*
У него вырывается смешок, когда он впервые видит Шэ Ли в жизни. Такие обычно за гаражами потрошат людей, продают наркоту и убивают за бабки, но никак не претендуют быть менеджерами в притоне для богатых придурков. Но выглядит забавно: месиво серых волос, куча перстней на пальцах и золотые, как браслеты, глаза. И взгляд — острый, как холодное оружие, как семнадцать ножевых в почки. Тянь думает: сгодится. Он подходит к нему, параллельно оглядывая эту подворотню: обшарпанные стены, мусорные баки, дохрена каких-то людей и вход в подвал здания. Чэн говорил, что этот золотоглазый хмырь — организатор уличных боев. Думает: тем более сгодится. — Эй, — окликает Тянь, и на него поворачиваются семь голов, в том числе и это грязное золото. — Ты Шэ Ли? — А кто спрашивает? — фыркает тот и клонит голову вбок. Тянь на полсекунды хмурит брови и думает: жутковатый ты, братишка. Но тут же возвращает на лицо вызывающий взгляд и рваную ухмылку. С такими уличными псами только по-собачьи и разговаривать: палкой, куском мяса и тыканьем мордой в говно. — Нужно поговорить. — Кто спрашивает? — чеканит Ли и клонит голову еще больше. — Твой будущий работодатель, — скалится Тянь и демонстративно идет к соседней стене. Плюет на сохранность футболки и прислоняется к стене спиной. Закуривает — Парламент горит огоньком в полутьме этой подворотни. Видит, как Ли хмыкает, указывает остальным — наверняка бойцам — на дверь в подвал, и те уходят. — Ну и кто ты, красавица? — подходит Ли, и, ей-богу, его глаза блестят в долбаной темноте. — Меня зовут Хэ Тянь. И у меня есть деловое предложение. Ли не спрашивает — клонит головой вбок, вздергивает бровь, ухмыляется, как скотина. Тянь знает, что с такими, как он, не дружат, не сотрудничают и не ведут никаких деловых бесед. С такими пиздятся, прибивают к стенке и соревнуются, кто кого пришьет первый. Но прежде, чем он собирается открыть рот, Ли говорит: — Хэ Тянь, — жует его имя, тянет. — Это твоя семейка торгует наркотой и плодит казино? Тянь хмыкает. Он давно не интересуется делами семьи, даже не знал, что они так популярны. Хотя в подобных кругах и не стоит удивляться: там, где бои, там всегда наркотики, оружие и нелегальщина. — Моя, — кивает он. — Дело не в наркотиках и картах. — И? — Мы собираемся открыть один ресторан. — Ресторан? — Ли вздергивает вверх бровь, и Тянь это замечает даже сквозь падающие на его лицо волосы. — Ресторан торговли людьми, — ухмыляется. — Не секс. Просмотр. — Вы собираетесь продавать дрочку за деньги? — фыркает Ли, но Тянь видит, как горят его глаза. Такой огонь называется одним словом: интересно. — Непосредственно. — И что ты от меня хочешь? Подрочить кому-то на лицо? Тянь хмыкает: вот же сука. Да, его брат умеет выбирать кадров, ничего не скажешь. Выбрать-то он выберет, а вот учить уму и дисциплине этого уличного наглого придурка придется ему самому. Пищевая цепь и круговорот веществ в природе: Чэн пытается надрессировать его, а он сам будет дрессировать вот такую вот шваль. — Нет, — Тянь затягивается. — Предлагаем тебе работать менеджером. Связь с клиентами, рабочими, контроль внутри, пока меня нет. Выгодно. — Насколько выгодно? Тянь прикусывает резцом фильтр сигареты. Рыбка на крючке — пасть продета, воздуха не хватает, осталось только распотрошить и на сковородку. Но перед этим не забыть нафаршировать дрессировкой, уважением к начальству и пиздюлями. — Тридцать процентов от прибыли. Поверь, ты таких бабок в глаза не видел. Ли смотрит на него долго и затяжно, как будто курит его одними глазами — глубоко в легкие, перекручивает и выдувает через трубочку губ. Тянь думает, что именно поэтому Чэн за него и взялся: вот из-за этого взгляда, который ломает кости и сжимает внутренности. Будь Тянь чуть менее похуистичным, сам бы уже насторожился. Хорошо, что ему реально похуй на этих уличных крыс. — А если я пошлю тебя нахуй прямо сейчас? Если он пошлет его нахуй прямо сейчас, то это будет отличным началом дрессировки. Впрочем, Тянь ждать не собирается. Он резко дергается вперед, хватает Ли за плечи и впечатывает в стену, на которую сам только что опирался. Реагирует моментально, когда замечает лезвие в его руках, — сжимает запястье и вбивает в стену. Ли хрипит в стену и внезапно тихо смеется. — Драться кто, папочка научил? — гадко спрашивает он, но того, что Тянь слышит, достаточно. Сбитого дыхания, хриплого голоса и стука сердца за гранью крысиной грудной клетки. — А что, — шепчет Тянь ему в затылок, — дал бы фору твоим ручным песикам? — Возможно. — Так послушай меня, — продолжает Тянь и сжимает запястье сильнее. — Таким, как ты, нехрен выебываться, когда предлагают такие бабки. Должен спасибо сказать. Но прежде, чем приступить к работе, ты должен уяснить: я стою выше тебя. И ты должен меня слушаться. Понял? — Может, мне тебя еще и папочкой называть? — фыркает Ли, но перестает сопротивляться в его хватке. — Это по желанию. Тянь отпускает его, разжимает руки и отходит на шаг в сторону. Ли отстраняется и протирает лицо тыльной стороной ладони, там, где щека упиралась в грязные плиты стены. — Ну как тебе предложение? — ухмыляется Тянь и лишь жалеет, что не успел докурить, когда пришлось приступать к дрессировке маленьких собачек. — Забавно, — Ли хрустит шеей и позвоночником. — Не боишься, что я тебе в спину нож воткну? Да, Тянь понимает, за что Чэн выбрал его. За обдолбанную, во все зрачки, безбашенность, за ставки на зеро, за то, что его прикладывают мордой об стену, а ему нормально. Ему интересно. Ли поворачивает на Тяня взгляд — огнистый, в языках холодного пламени. Отсвечивает от стен подворотни, проникает под кожу, откуда Тянь этот холод достает одной усмешкой на острых губах. — Значит, — кивает он и делает шаг, чтобы уйти. — Мы сработаемся.*
— Достаточно всрато, — тянет Ли и оглядывает голые стены подвала. — Это пока что, — ухмыляется Тянь. Он понятия не имеет, откуда Чэн смог найти такое — не побоится этого слова — сокровище. Огромный подземный этаж, оборудованный во множество комнат, на минусовом уровне. Сверху — клуб и казино, но ему на это насрать. Потому что они здесь, внизу, построят самый настоящий ад. Он видит это: красные стены, тусклое освещение, чтобы давило на мозги и психику, тихую музыку, вечно прокуренные комнаты. Комнаты. Много, их просто дохрена — и все здоровенные, как раз для их плана. Идею со стеклами придумал Чэн: разделить каждую комнату напополам односторонним стеклом. С одной стороны оборудовать комфорт-зону клиента, со второй — работника. И это — хоть Тянь сам и не хочет признавать — самая лучшая идея его ебанутого братца за всю жизнь. — Здесь нужен ремонт, выглядит как сранье, реально, — Ли проводит ладонью по голой стене коридора и брезгливо потирает пальцы. — И неоновое освещение. Ли стопорится на месте, смотрит ему в лицо и выгибает одну бровь. — Серьезно? Кто-то решил построить барби-замок? — Ага, — кивает Тянь и, придвигаясь ближе, наклоняется близко к лицу Ли. — И ты в нем будешь главной куколкой. — Найду себе самого красивого Кена, — скалится Ли и толкает его в плечо. — И как этот замок звать будут? Тянь хмыкает, потому что уже давно знает ответ: — «Пантера».*
Это единственный раз за последние несколько лет, когда он чувствует себя… воодушевленно. Потому что смотреть, как красятся в красный стены, как делаются полы, потолок, просто шикарно. Как по стыку стен и потолков прокладывают неоновые ленты, яркие настолько, что хочется вырвать себе глаза. Как заносят кожаные кресла, столы и, главное, как возводят стекла. Это выглядит потрясающе: зеркало с одной и прозрачность с другой. Тянь лениво проверяет каждое, чтобы не дай бог брак, просвет, что угодно. Больше всего ему нравится кабинет, который оборудовали для них с Ли: кожаные кресла, мини-бар, огромный стол, много, много алкоголя. Ему даже становится немного грустно, что в этом кабинете он будет появляться не так часто, как этот уличный подонок. Тянь сидит и помешивает в стакане виски со льдом, и свет неона из открытой двери коридора полосками отражается на гранях стакана. — Ну как процесс? Тянь ухмыляется: а вот и папочка пришел. — Остались только некоторые комнаты, — говорит он Чэну. — Все идет по плану. — Отлично, — кивает Чэн и садится в кресло напротив, строгий, высокий и суровый. — Остались только камеры. Тянь хмурится, потому что не понимает. — Камеры? — Камеры, — повторяет Чэн. — Ты же не хочешь, чтобы бизнес развалился за секунду, когда ребятишки заработают нужную сумму и решат уплыть в закат. Тянь коротко, незаметно сглатывает и хмурит брови, потому что они об этом не договаривались. Не то чтобы ему было не до пизды на компромат, шантаж и прочее, его просто бесит и одновременно смешит такая грязная игра. Хотя от сыночка мафиозного лидера по продаже наркоты и сети казино стоило подобного ожидать. — Попахивает конкретной такой уголовщиной, — хмыкает Тянь и отпивает виски. — Думаешь, у нас недостаточно связей в полиции? Вопрос риторический. Даже слишком. И именно из-за него эта ситуация все же больше бесит, нежели смешит. — Раньше предупредить нельзя было? — спрашивает Тянь и сжимает в пальцах стакан. — А это что-то меняет? — Знаешь, — Тянь подается вперед, — у меня тоже есть кое-какие подвязочки в полиции. Так что лучше говорить мне что-то сразу, если уж решился посвятить меня в свои дела. Чэн хмыкает и смотрит ему в глаза своим стеклищем вместо взгляда. Тянь научился об него не резаться — и так все руки по локоть в царапинах и раскроях. Это стоило многих лет отрицания, гнева, торга, депрессии и принятия — просто научиться в эти глаза смотреть. — И что же, — говорит Чэн, — решишь пойти против меня? — В случае необходимости, уверяю. Тянь откидывается обратно, натягивает на морду фальшивую ухмылку и чувствует, как горит где-то на уровне сетчатки новый порез. — Надеюсь, никакой необходимости не случится.*
Законченная «Пантера» выглядит шикарно, и в ее внутренности вписывается все от и до: Ли, камеры, кожаные кресла, стекло, динамики и мини-бары. Разве что они, возможно, немного перестарались с неоновыми лентами. Если долго находиться в коридорах, можно словить неплохую мигрень, но Тянь по ним вразвалочку гулять не планирует. Они курят с Чэном на улице, рядом со входом, где над дверью огромными неоновыми буквами горит название. Тяню все равно, если это выглядит дешево и безвкусно — это затягивающе, а ему только этого и надо. — Я могу быть здесь вип-клиентом? — фыркает Тянь между затяжкой и выдохом. — Если хочешь, — безэмоционально отвечает Чэн и смотрит куда-то вдаль, где отдаленно слышится гул вечернего города. «Пантера» находится в идеальной позиции: недалеко от дороги, но и не вплотную, сверху — популярные клуб и казино, все согласованно и покрывается друг другом. Да, их семья умеет вести дела, стоит отдать должное. Тянь откидывается к стене. — Даже платить не заставишь? — Заставлю. — Глупо, — усмехается Тянь. — Мои деньги — это деньги «Пантеры». — Тогда трать их с умом. Клиенты не будут работать бесплатно, это принципы. — Ага, а шантаж компроматом на каком месте принципов находится? Чэн переводит на него косой взгляд — уставший, серый и пустой, но одновременно режущий, колющий и кромсающий. Такой взгляд только у него и ни у кого больше. Даже отец смотрит не так: отец своим холодным взглядом вербует, Чэн — душит. — На первом, — отвечает тот и затягивается, уводя взгляд в сторону. — Запомни одно: никогда не строй отношений со шлюхами, которые на тебя работают. У Тяня колет где-то внутри. Режет, мокнет, как будто из раны течет сукровица. Или уже не сукровица. — Не твое дело, с кем я строю отношения, — резко говорит он. — Хотя я спрошу: почему? — Потому что ты выше этого. Тяню хочется заржать — во весь голос, проораться на всю улицу, спугнуть всех бродячих блохастых котов и разогнать своим смехом крыс. Вот только ему нихрена не смешно. Он сделал Чэну одолжение, согласившись втянуться в это дело, но консультироваться с ним по поводу отношений — последнее, что он собирается в своей жизни делать. — Да ты что? И чем же? — фыркает он и сжимает зубами сигарету. Та почти догорает, и это печально. — Как бы ты ни упирался, тебе придется продолжить династию. И для этого нужна дисциплина, чистая кровь, самоуважение и репутация. Так что я повторю еще раз, я не шучу: смотри, но не трогай. Это единственное четкое условие. Иначе ты пожалеешь. Тянь сглатывает и ощущает внутри этот пожар: горят внутренности, полости костей, вскипает кровь и лопаются нагретые сосуды. С ним нельзя находиться долго, иначе теряешь сознание и все человеческое, превращаешься в животное с пеной у рта. Это Чэн — тот, каким он его сознательно помнит. Тянь фыркает, тушит сигарету о стену. — Знаешь что? — усмехается и кидает бычок к ногам Чэна. — Нахуй твою династию, Чэн-ни.