Вороновые перья

      — Так ты здесь живешь? — Хельвар недоуменно приподнимает брови, не спеша разуваться: пробираться сквозь слои вековой пыли и карабкаться по горам мусора в белых пушистых носках («Подарок Нины», — рычит Матиас на едкую ухмылку Джеспера) идея заведомо провальная.       Жилище Бреккера вызывает как минимум недоумение; на самом деле, сложно представить, как можно жить в таком темном и затхлом месте. Изо рта вырываются облачка пара, и, пока Инеж ищет камин, чтобы разжечь, Нина ноет, пытаясь согреть руки дыханием:       — Не понимаю, почему мы не могли поехать в поместье ван Эков? Представляете, жили бы как короли в роскошных комнатах, слуги бы наготовили кучу всяких вкусностей… ммм… Уайлен, почему твой отец не пригласил нас к себе?       Уайлен беспомощно оглядывается на Каза, как объяснить ребятам, что отец едва ли захочет видеть его в ближайшую «всю жизнь», он не знает. Слизеринец равнодушно передергивает плечами, мол, выкручивайся сам, солнышко.       — Потому что, — фыркает Джеспер, ловко вклиниваясь между девушкой и ван Эком. — Мы же не спрашиваем тебя, милая Нина, почему нельзя отмечать Рождество на твоей родине. Радуйтесь, что у Каза есть эта халупа, не то тухнуть бы нам в Хоге.       Ребята киснут сразу и как-то все вместе; живые отцы есть только у Уайлена и Джеспера, да и то первого отец ненавидит, а второй своего просто подвел серьезно. Нина сирота с самого рождения, кажется; Инеж когда-то похитили Пожиратели Смерти, а у Матиаса у самого семья некогда приближенных к Темному Лорду и до сих пор фанатично ему поклоняющихся. Бреккер шутит о том, что ему и отец, и мать — Лондон.       Все это такое себе, если честно.       Градус рождественского настроения падает неумолимо, и первой на это обращает внимание Зеник. Одним движением она заставляет в забытом Инеж камине реветь пламя; крошечный дом наполняется теплыми отблесками, и даже лицо Каза кажется юнее и мягче в таком свете.       — Матиас, Каз, сгоняйте за елкой, а? Джес, ты уже совершеннолетний, вспомни какое-нибудь заклинание уборки, окей? Уайлен тебе поможет. Инеж, пошли со мной, домовики с кухни навязали мне всяких пирогов, надо их разложить. Я умираю хочу есть!       Бреккер рычит что-то о том, что приказывать ему опасно для жизни, но Хельвар прерывает тираду, за локоть вытаскивая на улицу; его стон, полный боли, слышится уже оттуда. Нина даже головы не поворачивает: «они взрослые мальчики, разберутся сами».       Под ее руководством дом не становится красивее и роскошнее, но без грязи и копоти даже с протекающей крышей все кажется уютнее; привезенные с собой волшебные гирлянды стены опутывают сами, заставляя комнату светиться.       — Думаю, все могло бы быть хуже, — вздыхает Уайлен, когда возвращаются Каз и Матиас, а последний отсвечивает только фингалом.       — Никакого кровопролития? Ты повзрослел, Бреккер?       — Прекратите ругаться, сегодня Рождество! — требует Нина, разливая по кружкам глинтвейн; Хельвар легко кончиком палочки поводит, заставляя разбросанные по полу игрушки взмыть в воздух и опуститься на пушистые еловые лапы. — Сегодня Рождество, и мы должны встретить его как семья.       Они не семья, конечно, кривится про себя каждый, но больше-то у них никого и нет, как им еще, если не вместе держаться. Они и держатся, снова и снова.       — Каз, скажи первый тост?       — Пас.       — Хотите, я скажу? — влезает Джеспер под дружное протяжное «нет!»: все знают, что он говорить может до следующего года.