❤
Весь последующий день Тэхён ходит немного дерганным и взволнованным, потому что взгляд Чонгука ему буквально прожигает спину. И это не говоря уже о якобы случайных и ненавязчивых прикосновениях, которые каждый раз прошибают насквозь парня, вынуждая задерживать дыхание. Гук издевается над ним, дразнится без зазрения совести и явно провоцирует на что-то. Они не обмениваются и парой слов, одного взгляда на губы альфы хватает для того, чтобы забыть весь словарный запас и поспешно ретироваться к своему месту в аудитории. Тэ не понимает, чего он добивается, но терпеть долго подобные игры попросту не может. Омега полночи глаз не сомкнул, сто раз проворачивая в голове их проклятое прощание и тот несчастный недопоцелуй, из-за которого никак не получалось успокоиться. Да и как можно, когда знаешь наверняка, что именно эти губы могли бы вытворять с тобой, не убеги ты подобно трусливому щенку, поджавшему хвост. Ким не врал, когда говорил Чону, что боится своей реакции на его действия. Ничто не изменит того факта, как при виде альфы парень невольно млеет и не может отвести взгляда, пойманный в плен антрацитовых глаз. Он пытается найти в них ответы на миллионы неозвученных своих вопросов, но получает только порцию безмолвной откровенности. А потом еще и настоящей в виде прикосновений, объятий и легких игривых касаний кожи кончиками пальцев. Тонкие волоски на руках поднимаются дыбом от малейшей ласки, от чужого дыхания на шее и низкого голоса где-то позади, отвечающего на заданный вопрос. Не требуется слов, чтобы понять, чего Чонгук хочет. И чем сильнее Гук показывает это, тем быстрее тают в Тэ решимость сопротивляться и уверенность в правильности принятого решения. Зачем играть в добропорядочного и отдавать кому-то желаемое только потому, что так велит общество? Когда звенит звонок с их последней совместной пары, времени на выбор у Тэхёна не остается. Он слишком долго копается в сумке в поисках телефона, у него все валится из рук и падает на пол, пока остальные студенты покидают неспешно аудиторию. Полностью погруженный в свои мысли, Ким не замечает, когда Чон подбирается слишком близко, опускаясь рядом с ним на колени и протягивая одну из ручек. Омега пытается отобрать ее осторожно, но проигрывает даже здесь, соприкасаясь с альфой пальцами. По кончикам будто пускают горячий ток, что молнией бежит по венам и достигает конечной цели – сердца. Оно бухает в груди тяжело и медленно, а потом заходится в оглушительном судорожном ритме, разбиваясь о клетку ребер. Тэхён плюет на проклятую ручку, подскакивает с пола и поспешно укладывает оставшееся в сумку, желая поскорее убежать из опустевшей аудитории. Чонгук маячит где-то позади, нависает, нервирует и давит своим присутствием, явно не намереваясь куда-либо уходить. Еще бы – у парня последняя пара, можно хоть целую вечность доводить омегу до белого каления. Упрямый настырный гаденыш. Он догоняет Кима у двери, захлопывает ее прямо у него перед носом, укладывая тяжелую ладонь на деревянную поверхность, и поворачивает ключ в замке, перекрывая пути к отступлению. Тэхён вздрагивает испуганно, закрывает глаза, делает глубокий вдох и считает до трех, прежде чем повернуться к альфе и высказать о нем все, что думает. Но слова застревают в горле, стоит только их взглядам снова встретиться. Чон близко. Настолько близко, что Тэ может услышать его запах и задохнуться им же. Настолько близко, что, протяни руку, и упрешься в чужую твердую грудь. Тэхён не делает ничего, сжимая ладони в кулаки и пряча за спиной. Не потому что не хочет, а потому что боится, что не сможет остановиться. Он на пределе, натянут подобно струне, и напряжение между ними ощущается чем-то густым, вязким и удушающим, так что становится трудно дышать, соображать, мыслить. Чонгук упертый – этого у него не отнять. Просто невозможный, раз продолжает настаивать на своем, напирать и заставляет дрожать мелко от жара находящегося почти вплотную тела. Это практически так же невыносимо, как и вчера вечером, только в разы сильнее, пугающе и соблазнительнее. Ким смотрит альфе в глаза и понимает, что убежать теперь не получится. Придется быть откровенным, честным за двоих – того требует тяжелый пытливый взгляд напротив. – Малыш, – звучит тихо, умоляюще, и все, что может сделать Тэхён сейчас, так это послать нахуй свои принципы и, еле слышно всхлипнув, резко притянуть за шнурки толстовки альфу к себе для голодного поцелуя. Плевать. Пле-вать. На всё. Точка. Все заслонки, кажется, срывает окончательно. Он прижимается испуганно, целует отчаянно, мертвой хваткой вцепляясь в несчастную толстовку, проталкивает язык другу в рот, и надеется, что Гук поймет без слов и поддержит. Чонгук понимает. У него, наверное, тоже съезжает крыша окончательно. Чон резкий, порывистый и самую малость грубый в стремлении обладать Тэхёном. Подхватывает его под бедрами, вжимает в несчастную дверь плотно и теперь уж точно не оставляет меж их телами и сантиметра лишнего, восполняя потребность в тепле, в прикосновениях, в близости. Господи, как прекрасно-то. – Хочу вылизать тебя всего, – делится в искусанные губы откровениями Чонгук, и Ким, слыша такое, стонет обреченно, наконец-то запуская пальцы в проклятые черные волосы. Голод охватывает обоих, это глупое воздержание и попытка сохранить дружбу ни черта не помогли им, а только усугубило ситуацию. – Хочу втрахивать тебя в постель, – у Тэ в животе теплеет от такого требовательного и страстного альфы, открыто выражающего все свои желания, все их желания, если уж на то пошло. Ох, как же им друг друга не хватало всю эту неделю. – Хочу заниматься с тобой любовью каждый день, – Ким хнычет, склоняя голову под чередой настойчивых поцелуев, жадного языка и довольно болезненных укусов, угрожающих расцвести самыми прекрасными цветами на смуглой коже. Пусть. Пусть он сделает это все с ним. Тэхён очень хочет попробовать, хочет утонуть и отдаться снова, теперь уже без каких-либо сомнений. – Хочу кончать глубоко в тебя, чтобы ты ходил с моей спермой внутри, – Чонгук вжимается пахом в его бедра и трется медленно, доводя до агонии своей медлительностью, и Тэ распахивает рот в немом стоне, готовый на что угодно прямо сейчас и здесь. – Блять, как же я хочу тебя. – Гуки, я, – Тэхён и сам не знает, что хочет сказать. Ему кажется жизненно необходимым на повторе шептать его имя сбито и жаться теснее, желая слиться с ним в одно безумное существо. – Я буду осторожным, обещаю, тебе не будет больно, – тараторит альфа, покрывая лицо раскрасневшегося и явно разомлевшего омеги поцелуями, и жадно сминает ладонями упругие ягодицы, не желая отпускать от себя ни на минуту. Глупый, он даже не подозревает о том, что тот давно капитулировал, сдавшись под напором его настойчивости. – Позволь мне сделать тебе очень хорошо, – безумие в чистом виде. Они в университете, в аудитории, а где-то за стеной уже нетерпеливо толпятся студенты, наверняка собираясь попасть именно сюда. Обстоятельства явно складываются не в их пользу, но это не отменяет волны жара, окатившей с головы до ног из-за прикосновения голой кожи к коже. – У меня пары сегодня допоздна, – некстати вспоминает Тэхён и тихонько смеется от смачного потока ругательств со стороны раздосадованного Чонгука, который явно рассчитывал на большее, нежели легкий петинг у стены. Их самую малость отпускает, позволяя мыслить здраво, однако давящее на пах тяжесть никуда не исчезает, напоминая о себе неприятной ноющей пульсацией. – Я заберу тебя, – не спрашивает, а утверждает самоуверенно Гук и снова припадает к растянувшимся в усмешке губам, не в силах насытиться вкусом и усилившимся ароматом омеги. Поцелуй получается более сдержанным, чувственным и влажным. Они тщательнее распробывают друг друга и напрочь забывают о начале новой пары, даже пропускают мимо ушей раздражающую трель звонка. Продолжают целоваться, никак не могут оторваться друг от друга, пока кто-то не дергает настойчиво ручку двери с той стороны в надежде открыть злосчастную фанерную преграду. Чонгук отрывается от Тэхёна с большой неохотой, хмурится недовольно и не хочет отпускать из рук, опасаясь, что тот снова убежит. Но Тэ просто закидывает руки ему на плечи и успокаивающе чмокает в губы, давая понять, что никуда не денется и пора бы уже уйти отсюда. Довольно проблематично, кстати, учитывая их растрепанный вид и оттопыренные ширинки. Они поспешно собирают свои вещи и, кое-как пригладив волосы выходят из аудитории, передавая ключи кому-то из первокурсников, не спускающих с них глаз. Ким мертвой хваткой вцепляется в руку Чона, смущаясь под любопытными взглядами, и послушно следует за ним, не задавая лишних вопросов. Страшно подумать, какие слухи те начнут распускать о них по университету. Радует лишь то, что прямых доказательств нет ни у кого. Да и какая к черту разница? Альфа вздыхает тяжело пару раз, надеясь хотя бы так успокоиться, а потом плюет на это и доводит Тэхёна до нужной ему аудитории, неспешно притягивает к себе по-прежнему растерянного парня за талию и целует в губы. Без напора, медленно, с чувством, пока омега не поддается на провокацию и не приоткрывает рот. Он сейчас такой податливый и мягкий, что грех не воспользоваться ситуацией. – До вечера, котенок, – шепчет Чонгук в зацелованные губы и наконец-то отстраняется, заглядывая в мутные глаза. Вот уж кому точно не повезло с графиком: сидеть в таком состоянии на парах до вечера та еще пытка. Но тем слаще будет их вечерняя встреча, по крайней мере, Гук надеется на это, когда шагает по пустым коридорам к выходу.❤
До конца последней пары Тэхён просто не находит себе места и изводится окончательно. Столь взвинченному состоянию, конечно же, способствует еще и Чонгук, время от времени присылающий свои более чем откровенные фото, доводя омегу до белого каления. Судя по тому количеству побегов из аудиторий, которую совершает Тэ за прошедшее время, можно подумать явно что-то не то. Об этом говорят косые взгляды одногруппников и то, как они принюхиваются к явно усилившемуся запаху Тэхёна. Еще и спрей, как назло, дома остался. А Ким просто не может сдерживаться, настолько мучительным и давящим становится напряжение от одних только мыслей, что член с фотографий может оказаться внутри него, может доставить ни с чем несравнимое удовольствие в отличие от несчастных пальцев, которые молодой человек сегодня запихивает в себя с поразительной частотой, скулит жалобно и царапает ногтями стенки туалетной кабинки, потому что обычная дрочка ему не помогает. От белья омеге приходится избавиться – то настолько пропитывается естественными соками, что носить и дальше просто бессмысленно. Решение не самое разумное, учитывая, что теперь головка члена то и дело трется о шершавую ткань джинс, вынуждая орган практически всегда находиться в эрегированном состоянии. Подружил, блять, с Чонгуком без секса. Молодец, просто пять баллов. А теперь выбросить из головы его не может, мечтая наконец-то оказаться на нем, вобрать в себя как можно глубже, прочувствовать всю длину и толщину узкими тугими стеночками и наконец-то унять зуд между сводимых судорогой ягодиц. Благо хоть длинная толстовка скрывает творящееся ниже живота безобразие. А вот соседа по парте Тэхёну откровенно жаль, тот едва ли ручку не ломает от возбуждения из-за пряного аромата парня, что нетерпеливо ерзает на стуле и без конца поглядывает на часы. Как же, блять, долго. Телефон гудит вибрацией, и, совсем отчаявшись, Ким начинает подумывать пустить и его в ход, соблазняясь заманчивыми вибрациями. Смотреть на дисплей откровенно страшно, потому что там снова сообщение от искусителя, которого хочется в равной степени убить за переносимые страдания и зацеловать до смерти из-за них же. Двоякое чувство, если честно.Junghotkook: Я на месте.
И все. Тэхён заводится с пол-оборота и уже не может думать ни о чем, кроме Чонгука снаружи. Лекция пролетает мимо ушей, мысли уносятся далеко за пределы университета, окрашиваясь пошлыми фантазиями, так что приходится стиснуть в пальцах ручку, чтобы хоть как-то прийти в себя. Но на самом деле помогает ему только морозный воздух улицы и снег в лицо, который остужает голову и наконец-то усмиряет пыл. К машине Ким идет уже более-менее собранным и с глупой улыбкой на лице, поскорее забирается в салон и дрожит от попавших за ворот пальто наглых снежинок. – Это какой-то кошмар, там жуткая метель, – он раскрасневшийся и теплый, самую малость взволнованный и более чем взвинченный, когда вместо приветствия Чонгук тянется к нему за поцелуем. Дыхание перехватывает мгновенно, в венах медленно закипает кровь, и омега судорожно втягивает носом воздух, отвечая на совершенно невинное прикосновение. Чон целует неспешно, тщательно, смакуя его вкус, проводит языком между губами и оттягивает нижнюю зубами, получая в награду рваный вдох. В голове мгновенно появляется странный шум, а от теплоты нагретого салона Тэхёна бросает жар. Или тому виной рука альфы, нагло скользящая по бедру вверх и провоцирующая на жалобное хныканье. Чонгук ведет нарочито неторопливо, сжимает напрягающиеся мышцы и сминает пальцами мягкую кожу, двигается уверенно к намеченной цели и замирает на ширинке, прерывая чувственный ленивый поцелуй. – На тебе нет белья, – не скрывая удивления, хрипит Чон растерянно, когда понимает, что под возмутительно обтягивающими штанами у Тэ ни черта нет, кроме горячей пульсирующей плоти. Абсолютно обнаженной пульсирующей плоти. – Пришлось снять, они промокли из-за тебя насквозь, – не скрывая усмешки, отвечает ему мысленно ликующий омега, явно довольный чужой реакцией на свою маленькую шалость. Приятно знать, что еще хоть что-то может выбить Гука из колеи и заставить обескураженно облизывать губы. – Блять, детка, что ты со мной делаешь, – сраженный наповал, обреченно стонет альфа, возобновляя путь руки по бедру вверх и настойчиво сжимая пальцами эрегированный член Кима с выступающим пятном смазки на тонкой ткани брюк. – Просто ты присылал те фото, и я не смог сдержаться, – вторит ему Тэхён, подаваясь навстречу ласке и утягивая в новый голодный поцелуй. Он так сильно извелся за прошедшее время, так сильно измучился, что сейчас у него попросту нет никакого желания играть в эти игры, а тем более давать Гуку возможность манипулировать им. Куда интереснее теперь мстить, провоцируя в ответ. – Я уже растянутый и ужасно мокрый, знаешь, мой член так неприятно трется об эту грубую ткань, – доверительно-томно шепчет Тэ альфе в губы и дрожит мелко от низкого недовольного рыка, разорвавшего уютную тишину салона, прерываемую их чмоками и мимолетными вздохами. – Нам больше часа добираться до дома из-за этой ебучей непогоды, – Чонгук психует, Чонгук суетится и злится, явно находясь на взводе из-за складывающейся ситуации. Ему тоже не терпится, хочется поскорее ощутить под пальцами обнаженную нежную кожу друга, осыпать ее поцелуями, укусами и оставить на ней яркие засосы, которые будут сходить не одну неделю. А вместо этого приходится прерываться на середине и терпеть до дома, страдая от больного стояка в штанах. Гук не железный ведь, эта неделя воздержания из него все соки выпила. Искать кого-то на одну ночь не хочется из принципа, особенно когда попробовал кое-что получше, слаще. Еще и Тэхён вечно маячил под боком, такой желанный, но такой недоступный, что хоть волком вой. А теперь, когда появилась возможность снова насладиться им сполна, обстоятельства вновь тыкают парня носом в реальность. А она такова, что они по-прежнему находятся рядом с университетом на парковке, которая медленно пустеет из-за отъезжающих машин, пока салон заполняется дурманящим голову ароматом Кима. Все торопятся поскорее спрятаться от непогоды в автомобилях, в метро или в автобусах, и только Чонгук прямо сейчас мечтает сразу оказаться в спальне – не важно чьей, его или Тэ. – Мы можем ее переждать, – словно читает чонгуковы мысли Тэхён. Взгляд невольно медленно поднимается с пухлых малиновых губ на глаза, и альфа просто не может поверить услышанному, утопая в карамельной радужке. Он, наверное, спит, да? Если так, сон просто охуенный. Чонгук сглатывает тяжело, смотрит, кажется целую вечность, ища подвох в сказанном, а потом поспешно заводит мотор снова, чтобы омега не успел передумать, и отъезжает с места, ища более укромный уголок в дальней части парковки среди собранных дворниками сугробов. Без лишних слов и долгих речей они перебираются на задние сиденья, блокируют двери и без преувеличения набрасываются друг на друга. К черту все. К черту сдержанность и притворство. К черту правила, к черту рамки и обещания только дружить. Они не умеют, наверное, никогда и не умели. Чонгук с Тэхёном безумные – оба – потому что не могут терпеть до дома, стягивая рывками одежду и целуясь жадно и голодно. За окном усиливается непогода, завывает вьюга, заметая снегом улицу и скрывая их ото всего мира стеной из снега. Но все, о чем может думать омега в данный момент, так это о том, как же ему не хватало прикосновений Гука. Как же сильно он скучал по его порывистости, страсти и импульсивности. Стихия явно идет им на уступки, оказывая огромную услугу – с такой ужасной видимостью даже самый зрячий не замечает дико раскачивающуюся машину. Метель набирает обороты, наверняка лезет в глаза, и вряд ли кому вообще взбредет голову присматриваться к припаркованному в дальнем углу стоянки авто. А даже если и заметит кто, Тэхёну плевать. Ох, проклятье, как же плевать, когда он, поддерживаемый за бедра альфой, без лишних прелюдий медленно опускается на венистый член, приоткрыв в немом стоне рот, и, не удосужившись даже толком привыкнуть, срывается на быстрый рваный ритм, желая полностью ощутить плоть Чонгука в себе. Это лучше пальцев. Это, сука, в сто раз лучше любых пальцев. Когда горячая твердая плоть внутри тебя, такая распирающе толстая, длинная и пульсирующая. Остро и снова дико непривычно, но совсем не так, как тогда. У Чонгука и вправду большой, настолько большой, что в их первый раз Тэ было ужасно больно, а потом так же ужасно хорошо. Альфа оказался на удивление терпеливым и внимательным, переключив этот рычаг с дискомфорта до жгучих импульсов удовольствия. Сейчас же Ким не позволяет другу осторожничать, слетает с катушек и толкает на безумство Чона. Неприятные ощущения исчезают где-то между очередным небрежным толчком и резким движением бедер, когда Чонгук подается ему навстречу и загоняет член глубже, заставляя отчаянно закусывать губу и хныкать в погоне за разрядкой. Это совершенно не похоже на то, чем они занимались в дни течки. Сейчас никто не осторожничает и не нежничает, потому что желает совершенно иного, потому что оба изголодались настолько, что поддаются животному зову и не щадят друг друга. – Так хорошо. Мне так хорошо, Гуки, – мычит, обрывая окончания Тэхён, опираясь ладошками ему на живот. Омега выпячивает попу, насаживается сильнее, подставляясь толчкам Гука, и не сдерживает голоса, показывая, насколько высокие ноты способен брать при помощи друга. – Он такой большой, внутри меня, ах. Чонгуку дурно и хорошо одновременно. Внутри Тэхёна так классно, мокро, горячо и просто охуенно. Член с трудом преодолевает сопротивление тугих мышц, растягивает их собой и заставляет омегу кричать громче, двигаться навстречу толчкам, прося засадить поглубже. В паху все крутит и стягивает от тяжести растущего возбуждения. Тэ на нем такой покладистый, такой мягкий послушный малыш. Его кожа блестит каплями пота, переливается в лучах фонарей, мышцы живота напрягаются судорожно, демонстрируя соблазнительный плоский рельеф. Он дышит сбито, стонет протяжно и тонко, практически скулит, как котенок. И отчаянно двигает бедрами, ерзает на нем, скачет, насаживаясь быстро и резко на его член до оглушающих шлепков ягодиц о ноги. – Да, детка, вот так, ты так сжимаешься вокруг меня, – сквозь зубы цедит гласные Гук, проглатывая низкий грудной стон. Оргазм уже близко, настолько близко, что немеют пальцы ног и сводит судорогой поджавшиеся яички. – Давай, трахни себя мной, – Ким в ответ сжимается сильнее вокруг его ствола, сдавливает ужасно туго до пляшущих точек за зажмуренными веками, и двигается снова. Омега запрокидывает голову назад, сглатывает тяжело и облизывается нетерпеливо, царапая ноготками альфе грудь, и, наверное, именно в этот момент тормоза у Чонгука отказывают окончательно. Тэхёну с каждой секундой труднее сохранять прежний темп – видно невооруженным глазом – будет грехом не помочь ему достигнуть желаемого оргазма. Поэтому Чон и тянет парня на себя настойчиво, заставляя член выскользнуть из соблазнительной дырки под недовольное мычание омеги, вынуждает встать того на слабеющие колени и разворачивает спиной к себе, засаживая по новой быстро, грубо и резко. Так получается куда острее и ярче. Ким вжимается в сиденье сам, подставляется добровольно и роняет голову на руки. Уже не стонет даже, хрипит бессвязно и отводит бедра навстречу. Ноги разъезжаются в разные стороны от усталости, сознание будто плывет где-то на периферии, но он мокнет только сильнее от сильной хватки рук на животе, от сбитого сиплого дыхания в шею и вкрадчивого шепота Чонгука, от которого волоски на затылке встают дыбом. Чон сминает пальцами ягодицы Тэхёна, оставляет синяки, а после просовывает руку меж телом Тэ и мокрым от пота сиденьем, ведет ладонью по топорщащимся острым бусинам сосков, сжимает намеренно больно, заставляя дергаться испуганно, оглаживает впалый живот и оборачивает пальцы вокруг изнывающего без внимания члена, двигая ими рвано в такт толчкам. Связь с реальностью теряется неожиданно для обоих, уплывает куда-то тяжело и выбрасывает их на берег уже растерянными и изможденными, но, безусловно, довольными случившимися. Оргазм ошеломляет, разливается по нервным окончаниям волной тепла и долгожданного удовлетворения. Сиденье пачкается спермой, когда Тэ, захлебнувшись громким стоном, оседает в объятьях альфы, изливающегося глубоко в него – о презервативах, разумеется, никто не позаботился. Они дышат быстро, хрипло, стараясь восстановить дыхание, но сил хватает только на то, чтобы немного отстраниться друг от друга. Тэхён и вовсе не двигается с места, ощущая себя безвольной ослабевшей марионеткой, чувствуя каждой клеточкой тела холодные языки прохлады, проникающей в духоту запотевшего салона. Сперма тонкой струйкой вытекает из растраханной судорожно сокращающейся дырочки на кожаное покрытие, и Чонгук в этот момент рассеянно думает, что не видел еще ничего сексуальнее этого. А следом приходит и осознание того, что с очередной попыткой просто дружить они мастерски проебались.