~
Его нещадно начинает рубить, когда он приходит в комнату. Возможно, это алкоголь, может, усталость. Рак мозга, апатия или просто хочется спать — ему даже как-то все равно. Скорее всего, расслабляющая атмосфера этой стороны комнаты: тусклое регулируемое освещение, удобное кресло, тепло и приятно. И стакан виски под рукой — все, что ему сейчас нужно. Бесит разве что ждать, хотя ему нравится приходить раньше, чем работникам позволяют войти. Он называет это пометить территорию. Привыкнуть к обстановке, настроиться на нужный лад. Хотя сейчас Тянь даже не пытается ни на что настроиться, у него нет настроения. Спустя три минуты в комнату входит Ксинг. Тянь хмыкает: ладно, Ли, ты был прав. Он красивый. Нет, он чертовски красивый. Светлые волосы, почти полупрозрачные глаза. Высокий, подтянутый. И смотрит резковато — как будто не боится. Как будто через полчаса, выйдя из этой комнаты, он не будет поджимать ушки и хвостик, бояться заглянуть в глаза и смываться так быстро, словно от этого зависит вся жизнь. Интересный мальчишка. Но обычный. Улыбается одной стороной рта, не отрывает взгляда от стекла — попадает прямо в центр — и вызывающе близко пододвигает к нему кресло. Тяня это всегда забавляло больше всего: они-то видят в отражении искаженных себя. Рай для нарциссов, просто долбаный рай. Ведет языком по губам, прикусывает нижнюю. Тянь ухмыляется. Каким бы Ли мудаком ни был, а ребят он подбирает потрясающих. Не то чтобы он сам готов в штанишки кончить от этого пафосного взгляда, но в животе начинает подкручивать, как будто там активно работает медленно ржавеющий механизм. Разливается, ползет вниз, пытается добраться к голове по линии позвоночника. Ксинг стаскивает с себя футболку, отбрасывает ее в сторону, на пол, и тусклый свет приятно гладит рельеф его тела. Молодой совсем, еще даже морщин на лице нет, и тело — молодое, живое, свежее, с гладкой светлой кожей. Такие мальчишки всегда нравятся их клиентам, половина из которых — взрослые мужики с женами и детьми, а вторая половина — жирные богатые мудаки. Таким всегда хочется потрогать молодое тело. Такие никогда его здесь не потрогают. Тянь откидывается на спинку кресла и думает, что, в принципе, им бы пошли на пользу приватные сеансы. Вряд ли Чэн это одобрит, или кто-то из мальчишек, которые готовы усраться от возможности раскрытия их личности, но клиенты были бы рады. С другой стороны, ему не хочется превращать «Пантеру» в притон. Да и в этом же вся фишка: смотри, но не трогай. Как тело в белье — всегда привлекает больше, чем обнаженное. Есть загадка, запрет, невозможность дотянуться. Придурки за такое платят огромные бабки, и Тянь не собирается лезть им в головы. Хотя фишка работает. Тянь чувствует, как тянет изнутри короткое, быстротечное возбуждение, как взгляд цепляется за тело Ксинга, за его лицо, прикушенные губы. Чувствует, как собственный член начинает упираться в ткань брюк. А еще — как обычно это все выглядит и как ни минуты времени его не стоит прямо сейчас. Да, мальчишка красивый, двигается приятно и плавно, ведет острым взглядом за стекло и режет его без ножа, но такие они тут все. До единого. Тянь помнит каждого и одновременно никого. Поэтому он просто берет стакан виски и болтает его по кругу. Смотрит. Наблюдает. Ему не хочется на этого мальчишку дрочить. Хочется его телу, глазам, чему-то там внутри, но не ему. Контроль качества. Непыльная работа — он может поручить ее Ли, но не хочет. Потому что есть в этом что-то: смотреть, видеть, поглощать. Пытаться найти новое, резонансное, резкое, что сломает этот контроль и порубает на куски качество. Тянь не находит. Ксинг просто красивый парень с большим членом. Просто умеет им управлять — замедляясь, ускоряясь, не отрывая глаз от стекла. Поэтому Тянь просто наблюдает за ним, пока тот не кончает. Хмыкает и думает: работа непыльная, но скучная, как в аду. Нужно подождать минут пять, чтобы возбуждение сошло на нет, а потом встретиться с этим пареньком. Представиться, отдать деньги. Это все, что он сейчас собирается сделать.~
— Добрый вечер, — тянет он, входя в комнату, где Ксинг ждет своих денег. Тот как-то нервно дергается, ведет в его сторону голову и смотрит, нахмурив брови. Впитывает — с ног до головы, пытается проанализировать, кто, что, как. Это уморительное действие, даже, можно сказать, немного милое. — Привет, — сухо бросает он и вскидывает бровь. — Я жду Шэ Ли. — Я знаю, — кивает Тянь и протягивает ему руку. — Хэ Тянь. Я владелец. Он практически предвкушает это лицо: округлившиеся глаза, сломанные брови, приоткрытый рот. Но предвкушение ломается, как трава о газонокосилку, когда Ксинг просто хмыкает, поджимает коротко губы и протягивает ему руку. — Ксинг. Они тут никогда фамилий не называют. Как будто, чуть что, это поможет им скрыть свою личность. Но Тянь все равно удивляется — стойкости, сдержанности и тому, насколько у него холодные руки. — Ты неплохо работаешь, — говорит Тянь, садясь на кресло напротив. — Я оценил. — Ну, — жмет плечами Ксинг, — наверное. Я не в курсе, как это делается правильно. Тянь хмыкает про себя: интересный мальчишка. Самым нервным из них был Джонни — темноволосый паренек, настоящее имя которого он забыл сразу же, как услышал. Тот практически локти себе откусил, когда Тянь ему представился, и это было так же забавно, как и нелепо. Близко к Ксингу подобрался Пламя — глядел нервно, но стойко. Это практически тенденция «Пантеры»: чем красивее человек, тем увереннее он себя чувствует. Хотя от Ксинга несет больше усталостью, чем уверенностью, и это забавляет. — Да? — риторически бросает Тянь. — Зачем тогда пришел к нам? — А что, не стоило? — Нет-нет, — усмехается. — Просто интересуюсь. Это же все-таки мой центр. Ксинг немного хмуро на него смотрит пару секунд, впечатывается в детали лица, пытается запомнить. Отвечает: — Деньги нужны. Вот и все. — А нормальную работу найти не пробовал? Это стандартный диалог — проверка на психическую стабильность и устойчивость. Каверзные вопросы, провокация, принижение. Их работники не смогут здесь устояться, если не вынесут хотя бы такого, а ни он, ни Ли с ними сюсюкаться не собираются. Ксинг в ответ просто фыркает: — Я в медицинском учусь, у меня не так уж и много времени на нормальную работу. Блестяще, думает Тянь. Такими темпами они тут скоро соберут среднестатистическую ячейку общества: Пламя у них юрист, Лютик — повар в какой-то кафешке, кто-то из них — он не помнит — занимается рекламой. И вот еще один — медик. Практически высшее общество, а не ебаный притон-дрочильня. — Надо же, — фыркает Тянь. — Какие люди. И что, корона не свалится? Ему нравится, как Ксинг выдерживает даже слабое, но все равно давление. Как устало, но с коротким вызовом на него смотрит, как спокойно реагирует на вопросы и держит голос максимально ровно. — Я тебе что, — клонит Ксинг голову вбок и дерзко улыбается, — принц какой-то, чтоб коронами разбрасываться? Тянь смотрит на него секунд пять, а потом коротко смеется. Забавный, забавный паренек. Такие подходят «Пантере»: дерзкие, не боящиеся, готовые зубами и телом выгрызать себе деньги. Он задумывается. — Принц, значит, — качает Тянь головой, и Ксинг вопросительно на него смотрит. — А тебе больше чем подходит.*
— Ты должен повысить мне зарплату в три раза минимум, — бросает Ли ему в лицо, как только Тянь заходит в кабинет. — И за какие заслуги? — лениво тянет он и оглядывает кабинет. В нем ничего не меняется, даже грязи и пыли почему-то больше не становится. Он здесь не был около месяца, даже немного стремно было приезжать: вдруг Ли превратил его детище в сраный помойный сарай, в котором они крутили свои подпольные бои. — Я приношу тебе бриллианты. — Зубы не заговаривай, — отмахивается Тянь, садясь в кресло. — Какие у вас тут новости? — Твой любимчик бьет все рекорды, — довольно скалится Ли и рассекает себе лицо полуулыбкой. — А я думал, у меня нет здесь любимчиков. Наверное, ты знаешь меня лучше, чем я. — Я про Принца, — усмехается Ли. — Ты ж ему имя дал, не я. Значит, уже что-то. Тянь вспоминает: стойкое лицо, уставший взгляд и ровный голос. Мальчишка из медицинского. С очень неподходящим для «Пантеры» именем, который он сам в своей голове перечеркнул почти сразу же, когда на язык всплыло подходящее прозвище. — Просто не хотел, чтобы ты его обосрал очередным Сэмом или Джоном, или что ты там еще любишь. — Джонни тоже хорошо работает, — Ли хрустит шеей. — Уже даже не так стремается. Они с Принцем пересекались еще пару раз после первой встречи, но особо не разговаривали. Времени не было, да и не то чтобы кому-то из них этого хотелось. Но мальчишка его не боится, и это уже подбивает. — Он работает сегодня? — спрашивает Тянь. — Он здесь. А что? — клонит голову, впитывает, ищет. Тянь коротко выдыхает. Они знакомы с Ли всего полгода, а тот все еще пытается подловить его на слабости, уязвимости и что он там еще от него хочет. Бесполезная золотоглазая скотина. Не будь он таким профессионалом в заговаривании зубов и поиске хороших работников, Тянь бы давно его ножом к стенке прибил. — Пусть зайдет. Поговорить хочу. — Ты что, глаз на него положил? — Ли подходит ближе, заглядывает ему в лицо, и Тянь сжимает все нутро от желания ебнуть его головой об стол. — Не мечтай, — отмахивается. — Это не в моих принципах. — Что-то мне так не кажется. Тянь устало и предупреждающе на него смотрит, и Ли, чувствуя желчь этого взгляда, с усмешкой отстраняется и отходит. Тянь прекрасно помнит слова Чэна о том, что с работниками нельзя вести отношений, и ему на эти слова глубоко похуй. Просто ни Принц, ни кто-либо из их ребят того не стоит. Не стоит ни затраченной энергии, ни попыток, ни нарушения правил. Он готов дрочить на них, чтобы сбросить напряжение, и проводить контроль качества, но не более. Ли куда-то уходит, а возвращается уже с Принцем, все таким же красивым и таким же стойким. Это забавно. Нет, это чертовски забавно — видеть у себя таких экземпляров, тем более пользующихся спросом у клиентов. Именно такие ребята строят репутацию. Возможно, Тянь даже задумается над тем, чтобы повысить Ли его и без того здоровенную зарплату. — Доброго вечера медикам, — кивает он Принцу, и тот косо усмехается в ответ. — Ты тут так же редко, как и я часто, — он подходит ближе и протягивает ему руку. — Решил поработать? — А ты стал наглее за месяц, — скалится Тянь. — Что, начало получаться? — Просто поднимаю популярность вашего борделя. Могу наглеть. Он нравится Тяню. Вот за эту вот короткую, смиренную, но все же живую и уместную дерзость. Ровно столько, сколько надо, без выебонов и без дрожащих коленок. Принц садится напротив него в одно из кресел и вздергивает бровь. — Я уже спрашивал у Ли, почему ты тут так редко бываешь. Тянь усмехается и переводит взгляд на Ли, прислонившегося к стенке. — Нашел себе дружочка? — Нет, — качает тот головой. — Просто нужно с кем-то тебя обосрать. Не могу упустить такое удовольствие. — Так почему? — переспрашивает Принц и смотрит ему в глаза. — Делаю вид, что доверяю тому, как этот ублюдок, — кивает головой в сторону Ли, — ведет здесь дела. — Странная позиция, — дергает бровью Принц. — Я думал, руководители более дотошны. — Я тебе не профессор в твоем университете, деточка, — беззлобно тянет он. — Что хочу, то и делаю. Лучше расскажи, как тебе здесь работается. Все еще не падает корона? — Нормально мне. Я привык. Тянь готов признать, что он — практически, совсем немного — восхищается этим пареньком. Или просто удивляется тому, как спокойно он воспринимает свое положение. Что бы там ни было: долги за учебу, желание купить себе тачку или отвязаться от родителей. Его не интересует. Просто привлекает вот этот вот спокойный нрав и то, что дела текут без выебонов. — Рад, что ты освоился, — кивает Тянь и смотрит Принцу в глаза. Прозрачные, но не пропускающие. Как какое-то магическое стекло или купол, который отталкивает при малейшем прикосновении, как энергетическое поле. Тяню и не надо лезть этому мальчишке в душу, его все устраивает. Пока тот делает свою работу, все нормально.*
Это — тот самый вечер, когда ему хотелось бы прийти в «Пантеру». Слушать одним ухом тупой пиздеж Ли, пить виски или смотреть на красивых парней по ту сторону стекла, неважно. Просто расслабиться и попытаться на секунду убежать из этой квартиры с окнами-стенами, чтобы потом заново сюда вернуться. Но сегодня не его вечер, потому что в «Пантеру» приезжает Чэн. Он будет там всю неделю, хер знает зачем: проверять, контролировать, делать вид, будто действительно заинтересован в работе. А он скорее глотку себе перережет, чем будет добровольно терпеть присутствие Чэна. Пусть с ним и его энергией справляется Ли. Ему насрать. Хоть это и невыносимо — выдерживать давление пустой квартиры, из которой не хочется выходить ровно настолько же, насколько хочется сбежать в любом возможном направлении. Тянь думает написать Цзяню, но что-то останавливает — нет сил выдерживать всю эту энергию, от него прущую. Поэтому он просто врубает какой-то фильм, который смотреть и не собирается, и курит — одну за другой, одну за другой. До сих пор помнит, как Чэн запрещал ему курить со словами «на остальное мне все равно, но курить запрещаю». И как он с двух ног слал его нахуй. Приятное было время. Детское. Тяня отрывает от мыслей звук пришедшего сообщения. Он лениво берет его в руки и лениво читает. Перечитывает два раза и думает: блять, только этого мне сейчас не хватало. Лилечка: «код красный» Лилечка: «твой любимчик захотел свалить» Лилечка: «и как бы не хочется (шучу) тебя расстраивать» Лилечка: «но об этом узнал чэн» Лилечка: «и лучше бы тебе приехать» Лилечка: «хоть я уже и обрадовался, что смогу всю неделю не наблюдать твою рожу» Тянь отбрасывает телефон на стол и откидывается на спинку дивана. Почему-то он думал, что до этого не дойдет: до попытки сбежать от ответственности, желания свалить и не оставить за собой ни следа. До того, что ему придется марать руки в грязи. В компромате, шантаже и непреклонности собственного брата. Потому что он знает, что Чэну до пизды. Ему просто все равно, он даже думать особо не будет. И липко, отвратительно липко — чувствовать эту генетически переданную грязь внутри себя. Она везде: во внутренних органах, полости костей и слюне. В крови. Потому что ему тоже все равно. Но Тянь вспоминает: стойкий взгляд, умеренная энергия, смелые глаза. Принц — Ксинг, этот красивый и очень усталый мальчишка. Странное чувство: хочется ему помочь. И не хочется одновременно — не хочется ничего объяснять и впутываться. Тянь выдыхает, берет телефон и пишет Ли, что скоро будет, хотя клетка из окон-стен его квартиры совершенно не хочет его выпускать.*
— Наконец-то, — нервно говорит Принц и вскакивает с кресла, когда Тянь заходит в кабинет. — Я думал, ты не приедешь. — Хотелось бы мне этого, — устало выдыхает Тянь. Он видит это в глазах Принца сходу, с первой секунды — страх. Непонимание, предательство, путаница. Это первый раз, когда эти полупрозрачные глаза подпускают его так близко, чтобы увидеть нутро. — Ты должен мне помочь, — выдыхает Принц и смотрит ему в лицо. — Я… я не могу больше здесь работать. — Зачем тогда начинал? — фальшиво спрашивает Тянь. Принц молчит пять секунд, а потом уводит взгляд в стену. — Я говорил, — серо отвечает он, — мне просто нужны были деньги. У моей семьи долги. Отца нет, две сестры. Мама не справляется. Я должен был ей помочь. — Так помогай дальше, в чем проблема? Тяню противно — от себя, от своих слов, от грязи внутри. От того, как крепко она пропитывает связки, органы, как она заволакивает собой все. — Я не могу, — резко говорит Принц. — Я… просто устал. Не могу больше врать, куда ухожу постоянно. Ты нихрена не понимаешь, как это тяжело. — Да ты что? — выдыхает Тянь. — Какого хрена вообще, Тянь? — рычит Принц ему в лицо. — Ни ты, ни Ли мне об этом не говорили. Сука, мы столько разговаривали, и ты… Он отворачивает голову и, вскинув брови и прикусив изнутри губы, просто смотрит в стену. Пытается заковать эмоции вовнутрь, не выпустить их, не дать им себя сломать по частям и атомам. Тянь смотрит ему в профиль и замечает, как подрагивают его губы. — Сделай что-нибудь, — выдыхает Принц. — Поговори со своим братом. Что-нибудь. Он поворачивает на Тяня глаза, и в этом полупрозрачном стекле трескаются капилляры. Разбивается все подряд: надежда, вера, реальность, преданность. Лопается, как мыльные пузыри, заполненные грязью. — Я не могу сделать так, как тебе хочется, — сухо говорит Тянь. — Варианта два: или ты продолжаешь работать и я договорюсь, чтобы все шло нормально, или ты уходишь, но рушишь себе жизнь. Только два. — Это ты рушишь мне жизнь, — рычит Принц. — Блять, да ты… как ты вообще спать спокойно можешь? Тянь задерживает воздух в легких на три секунды, просто чтобы не отравиться чистым углекислым газом и не отравиться грязью того, что живет внутри него. Он не хочет ломать этого парня, ей-богу, не хочет. Но еще больше он не хочет показывать Чэну свою собственную слабость — эту человеческую адаптацию его организма, ту часть, которую еще не поглотила грязь. Потому что будет только хуже. Им всем — только хуже. Чэну все равно. А ему собственная жизнь важнее, простой круговорот веществ. Поэтому Тянь отвечает: — Я не могу сделать большего, Ксинг, — говорит он, и у Принца дергаются плечи. — Нигде не бывает бесплатных денег. Это последний раз, когда он называет его по имени. И последний раз, когда получает в ответ настоящий живой взгляд — разбитый, прозрачный и мокрый.*
— Не захотелось вылизывать братику ботиночки, чтобы помочь мальчишке? — спрашивает Ли и смотрит ему в затылок. Тянь прикрывает глаза — только потому, что Ли не видит. Просто на пару секунд, вдох-выдох, отдохнуть и попытаться не отравиться тем, что живет у него внутри. Чем он сам является и чем дышит — грязью. Принц соглашается, потому что у него нет выбора. И это самое крайнее дерьмо — когда просто нет выбора. Он знает по себе. — Я никому не собираюсь лизать ботиночки, — резко отвечает Тянь. — Его жизнь — не мое дело. Не маленький, справится. Не маленький — значит, ненастоящий. Искусственный. Они все здесь такими станут: искусственными, фальшивыми и бескостными. Он долго не мог понять, почему у проституток настолько грустные глаза, хотя ответ всегда был на поверхности. — А он превратится в пустую грязную шлюху, — хмыкает Ли и пилит его затылок своим золотым взглядом. — Я не святой, мне насрать. А вот тебе-то не совестно? Тяню совестно — настолько, что хочется эту совесть руками выдрать из той части его разума или тела, где она сидит. Черная, склизкая, все в грязи, но сидит, работает, отбивает по грудине стуком сердца. Он отвечает: — Он уже. Это первый раз, когда «Пантера» кого-то ломает. И последний, когда ему самому это кажется безобидным.***
— Спасибо тебе, — говорит Тянь, когда замечает на дороге подъезжающую машину такси. — Ты не должен был мне помогать. — Я это не ради тебя делаю, — отвечает ему Принц. — Хотя я рад видеть, что ты не настолько бессердечное говно, каким я тебя считал. Тянь усмехается — невесело, тихо и косо. Смотрит в эти полупрозрачные пустые глаза, и в них, как в стекле, отражается его собственное лицо. За всей грязью, мутью и неоновым мусором. — Надеюсь, — продолжает Принц, — тебе удастся помочь Рыжему. Тяню сигналит таксист, и он машет ему рукой, мол, погоди секунду. Пятнадцать минут до аэропорта, пару часов перелета. Бесчисленные красные коридоры. — Я тоже, — говорит. — Можно тебя попросить? — А ты наглый, — фыркает Принц. — Что еще? — Если он захочет что-то узнать, то пойдет к тебе. Не втягивай его в это. Не говори, что происходит. Я, — он запинается и изо всех сил пытается выдавить из себя эти слова, — сам. Принц смотрит на него пять секунд и кивает. Молча — как и тогда, в день раскола внутри «Пантеры». Просто кивает, одними глазами говорит: хорошо. — Спасибо, — говорит Тянь и разворачивается к машине такси. Это последний раз, когда он досконально все помнит: стойкое лицо, ровный голос, живая энергия и отсутствие страха в глазах. И первый, когда безумно хочет забыть.