Break my heart, if you can

❤

      Тэхёну кажется, что что-то идет не так. Странное чувство, если честно, и ничем материальным не подкрепленное. Только подозрения, догадки и сомнения. Спустя практически две недели после течки Ким чувствует неприятное недомогание, ломоту и легкую тошноту. Есть совершенно ничего не хочется периодами, а иногда нападает такой жор, что омега сметает все, что видит на своем пути. Будто первые симптомы мерзкой простуды атакуют организм, превращая парня в вялый овощ.       Еще и Чонгук стал каким-то дерганным и подозрительным. От его взгляда в душе шевелится какое-то щекочущее беспокойство, и тревога давит на нервы из-за ощущения, будто альфу что-то гложет. При вопросе в лоб Чон упрямо отнекивается, уходит от ответа и не желает делиться собственными переживаниями, что, несомненно, еще больше расстраивает Тэ.       Он будто что-то скрывает от него, пугая неизвестностью и неопределенностью, и такая недосказанность повисает в воздухе неловким молчанием и все больше затягивающимися паузами в разговорах. Тэхён не понимает, что сделал не так, и не знает, как все исправить, поэтому выход из сложившейся ситуации видит во временном перерыве друг от друга.       Появление брата в начале прошлой недели теперь видится для омеги каким-то знаком свыше. Сокджин, вернувшийся из Америки на время отпуска, настаивает на хотя бы временном примирении с родителями и в течение последующих дней буквально засыпает сообщениями с вопросом о том, когда Ким наконец-то прилетит. Поначалу не особо-то и разделявший энтузиазма старшего, теперь Тэхён думает, что поездка пойдет ему на пользу, поможет развеяться и восстановить пошатнувшееся здоровье, а заодно, может, и наладить отношения с Чонгуком.       Временная разлука определенно пойдет им на пользу.       И все бы ничего, но спустя всего сутки после прилета домой Чон объявляется на пороге и смотрит исподлобья хмуро, игнорирует поток вопросов явно удивленного друга и проходит в квартиру без приглашения, словно высматривая кого-то. И как только адрес не забыл, ведь приходил всего один раз к родителям и так и не признался, зачем. И смешно и страшно: от альфы веет опасностью, злостью – Тэхён трепещет и дрожит от его агрессии, но, услышав вопрос, теряется окончательно, не в силах сопоставить факты. – Где он? – Чонгук идет прямиком на кухню, заглядывая по пути во все комнаты, и омега едва ли не бежит следом, не поспевая за ходом мыслей парня. – Кто? – в квартире, кроме него, редкой прислуги и брата, никого, и тем сильнее недоумение Тэхёна, когда Гук резко останавливается, отчего Ким практически влетает ему в спину, и оборачивается, выпаливая на одном дыхании очередное обвинение. – Твой парень, с которым ты трахаешься на стороне, – Тэ вскидывает в удивлении брови и даже рот распахивает, не зная, что и сказать на подобное беспочвенное обвинение. Серьезно? То есть почти неделю Чон ходил недовольным надутым ежом, избегая близости, из-за какой-то выдуманной чуши? – И не пытайся оправдываться, я видел, как ты садился к нему в машину, – так вот чем он занимался все это время – следил за Тэхёном. Поэтому и ходил мрачнее тучи и отвечал нехотя на вопросы. – Серьезно? Ты заявился ко мне домой, чтобы устроить сцену ревности? – Ким кривит губы в усмешке и высокомерно вскидывает подбородок, скрещивая на груди руки. Раздражение вспыхивает в нем подобно зажженной спичке – эта эмоциональная нестабильность все-таки сказывается на омеге слишком сильно.       Отвечать на столь обидное обвинение Тэхён, конечно же, не спешит. Еще чего, сначала этот индюк навыдумывал себе там какой-то чуши, заставил Тэ волноваться, а потом заявился с разборками домой к его родителям, надеясь, вероятно, застать с поличным. Вот ни минуты покоя с этим импульсивным альфой.       Ну не дурак ли? – Кто это, блять, был, Тэхён? – Чонгуку явно не до шуток, судя по вздувшимся венам на руках и сдвинутым к переносице бровям. Он напирает, давит своей мрачной аурой на омегу и вынуждает пятиться к столу в поисках хоть какой-нибудь опоры. Край столешницы больно впивается в поясницу, и Тэхёну приходится выставить вперед ладони, обжигая их о жар чужой груди. – Тэ-Тэ, что за шум? – Ким впервые за проведенное наедине с Чоном время вздыхает с облегчением, когда на кухню заглядывает встревоженный брат, пришедший, вероятно, на гомон голосов. Гук ведь никогда не умел быть тихим. Он буквально закрывает своей спиной омегу от Джина, напрягается мгновенно и наверняка смотрит волком – Тэ не особо-то что-то видно за ним. – Знакомься, Сокджини, это мой друг Чонгук, – выглядывая из-за плеча, улыбается во все тридцать два Тэхён, предвкушая неминуемый конфуз. Напряжение в комнате возрастает в разы, а усилившиеся запахи ударяют в нос, вызывая новый приступ тошноты. Старший смеряет Чона оценивающим взглядом, смотрит коротко на слегка смутившегося Кима и не верит сказанному. Чтобы вот этот пышущий тестостероном привлекательный парень и просто друг? Ага, конечно. – Чонгук, это мой брат Сокджин, – и, даже не глядя на альфу, Тэ догадывается, насколько гость выглядит сейчас ошарашенным. Наверняка ведь именно с ним видел его всю неделю, потому что Сокджин частенько заезжал за братом в университет на машине. Интересно, что именно он успел о них подумать и как давно в курсе?       Ладно, стоит признать, что любой непросвещенный подумал бы неладное. Джин действительно красив, а уж вкупе с заботой, которой он окружает младшего брата, каждый будет сбит с толку. Раздражает только то, что Чонгук не удосужился обо всем узнать из первых уст, так сказать, а снова напридумывал невесть что и накрутил себя сверх меры. – А он симпатичный, Тэ-Тэ, – насмешливо тянет гласные Сокджин, и Тэхён готов поклясться, что слышит тихое недовольное фырканье Чона, явно не впечатлившегося сомнительным комплиментом. – Как раз в моем вкусе, – омега откровенно издевается над ним, и Гук, вероятно, думает сейчас, что у них это семейное, потому что довольно быстро находится с ответом, демонстративно беря Тэ за руку и переплетая с другом пальцы. – Прости, у меня уже есть омега, – у Тэхёна в груди теплеет ощутимо черт знает от чего, и к щекам приливает кровь. То ли так действуют на него слова Чонгука, то ли греет мысль, что он приехал сюда из-за жгучей ревности с намерениями избавиться от конкурента.       На самом деле, чертовски приятно, что впервые на памяти Тэ предпочитают брату. У них в семье Сокджин всегда считался главным красавчиком, миловидным обаяшкой, которому доставалось все внимание противоположного пола. А на Чона его красота, кажется, не производит ровным счетом никакого впечатления. Альфа держится холодно, отстраненно и совершенно незаинтересованно смотрит на старшего из братьев, сильнее сжимая в своей руке руку Тэхёна. – Я его пригласил, совсем забыл предупредить, – вклинивается в разговор Ким, и Джин недоверчиво выгибает бровь, отказываясь верить в выдуманную на ходу отмазку, однако вопросов лишних не задает. Предупреждает только, что скоро должны вернуться родители, и предлагает его «другу» – Сокджин намеренно выделяет это слово – остаться на ужин, после чего скрывается в коридоре, возвращаясь в свою спальню.       Чонгук же послушно следует за Тэхёном в его комнату, рассеянно жуя губу. Вся ярость сдувается подобно резиновому шарику, стоит только щелкнуть замку на двери, а омеге повернуться к нему лицом, одним только взглядом заставив чувствовать себя до смешного глупо и неловко. Боже, до чего нелепая ситуация, Чонгук и вправду такой дурачок, потому что заметно тушуется, когда Ким упирает руки в бока и смотрит с укоризной, без лишних слов давая понять, кто из них двоих действительно проебался. – Тэ, прости, я, – бессвязно лепечет оправдания Гук и послушно замолкает, стоит только Тэхёну приложить палец к его губам. Мысли разлетаются напуганными бабочками, когда омега сокращает разделяющее их расстояние, улыбается понимающе мягко и склоняет голову на бок задумчиво. Он преображается слишком быстро, сменяя гнев на милость, становится ужасно притягательным и еще более красивым, чем минутой ранее, когда обвивает руки вокруг шеи альфы и шепчет томно тому прямо в губы: – Ты такой дурачок, Чонгуки, – Ким превращается в ласкового милого котенка. Парень, трется кончиком носа о нос Гука, ластится медленно, дразняще, практически мурлычет, когда ощущает ладони Чона у себя на талии, и заглядывает в подернутые поволокой глаза. – Думал, я изменяю тебе с кем-то? – омега не ходит вокруг да около, а задает вопрос прямо в лоб, желая окончательно прояснить ситуацию. Нет, чужая ревность ему, несомненно, льстит, но это недоверие со стороны друга рано или поздно начнет раздражать, а Тэхёну не хочется, чтобы между ними были какие-то секреты, мешающие их отношениям. – Нет, – Чонгук отвечает излишне поспешно, сглатывает тяжело и выдает себя с потрохами, крепче сжимая пальцами мягкие бока. Боже, он впервые в жизни смущается и не знает, куда деть руки, едва ли не сгорая со стыда. Альфа снова совершает ошибку, снова делает неправильные выводы и слушает не тех, наверняка разочаровывая Тэ. – Врушка, скажи мне правду, – несмотря на опасения, омега не злится, жмется грудью теснее и уворачивается игриво от поцелуя намеренно, дышит томно в предвкушении долгих и приятных извинений и намеренно кусает в отместку Гука за нижнюю губу. Киму плевать на оправдания, плевать на уловки и ложь. Ему требуется знать правду, какой бы она ни была, и Чон не вправе сейчас отнекиваться и увиливать от ответа, если действительно хочет, чтобы между ними не осталось недосказанности. – Я ужасно сильно тебя ревную, – нехотя признается Чонгук и получает свою заслуженную награду. Тэхён сам тянется к нему, целует медленно, лениво, зарываясь пальцами в волосы. Сладко до мелкой россыпи мурашек по коже. Он скользит языком по губам альфы, и это, кажется, окончательно заставляет парня потерять голову. Чон жадно втягивает носом воздух, стискивает омегу крепче в объятьях и забирает инициативу на себя, углубляя поцелуй.       У Кима кружится голова, и тело резко бросает в жар, когда ладони жадно сминают округлые сочные половинки, а в пах ему упирается чужое возбуждение, срывая с зацелованных губ тяжелый судорожный вздох. Гук трется о него провокационно медленно, давит своей силой и наслаждается чужим трепетом, наконец-то не сдерживаясь и выплескивая накопившееся в нем за неделю эмоции.       Проклятье, им так легко и хорошо сейчас, когда исчезает недосказанность и рассеиваются тревоги. Это похоже на возвращение домой после долгого путешествия. Тэхён по Чонгуку успел соскучиться, истосковаться и практически с ума сошел от волнения и недостатка внимания. Он изголодался по ласке, по поцелуям и по близости, а потому сейчас им движут инстинкты, дикость и страсть.       Парень жмется к Чону ближе отчаянно в поисках защиты, мычит полузадушенно и кусается игриво, дрожа от ответного раздраженного рыка, от которого мелкие волоски на теле встают дыбом. На ссоры времени не остается, да и кому они вообще нужны, когда разрешить конфликт можно куда более приятным для обоих способом? – Знаешь, что я хочу? – Гук не знает, вообще не способен мыслить и строить догадки, когда чужие ладони медленно скользят по плечам до груди, оглаживают напрягающиеся мышцы живота и замирают на ремне, но согласен абсолютно на все. Пальцы цепляются за шлейки брюк и тянут к себе ближе за пах. Тэхён ухмыляется альфе предвкушающе, и друг просто не может не отзеркалить его улыбку, улавливая игривый настрой. – Что? – Чтобы ты взял меня прямо сейчас, здесь, у этой стены, – Чонгука будто в ванную с горячей водой окунают, когда он слышит, что именно Тэ хочет сделать с ним прямо сейчас. Фантазия охотно подкидывает варианты дальнейшего развития событий, и в паху начинает приятно ныть и тянуть от скачка возбуждения. – Хочешь, чтобы все в доме услышали, как сладко ты скулишь от моего члена? – Гук двигает бедрами, трется снова, и Ким хнычет ему жалобно прямо в губы, отчаянно цепляясь пальцами за сильные руки, не позволяющие отстраниться, убежать или изменить решение. Нет уж, раз решил играть, то нужно играть до конца. И плевать, что потом будет ужасно стыдно.       Тэхён на взводе, дышит сбито, часто, сглатывает через раз и облизывается нетерпеливо, предвкушая дальнейшее действо. Он чувствует, как становится мокро между ягодиц, как все внизу знакомо сводит судорогой и требует повышенного внимания, как давят на пах джинсы и становится жарко в помещении, и больше не может терпеть откровенное издевательство, пытку, потому что Чон медлит, дразнится и мучает своей близостью, не давая пересечь черту, словно проверяет на прочность и желает узнать, действительно ли омега способен на такую авантюру.       Ему хочется. Ох, как же ему хочется наконец-то ощутить в себе что-то, помимо собственных пальцев, оргазм от которых не идет ни в какое сравнение с большим членом, растягивающим изнутри до предела ужасно тугие стенки. Хочется, чтобы Чонгук не сдерживался сегодня и взял его грубо, не считаясь с желаниями друга, подчинил, вжал в стену и наконец-то нормально довел до разрядки. – Боже, да, – то ли стонет, то ли всхлипывает Тэхён, когда спина соприкасается с твердой поверхностью, а шею обжигает прикосновение шершавых теплых губ. Чон срывается с цепи, получает заветное согласие и больше не намеревается контролировать ситуацию или позволять омеге украсть инициативу.       Гук налетает на него ураганом, подавляет волю и заставляет задыхаться от порции голодных поцелуев, хныкать от жалящих кожу засосов и шире раздвигать ноги в надежде избавиться от давления там, внизу. В Тэхёне тоже играет ревность, играют инстинкты собственника и желание показать брату, что этот альфа принадлежит только ему, чтобы не смел даже смотреть в сторону Чонгука, тем более отпускать глупые шуточки.       Чон быстро стягивает с себя майку, не желая ни на минуту отрываться от Кима, а следом летит прочь и рубашка омеги под стук оторванных пуговиц. Касаться обнаженной кожей кожи оказывается в сто раз приятнее, чем через слои ткани. Боже, Гук уже успел забыть жар чужого тела, слишком поглощенный глупой ревностью.       Он сдергивает с Тэ джинсы поспешно, небрежно, оставляя те болтаться у коленей вместе с бельем, и кривит губы в усмешке, когда давит на поясницу, скользит пальцами по промежности, трет с напором настойчиво, размазывая на пальцах вязкие нитки обильно выделяющейся смазки из судорожно сжимающегося колечка. – Уже не терпится? – Чонгук склоняется к малиновому ушку друга, подцепляет зубами легонько мочку и выдыхает потоки прохладного воздуха на разгоряченную кожу, наслаждаясь предвкушающей мелкой дрожью. – Мокнешь только от одной мысли, как я выдеру тебя здесь без растяжки, да? – Тэхён на вкрадчивый шепот жалобно хнычет и совершенно не сопротивляется, когда Чон разворачивает его лицом к стене и вгоняет внутрь сразу три пальца.       Остро. Запредельно остро и самую малость больно. Ким пытался растягивать себя самостоятельно, испытывая дичайший недостаток внимания, но настолько далеко не заходил, потому и двигает бедрами нетерпеливо навстречу, пытаясь подстроиться под рваный резкий ритм, чтобы получить хотя бы каплю того желанного удовольствия, за которым гнался на протяжении всей недели.       Вот только у Чонгука совершенно другие планы на этот счет. Растяжка не занимает много времени, как раньше, когда каждая прелюдия превращалась в пытку. Он зажимает омеге рот рукой, чтобы на его крики не сбежалось половина дома, обхватывает свободной за талию, прижимая максимально близко к своей груди, и резко входит на всю длину, шипя от болезненной узости упругих стенок. Тэ сжимается вокруг чужого члена инстинктивно, стонет надсадно в ладонь, выпячивая ягодицы, и опирается ладонями о стену в попытке не упасть. – О боже, – слетает с губ восторженный возглас, скорее даже неразборчивое мычание, когда Чон в том же ритме двигает бедрами глубоко в нем и возвращается к быстрым размашистым толчкам, вжимая их обоих в стену. Тэхён жмурится до черных мушек, с переменным успехом дышит через нос и низко стонет, когда головка наконец-то проезжается по простате, заставляя невольно сжиматься сильнее.       Чонгук грубый и беспардонный. Он впервые настолько явно показывает это, когда берет свое без каких-либо сомнений. Берет быстро, нагло, показывая собственное превосходство, и Ким всхлипывает отчаянно, смаргивая влажную пелену с глаз, когда толкается ягодицами навстречу мощным толчкам, с трудом стоит на ногах и ломает, кажется, до крови ногти о стену в попытке ухватиться хоть за что-нибудь. Тэхён падок на принуждение, падок на силу и то, как Чон обходится с ним сейчас, подчиняет и не оставляет даже шанса на побег.       Настолько спонтанного и дикого секса у них еще не было. Альфа двигается в нем быстро, резко, точно, заставляя беспомощно хватать ртом воздух, и замедляется всего на мгновение, когда за стеной слышится трель дверного звонка, а затем гомон голосов. Омега пугается мгновенно, словно его окатывают из ведра ледяной водой, и захлебывается адреналином и одуряющим наслаждением, ведь Чонгук даже не думает останавливаться, оставляя раздраженный укус на изгибе шеи, чтобы не смел отвлекаться на посторонние шумы, а сосредоточился только на нем.       Наивный Ким надеялся на пощаду, но получает только шумное дыхание в шею, накатывающее волнами наслаждение и долгожданную маячащую на горизонте развязку. Чонгук ускоряется еще больше, раздраженно рычит, когда Тэ сжимается вокруг члена сильнее обычного, и оставляет звонкий шлепок на ягодице, упиваясь своим превосходством. Они почти на пределе – всему виной воздержание, адреналин и пикантная ситуация, ограниченность во времени, страх быть застигнутыми родителями и донельзя обостренные чувства.       Им жарко, душно и запредельно хорошо. Тэхён скулит Гуку в руку и трясется в предоргазменной судороге, жмуря глаза и закусывая пальцы чужой ладони, чтобы сдержать стоны. И этого оказывается достаточным для того, чтобы наконец-то кончить, сцеживая сквозь зубы низкие окончания. Чонгук изливается внутрь омеги, кажется, целую вечность, тяжело дышит и поспешно натягивает на парня белье, а следом и брюки, кривя губы в усмешке.       Ким выглядит крайне растерянным и затраханным, когда поворачивается к нему лицом и тянется за необходимым сейчас утешительным поцелуем, сладким, ленивым и окрыляющим. Как же все-таки приятно, когда страхи не оправдывают себя, обращаясь в глупые беспочвенные сомнения. В теле ощущается приятная ломота, обещающая чуть позже перерасти в ноющий дискомфорт, но конкретно в данный момент она не имеет ровным счетом никакого значения. – Только попробуй потерять хоть каплю, и завтра ты не сможешь ходить, – Чон кажется безумным, жадным и ненасытным несмотря на то, что получил долгожданную развязку. Он обнимает Тэхёна крепко, практически душит в объятьях и целует неспешно за ушком, наслаждаясь тихим судорожным вздохом. Омега реагирует на него слишком остро, трепетно и всегда именно так, как ему нравится больше всего. – Будь послушным котенком сегодня вечером, и я останусь на ночь, – обещает Чонгук, и Ким обреченно стонет, понимая, что ни черта не удастся скрыть от родителей их потрепанный внешний вид и вереницу засосов, плавно утекающих под одежду. – Знаешь, только дурак не поймет, чем мы здесь занимались, – краснея до кончиков ушей, озвучивает свои мысли Тэхён, и это умиляет даже, потому что буквально полчаса назад он слезно умолял себя трахнуть поскорее прямо у стены. Поистине, Чон никогда не поймет, что на самом деле творится у него в голове. – Знаешь, после моего визита к ним они, наверное, уже ничему не удивятся, – Ким хмурится озадаченно, не понимая, о чем именно идет речь, а альфа двигает бровями многообещающе и заливается смехом, когда получает обиженных тычок в плечо.       Впервые за неделю у него на душе наконец-то спокойно и легко.