Султан моей души

Два месяца спустя. Топкапы. За это время, Нурбану, наконец, разрешила проблему с Шехзаде Баязедом тем, что в одну из ночей отправила к нему в покои палачей, которые задушили его шёлковым шнуром, тем-самым избавляя своего единственного сына, Шехзаде Мурада от главной угрозы для его жизни. Казалось бы, жизни пора бы и наладиться, но нет. Узнав о казни единственного брата, постепенно оправившийся от глубокой скорби, Султан Селим пришёл в такую неописуемую ярость, что едва ни придушив собственноручно Баш Хасеки. Сослал её во дворец плача, а сам пустился в беспробудный загул с запоем и извращённым развратом, тем-самым пытаясь забыться. Вот только душевное исцеление ему принесло известие от милой Санавбер о том, что она вновь беременна. В связи с чем, обрадованный им, Властелин вернул к себе свою возлюбленную, которую по приезде во дворец Топкапы радушно встретил весь гарем. Между возлюбленными опять воцарился долгожданный мир и покой, но он оказался хрупким, так как супружескую пару выкрали люди вдовствующей Султанши по имени Махидевран, привёзшие возлюбленных в Бурсу. Бурса. Два дня спустя. Вечер. Не известно, сколько прошло времени, и какое сейчас было время суток, но, когда молодой красавец Султан, наконец, очнулся и через силу, открыл глаза от того, что испытывал невыносимую, вернее даже, разрывающую голову, боль, принялся потрясённо осматриваться по сторонам. Ну, раз он находился в уютных покоях, освещённых лёгким мерцанием, горящих в золотых канделябрах, свечей, было уже не плохо. Вот только, почему голый и крепко привязанный верёвками за руки к спинке кровати, Селим не понимал, пока, ни услышал тихий голос Разие Султан, его красавицы сестры с тёмными, почти чёрными шикарными волосами и с серыми глазами. Она полуголая лежала, прижавшись к нему, и рукой ласкала его там, где он и подумать не мог о том, что женщина отважится на подобное, но чувствовал, переполнявшее его всего, сладостное напряжение, лишающее его силы воли. --Пора смириться, братик, с тем, что тебе суждено стать моим рабом!—заворожённо и протяжно проворковала ему на ухо Разие, уже ласково поглаживая Султана по бархатистым щекам, хорошо ощущая его дрожь, не понятно, чем вызванную: отвращением, возбуждением или страхом. Вот только Султаншу ждало огромное разочарование из-за того, что, в эту самую минуту, Селим, наконец, собрался с мыслями и смотря на сестру убийственным взглядом и, со вздохом огромного душевного изнеможения произнёс, смутно надеясь, призвать её к благоразумию, но тщетно: --Ты сумасшедшая, Разие! Неужели не понимаешь того, что инцест карается смертью! Да и, у меня уже есть две мои, горячо мною любимые, жены Нурбану и Санавбер! За что и получил от разгневанной сестры несколько, очень сильных и болезненных пощёчин, из-за чего ему даже пришлось глаза закрыть и начать, мысленно молиться о том, чтобы она уже скорее выдохлась из сил, либо забила его до смерти. --Тогда ты никому из них больше не достанешься!—злобно бросила брату в красивое, но немного побитое, лицо, запыхавшаяся, Разие, и, встав с постели, надела на себя бархатный халат и вышла из покоев, не подозревая, что этого только и ждёт, притаившаяся за мраморной колонной, Санавбер Султан, крепко сжимающая в руке золотой подсвечник для того, чтобы ударить им, одержимую жестокой похотью, красивую молодую Султаншу. Она терпеливо дождалась момента, когда Разие, наконец, скрылась из вида, так и не заметив юной красавицы, и, не теряя времени, ворвалась в просторные покои, где лежал на широкой постели, но без чувств и избитый в кровь, её возлюбленный муж, от жалкого вида которого, у Санавбер разрывалась невыносимой болью душа. Вот только, для чувств жалости и сострадания, не было времени, из-за чего юная Султанша собралась с мыслями, и, слегка придерживая юбку парчового платья цвета розовой пудры с кружевным блестящим кафтаном, дополненное лифом и рукавами из серебристого шёлка, подошла к постели, затем осторожно взобралась на неё и сосредоточенно перерезала верёвки, удерживающие сильные руки возлюбленного острым кинжалом, который ей дал один, вставший на сторону султанской четы, ага. В эту самую минуту, молчаливо терпящий все, выпавшие на него неудобства и жестокие удары судьбы, Селим, постепенно начал приходить в себя, превозмогая невыносимую боль от, избитого в кровь, красивого лица. --Санавбер!—тихо простонал он, силясь, открыть ласковые бирюзовые, как небо в ясную безоблачную погоду, глаза, и, чувствуя то, с какой искренней заботой и нежностью, девушка обтирала влажной, предварительно смоченной в чаше с прохладной водой, шёлковой салфеткой его лицо от кровавых подтёков. --Я здесь, рядом с тобой, Селим!—тихо отозвалась юная девушка, тем самым, желая успокоить возлюбленного, ощущающего, что от её осторожных прикосновений к нему, боль постепенно начинает спадать и становится легче, из-за чего его даже начало клонить в сон, но Санавбер не позволила ему этого, ведь им необходимо, как можно скорее и незаметнее, сбежать из дворца. К тому, же, в эту самую минуту, в покои вошли, предварительно постучав в дверь, четыре стражника. Они почтительно поклонились своему, уже успевшему, одеться, а теперь, стоявшему в глубокой задумчивости и рассматривающему, нанесённые ему, одержимой страстью с жестокостью, Разие, в зеркало, которое он взял с прикроватной тумбочки. Селим напрасно боялся, увидеть себя изуродованным. На самом деле, он отделался небольшими царапинами и ссадинами. --Думаю, нам уже пора отправляться в путь на Стамбул, пока нас не хватились Махидевран с Разие Султан, иначе, уйти будет сложно!—наконец, нарушив сильно, затянувшееся, молчание, решительно проговорил молодой Султан. Вот только, до сих пор сидящая на постели в глубокой задумчивости, прекрасная Султанша засомневалась в правильности его решения. Ведь её венценосный возлюбленный, хотя и храбрился, но на самом деле, выглядел очень бледным. --А какие у нас есть ещё варианты, кроме Стамбула? Просто, возможно, нам может понадобиться помощь врачевателей!—предостерегающе спросила всё у того, же аги юная Султанша. Он понял её и так, же, честно ответил: -- Только Султанский дворец в Эдирне, госпожа. Девушка всё поняла и принялась, уговаривать возлюбленного об необходимости остановиться и пожить немного в Эдирне, где он немного подлечится. Только Селим, хотя и был до глубины души потрясён искренней заботой о его здоровье милой Санавбер, но продолжал настаивать на необходимости, их немедленного отбытия в Стамбул. Его можно было легко понять, ведь он хотел, как можно скорее, вернуться домой в родной дворец Топкапы. Юной Султанше пришлось уступить избраннику, ведь он был ей не только мужем, но самое главное—Повелителем огромной Османской Империи, с мнением которого, она обязана считаться. Девушка тяжело вздохнула, и, встав с постели, надела на себя тёплый чёрный плащ с широким капюшоном, как это уже сделал, несколькими мгновениями ранее, Селим. И вот, они уже, сопровождаемые четырьмя, надёжно охраняющими их, вооружёнными стражниками шли к выходу из роскошного дворца вдовствующей Султанши Махидевран с её дочерью Разие Султан, осторожно и внимательно осматриваясь по сторонам в том, нет, ли, преследования. А тем временем, узнавшая о побеге Санавбер Хатун из темницы от привратника, Разие пришла в такую неописуемую ярость, что решила, самолично, убить мерзавку. Пока, же, она, подобно разъярённой фурии, мчалась по, освещаемому лёгким медным мерцанием, мраморному коридору обратно к покоям, где томился в заточении её, уже единственный брат Селим, ныне уже месяц, как Султан Османской Империи. Что-то подсказывало молодой Султанше о том, что неугомонная золотоволосая девчонка уже находится там, пытаясь, привести в чувства и развязать своего муженька. Такого ни в коем случае, нельзя было допустить. Хатун сама подписала себе смертный приговор. Султанша решила убить её собственным кинжалом, который уже обнажила и крепко сжимала в руках. Серые глаза Султанши пылали яростным огнём, но её ждало огромное потрясение. Ведь, в эту самую минуту, она встретилась с, державшейся за руки, султанской четой, которую сопровождали четыре вооружённых стражника. Видя, что с ними всё благополучно, Разие резко остановилась и истерично рассмеялась от чувства того, что проиграла битву. Селим с Санавбер, тоже остановились и с нескрываемой настороженностью, замерли, не зная того, что ожидать от этой безумной Султанши. И не зря. Ведь, в эту самую минуту, Разие, совершенно не владея собой, ударила ненавистную Санавбер кинжалом в грудь, при этом, никто из султанского сопровождения не успел ничего понять, как и сам молодой Падишах. Все находились в состоянии глубокого шока, из которого их вывело падение прекрасной юной Султанши, но Селим, вовремя, поддержал возлюбленную и вместе с ней, весь бледный и встревоженный, опустился на пол. Разие сама пришла в глубокое потрясение от того, что допустила ужасное преступление из-за своей одержимости. Она мгновенно пришла в себя и громко крикнула, остолбеневшим в оцепенении, стражникам, как бы, приводя их в чувства: --Немедленно идите за лекарем! Затем внимательно проследив, как два стражника, наконец, опомнились и убежали выполнять султанское распоряжение, плавно опустилась к брату для того, чтобы высказать ему своё искреннее покаяние с сожалением, для чего осторожно коснулась изящной рукой его мускулистого плеча, из-за чего Селим, слегка вздрогнул от того, что не знал, какой коварной выходки от сестры, ему ещё ждать. --Селим…—привлекая к себе внимания возлюбленного, позвала его юная девушка. Она опомнилась от, пережитого потрясения, но, понимая, что ей осталось недолго находится на этом свете, превозмогая невыносимую боль в груди, через силу, ласково ему улыбнулась и произнесла:--Прости, что не смогла… Стать для тебя верной и добропорядочной супругой и… матерью нашим детям… Я люблю тебя… Вот только Селим не хотел слушать этих её прощальных речей, разрывающих ему трепетную душу, хотя солёные слёзы уже ручьём текли из красивых бирюзовых глаз по бархатистым щекам. --Не говори так, Санавбер! Ещё рано прощаться! Ты не умрёшь! У нас с тобой ещё будут дети. Слышишь!—с невыносимой болью в приятном тихом голосе, прорыдал он, пламенно целуя красивое, но очень бледное лицо возлюбленной. Она уже закрыла бирюзовые глаза и провалилась в глубокое беспамятство, успев лишь, едва слышно произнести: --Прощай, любовь моя! Только Селим не услышал её слов из-за собственных громких рыданий, но когда, к своему ужасу осознал, что возлюбленная затихла, что есть сил закричал, подобно раненому зверю: --Нет!!!!!!! Топкапы. Спустя два дня, скорбный кортеж с телом четырнадцатилетней жены Падишаха Санавбер Султан прибыл в столицу в главную резиденцию для того, чтобы похоронить её в усыпальнице Османских Султанш, а точнее в той, где уже десять лет, как захоронена Великая Хюррем Султан, единственная возлюбленная Султана Сулеймана. Таков был знак его любви. Селим решил последовать примеру горячо любимого отца. Молодой Султан пребывал в глубокой скорби и сам нёс во дворец гроб, в котором лежала его прекрасная юная возлюбленная супруга, при этом, погода способствовала, подавленному настроению Селима. Небо было хмурое, и из него крупными хлопьями валил снег. В эту самую минуту на встречу к мужу вышла, сопровождаемая верными служанками, Дженфеде Калфой и двумя старшими евнухами Газанфером и Гюлем-агой, которые уже были в курсе вероломного похищения султанской четы людьми коварной Махидевран Султан. --Селим, а где Санавбер? Она…—попыталась осторожно выяснить у возлюбленного Султанша, излучающая свет, пока ни увидела гроб. Она всё поняла, и, не говоря больше ни единого слова, тяжело вздохнула и крепко обняла мужа. --Готовьтесь к похоронам, а меня не беспокойте! Я никого не хочу видеть!—отстранённо-потерянным тоном распорядился молодой Падишах, и, высвободившись из заботливых объятий Баш Хасеки, прошёл во дворец следом за гробом, и, закрывшись в главных покоях, дал волю своему горю, предварительно приказав слугам, принести ему крепкого вина, да побольше. Нурбану проводила мужа понимающим взглядом и взяла на себя все приготовления к предстоящим похоронам юной Султанши, уже давно забыв про их распри. Весь гарем погрузился в глубокий траур. Девушки притихли, но собравшись в группы, чуть слышно строили предположения о том, кто теперь займёт место в, израненном от скорби и потери, сердце их Повелителя. Про, молчаливо, стоявшую на террасе для фавориток, Ламию Хатун, никто и не думал. Ведь она уже полгода, как вновь была забытой Султаном. Вот только девушки недооценивали её. Понимая, что теперь, наконец, то, снова пришло её время, Ламия захотела испытать удачу. Она вернулась в свои покои, и, переодевшись в самое лучшее и красивое платье, пошла в главные покои, желая, утешить Повелителя, который уже, крепко спал в постели после, изрядно выпитого вина. Девушку ждало глубокое разочарование. Вышедший к ней на встречу, хранитель покоев Мустафа-ага приказал ей, немедленно вернуться в гарем, объяснив это тем, что Повелитель никого не принимает, так как погружён в глубокую скорбь по погибшей горячо любимой им Санавбер. Ламия понимающе вздохнула, и, почтительно поклонившись, вернулась в свои покои, как в народе говорится: «не солоно хлебавши», печальная, но главное так, чтобы никто из девушек её не увидел, иначе злорадства, было бы не избежать. Усыпальница Хюррем Султан. Вот только, сколько бы молодой Султан ни пытался забыться, время похорон, горячо им любимой, Санавбер, всё равно наступило. Вся церемония для него проходила, как в одном сплошном тумане и подобно самому кошмарному сну. Когда, же, всё завершилось, и Селим остался в усыпальнице совершено один, он больше не мог сдерживать поток горьких слёз и дал им волю. В эту самую минуту, до его музыкального слуха донёсся тихий вздох юной девушки, заставивший Падишаха, в ужасе, замереть и приняться смотреть в сторону саркофага, в котором была погребена Султанша гармонии и душевного покоя. Его крышка внезапно сдвинулась, и из своей могилы выбралась прекрасная юная Санавбер Султан. Она с огромной любовью посмотрела на, застывшего в оцепенении, возлюбленного, готового в любую минуту, упасть в обморок. Он даже инстинктивно облокотился о мраморную колонну, весь бледный, как мел. --Да, всё хорошо, Селим! Я жива! Успокойся! Приди уже в себя! Я совсем не зомби и уж тем-более не вампир!—понимая то, чем вызван смертельный ужас у любимого мужчины, с доброжелательной улыбкой начала его успокаивать юная девушка, плавно приближаясь к нему. Он понимающе кивнул и только после этого потерял сознание, упав на пол. Топкапы. Вечер. --Прости. Мне следовало предупредить тебя о моём плане разыграть Разие Султан, тем самым, обвинив её в, склонении тебя к инцесту. Тогда, ты не страдал бы так все эти три дня и не отреагировал бы на моё воскрешение так остро и болезненно.—подводя итог, сказанному ей ранее, повинилась перед возлюбленным Санавбер, когда они уже нежно обнявшись, сидели на софе мраморного балкона главных покоев и, задумчиво смотря на, плавно падающий, снег, и не обращая внимания на лёгкое мерцание свечей в золотых канделябрах. Селим, мягко вздохнул, и с огромной нежностью принялся целовать красивое лицо юной возлюбленной тёплыми губами, окончательно придя в себя после, пережитого днём, нервного потрясения и дикого ужаса. --Да уж! Напугала ты меня сегодня, здорово! Я, уж, и в правду, начал считать тебя живым мертвецом, выбравшимся из могилы!—тихо вздохнув и иронично усмехнувшись, спокойным мягким голосом поделился с супругой Падишах, ласково поглаживая её по шелковистым распущенным золотисто-каштановым длинным волосам. Девушка, залившись румянцем лёгкого смущения, скромно, но очень нежно улыбнулась ему и снова тихо выдохнула: --Прости меня! Только вместо ответа, Селим, наконец, овладев мягкими губами юной возлюбленной, поцеловал их осторожно, трепетно и нежно. Он понимал, что она после, перенесённого четыре дня назад, выкидыша, особенно нуждается в его любви и заботе, поэтому решил не затевать тему детей до тех пор, пока Санавбер сама не заговорит с ним об этом. --На моей Родине, в России, при храмах, всегда были школы, где дети обучались не только светским наукам, но самое главное религиозным аспектам, обрядам, поведению во время постов, нравственным устоям и тому как вести себя будущим супружеским парам, собирающимся создать семью. Ведь каждая семья, является малой церковью, где живут по закону церкви. Может, мне организовать что-то подобное при мечетях?—делилась с возлюбленным юная девушка, желая, услышать его мнение и одобрение. Селим понял супругу, мысленно признаваясь самому себе в том, что ему нравятся её благотворительные идеи, конечно, если они не включают в себя фанатизм с агрессией. Он тихо вздохнул, пообещав ей, в самое ближайшее время, устроить встречу с главным муфтием, с которым его любимая сможет обсудить все свои идеи. --Только целиком не уходи в свои миссионерские дела, Санавбер! Не забывай о том, что в тебе, прежде всего нуждаюсь я!—мягко напомнил возлюбленной Селим, с огромной нежностью целуя её шелковистый лоб и вески. Юная девушка трепетно вздохнула и, на мгновение, закрыла глаза от, испытываемой ею, огромной любви. А тем временем, одетая в роскошное платье из изумрудного бархата с преобладанием парчи, шёлка и кристаллона, Баш Хасеки Нурбану Султан царственно спустилась по холодному, плохо освещённому коридору в подвал и вошла в тесную камеру, где на деревянной скамье сидела, прижав ноги к груди и обхватив их руками, Разие Султан, потерянно смотря в одну точку. Её мысли занимало то, что решит на счёт неё, горячо любимый брат, в которого она безнадёжно и безответно влюблена с детства. Султанша прекрасно понимала, что поддалась запретному и, сжигающему её изнутри, чувству, превратившемуся в одержимость, манию, даже идею фикс. Вот теперь и наступило время расплаты за свершённую ей, непоправимую жестокость в отношении дорогого брата и его юной прекрасной возлюбленной, которой теперь суждено, гнить в холодной тёмной могиле, а ведь девушке было всего тринадцать лет. От сознания этого, Разие тяжело вздохнула. --Вижу, что Вы мучаетесь угрызениями совести из-за, загубленной Вами, жизни, ни в чём неповинной, совсем ещё юной девушки, которую Вы, вероломно убили, Султанша!—обличительно заметила Нурбану Султан, выводя Разие из глубокой задумчивости. Ей приятно было, лицезреть то, как корила себя за содеянное злодеяние преступница. Только Султанша на это горько усмехнулась, и, высокомерно взглянув на Баш Хасеки, вызывающе спросила: --А сама-то, Нурбану, сколько безвинных юных душ сгубила из-за своей жгучей ревности, превратившуюся в фанатичную, слепую одержимость? От услышанных обвинительных речей в свой адрес, Нурбану, аж, вся, вспыхнула от гнева, подобно бенгальской свече, при этом, залившись пунцом, но собравшись с мыслями, приторно улыбнулась и елейным голосом ответила, сохраняя царственное достоинство: --Тебе, то, какая до этого разница! Ты всё равно завтра умрёшь! Наш повелитель не оставит в живых женщину, пытавшуюся склонить его к инцесту и, от получения отказа, убившую его законную жену с маленьким ребёнком в утробе! Так, что готовься, Разие! Гнев Султана будет страшен! Милосердия не жди! И видя то, как былая воинственность у собеседницы постепенно сошла на нет, заставив её снова, потерянно забиться в угол скамейки, победно улыбнулась и вернулась в гарем, а точнее в свои великолепные покои Валиде Султан для того, чтобы лечь спать. После такого эмоционально тяжёлого дня, излучающая свет, прекрасная госпожа чувствовала себя измученной не менее, чем её горячо любимый муж, который снова заперся в главных покоях. Нурбану понимала его, ведь потерять родного человека, которого любишь больше жизни, невыносимо больно и тяжело. Выйдя на балкон своих покоев для того, чтобы немного подышать свежим воздухом перед сном, да и немного успокоиться, Нурбану случайно взглянула на балкон горячо любимого мужа с целью, убедиться в том, что у него всё благополучно, не могла поверить собственным глазам. На балконе стоял Селим вместе с Санавбер. Они обнимались и с огромной нежностью смотрели друг на друга, при этом юная девушка была жива, здорова, невредима, не говоря уже о том, что из плоти и крови, а не как призрак. Султанша, излучающая свет, даже хорошо слышала то, о чём щебетали возлюбленные птенчики, а они душевно говорили о судьбе Разие Султан. --Мне бы искренне хотелось, просить тебя о прощении для Разие Султан, Селим! Её ошибки можно понять. Хотя это и запретно, даже невозможно, но она любит тебя. Это пламенное чувство сжигает Султаншу изнутри. Она страдает.—осторожно, но мягко просила возлюбленного юная девушка, ласково смотря на него и очень нежно поглаживая его по бархатистым щекам, из-за чего он трепетно вздохнул, не переставая удивляться тому, какая ангелоподобная и милосердная жена ему досталась. Зато искренним сострадательным просьбам Санавбер не была рада Нурбану. --Как только Султанша утром освободится, приведи её ко мне для серьёзной беседы, Дженфеде!—приказала преданной главной калфе султанского гарема госпожа света, внимательно проследив за тем, как молодая султанская чета, держась за руки и с огромным обожанием смотря друг на друга, прошла в покои для того, чтобы, наконец, дать волю своим бурным чувствам. Страсть переполняла их так сильно, что напоминала, скопившуюся в жерле действующего вулкана, лаву, способную вырваться из него огненным фонтаном. --Как прикажете, Султанша!—с почтительным поклоном пообещала Дженфеде калфа. Нурбану одобрительно кивнула, чувствуя то, как её всю снедает любопытство о том, откуда в Санавбер взялось столько храбрости, выдержки и изворотливости для того, чтобы столько дней провести в закрытом гробу, изображая из себя мёртвую. А тем временем возлюбленная венценосная пара уже плавно подошла к широким альковам с золотыми колоннами и балдахином из серебристого газа с изумрудным бархатом. При этом, молодой Султан едва не упал на мягкую перину, но, удержавшись, просто сел, а его сильные руки продолжали с огромной нежностью сжимать стройный стан Санавбер. Он заворожённо смотрел на неё, добровольно утопая в ласковой бирюзовой бездне её глаз, из которой не хотел всплывать. Его хрупкое трепетное сердце учащённо билось в мужественной груди. Красивое лицо озаряла лёгкая добрая улыбка. --Красавица моя!—очень нежно проговорил молодой Султан, чувствуя, с каким пылом юная девушка целует его лицо и гладит по бархатистым щекам. В эту самую минуту, возлюбленная супруги плавно и очень нежно воссоединились в долгом жарком поцелуе, который, казалось, будет длиться вечно. Во время него, Селим, самозабвенно перебирал между пальцами золотистый шёлк мягких распущенных волос юной возлюбленной, с упоением вдыхая их приятный клубничный аромат. Он кружил ему голову и пьянил сильнее самого крепкого вина. Этим и воспользовалась юная Султанша гармонии с душевным покоем. Она легонько толкнула возлюбленного на мягкую перину с подушками, при этом, накрыв его собой, словно саваном и полностью растворяясь в их общей огромной, как безбрежный океан, любви, и, избавляясь от, мешающей им, одежды. Неистовым ласкам с жаркими поцелуями возлюбленной пары, не было конца. Страсть: то накатывала, то откатывала на них, подобно приливной волне на берег. Так продолжалось на протяжении всей ночи и до самого утра, пока возлюбленные супруги, ни уснули, прижавшись, друг к другу, уставшие, запыхавшиеся, разгорячённые, но счастливые.