Юная революционерка Тсуна: сказка о Принце

Этот город был похож на ее родной. Когда Тсуна приехала, ей не хватило времени оглядеться. Она тогда схватила с вокзала вещи и сразу же рванула в Академию — обустраиваться. Дело было ближе к вечеру, и она боялась просто не успеть. Но теперь она была в Намимори в самый яркий и знойный час — и город сиял, как картинка ее детства. Аккуратный, маленький, с узкими улицами и идиллической зеленью в палисадниках частных домов, с полупустыми дорогами и жгущим сквозь подошвы асфальтом. Совершенно обыкновенный. Восхитительный. Тсуна как с цепи сорвалась: забегала вперед своих спутников, внимательно вчитывалась в объявления, рассматривала рекламу в витринах мелких унылых магазинчиков. Кружилась, оставляя следы набоек в разогретом асфальте. Напевала, размахивая руками, и смеялась. Ей казалось, что на несколько часов она вернулась в детство, в котором были мамина стряпня, маленькие детские радости и походы в парк развлечений по выходным. А еще там почти не было проблем. И таинственных дуэлей. И смутного предчувствия угрозы. В общем, у Тсуны была тысяча причин чувствовать себя счастливой на улицах Намимори. Город она, правда, не знала — но, как выяснилось, его знал Найто. Собственно, он-то и вел всех. Правда, иной раз странным маршрутом — Тсуна не была уверена, что имело смысл срезать какими-то дворами. Правда, там была тень, одуряюще пахли цветы на клумбах, а в одном дворе обнаружился даже маленький фонтан с теплой зеленоватой водой: Тсуна пришла в детский восторг и сунула туда руки, цепляя тонкую пленку водорослей. — З-зачем вы это делаете, Тсуна-сама?! — ужаснулась Энма. — Эта вода, она же вся зацвела давно! — Ну я же не пить ее собираюсь, — Тсуна фыркнула. — Так что пустяки. — Ну… Энма умолкла, сцепляя руки на животе. С каждой минутой оживленных диалогов между Тсуной и Найто она как будто все больше закрывалась и уходила в себя. Втянуть ее в разговор не удавалось, и она просто следовала в нескольких шагах за ними, как немая тень. — Энма-тян? — Тсуна помахала ей рукой. — Энма-тян, ну где ты там? — Я следую за вами, Тсуна-сама. Это прозвучало так холодно, что заметно передернуло даже Найто, которому вроде должно было быть все равно. — Эй… Энма-тян, ты что, обиделась?.. — Н-нет! Ни в коем случае! Я просто стараюсь не мешать. — Подожди-ка, — Тсуна уперла руки в бока и подошла к Энме вплотную. — Ты с чего это решила, что ты нам мешаешь? — Т-тсуна-сама… — Она стесняется, — сказал Найто. — Слушай, Савада-тян, я уже полчаса жду, когда ты это заметишь. — Стесняется? Энма-тян, ты стесняешься? Тсуна слегка встала в тупик: ей казалось, что Энма знакома и с ней, и с Найто давно, и вовсе не должна чувствовать себя скованной в их обществе. Но неужели?.. — Я никогда раньше не выходила из Академии, — вдруг бесцветно сказала Энма. — Вернее, я не помню уже, когда я это делала. Она вздохнула и поправила оборку на платье. — Извините. Я чувствую себя… странно. — Эй, подожди, — Тсуна замахала руками, — но никто из студсовета особо не затворничает. Ты даже с ними не выходила? — Нет. — Глупые вопросы задаешь, между прочим, — с неприятным равнодушием заметил Найто. — Невеста-Роза для них просто вещь. При этих словах Энма вздрогнула и как-то сжалась. — И-извините. Вы, действительно… Ну… Вы взяли меня с собой без особой необходимости, хотя я не думала, что вы… — Ты говорила, что тебе что-то нужно. — Я могла бы попросить это у Деймона, — совсем смешалась Энма. — Вы, Тсуна-сама, говорили, что я имею право на собственные желания… Может, я хотела проверить. Но я не ожидала, что вы мне разрешите… — Ты думала, что Савада-тян оставит тебя взаперти? — У нее не было никакой причины брать меня с собой. — Дура! — Найто сказал это почти таким же тоном, каким несколько дней назад ругал саму Тсуну. — Может, хватит мерить всех по одной мерке? Это бесит. Он пожал плечами и демонстративно отвернулся. Энма сжалась еще сильнее. — Ну вот, — пробормотала она, — я только хуже сделала, Тсуна-сама. Это все потому, что я не привыкла выходить из Академии… — Вовсе нет! — выкрикнула Тсуна и тут же сама смутилась. — Ну, я не хотела кричать. Извини. Понимаешь, я… Запнувшись, она положила руки Энме на плечи. Та слегка вздрогнула. — Я считаю тебя равной. Я хочу, чтобы ты не забывала об этом. И мы с Найто-куном пошли вместе с тобой не чтобы тебя стеречь, а просто потому, что захотели. Понимаешь? Я отпущу тебя в город, если ты попросишь. И составлю тебе компанию, если захочется. — Т-тсуна-сама… — И тебе вовсе не стоит так стесняться. Ты вовсе не мешаешь никому, Энма-тян! — у Тсуны закончились идеи, что можно еще сказать, и она со вздохом опустила руки. — Ну… я надеюсь, я не сказала ничего лишнего… — Ты не договорила. — Найто-кун?.. — Ты не сказала самое главное, — он продолжал стоять, сунув руки в карманы и глядя куда-то в сторону. — Если она все еще думает, что ты обращаешься с ней как с вещью или считаешь ее просто призом в дуэли… что ты считаешь ее лишней или обузой… Значит, ничерта она тебя не знает. И не пыталась узнать. И все время вашего знакомства вылетело в трубу, потому что она закрыла глаза, заткнула уши и ничего не хочет слышать. Энма низко опустила голову. — Ну же. Давай, Ко-тян, оправдывайся. Сделай хоть что-то, скажи что-нибудь по своей воле. — Энма-тян?.. — чувствуя нарастающую неловкость, окликнула Тсуна. — Почему ты молчишь? — Не подсказывай ей! — рявкнул Найто, оборачиваясь. Косые лучи солнца вспыхнули в его глазах яркими искрами. — Пусть она что-то скажет сама! — Сама?.. — бессильно переспросила Энма. — Сама… Ее руки упали, как стебли увядших цветов, почти такие же белые, как и ее платье. — Я тогда… Извините, Тсуна-сама, но я хочу тогда знать… п-почему меня обвиняют в том, что я… почему ты со мной так говоришь, Лонгчемп-кун! — она сжала руки в кулаки и зажмурилась. — П-почему ты вообще всегда говоришь со мной так, как будто тебя заставляют! И почему сейчас ты на меня набросился! — Я? — переспросил Найто. Тсуна не удержалась и прыснула в ладонь. — Ну… — он задумался на несколько секунд, а потом скованно рассмеялся, — будем считать, что это оказался хреновый способ тебя растрясти. Но действенный. — Зачем тебе меня рас… — Энма вдруг задумалась. — Я не знаю, а как будет правильно сказать?.. Э-э, растряхивать? — Чтобы ты не ходила за нами бледной тенью. Думаешь, это незаметно? Да как бы не так. Это все равно что привидение в доме, только ты, с унылым видом следующая за нами по пятам! — И-извини… те. — Да хватит уже оправдываться, — вздохнул Найто. — Знаешь, чертовски трудно дружить с человеком, который постоянно показывает, как тебя боится. Савада-тян, идем уже? А то мы так на почту вообще никогда не попадем. И зашагал прочь. Тсуна растерянно посмотрела ему вслед, потом оглянулась на Энму и наконец схватила ее за руку: — Пошли! — П-подождите!.. — выкрикнула Энма, вырываясь. — Подожди, Лонгчемп-кун! Ты сказал… «дружить»?! Он остановился, не оборачиваясь, спросил: — А что? — Нет-нет, ничего, — Энма прижала руки к груди, и, густо краснея, выдавила: — Н-никто из Дуэльного клуба не говорил мне раньше ничего подобного. Тсуна-сама и ты — единственные. — Мне не нужно было этого говорить? — хмыкнул он. — Следовало обращаться с тобой так, как ты привыкла? — Я не это хотела сказать… просто… это неожиданно! — Я вообще не очень-то отношу себя к Дуэльному клубу или еще какой-то компании особо заинтересованных. Я просто следую за Савадой-тян, — Найто наконец обернулся и закончил, улыбаясь: — Как говорится, друг моего друга — мой друг. Энма замерла, как вкопанная, сжав руки на груди, и губы ее дрожали, а глаза подозрительно влажно блестели. Потом она неловко улыбнулась. Тсуна стояла, смотрела на все это — и чувствовала, что чего-то совершенно не понимает. Например, когда это Найто научился использовать громкие фразы, чтобы произвести впечатление? — Слушай, — спросила Тсуна уже позже, когда Энма, дрожащим голосом сообщив, что ей нужно купить себе карандаши, убежала куда-то, — так что ты до нее так доколебался? Найто с отсутствующим видом пожал плечами. — Вспылил. Бывает. — Не похоже на тебя, — вкрадчиво сказала Тсуна. — Да ладно. Как раз делать что-то, не думая о последствиях — мое любимое занятие. Можно сказать, заменяет мне хобби. — Отшучиваться, когда я тебя серьезно спрашиваю — тоже? — Хм-м, — Найто повернулся к ней, — а чем тебе мои ответы не нравятся? — Тем, что ты злишься. — Вообще нисколько. Я на тебя вообще почти никогда не злюсь, Савада-тян. — А на Энму-тян? — Неужели тебе никогда не хотелось на нее наорать? — фыркнул он. — Знаешь, она действительно доводит. Я все еще не могу понять, почему ты вкладываешь столько усилий в нее и во все эти дуэли. — Именно потому, что она немного странная, — Тсуна вздохнула и сунула руки в карманы. — Если бы не вся эта дуэльная неразбериха, Энма-тян не была бы такой, понимаешь? Я хочу, чтобы она жила, как нормальная девушка. — Даже если тебе придется воевать за это? — Даже если… — Тсуна вдруг осеклась, потому что едва не сказала «даже если это будет смертельно опасно». На секунду ей остро захотелось шлепнуть себя по губам — додумалась же до чего-то такого! Обстановка и так не очень, а она еще вздумала накручивать и себя, и Найто! — Даже если да. — Тогда ты должна понимать, почему я все еще не убрался отсюда. Тсуна остановилась. — Ты думал об уходе? — Ровно пять секунд. Потом я вспомнил про тебя. — Эй… — она запнулась, — если так, то… не стоит. Тебя втянули во все это случайно… у тебя нет никаких причин, чтобы участвовать в дуэлях. Может, тебе и впрямь лучше уйти? — Бросить друга? — Ой, да ладно! — Тсуна махнула рукой. — Не в каменном веке живем, общаться и так можем. К тому же, на летних каникулах… — Нет. Просто нет, — Найто развел руками. — Даже не уговаривай. Если я чего-то не хочу, то я этого просто не делаю. Тсуна тихонько рассмеялась. Действительно, и чего она ожидала, говоря с человеком, который презирал любые правила, кроме тех, которые устанавливал себе сам? — Знаешь, — сказала она, когда они уже заходили на почту, — я даже не знаю, что бы я без тебя делала. Найто резко остановился. — Нет, серьезно, — чувствуя себя полной дурой, Тсуна прижала к ладони к горящим от смущения щекам, — то есть, ты поддерживаешь меня, и… Ну… Даже если это звучит глупо… — Не… не оправдывайся, — то, как Найто слегка запнулся в ответе, смутило ее еще больше. — Я подумала, что это прозвучало пафосно и по-дурацки! — А я думаю, что лучше все-таки сказать, чем не успеть, правда? — Найто прижал конверт к почтовому ящику и теперь пытался на нем что-то написать. — Ну вот и как я забыл про адрес? — Действительно, — фыркнула Тсуна, радуясь внезапной смене темы. — Ты письмо-то написать не забыл? Ответа не последовало, и, отвернувшись, она стала задумчиво разглядывать пейзаж за окном — аккуратно подстриженные кусты и кусочек дороги. Зрелище оказалось скучным, и потому мысли быстро перескочили на последние события. Странная в целом вырисовывалась картина. Прошло уже несколько месяцев, но Тсуна все еще не нашла способа прекратить цикл дуэлей. Вдобавок к этому, заявился еще и Джули Като со своей черной розой — кто он такой вообще? И кто за ним стоял? Кто-то, кто недоволен происходящим в Академии и решил прервать это любой ценой, вплоть до убийства. У Тсуны невольно возникал вопрос, что же именно в таком случае прикрывалось дуэлями за Невесту-Розу, если ставки стали так высоки? Невольно ей вспомнился Замок-В-Небесах. Видела она его всего лишь раза три, но каждый из них запомнила: впечатления от зависшей над головой зефирно-белой громадины оказались слишком яркими. Она сияла где-то в вышине, мерцала и манила — казалось, лишь протяни руку, и нечто куда более яркое, чем свет Меча Небес, снизойдет на тебя. Нечто сияющее. Вечное. Замок-В-Небесах вселял идиотскую, безумную надежду на чудо. Тсуна вздохнула и помотала головой. Ну не глупо ли — сражаться за самовнушение? Кто угодно возомнит себя всемогущим, если насмотрится на всю эту чушь. Подвешенный над Ареной Замок, покорная и прекрасная Невеста-Роза, сияющий Меч Небес и заклички про революцию — прямо-таки ролевая игра для учеников старшей школы. Только вот страсти бушуют далеко не игровые. И в какой-то момент даже чужая жизнь не кажется больше дорогой ценой. По размышлению Тсуна пришла к выводу, что, пожалуй, о произошедшем не стоит молчать. Неизвестно, что еще выкинут следующие противники. Если уж Джули угрожал убить Невесту-Розу… — Слушай, я хотела сказать… — Тсуна развернулась к Найто и замерла. Он смотрел прямо перед собой совершенно пустыми глазами, бледный, как полотно, и до бесконечности напряженный. Раздался треск — ручка в его пальцах переломилась пополам. — Найто-кун! — Я… — его голос прервался. — Я… — Что с тобой?! — выкрикнула Тсуна. Найто почти не отреагировал — только вздрогнул всем телом и закусил губу, как будто отчаянно сражался с кем-то внутри себя. С кем-то, кто был намного сильнее. — Почему я… Ей почти послышался хруст. И даже если это была просто игра воображения, Найто действительно выглядел так, как будто вот-вот сломается. — Я не могу… — он рванул воротник футболки, зашатался и сделал шаг назад. Конверт спланировал на пол, а Найто пошатнулся и рухнул на Тсуну, чуть не уронив ее за компанию. — Черт… Что за… Не раздумывая, Тсуна схватила его за руку и потащила к выходу. Сердце ее сжималось от дурных предчувствий — она вообще никогда не видела, чтобы Найто было плохо, и теперь по-настоящему перепугалась. Как будто ей снился кошмар, в котором у нее, возможно, не было никакой возможности повлиять на события: лишь наблюдать, скрипя зубами от бессилия. На улице стало легче в первую очередь уже ей самой. Солнечный свет, ветер и воздух вернули самообладание, и Тсуна наконец справилась с мутным, постыдным страхом и спросила у Найто: — А теперь ты можешь рассказать, что случилось? Он смотрел себе под ноги, но глаза у него были уже не такие мертвые, как пару минут тому назад. -…Сам не понял, — наконец выдавил он чуть слышно. — Как по голове долбанули. — Почему? — Ты что думаешь, я понимаю?! — Найто вдруг сорвался на крик. Поспешно замахав руками, Тсуна воскликнула: — Я хотела просто узнать, что было перед этим! — Я просто… — он вдруг замер. — Эй, Савада-тян… — Что? — спросила она, уже по его тону чувствуя, что ничего хорошего не услышит. — А зачем мы туда вообще пошли? Пять минут тому назад Тсуне действительно очень хотелось сказать что-то важное. Наверное, что-то вроде «Слушай, в Академии творится что-то очень странное. И нет, я уже не о самих дуэлях». Или, может быть, «Как ты думаешь, что за перевернутая штука болтается в небе над Ареной?» Но сейчас Тсуна сидела на скамейке, смущенно теребила пуговицу на рубашке и совершенно не знала, что сказать. Если не принимать во внимание вариант, при котором она начинала истерично кричать что-то про то, что солнечный удар — это не шутки, и Найто надо бы перестать над этим смеяться, пока он не свалился где-нибудь в обморок. Проблема была в том, что этот этап они уже проходили, и поэтому сидели в тени. А что сказать еще — Тсуна придумать не могла, и у нее прямо-таки скулы сводило от этого тупого, дурацкого молчания. — Поскорее бы пришла Энма-тян, — вздохнула она, продолжая медленно, но верно откручивать пуговицу. — Ты в порядке? — Да хватит надо мной трястись, — недовольно бросил Найто. — Небось не умру. — Хочешь, чтобы я не беспокоилась? Тогда не пытайся свалиться на улице без видимых причин. — Эй, да я сам в шоке, если что! — А я-то как, — Тсуна фыркнула. — Думала, тебя вообще ничем не пронять. — Ха. Наступила неловкая пауза. Тсуна передернула плечами. Она даже не могла вспомнить, когда в последний раз ей было так неловко рядом с Найто. Никогда? Да, кажется, ни разу с момента знакомства. Вот тогда она немного… удивилась. Просто потому, что на нее налетел бренчащий заклепками и браслетами вихрь, выхватил из рук чемодан с вещами и сказал: «Общежития вообще в другой стороне, малышка». В данном контексте «удивилась» означало «мысленно взвыла от негодования и попыталась вырвать сумку и послать незнакомца в пешее эротическое». Но, как оказалось, послать Найто было делом незаурядной сложности. Да, после попытки устроить ему суд Линча за фамильярность он извинился, представился и вел себя даже почти нормально — секунд так сорок. Потом он придумал дурацкое обращение «Савада-тян» и заявил, что считает его достаточно вежливым. Да, именно так и никак иначе. Ну или мирись с «малышкой», Савада-тян. Ты же мелкая! Тсуна покосилась на него — предельно подозрительного со всеми этими цепями и кольцами, — обозвала мысленно «чертовой телевышкой» и преисполнилась презрения, замешанного на зависти и свойственного почти всем миниатюрным людям, когда они оказываются рядом с кем-то выше их более чем на голову. А чтобы наглецу жизнь медом не показалась, предложила ему показать ей дорогу, если уж он такой умный. Найто радостно кивнул, схватил ее за руку и куда-то потащил. Спустя десять минут пути по просторным, запутанным и длинным аллеям Академии Тсуна решила, что ее разыгрывают — не может же дорога до общежития занимать столько времени! Спустя двадцать — пришла к выводу, что столкнулась с каким-то местным призраком, который заведет ее в чащу и убьет. А спустя полчаса оказалось, что Найто сам приехал недавно и толком не знает, что где находится. В конце концов, конечно, они все-таки достигли цели, и обрадовались общежитию, как оазису в пустыне; и сами не поняли, когда стали чувствовать себя так, как будто знакомы уже черт знает сколько. Час совместных блужданий по Академии, как выяснилось, оказался вполне способен заменить несколько лет соседства или учебы в одном классе. И на прощание Тсуна критическим взглядом окинула нового знакомого и одернула на нем перекосившийся воротник формы. Тогда она еще даже не подозревала, что ей с этим парнем еще и в одном классе учиться — хотя, может, почувствовала; внезапные и яркие встречи в ее жизни никогда не бывали случайными. Тогда ей было неловко, а сейчас Тсуна вдруг поймала себя на том, что улыбается. Жизнь в прежней школе научила ее ценить и добрую волю, и вовремя оказанную помощь. Как странно: там она была обычной ученицей среди множества таких же обычных учеников, и не знала куда приткнуться. А в огромной, холодноватой и донельзя элитной Академии у нее появились друзья, несмотря на нависшие над головой узорчатые своды, негласные правила поведения и слишком серьезную игру во взрослые интриги, которую вел студсовет. — Найто-кун, — выпалила Тсуна внезапно, — знаешь, что? — М? — Пожалуйста, оставайся всегда… таким же. Она положила руку поверх его кисти и замерла, прислушиваясь к ощущениям. Касаться кого-то было всегда немного странно. — Здесь постоянно все меняется… Не здесь, то есть, а в Академии. — Каким же? — переспросил Найто как-то невпопад. — Каким мне оставаться? Тсуна вздрогнула от этого вопроса и тяжело вздохнула. — Я даже не знаю, как тебе ответить. — Как-нибудь? — Найто улыбнулся и, прищурившись, посмотрел на нее в упор. — Знаешь, при первом знакомстве ты попыталась огреть меня тяжеленным чемоданом и убежать. Так что я вряд ли уже удивлюсь. — Эй, — Тсуна смутилась — отчасти потому, что только что она вспоминала о тех же событиях, — нашел, что вспоминать. И вообще, я говорила о том, что… — она задумалась, подыскивая слова, — ну, знаешь, столько людей… одинаковых. Они средние. У них средний ум, убеждения как у всех, нормальное поведение, нормальная средняя внешность — они могут жить спокойно. И ты… Тсуна искоса глянула на Найто, честно опасаясь посмотреть напрямую, и поймала в его глазах какое-то особенно мягкое и светлое выражение. Он как будто наблюдал за ней — но делал это отстраненно-спокойно; и каким бы редкостно безмятежным он ни казался, эта его отстраненность почему-то слегка задела. — Ты мог бы слиться с толпой, но ты этого никогда не делаешь. Ты всегда улыбаешься… кажешься довольно ироничным и непредсказуемым, но это не так. Я помню, чтобы ты смеялся, и не помню, чтобы ты пытался причинить кому-то боль. Тихое спокойствие вздрогнуло и разбилось, как отражение в воде. Найто отвернулся. — Я странный. Тсуна открыла рот, чтобы ответить, но не успела. — Я странный, да? — это прозвучало уже как вопрос. — Это вроде как «псих», только не так обидно. Но ты тоже заметила и говоришь мне об этом? Хотя у тебя вышло, что это делает меня… «оригинальным». — Ты как-то не так меня понял… — Да? Ну и ладно, — небрежно отмахнулся Найто. — Самое главное я услышал. — Нет, серьезно! — воскликнула Тсуна, чувствуя, как кровь приливает к ушам. Как же она так умудрилась ляпнуть глупость!.. — Я не хотела тебя обидеть! — Но ты же и не обидела? Она окончательно запуталась и замолчала. — Ты сказала то, что думаешь. И сказала, что в прямоте нет ничего плохого. Поэтому… я и хочу тебе ответить, — Найто задумался, явно собираясь с мыслями, а потом наконец произнес: — У меня ведь на самом деле ничего нет, кроме «странности». Не думай, что я не знаю. Ты сказала мне, что я отличаюсь от других, и вроде как это мой плюс. Но ты вообще пробовала так жить? Когда ты всем поперек горла? На самом деле Тсуна пробовала. Она знала, что это за жизнь. Там, дома, она была глупой, неуклюжей и совершенно не умеющей вписываться в рамки. Не девочка, не мальчик — не пойми что. И как Бьякуран на нее тогда польстился? Одноклассницы открыто звали ее ненормальной, одноклассники игнорировали. С каждым годом Тсуна оказывалась все дальше от людей, и ненавидела себя все больше; хотя нет, даже не ненавидела — презирала. Но сейчас она подумала, что самое худшее, что она может ответить — это «да». — Я понял тебя, вообще-то. Ты всегда стараешься взять на себя все и вся. Я не знаю, правильно ли это, но… Ты не думаешь, что я все-таки надежнее Невесты-Розы? — А… — Тсуна просто никогда не сравнивала, и готового ответа у нее не было. Можно было бы ответить: да, ты был рядом даже тогда, когда Энма не имела возможности… но любые слова почему-то вставали поперек горла, стоило подумать о том, чтобы их произнести. Может, дело было в том, с каким дурацким смешком был задан вопрос? Он прозвучал почти как шутка. Найто закинул руки за голову и заговорил снова — до неправильности невозмутимо, как будто читал какой-то совершенно не интересующий его текст. — И вот, получается, ты говоришь мне что-то вроде «пока ты меня поддерживаешь, ты отличаешься даже от этого чертова студсовета, которые круче и оригинальнее всех в этой треклятой Академии». Даже от Гокудеры, потому что ты ведь не уверена, что он не ищет выгоды, так? — Найто на миг замолк, как будто ждал ответа, а потом пожал плечами и добавил: — И даже не думай, что я могу сказать «нет, спасибо, это звучало слишком обидно, чтобы я продолжал». Я же не идиот. Тсуна молчала, глядя прямо перед собой. Найто был странным, Найто вызывал иногда головную боль, иногда — желание заткнуть ему рот чем попало, а иногда беззастенчиво и навязчиво клал руки на плечи, на талию, и дышать становилось немного легче. У него на каждый вопрос было с десяток идиотских ответов, и вопросы он умел задавать тоже внезапные и идиотские, раскалывавшие собеседника, как орех. Ему было трудно даже уследить за состоянием собственной формы — он будто забывал о пиджаке, и тот вечно сползал и перекашивался: Тсуна со временем привыкла и перестала стесняться поправлять ему воротник раз за разом. Звенящий брелками и цепочками, шумный, горластый, объективно — совершенно бесполезный человек. В чем вообще был смысл дружбы с ним? Тсуне это было удобно? Уж скорее неловко. Зато легко. Рядом с Найто мир отступал, небо и потолок переставали давить на голову, слова и движения не имели двух-четырех-десяти значений — только одно, простое и приземленное: то, которое приходило на ум сразу же. Он каким-то мистическим образом чуял, когда его болтовня становилась уж совсем не к месту, затыкался и обнимал. Или не прикасался даже пальцем — зависело от обстоятельств. А еще он немыслимым образом оказывался под боком всегда, в любой трудный момент, и, если вдуматься, если бы не он — черта с два бы Тсуна отвоевала Энму обратно. И при всем при этом оставался все таким же беззаботным и отходчивым, как и в первый день знакомства. Как будто грязь его не задевала. Как будто мир Академии не затрагивал его, как будто он стал единственным Дуэлянтом, которому сражения не грозили — он в них не видел смысла. Тсуне все казалось, что мир раскрывался ему навстречу сам, по своим неочевидным линиям сгиба. Разве мог он вдруг сказать о себе вот так — «у меня ничего нет»? «Я никогда не думала о… о том, что у него в голове на самом деле.» Хотя нет, Савада Тсунаеши, давай ты признаешься хотя бы себе: ты просто не хотела об этом думать. Иначе бы ты пять минут назад сказала что-то совсем другое. Тебе ведь совершенно не нужно, чтобы перед тобой так распахивались? Тебе ведь совершенно не нужно, чтобы тебя прощали до бесконечности? И тогда Тсуна наконец нашла в себе силы, привстала и, склонившись над Найто, закрыла ему рот ладонью. Прежде чем тряхнуть головой, высвобождаясь, он на секунду растерялся, смутился — и тут же отвернулся, пряча глаза. Тсуна сделала вид, что не заметила этого, и сказала как можно более уверенно и твердо: — Хватит таких откровений! Это уже слишком. «Я — Савада Тсунаеши, и как-то раз я решила, что буду принцем… То есть, буду уверенной в себе и сильной. Человеком, на которого можно положиться.» — Я все поняла, Найто-кун. Но не надо больше ничего говорить. И, если на то пошло… прощать мне ту чушь, которую я несу или делаю, не надо тоже. — Я не знаю… — начал он, а потом прервался, резко вздохнул и закончил, — но я могу. — Не надо, пожалуйста. Я же… не «Принц», про которого так любят рассуждать в Академии. Я могу ошибаться. И пусть это вот все… будет одной из моих ошибок. Чтобы я не забывала. Самое время не гадать, а взглянуть, что он на самом деле такое, подумала Тсуна и почувствовала внезапный прилив уверенности. Найто широко улыбнулся и, перехватив ее за запястье, потянул на себя. Часы на телефоне показывали семь вечера. Ламбо смотрел на них не мигая, до тех пор, пока глазам не стало больно. Наконец цифры мигнули и сменились на 19:01. Тогда он выключил экран и выпрямился, глядя на башню студсовета — черную иглу, воткнутую в темнеющее небо. — Бесполезно. Наверное, она уже в общежитии. Конечно, это был его просчет: надо было договориться о месте встречи заранее. Тогда бы не пришлось бегать по всей Академии и разыскивать Тсуну, рискуя с ней в любой момент разминуться. Но днем Ламбо был слишком шокирован свой внезапной догадкой, и просто не подумал ни о чем таком. Он вообще не предполагал, что Савада уйдет в город, и разговор так неожиданно отложится. А теперь его терзали предчувствия. Слишком необычная, слишком яркая и теплая — Тсуна крепко запала ему в сердце. И меньше всего Ламбо хотел, чтобы девушка, которую он мысленно звал сестрой, пострадала духовно или физически. Он беспокоился — иррационально боялся за человека, который вряд ли считал его другом. Почему? И почему это чувство казалось таким знакомым? — Привет, — вдруг раздался за его спиной тихий смех, и кто-то закрыл ему глаза ладонями, — кого ты ждешь? — А?.. — Ламбо вздрогнул и вывернулся из объятий. — Кто?.. А, И-пин, здравствуй. Подруга убрала руки за спину и теперь смотрела на него с тонкой и насмешливой улыбкой. Глаза ее — большие, темные, обрамленные пушистыми ресницами, — смотрели искушающе-нежно. — Ты так задумался, — протянула она, раскачиваясь с носка на пятку. — О ком же ты думаешь в этот вечерний час, а, Ламбо? Ее голос и движения были такими плавными, текучими и непривычными, что Ламбо с трудом оторвался от их узора — кружева, сплетавшегося в легких сумерках; помотал головой, пытаясь отмахнуться от наваждения, и ответил: — Я хотел кое-кого предупредить. — И этот кто-то обитает в розарии? — Ну, не совсем, — усмехнулся Ламбо. — Но здесь она бывает тоже. — Вот оно как, — И-пин слегка наклонилась, и ее косы двумя черными змеями соскользнули с плеч. — А ведь мог бы в это время побыть со мной… Колдовские сиреневые сумерки меняли ее все сильнее. В призрачном свете ее губы, яркие и перечеркнутые еле заметной короткой чертой старого шрама, слабо приоткрылись, обнажая ряд блестящих зубов. Ламбо сглотнул, чувствуя, как воздух превращается в пластилин. Нет. В смолу. В густеющую темную смолу. — Но ты выбрал ее, не так ли? — наконец спросила И-пин, и он перевел взгляд на ее ключицы, очерченные светом и тенью. Почти белые в сумерках. — И ты, и Хибари-сан… Вы все, все стремитесь за ней, — голос девушки превратился в низкий гортанный шепот. — Все вы, дуэлянты, мечтаете обладать ею. — К-кем?.. — растерянно переспросил Ламбо. — Ты знаешь. — Я… Он только теперь заподозрил неладное и сделал шаг назад. — И-пин, ты… ты в порядке?.. — Больше, чем когда-либо прежде, — улыбнулась она, блестя глазами. Шагнула ему навстречу. Ламбо уперся коленями в край скамьи, шумно выдохнул и сел. — Это черная роза, — сказал он уверенно. Ответом ему стал легкий кивок. Полуразметавшиеся косы качнулись туда-сюда. — Я взяла ее, чтобы изменить этот мир, — И-пин подошла совсем близко, наклонилась и коснулась пальцами шрама, рассекавшего правый глаз Ламбо. — Мир, в котором я теряю себя. Она скривилась, будто была готова вот-вот заплакать. — Когда вы… когда ты забудешь обо мне… я потеряюсь в толпе. Все, что я делала и делаю, будет неважно, если я стану не нужна. — Неправда! — повысил голос Ламбо. — Я никогда не забываю о тебе! Она была в шаге или даже ближе — гибкая, как цветок, почти прижималась к нему. Она была теплой, земной и грешной. Она… — Я всегда думаю о тебе. …самая дурацкая, несбыточная мечта. Девушка, к которой не подступиться, правая рука главы Комитета Ликвидации, больше похожая на боевую подругу, чем на какую-нибудь там принцессу. Даже первую любовь она выбрала себе по плечу: ну кто еще в здравом уме мог решить, что может добиться Хибари Кеи? Если так подумать, она была единственной стоящей целью. — Даже когда я хочу спасти кого-то другого, в глубине души я все еще думаю о тебе. — И поэтому ты заставляешь меня чувствовать себя так, будто я вот-вот исчезну?.. — ее темные тонкие брови жалобно изогнулись. — Это и есть твоя забота? — Но я же вернусь, — Ламбо запустил пальцы в растрепанные косы И-пин, расплетая их еще сильней. — Я всегда возвращаюсь. Ее руки, тонкие и на удивление тяжелые, скользнули по его плечам. — Даже если я пойду против студсовета, ты вернешься ко мне? — Студсовет — просто игрушка Края Света. — Значит, я пойду против него… чтобы прервать это безумие, — жарко прошептала И-пин. — Чтобы ты снова смотрел на меня. — И ты не испугаешься? — Нет. Теперь, с этой розой… -…ты ощущаешь себя способной на все, что угодно, да?.. — Ламбо засмеялся и быстрым движением схватил И-пин за запястье. Там, под тонкой кожей, билась кровь, и в какой-то момент его сердце дрогнуло, подстраиваясь. — Если ты готова сражаться, я в полном твоем распоряжении. И-пин улыбнулась ему в ответ, и эта улыбка была — обещание, приманка, достойная цель; контракт, под которым не жаль подписаться кровью. Ламбо изогнулся, запрокидывая голову, и почувствовал, как его грудная клетка содрогается; а потом меч, длинный, тяжелый, с искрящейся зеленью черной рукоятью, сверкнул в тускло-малиновом закатном отсвете. И жестом, шедшим от самого сердца и от лезвия меча, Ламбо поднял руки. Его ладони проскользили по телу И-пин — по груди, по бокам и бедрам, до колен, линиями зеленого света чертя узкий темный мундир. — Когда я вернусь, — прошептала И-пин почти неслышно, — когда я вернусь, ты получишь все.