Милые Игры: Прекрасное Чудовище Мэй

Мы зашли за угол, и Юкио протянул мне окровавленную биту: — Подержи. — Зачем? — спросила я уже после того, как взяла. Юкио не ответил, что-то искал в кармане, оказалось, что ключ. Дверь для него нам попалась чуть дальше. Школьная кладовая, всякая отслужившая рухлядь и пыль, маленькое окошко под потолком. Юкио завёл меня туда и запер замок изнутри, забрал у меня биту и пиджак и отбросил на пол. — Сама разденешься или помочь? Он подошел ко мне вплотную, я снова испугалась его взгляда и отступила на шаг, потом ещё на шаг, а он всё приближался. В конце концов мои ноги упёрлись во что-то невысокое, я не удержала равновесие и шлёпнулась на мягкое. Пара старых матрацев из школьного лазарета. Юкио одобрительно усмехнулся и начал снимать перчатки. — Только слишком не шуми, а то нас услышат. — Ты говорил, что не будешь со мной спать, — наконец-то удалось мне что-то сказать, лучше бы молчала, голос звучал униженно и жалко. — Что ж, значит мне не стоит верить. Перчатки брякнулись на пол, они явно были тяжелее обычных. Юкио опустил колено на матрац. Я попалась, второй раз за день. Надо было сбежать, пока мы были в коридоре, шарахнуть его битой, когда она была у меня в руках, и сбежать. А что я могла сейчас? — Ты… ты же гей! — Я никогда такого не говорил. Он усмехнулся и полез на меня, я попыталась отползти, но он схватил меня за шею и начал целовать. Другая его рука стаскивала с меня остатки блузки. Я упёрлась ладонью ему в грудь, и рука моя испачкалась в крови, что была на его рубашке. — Юки, пожалуйста… Он не слушал, только стиснул меня крепче, заставляя упасть на спину. Всё сейчас было по-другому, его прикосновения были грубыми и бесцеремонными, я чувствовала его злость, одержимость и желание доминировать. Я боялась сказать: «Нет», я боялась, что он меня ударит, если я начну сопротивляться. У меня уже просто не было сил, я поняла, что второй раунд уже не выдержу. По крайней мере он один, по крайней мере это Юкио, а не те трое. Надо просто закрыть глаза и надеяться, что это быстро закончится. И не чувствовать. Не чувствовать, как он стягивает лямку лифчика с моего плеча, и как его пальцы жадно впиваются в нежную кожу. Не чувствовать поцелуи, от которых потом останутся следы. Не чувствовать, как он хватает меня за коленку, как его ладонь скользит по моему бедру под юбку, и как он начинает стаскивать с меня трусики. Его губы коснулись моего уха, и он насмешливо прошептал: —Что? Уже сдалась? Я думал, ты дольше продержишься. После этого он оставил в покое мои трусики и, приподнялся надо мной, опираясь на руки, в его взгляде явно читалось разочарование. Я нервно рассмеялась: — Уже сдалась? Тебя это удивляет? Я видела, как ты избивал их и улыбался! Покажи мне ту дуру, которая рискнула бы тебе сопротивляться! Так запросто! Как ты можешь быть таким жестоким так запросто? — А мужчины вообще жестокие, Принцесса Мэй! — прорычал он, глядя мне прямо в глаза. — А ещё сильные, и иногда им сносит башню, и они творят чёрт знает, что. А ты так беспечно ведёшь себя, вертишь хвостом, строишь глазки, будто никогда не придётся отвечать, будто ты абсолютно неуязвимая и всегда в безопасности с таким-то папочкой! Как можно быть такой идиоткой? Адский огонь потух, снова вернулся холод безразличия. Юкио слез с меня и отсел на край матраца. Я кое-как села и стала приводить в порядок свою одежду: одёрнула юбку, вернула на место лямку лифчика, попыталась натянуть порванную блузку. Одна пуговица была на месте, я застегнула её и почувствовала, что пальцы начинают дрожать, и губы тоже, и внутри что-то дрожит, и слёзы жгут глаза. Пиджак был где-то на полу, но у меня уже не было сил его искать, я забилась в угол, подтянула колени к груди, уткнулась в них лицом и беззвучно заплакала. Я умею беззвучно плакать, ещё в детстве научилась, Юкио всё верно про меня сказал, я ненавижу себя, когда плачу, потому что это значит, что я проиграла. Мне было одиноко и страшно, а самое отвратительное в этом было то, что я понимала, что страшно будет всегда. У меня больше не было ощущения безопасности в этом мире.