Между глянцем и крысами

Рыжий просто смотрит на экран. Телефон его же, шрифт знакомый, в этом окне сообщений он множество раз уже бывал. Но буквы и цифры на нем — нет, он просто не может этого осознать и осмыслить. Потому что долбаная смс о переводе на его счет денег — это пиздец. Пять тысяч юаней. Передавай привет Юи. Рыжий пытается сжать телефон в руках так, чтобы стекло на нем нахрен треснуло. Но нет сил, совершенно нет, и он просто смотрит на экран, на эти цифры и буквы. И чувствует тошноту, подступающую к глотке. Чувствует, как хочет ненавидеть, убить, разорвать, но не может. Чувствует, как у него вообще нет выбора. Он не может не принять эти деньги: вся его зарплата состояла из работы на Тяня и «Пантеру», процентов девять — кафе. Сейчас, когда нет ни первого, ни второго, а на боях скорее сдохнешь, чем заработаешь, у него нет шанса выебываться. Сейчас, когда мамина болезнь никуда не делась, когда она в больнице, когда у самого в мясо сбитая морда. Рыжий просто дышит через нос. Пытается дышать, получается хреново. Думает: блять, уйди из моей жизни, исчезни, не возвращайся. И: вернись и, блять, просто, сука, что-нибудь. Как-нибудь. Исправь это все. Помоги. Он оглядывает свою квартиру изнутри — и это первый раз за последнюю неделю, когда он задумывается, что ему не стоит здесь находиться. Осознание доходит ударом в затылок, крошит череп, отдает в плечи. Рыжий осматривает гостиную вокруг себя: без картин на стенах, без почти всей посуды, с легким шлейфом маминых духов, который никак не выветрится, как бы он ни отмывал. Он вспоминает слова Принца о том, что ему не стоит светиться. И только сейчас, спустя столько времени, спустя разгромленную квартиру и избитую рожу Ли, Рыжий осознает, что совершенно забил на это. Он живет в своей квартире, не видел маму уже три дня (мам, я это, потом зайду, сейчас работы много, ты там как?) и все еще пытается ненавидеть. Рыжий листает диалоговое окно с переводами на его карту — они почти все от Тяня, потому что на работе и в «Пантере» платили наличными. Листает в самый конец, и таким образом можно натренировать себе палец. У него сжимается внутри. Режет. Но он читает эти подписи к переводам: На презервативы, солнышко. Покушай кашки-малашки. Скинь нюдсы. А что на тебе надето? Рис с овощами класс, спасибо. Жду тебя в девять. Жду тебя в девять. Не опаздывай, как вчера. Я купил каких-то продуктов, не знаю каких. Жду тебя в десять. Какого цвета твое белье? Ты золотце. Пришли фотку, пришлю еще. Жду тебя в девять. Рыжий листает и задерживает дыхание. Он и не замечал, сколько времени они общались, или знакомы, или что-за-херня-между-ними-происходила. Долго, бесчисленно долго — он ведет пальцем по экрану, а сообщения не кончаются. Застывает на одном. Между Передавай привет Юи и Моему мальчику-пупсику. Ты придешь завтра? Рыжий тупит в него глаза, хмурит брови и помнит: он идет домой после того, как назвал свою фамилию в «Пантере», ему приходит это сообщение. Потом мама приглашает Тяня на пирог. Потом Тянь соглашается. За день до они пьют с его друзьями — сусликом и серьезным парнем, имя которого Рыжий забывает. Днем после Тянь целует его в губы сухим ветром вместо дыхания. Рыжий чувствует, как дрожат пальцы, которыми он держит телефон. В этот день Тянь узнает его фамилию. Это то, как он его называет — малыш Мо. То, как он порывается его так назвать в самый критический момент: среди запаха старых духов, разбитого зеркала и «сделай, если так легче». Рыжий прикрывает глаза: какой же ты ублюдок, Хэ Тянь, какая же ты законченная тварь. И какой же я ебаный дурак. Это только сейчас становится так прозрачно и очевидно: его карьера в «Пантере» и появление богатенького тупорылого мажорчика рядом. Безымянный постоянный клиент и блядство в глазах Ли. Это все безумно просто, как раскраска для ребенка из четырех деталей — Рыжий красит черным все из четырех. Только сейчас. Не тогда, когда Рыжий чувствовал, как его эта энергия сжирает, когда он пытался схватить ее за хвост, когда уже не мог понять, где правильно, а где пиздец. Не тогда, когда ему этот чертов мудак был настолько нужен. Настолько, чтобы просто поверить во что-то настоящее в своей жизни. Рыжий закрывает глаза, сжимает зубы и думает: когда ты вернешься, я тебя убью, мудак ты сраный. И ему совершенно не хочется думать о том, что, скорее всего, они больше никогда друг друга не увидят.

*

Он едва не бросает телефон в стену, когда приходит новый перевод. Ровно спустя неделю. Та же сумма, только подпись другая: Надеюсь, с вами все хорошо. Он приходит совершенно не вовремя, бьет прямо в точку, куда-то между лобных долей. Рыжий стоит у гаражей рядом с больницей, в которой лежит мама, курит третью сигарету подряд и сжимает телефон дрожащими пальцами. От того, чтобы разъебать его об этот гараж, останавливает только последующая необходимость покупать новый. В голове по кругу: испуганное лицо Юи, собственная побитая морда после драк, жалкие попытки ее успокоить. Приподнятые брови, треск в глазах, сжатые губы. И все эти тупые фразы тоже по кругу: мам, ничего страшного, все нормально, просто… просто я потом все объясню, ты не волнуйся, ладно? То, как она ни одному его слову не верит, и это справедливо. Рыжий смотрит на сообщение на экране и хочет заорать: нет, нихрена с нами не хорошо, с нами все хуево и это все только из-за тебя. И это настолько же правда, насколько просто попытка обвинить кого-то в своих же проблемах. Внезапно он ловит себя на мысли, что ему хочется поговорить. Просто. С кем-то — с кем, мать его, угодно. Нет. Не с кем-то. С ним. С Тянем. Сказать все, что хочется и не хочется. Выплюнуть, прожечь его, уничтожить. Вернуть, как какую-то собаку, тыкнуть мордой в его же мочу. Просто чтобы где-то здесь он был. Рядом. Но Рыжий просто блокирует телефон, кладет его в карман и шаркает кедами по асфальту, как будто подбитый в колено.

*

Постепенно маме надоедает просто так лежать в больнице, и Рыжий настолько же ее понимает, насколько это полный ебаный пиздец. Это — ловушка с обоих концов: он до сих пор не знает, угрожает ли ему кто-то, до сих пор не до конца привел квартиру в порядок, до сих пор понятия не имеет, что Ли с Тянем пытаются сделать. Что они вообще делают: в его жизни, на этой планете, в этой вселенной. И меньше всего в мире он сейчас хочет видеть Ли. Кого-либо из них. Хоть что-то, напоминающее об этих красных коридорах и неоново-кислотном дожде. Но выбора нет. Как, в общем-то, и всегда. Рыжий пишет Ли что-то вроде «нам надо встретиться», и тот отвечает практически сразу. Кидает адрес: та самая каморка, в которой Рыжему впервые предложили заработать бесплатный сыр, не боясь мышеловки. Та самая каморка, которая и есть мышеловка. Рыжий несется туда так быстро, как позволяют ноги и потянутые во время драк колени. Он помнит это место кристально и еще с детства: Ли постоянно тут отвисал, контролировал трафик боев, вербовал и захламлял эту крохотную комнату всяким говном. В ней ничего не поменялось. Не поменялся и сам Ли, сидящий за широким — слишком для такой маленькой комнаты — столом. Глядящий на него своей змеиной кожей, с которой еще не сошли побои, своим водоворотом в глазницах, торнадо долбаных зрачков. Ничего не поменялось: ни блядская ухмылка на губах, ни резь в мимике, ни то, насколько Рыжий его ненавидит. — Выглядишь намного лучше, чем в прошлый раз, — хмыкает Ли, оглядывая его снизу-вверх. — Что, перестал херней маяться? — Заткни пасть, — шипит Рыжий и подходит ближе. — Скажи, что происходит у вас. Ли дергает бровью. Этого не видно из-за волос, спадающих ему на лицо, но Рыжий наизусть знает каждую его эмоцию, каждую непредсказуемость, каждый рывок в собственную пасть. Он чувствует его на ментальном уровне — грязно, мерзко, как суперклеем прибитый. Рыжий сглатывает, упирается ладонями в стол и не отрывает взгляда. — Не ссы, — фыркает Ли и откидывается на кресле. — Все под контролем. — Что это значит? — То и значит, — жмет плечами, и Рыжий начинает вскипать. — Слушай. Ты не хотел лезть в эти дела, так и не лезь. Зачем ты пришел? Рыжего отшатывает, потому что это странно. Потому что Ли — это заманивание, укус, затягивание, как в зыбучие пески. Это установка: никогда не упускать возможности сожрать еще одну крысу, не давать слабины, вербовать и проглатывать. Поэтому сейчас, когда Ли отталкивает его всей своей энергией в грудину, он совсем не понимает, что происходит. — Мне… — Рыжий теряется в словах и сглатывает ком в горле. — Мне нужно мать вернуть домой. Это можно? Ли смотрит на него секунды три, и там, в мути глаз, где-то сидит понимание. Смешанное со злостью, презрением, эгоизмом, желанием отнимать и брать, но понимание. И Рыжего тошнит от этого, как от двух пальцев на корень языка. — Можно, только осторожно. — Ли, сука, — шипит Рыжий и впивается пальцами в край стола. — Хватит. — Все нормально, Рыжий, — спокойно отвечает Ли. — Не скажу, что пока что ты в полной безопасности, но не беспокойся. Рыжему легче не становится. Он все время изо всех сил себе повторял: мне до пизды, мне до пизды, мне до пизды, что там у них творится, мне похуй, просто похуй, насрать. Но это настолько же правда, насколько эффективны его попытки убедить самого себя, что он ненавидит Хэ-ебаного-Тяня. — Что он, — у него хрипнет голос, — задумал? — Мне казалось, ты хочешь, чтобы мы все пошли нахуй, разве нет? Рыжий думает: да. Рыжий думает: нет. Не знаю. — Хочу больше жизни, — шипит он в ответ. Ли резко подрывается со стула и так же упирается ладонями в стол с другой стороны. Сокращает расстояние, приближается к Рыжему, дышит ему в лицо, и тот даже не дергается. Потому что ему уже похрен, он эту крысу не боится. — Тогда езжай к своей маме, — шепчет Ли ему в лицо, — забери ее домой и постарайся хоть раз справиться с дерьмом в своей жизни. Рыжий не дергается. Даже не сглатывает — просто удерживает налившийся слюной рот максимально замкнутым челюстями. Так, что болят зубы, так, чтобы раздробить себе череп к херам собачьим. — Или, если уж ты так хочешь перейти на темную сторону силы, решай свои проблемы со своим любовничком и не еби мне мозг. Рыжего отшатывает. Отшатывает от холода, дробилки, пулеметной очереди в словах Ли. От этой непередаваемой мощи, с которой тот хочет его от себя отгородить. Это не геройство, не альтруизм, это просто хрен-пойми-что, и в этом весь Ли. Рыжий хрипло фыркает: — Лучше бы так сказал в самом начале, ебаный мудак. — Лучше бы тебе мне ничего не советовать, рыжуля, — скалится Ли, — если не хочешь, чтобы я вспомнил школьные забавы и сделал тебе еще где-нибудь пирсинг. Рыжий выдыхает и осознает одну-единственную вещь: он до сих пор носит гвоздики в ушах. Гвоздики, которые ему подарил Тянь. За которые тот заплатил пять тысяч юаней — ровно столько же сейчас присылает ему на карту, чтобы были деньги на жизнь и сраные таблетки для мамы. Он носит эти гвоздики в своих ушах с того самого момента, потому что пообещал себе ничего не бояться. Не сдержав этого обещания. Потому что сейчас он пиздец этого всего боится: что будет с мамой, что с ним происходит, что эти идиоты творят и что он больше никогда этого уебка с глазами-черными-дырами не увидит. — Иди домой, — Ли возвращается обратно в кресло, и пустота между ними рвет барабанные перепонки. — Позаботься о маме, а не херней майся. — Да пошел ты, — бросает ему Рыжий. Ему не надо знать, что Ли ухмыляется ему в спину, он эту тварь чувствует лучше, чем свои собственные конечности. Лучше, чем мочки, пробитые тупой ржавой иголкой. Лучше, чем линейку бессмысленных дней, в которых он сейчас находится. Но еще лучше он знает одно: он эти гребаные гвоздики не снимет специально, чтобы потом бросить их в лицо этого мажорчика со всей гребаной силы.

*

— Тут что-то поменялось, что ли, — задумчиво тянет Юи. Она сидит на пуфике, расстегивает свои босоножки и осматривает гостиную. Рыжий чувствует, как у него падает сердце в три пролета ребер, несмотря на то, что он восстановил все максимально. Купил новые стекла для рамок, идентичное зеркало хер как отыскал, новую посуду, максимально отмыл пятно от духов. Оттер кровь — свою или Тяня — от пола так, что ни одна следственная группа не отыщет. — Я просто убрался, — фальшиво жмет плечами Рыжий и молит дьявола, чтобы она ничего не заподозрила. — У тебя тут что, вечеринка была какая-то? — фыркает Юи. — Небось погром устроил. — Ну да, весь город пригласил, еле уместились. Юи смеется — тихо и жмуря глаза — и качает головой, и это самое хорошее, что Рыжий видит за последние пару недель. Самое ценное, самое родное. То, чего ему так не хватало. Просто смеется, не спрашивает про ссадины, про разбитое лицо, не падает посреди кухни от слабости, не гниет в долбаной больнице. Это просто она. — Ты есть хочешь? — спрашивает Рыжий. — Я там суп утром сделал. — Попозже, — улыбается. — Хочу вздремнуть. В больнице плохо спится, вечно шум какой-то. Рыжий поджимает губы и думает: прости, прости меня, если сможешь. Вслух ничего не говорит и через полсекунды делает фальшиво-нормальное лицо, как будто все хорошо, как будто его заживающие расколы на губах, сбитые костяшки и то, что больше Тянь ему не пишет, — нормально. Он провожает ее в комнату, плетется к себе и падает на кровать. Едва ударяется затылком о стену, шипит и, как застывший кадр перед глазами, вспоминает: прижатые руки к кровати, чужое лицо перед своим и сухой поцелуй. Жмурится: уйди, уйди, уйди, сука, из моей головы, блять, убирайся. Тянь не убирается. Он сидит там, между долями его мозга, где-то в островке памяти, травит все его сознание и лыбится, как акула. Или уже не лыбится — просто смотрит так, как в их последнюю встречу. Говорит ему: малыш Мо. Крутит по кругу, повторяет, и — черт, сука. Рыжий переворачивается и зарывается лицом в подушку. Почти душит себя ей, пытается задержать дыхание, чтобы выбросить этого мудака из головы. Когда-то ему говорили: если хочешь, чтобы стало легче, просто выскажи все. Он в рот не ебет, чьи это слова и к чему были сказаны: может, школьный психолог, Ли, отец, мама, кто угодно. И это первый раз, когда он слушается. Когда просто берет телефон, заходит в контакты, тыкает в «Мудак». Не читает предыдущую переписку, не знает, рабочий ли этот номер до сих пор, просто пишет, едва попадая пальцами по клавиатуре: Вы: «отъеюисб от меня» Вы: «не надо мне присылать деньги» Вы: «не ндыо спрашивать как мы» Вы: «я теяе сказал» Вы: «что я тебя сука» Вы: «ненавжу» Вы: «ненавиду» Вы: «НЕНАВИЖУ БЛЯТЬ» Вы: «так что отъеись от меня и моей семьи нахуй» Вы: «зашейся кцда-то иили чет ты там обычно делвешь» Вы: «просто оставь меня» Хочет добавить: в покое. Не добавляет. Отбрасывает телефон на другую сторону кровати, даже не проверяя, дошли ли сообщения. Похер, если дошли, и похер, если нет. Ему просто… ему просто, блять, надо было это сказать, просто чтобы этот подонок знал, как он его ненавидит. Просто чтобы в очередной раз на секунду подумать, что это правда.

*

Он пишет ему спустя четыре дня, когда снова приходят деньги. На этот раз без подписи, просто сумма — пять гребаных тысяч гребаных юаней. Прямо во время обеденного перерыва в кафе, стоя у черного входа. Едва сдерживая себя от того, чтобы реально ебнуть телефон о стену. Вы: «сука ты что тупой?» Вы: «я тебе сказал что мне не нужна твои подачки» Вы: «ты» Вы: «сука» Вы: «просто не трогай меня» На последнем сообщении Рыжий громко, хрипло кашляет, потому что вместо сигареты тянет фильтр. И это ни капельки не так больно, как боль в ушах, голове и отравленных лобных долях.

*

Он не знает. Ей-богу, вообще не знает, какого черта не блокирует карту, хотя это очевидно: ему позарез нужны деньги. Да, у них остались большие сбережения от «Пантеры» и готовки, но таблетки не дешевеют, а, помимо них, нужно что-то жрать и оплачивать коммуналку. Он просто пишет ему в какую-то бездомную среду, пока бесцельно бродит по городу. Вы: «знаешь почему я тебя ненавижу еще больше?» Вы: «она спрашивала про тебя» Вы: «спрашивает» Вы: «сука каждый день» Вы: «доволен блять?» Вы: «наверное гордишься собой да» Вы: «такой блять обаятельный правда» Вы: «очаровал мамочку» Вы: «супер блть» Вы: «лучше б тебя не было»

*

[пятница] Вы: «куртку твою сраную нашел» Вы: «уже и щабыл про нее» Вы: «могу кинуть под твою дверь ебучую» Вы: «а ну да ты ж схебался» Вы: «тогда просто я хз» Вы: «выкину» Вы: «или сожгу» Вы: «хотя хуй тебе» Вы: «это адик» Вы: «продам на каком-нибудь таобао»

*

[воскресенье] Вы: «хули у меня в телефоне делает твое сраное селфи?» Вы: «ты блять брал мой телефон?» Вы: *фотография* Вы: «убейся нахер»

*

[понедельник] Вы: «хватит мне сука деньги присылать» Вы: «конченый мудак» Вы: «заебал»

*

[среда] Вы: «впадлу куртку твою продавать» Вы: «сожгру нахрен» Вы: «как и твои блять подарки» Вы: «нихрена» Вы: «все»

*

[четверг] Вы: «надеюсь ты там подыхаешь без еды» Вы: «уже ж никто жратву на блюдечке не приносит да» Вы: «или просто надеюсь что ты подыхаешь» Вы: «всему миру будет лучше»

*

[суббота] Вы: «раз уж мы блять теперь все знаем» Вы: «мне просто интересно» Вы: «хули ты мое имя не мог у шэ узнать» Вы: «че , так хотелось чтоб я тебе сказал?» Вы: «или мог своих братиков или кто там у тебя пробить попросить» Вы: «как животное» Вы: «хотя почему как»

*

[понедельник] Вы: «ей лучше» Вы: «хуй знает зачем говорю» Вы: «хотя ты ж всегд делал вид что тебе не похер» Вы: «ну вот, жри, не обляайся» Вы: «это прикол что ли бабки по понедельникам переводить?» Вы: «отъебись ты уже»

*

[среда] Вы: «она на работу вышла» Вы: «впервые за месяц» Вы: «радуется пиздец» Вы: «я вот чет на работу хожу и не радуюсь» Вы: «а ты никогда и не ходил на работу да?» Вы: «все на блюдечке» Вы: «чтоб оно тебе поперек горла встало»

*

[пятница] Вы: «заебало писать в пустоту»

*

[суббота] Вы: «ты там сдох релаьно?» Вы: «надеюсь на это»

*

[понедельник] Вы: «хотя знаешь» Вы: «гробы же из дерева делают» Вы: «пусть тебя лучше кремируют чем тратят на тебя ебаное дерево» Вы: «ммм бабло переводишь» Вы: «ты вообще на что-то кроме бабла в своей жизни годен?»

*

[вторник] Вы: «ладно, заебал» Вы: «все, пока» Вы: «если у тебя нет яиц даже чтобы просто блять ответить» Вы: «хотя ты сломал мне все» Вы: «даже если после того, как ты блять просто все разъебал» Вы: «ты не можешь нахрен ответить» Вы: «то иди нахрен» Вы: «до свидания, Хэ ебаный Тянь»

*

[среда] Вы: *вызов абонента Мудак* Вы: *отмененный вызов* Вы: «случайно набрал»

*

[четверг] Вы: «ты живой?»

*

[пятница] Вы: «ну блять и похуй на тебя» Вы: *вызов абонента Мудак* Вы: *отмененный звонок* Вы: «ты там на северном полюсе что ли» Вы: «гудки блять идут» Вы: «заебись ты просто игноришь» Вы: «а ну да» Вы: «извините что потревожил» Вы: «ну и хуй с тобой» Вы: «я просто хотел» Вы: «да нихрена я не хотел» Вы: «до свидания»

*

[понедельник] Вы: «Тянь блять» Вы: «ты живой?» Вы: «уже как бы одиннадцать вечера а денег все не пришло» Вы: «что, обанкротился?» Вы: «перестал откупаться?» Вы: «стало жалко на нас бабок» Вы: «ну и катись блять»

*

[вторник] Вы: «скажи что ты живой»

*

[среда] Вы: «Тянь»

*

[четверг] Вы: «.»

*

[пятница] Вы: «я сука пойду к Ли и буду допрашивать где ты» Вы: «он меня прирежет» Вы: «так что просто ответь хотя б живой ты или нет» Вы: «где ты»

*

[воскресенье] Вы: «ладно» Вы: «приму что ты умер» Вы: «мир много не потерял»

*

[понедельник] Вы: «она все еще спрашивает где ты» Вы: «я заебался говорить что ты уехал» Вы: «скажи чтобы я хотя б ей не врал» Вы: «похуй на меня так хотя бы ей не разбивай сердце» Вы: «сука хотя ты уже» Вы: «ты вообще хоть что то хорошее можешь принести в этот мир блятб?»

*

[вторник] Вы: *вызов абонента Мудак* Вы: *отмененный вызов* Вы: *вызов абонента Мудак* Вы: *отмененный вызов* Вы: *вызов абонента Мудак* Вы: *отмененный вызов*

*

[среда] Вы: «Тянь пожалуйста» Вы: «отпишись просто что ты жив» Вы: «Тянь»

*

[четверг] Вы: «я» Вы: «я не знаю» Вы: «просто» Вы: «сделай что нибудь»

*

[суббота] Вы: «я схожу с ума походу» Вы: «просто блять пишу мертвецу какому-то» Вы: «в пустоту» Вы: «пора это заканчивать» Вы: «если ты читаешь это» Вы: «то ты еще больший мудак чем я думал»

*

[воскресенье] Вы: «не надо меня пытаться так от чего-то защитить» Вы: «ты делаешь только хуже»

*

[понедельник] Вы: «ТЫ БЛЯТЬ СЕРЬЕЩНО?» Вы: «ТЫ СУКА ПРИСЛАЛ БАБКИ» Вы: «НО БЛЯТЬ НЕ ОТВЕТИЛ НИ НА ОДНО СООБЩЕНИЕ» Вы: «ДА В ЖОПУ ИХ СЕБЕ ЗАСУНЬ ГОВНА КУСОК ЕБАНОГО БЛЯТЬ» Вы: «только заметил» Вы: «сколько блять ты прислал» Вы: «ты ебнутый что ли?» Вы: «хуй знает как их назад отослать» Вы: «просто сдохни»

*

[вторник] Вы: «сдохни, Хэ Тянь»

*

[среда] Вы: «вернись» Вы: «блять я думал тут можно удалять сообщения» Вы: «удалю нахуй всю переписку» Вы: «ты мне не нужен»

*

[четверг] Вы: «я тебя не ненавижу» Вы: «но желаю тебе смерти» Вы: «хотя нет шучу» Вы: «я тебя ненавижу так сильно, что запомню на всю жизнь» Вы: «маме повышение дали» Вы: «она много работает» Вы: «ей намного лучше» Вы: «Хотя кому я это блять вообще говорю»

*

[пятница] Вы: «просто что-нибудь» Вы: «пожалуйста»

*

[суббота] Вы: «Тянь» Вы: «блять»

*

[понедельник] Вы: «МНЕ ХУЕВО, ПОНЯЛ?» Вы: «Доволен?» Вы: «этого блять ты добиваешься?» Вы: «МНЕ ПИЗДЕЦ ХУЕВО» Вы: «ТЫ СУКА САМЫЙ ЕБАНЫЙ ЧЕЛОВЕК В МИРЕ» Вы: «ТЫ ВООБЩЕ НЕ ЧЕЛОВЕК, ТЫ БЛЯТЬ ЖИВОТНОЕ КАКОЕ-ТО» Вы: «НЕ НУЖНЫ МНЕ ТВОИ БАБКИ КАЖДЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК» Вы: «ПРОСТО БЛЯТЬ НАПИШИ ЧТО-НИБУДЬ ЧТОБ Я ПОСЛАЛ ТЕБЯ НАХУЙ ЛИЧНО Я НЕ ПРОСТО БЛЯТЬ В ПУСТОТУ КАКУЮ-ТО ПИСАЛ КАЖДЫЙ ДЕНЬ КАК ЕБНУТЫЙ» Вы: «сдохни»

*

[вторник] Вы: «как звали твоих друзей придурочных?» Вы: «Цзянь? Хуянь?» Вы: «их ты тоже так игноришь?» Вы: «я заебался» Вы: «я просто пиздец как заебался» Вы: «ждать тебя или чем я вообще занимаюсь» Вы: «просто напиши» Вы: «мне это» Вы: «нужно»

*

Он сходит с ума — это чувствуется сознанием, организмом, куревом в легких. Недосыпом. Постоянным ожиданием оповещения на телефоне. Ему пишет Лысый, один чувак с работы, мама, начальник. И, в принципе, это все. На второй неделе он признается себе, вырывая из внутренностей: я скучаю. Еще через неделю осознает: я пиздец как по нему скучаю. Три дня назад, во вторник, отправляя последнее сообщение и зарекаясь больше не писать, до него доходит, что это не просто «скучаю» — это безжалостная, кровожадная тоска. Он пытается вытянуть ее щипцами, тушить об нее бычки, подставлять голову под ветер, гнущий деревья, но не выходит. Она сидит там — глубоко-глубоко, не дотянешься. В какой-то момент он думает, что его жизнь налаживается: маме намного лучше, она постоянно принимает таблетки, ходит на работу, много готовит. Он ходит на обычную работу, меньше психует и не получает ударов в ребра. Забывает, как выглядят коридоры «Пантеры». На его счет поступают деньги. В какой-то момент он гуглит, можно ли поставить отправку денег на автоматический режим. Потому что если да, то Тянь, возможно, просто мертв. Или просто не здесь. Не в стране, континенте — он не знает, что о нем думать. Не находит никакой нужной информации, но в голове себя уверяет: нет, нельзя, этот мудак просто игнорирует меня. Сходит с ума. По диагонали, насквозь, по линиям, по клеткам — не выдерживает. Этой тоски, жрущей внутренности, этого печатания в пустоту, этого молчания с той стороны провода. Три дня назад, во вторник, он почти удаляет переписку. Почти. Его останавливает мама, зашедшая в комнату. Два дня назад он практически срывается, чтобы пойти к Ли и выпытать у него хоть что-нибудь. Не срывается. Потому что это уже пиздец. Сейчас, в пятницу, спустя три дня после последнего сообщения, Рыжий просто сидит на диване в гостиной с включенным телевизором, пока мама в душе. Не замечает, как меняются картинки на экране и как через двадцать минут мама возвращается. Как она кладет ладонь ему на плечо, и только тогда он поднимает на нее глаза. — Шань? — Юи клонит голову вбок и смотрит на него встревоженными глазами. — Я… — хрипло отвечает Рыжий, отряхивая голову. — Задумался просто. Она грустно улыбается, сводит брови и садится рядом с ним. Рыжий чувствует запах ее геля для душа — орхидея или лаванда, он не разбирается — и смотрит на мокрые локоны ее волос. Так они кажутся очень темными, практически каштановыми. И завиваются. — Пришло время рассказать мне, — мягко говорит она и кладет ладонь ему на предплечье. — Милый. — Что рассказать? — сглатывает Рыжий и все так же не смотрит ей в лицо. Потому что если посмотрит — она тут же все поймет, за миллисекунду. Хотя она и так все прекрасно понимает. — Я это и хочу узнать, — выдыхает она и пристально смотрит ему в лицо. Рыжий чувствует, как начинает жечь по телу: в ушах, лице, костях и глазах. В ушах — потому что звон, в лице — потому что краснеет, в костях — потому что сводит, а на глаза просто выступают слезы. Те самые, которые он обещал себе никогда в гребаной жизни не допускать. Он вертит по кругу в голове: просто соль, просто соль. Но это нихрена не соль — это тоска, живущая с ним в одном теле. — Я… — начинает он и чувствует, как пропадает голос в глотке, как он умирает, не успев родиться. — Я не знаю, где он. Просто… я не знаю. Он жмет плечами, не зная зачем, прикусывает губу и думает, что это все просто пиздец. Это уже просто за гранью. Это хуже, чем господи, ебаный в рот, какой же пиздец. Хуже, чем твою-мать-твою-мать-блять-твою-ебаную-мать-блять-сука-пиздец-да-ну-нахуй-полный-пиздец-господи-ебаный-в-рот-какой-же-пиздец. Он просто таких слов не знает, у него не настолько шикарный словарный запас. — Я не могу тебе рассказать, — хрипит он. — И я просто не знаю, где он. Он просто, бл… просто… Он чувствует, как соли становится больше, как она начинает щипать не только глаза, но и почему-то щеки. Как текут из уголков глаз эти блядские струйки — половинят, рассекают, как капли по стеклу, где ты маленький играешь в гонки: какая из капель придет к краю окна первой. Рыжий думает: я. Я приду к ебаному краю окна первый, если, сука, этот мудак не уйдет у меня из головы. — Он просто где-то, — выдыхает. — Я не знаю. Блять, я не знаю, где он. Он вдруг чувствует, как что-то его затягивает к себе, притягивает к теплу и запаху геля для душа. Подается вперед прежде, чем успевает понять: Юи тянет его к себе. Подается, сгибается, кладет голову ей на ноги, прячет лицо в изгибах рук и изо всех сил пытается не трястись. Лучше бы его пиздили. Во всех этих уличных боях, Ли своими перстнями по морде, кто угодно — просто не вот это вот, не страдать, как малолетка, по мудаку, который просто куда-то съебывает и не возвращается. Который чем-то там рискует, проворачивает какие-то схемы, чтобы спасти его жопу, скидывает ему по пятерке каждый понедельник и, блять, не отвечает, просто куда-то пропадает. Если, по стереотипам, девчонки влюбляются в мудаков, то Рыжий — самая стереотипная телка во всем долбаном мире. Отличие лишь в том, что он сам тот еще мудак. И что его тоска по этому уебку с черными глазами не поддается никакому объяснению. Хотя одно все же есть: они одинаковые. Они нахрен настолько же одинаковые, насколько разные. Им просто обоим это надо, как воздух, вода или сон: адреналин, боль, кровь, рвать зубами, сгорать и сжигать. Рыжий сжимает волосы в пальцах и чувствует, как мягко Юи гладит его по спине. — Знаешь что? — говорит она нежно и тихо. — Он вернется. Я верю. Что бы там у вас ни произошло, этот мальчишка хороший. И он вернется. Ради тебя. Знаешь, сразу, когда он пришел к нам, увидела вот это вот. Ну. Что-то между вами. Честно, сначала меня это немного… не напугало, как сказать, насторожило. Но потом… Рыжий чувствует, как замедляется дрожь, как все его тело впитывает в себя ее слова. И как мягко, как по-матерински она гладит его по спине. — Но потом я увидела, как он к тебе относится. И, знаешь, если с ним все будет в порядке, он вернется. Поверь мне. Юи тянет его за плечи, заставляя поднять корпус и сесть прямо, рядом, посмотреть ей в лицо. Рыжий слушается, пусть это и пиздец как сложно. Он выпрямляется, сглатывает и смотрит в ее глаза — почти такие же, как у него самого, просто немного темнее. Но горят ярче раз в сорок. Это — красить белым по черному так, чтобы тот его поглощал. — Ну, — она вздергивает брови и улыбается. — Веришь мне? Рыжий кивает и спешно протирает лицо тыльной стороной ладони. Считает в голове: раз, два, три, четыре, пять… ему не нужно досчитывать до конца, потому что внезапно, как вспышка внутри нервной системы, становится легче. Теплее. Он отмерзает, тает, снова чувствует состав воздуха легкими. — Спасибо, мам, — выдыхает он, и она треплет его по волосам. — Я… пойду спать, ок? У меня утренняя завтра. — Да, конечно, — кивает Юи и тянется к нему, чтобы обнять. — Я тут еще фильм посмотрю. Нашла вчера какой-то. — Какой? — Рыжий отстраняется от коротких объятий и хрустит шеей. — Если б я помнила. Она подмигивает ему, и Рыжий коротко усмехается. Думает: пиздец, пиздец, пиздец. Пиздец ему то ли плохо, то ли хорошо, то ли белое, то ли черное — он не знает. Просто чувствует и хочет чувствовать, что все будет нормально. Как бы то ни было. — Ладно, — кивает Рыжий и встает с дивана. — Спокойной ночи, мам. — Спокойной, милый. Он плетется в свою комнату и внезапно ощущает, что действительно хочет спать. Закрывает за собой дверь, скидывает шорты и футболку, падает на кровать. Через минуту вспоминает, что забыл включить будильник — если проспит, его гребаное «все хорошо на работе» полетит к чертям. Сонно нащупывает телефон и пару секунд щурит глаза от яркого в темноте экрана. Застывает. А сердце почему-то бьется, как убитое. Мудак: «Вообще-то куртка — это подарок».