уже! — Не-ет, — широко улыбнулся Найто. — Они мягкие. Тсуна отмахнулась: — Да иди ты, и так жарко! — Пока ты не постриглась, ты была такой же пушистой? — Я была в десять раз более лохматой! — Как львенок? — Хуже! Слушай, может, я потому и постриглась?.. Не отвечая, Найто запрокинул голову и театрально простонал: — Я умираю от этой жары. Спаси меня! — Хи… Как? — Пошли уже. — Ну, я ничего не могу поделать! Энма-тян еще не пришла. — Пошли без нее! — оживился Найто, вскакивая со скамьи. — Ну вот сколько можно ее ждать! — Я обещала пойти с ней. — И со мной. — И с ней! Их спор прервали чьи-то шаги и окрик: — Тсуна!.. Обернувшись, Тсуна увидела Ламбо — запыхавшегося, растерявшего щегольский лоск. Он уже открыл было рот, собираясь что-то сказать, но увидел Найто и тут же поник: — А, ты занята… Прости, что помешал. — Что-то случилось? — встревожилась Тсуна. — Хотел кое-что рассказать, — Ламбо пожал плечами, — но оно подождет. Когда ты освободишься? — Мы в город идем, так что, наверное, только вечером. Ламбо вздохнул, запустил руку в растрепавшиеся волосы и сказал почти безмятежно: — Ладно, вечером так вечером. Удачи. — Может, пойдешь с нами? — спросила Тсуна. Найто демонстративно закатил глаза. — По дороге расскажешь. — Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз. Махнув рукой, Ламбо ушел — уже медленным, почти прогулочным шагом. Тсуна наблюдала за ним, пока он не скрылся за поворотом аллеи, и пыталась сообразить: что же в его появлении ее встревожило? — Я тебе удивляюсь, — недовольно бросил Найто. — С какой стати ты его с собой позвала? Тебе что, сильно нужно общество кого-то из студсовета? Тсуна пожала плечами. Ей вдруг захотелось догнать Ламбо и все-таки выспросить у него, в чем дело — все-таки вряд ли он стал бы искать ее ради какого-то пустяка. Если Энма не явится прямо сейчас, я это точно сделаю, подумала Тсуна и почти в тот же момент услышала крик: — Тсуна-сама! Извините, я опоздала! Энма выбежала на площадку и остановилась, тяжело дыша и разглаживая просвечивающий на солнце подол. Пышные оборки на ее груди мерно поднимались и опускались. Тсуна вдруг оглянулась в легкой тревоге — или это было нетерпение? Они трое никогда не видели друг друга в другой одежде, не в форме Академии Намимори. И сейчас Тсуна особенно четко ощутила, что рядом с ней кто-то, кого она не до конца знает. Внутри школы, красивой и замкнутой, как розовый бутон, люди были не совсем теми, кем являлись. «А примут ли они меня?..» — подумала Тсуна и тут же почувствовала, как ее хватают за плечо и трясут. — Савада-тян, земля тебя вызывает! — Я… я ничего, — она вдруг засмеялась, повернулась и обняла Найто — кажется, он на долю секунды даже опешил и замер, но потом обнял ее в ответ. — Я просто опять думаю всякие глупости! Это был какой-то страх из прошлого, того, где остались длинные волосы, свидания с Бьякураном и пусть сто раз приветливая, но все равно чертовски пугающая собака одноклассника. Там, позади, обнимая себя за плечи, стояла настоящая Савада Тсунаеши. Тощая девчонка с ворохом комплексов, прячущая за яркими колготками заклеенные пластырем коленки. Неуклюжая и пугливая, ребенок в стремительно взрослеющем теле. Тсуна не знала точно, изменилась ли эта комичная фигура, но чувствовала, что страх постепенно сходит на нет. — Всем добрый день! — Здравствуйте, дорогие радиослушатели! — Сегодня в эфире клуб радиолюбителей Академии Намимори! — Да, и я, Би-ко… — Эй! Я А-ко, и я начинаю! — Ладно-ладно. — Так вот! Всем добрый день! С вами А-ко и Би-ко из клуба радиолюбителей, и мы ведем нашу «Горячую послеполуденную передачу»! — Да-да… Ну-ка, оторвитесь от учебников и выгляните в окно: как оно там? Светло, пасмурно, жарко или холодно? Или у вас за окном — магнитное поле, а вы сами — электрон? — Би-тян! Конечно же, сегодня отличная погода! И что ты вообще несешь?! -…Я пытаюсь шутить. — Ха-ха-ха! В любом случае, с утреннего выпуска новостей в Академии ничего не произошло. Новость о возрождении клуба ценителей женской красоты тоже уже не очень свежа. О чем же мы будем говорить, как вы думаете? — О социуме. — Би-тян! — Что ж тебе не нравится?! — Давай избегать лишних умных слов? — Но у нас элитная школа, Ако-тян… — И что? В любом случае, мы действительно будем говорить о том, что такое ваша «оригинальность». — Мы все ищем себя… мы ищем свой стиль и свое настоящее «я», не так ли? — Конечно, мы же подростки! Для нас выделиться из серой толпы — святое! — Но если ты выглядишь, как один из толпы… -…В нашей Академии Намимори даже высокий интеллект может не помочь! Ведь здесь собраны умные, красивые и талантливые студенты со всего мира! — О, что же делать, Ако-тян?.. — Я не знаю, Би-тян! Давай посмотрим в гугле! — Может, лучше спросим нашего приглашенного гостя? Крайне неординарную личность. — Но я забыла, как его звать, Би-тян! — Дурашка! Конечно же, его звать… э-э… эм-м… — Черт, мы не можем вызвать в эфир человека, имени которого не помним! — А был ли он вообще приглашен? — Ты пессимистка, Би-тян. — Я — мозг команды, Ако-тян. — В любом случае, думаю, самое главное — это сохранять свою оригинальность! -…Мы так и не определили, что это такое. — Боже, да какая разница! Ай! Би-тян!.. В динамике что-то оглушительно загрохотало. — Ну вот… теперь микрофон упал… Все из-за твоей агрессии, Би-тян. — Боже-боже… если я не буду хотя бы агрессивной, я потеряюсь среди людей. — Возможно, проще побриться наголо? — Ох. Я не думаю, что наша программа тянет на звание «Экстремальный стилист года». — Но все лучше, чем потеряться. — Что ж… на этой ноте мы завершаем наш выпуск по техническим причинам. С вами были А-ко и Би-ко из клуба радиолюбителей Академии Намимори. Всего вам наилучшего! И-пин вздохнула и вынула из ушей наушники. Последние дни в Академии стало модно слушать передачи клуба радиолюбителей — некоторые даже утверждали, что это «тонкий эксперимент, нарушающий грани обыденного». По мнению И-пин, это все была просто плохая импровизация. — Хоть бы порепетировали чуток, — пробормотала она сердито, сворачивая наушники. — Интересно, можно ли их закрыть за нарушение дисциплины? По-моему, такая чушь точно ее нарушает. — Но разве они не правы? — раздалось за ее спиной. И-пин подскочила от неожиданности и едва-едва успела мысленно запретить становиться себе в боевую стойку. — А?! Кто там?! — Извините, я напугала вас… Кусты раздвинулись, и из них, шурша листьями, вышла миниатюрная и хрупкая девушка с темно-синими волосами до плеч. Форма Академии сидела на ней нелепо, как будто была намного больше, букет разноцветных роз в руках уже слегка повял и то и дело терял лепестки. Но все плачевное впечатление смыло ласковой ледяной волной, едва И-пин глянула этой девушке в глаза: огромные, ясные, насыщенно-синие. — Э-э… — Я слышала, как вы возмущаетесь эфиром клуба радиолюбителей, — сказала странная девушка. — Я могу высказать свое мнение по этому поводу? И-пин молча кивнула, все еще переживая свои впечатления от взгляда незнакомки. — Вам неприятно слушать это все, но разве эти девочки не правы? С самой простой и практичной точки зрения. Если не искать оправданий в софистических построениях. — Они может и правы, но придают значение каким-то пустякам, — фыркнула И-пин. — Ну вот разве это важно — насколько ты оригинален? Пока ты делаешь то, что можешь и хочешь… -…И всем плевать, ведь ты потерялся в общей толпе таких же людей, которые делают то же самое, — подхватила незнакомка таким тоном, как будто просто развивала мысль. — Вовсе нет! — А иногда они делают это даже лучше. И зачем ты тогда? Зачем ты здесь? Под ее взглядом И-пин совсем смешалась. — Ты говоришь какие-то глупости. Твоя прическа, — она ткнула пальцем во взъерошенный хохолок на голове незнакомки, — это все потому, что ты считаешь «оригинальность» крайне важной? — А вот переходить на личности — не очень хорошо, — тонко улыбнулась та. — И моя прическа мне просто нравится. Я не чувствую себя «неоригинальной». Зеленоватая роза в ее букете окончательно поникла и уронила еще один лепесток. — Цветы лучше пойди в воду поставь, — сердито бросила И-пин. — И не учи меня жить. Я состою в Комитете Ликвидации, так что сама могу тебе урок преподать. — Правда? А мне казалось, что вы запутались. Что вы не в духе и срываете злость на других, потому что-то, что было раньше, ушло и не вернется. На землю спланировал еще один зеленый лепесток, и И-пин бессмысленно уставилась на него, слушая мягкий бархатистый голос неизвестной: — Уют. Открытость. Доверие. Все то, что доказывало вашу важность, ваше существование… если хотите, «оригинальность». Оно понемногу уходит, не так ли? Вместе со сменой ветров… — Все со мной хорошо! — Не лгите хотя бы себе, — незнакомка подошла вплотную, и И-пин почувствовала исходящий от нее сладковато-удушливый аромат. — Когда вы признаете свою болезнь, вам станет проще излечиться. Когда вы признаетесь в своем страхе потери, вы сможете сражаться за то, что ускользает от вас… и вернуть его. — Да что я могу сделать, на самом-то деле? — дрожащим голосом спросила И-пин. — Время идет, люди взрослеют, меняются… Она осеклась, потому что незнакомка улыбнулась ей нежно и ласково, словно младшей сестре: — Всегда есть выход. Налетевший ветер унес еще несколько зеленых лепестков, и И-пин невольно пожалела цветы — они совсем уже завяли. — У меня… нет выхода. Я же не могу остановить время? Она подняла голову и посмотрела в выцветшее летнее небо. — Я слишком поздно осознала, что самый близкий мне человек стал отдаляться. Это происходило медленно и постепенно, пока я не перестала видеть в его глазах знакомое выражение. И тогда я поняла, что в его жизни появилось что-то важнее меня. Я не знаю, что это и с чем оно связано… — И-пин стиснула зубы, стараясь удержать непрошеный всхлип. — Черт, я раскисла. — Все в порядке. Вы же живая, — незнакомка погладила ее по плечу. — Мы все ошибаемся. На счастье, любую ошибку можно исправить. Вопрос лишь в усилиях, которые понадобится приложить, и в силах, к которым придется обратиться — но это же не самое главное? — Думаешь? — Конечно. Вот скажи честно, на многое бы ты пошла, чтобы вернуть свою родственную душу? Чтобы все лучшее, что у вас было, навсегда осталось с тобой? — Не знаю, — вздохнула И-пин. — Мне никто пока еще ничего не предлагал. — А если предложат? — Прямо сейчас? — эта мысль оказалась в какой-то степени даже забавной, так что И-пин горько рассмеялась. — Прилетит волшебник и… — Да, сейчас. И нет, не волшебник. — Тогда я бы согласилась, наверное. Мне отвратительно думать, что я просто сижу, сложив руки, и ничего не могу поделать, пока… пока с парнем, который мне нравится, происходит черт пойми что! — И-пин сжала руки в кулаки. — Как будто я просто какая-то кукла! — В таком случае я знаю, что тебе нужно сделать, — все с той же нежной сестринской улыбкой сказала неизвестная и вытащила из своего букета розу. Черную. Она воткнула стебель цветка в нагрудный кармашек форменного платья И-пин и отошла на шаг, любуясь. — Тебе она к лицу. — И что же я должна сделать? — спросила И-пин, дотрагиваясь до цветка; и это было как удар током или внезапное откровение. Как будто роза под ее пальцами ожила и заговорила с ней, дала ей самое важное разрешение; и ветер сдул душистым вздохом все слова, которыми И-пин прикрывалась, и на солнце сверкнули ее истинные стремления — острые, как лезвие, ослепительные, как меткий удар. Дружба? Хороший способ не потерять людей, которых ты хочешь. Честность? Ты и так лжешь. Каждый раз, когда ты молчишь и позволяешь событиям идти своим чередом. Давай же, признайся, — шептало что-то в ее голове. Чьи-то руки, синие, как сигаретный дым, обвивали ее шею. Давай же, скажи: ты чувствуешь опасность. Что-то угрожает тем, кого ты сочла своей собственностью. Ты хорошо знаешь, что это. И, когда остатки мишуры опали вместе с зелеными лепестками поникшей розы, незнакомка наконец-то ответила: — Тебе просто надо принести в мир революцию. Путь для тебя уже приготовлен.