❤
Несмотря на все страхи Тэхёна, ужин проходит более чем спокойно. Родители, нервно поглядывая на дружелюбно улыбающегося им гостя действительно засыпают Чонгука вопросами, но совершенно иного рода, нежели полагал омега. В основном, говорила мать Тэ, наконец-то дорвавшись до желанного общения, поскольку в прошлый раз, по ее словам, Чон убежал слишком быстро на фирму к Киму-старшему. И если бы кто-то посмотрел сейчас на их семью со стороны, то принял бы за совершенно обычных, не обременённых властью и обязанностями людей светского общества. Вполне обычный вечер в кругу родных, спокойный ужин без ссор и скандалов, без осуждения и диктатуры. Чем дольше длится странный разговор, прикрытый якобы желанием узнать Гука поближе, тем больше растет в Тэхёне любопытство вкупе со стыдом, потому что вопросы в какой-то момент принимают совершенно неожиданный характер, равно как и ответы Чонгука на них. Как давно они знакомы, когда начали встречаться и какие планы на будущее. Совсем не то, чего ожидал от беседы Тэ. Он даже не знает, что пугает больше: заинтересованность Сыльги или же ответы Чона. Парень без запинки отвечает на каждый, делясь подробностями их знакомства, сжимает ободряюще чужую ледяную ладошку и улыбается тепло, безмолвно прося не беспокоиться по пустякам и не переживать слишком уж сильно. В конце концов, родителей тоже можно понять, учитывая то, что Ким впервые привел в дом альфу. Омега бледнеет и краснеет попеременно, потому что мама, кажется, совершенно лишена чувства такта, желая выпытать все секреты сдержанного Гука. Еще и Сокджин под боком никак не добавляет спокойствия – Тэхён то и дело ловит на себе его насмешливый и вполне недвусмысленный взгляд, словно говорящий «я знаю о твоем маленьком секрете». Сомнений в том, что брат прекрасно слышал все то, чем они занимались в спальне, даже не возникает, и оттого становится еще больше стыдно за собственную импульсивность. Но с другой стороны, в нем теплится какое-то странное удовлетворение тем фактом, что их маленькое приключение не осталось незамеченным. По крайней мере, теперь Джин точно не посмеет тянуть ручонки к тому, что ему не принадлежит. Тэхёну, правда, тоже, но об этом ведь никто из присутствующих не знает, так зачем лишний раз расстраивать людей? – Ох, дорогой, твой альфа просто прелесть, – восторженно лепечет Сыльги, прикрывая рот ладошкой. Шампанское определенно дает ей в голову, иначе как еще объяснить эти лучики в глазах и глупые смешки? Алкоголь всегда был ее слабой стороной. Женщина утирает салфеткой невидимые слезы и делает знак слуге, чтобы тот снова подлил игристой жидкости в бокал. Происходящее кажется невероятным, но, наверное, впервые за многие годы Сыльги говорит искренне от всего сердца, а не лжет напоказ, потому что того обязывает положение. Тэхён улыбается натянуто в ответ на гласное и негласное одобрение со стороны родителей и думает, что если бы Чонгук действительно был его альфой, он бы не сидел сейчас весь как на иголках, боясь разоблачения, а жался бы к надежному плечу и терся о него щекой, как маленький котенок. Тэ не знает, от чего ему тошно, от того, что вся история пропитана притворством и недосказанностью, или от того, что правдой эта история никогда не станет. Улыбка исчезает с лица так же быстро, как и появилась, и если бы омега поднял голову от своей тарелки, то наверняка заметил бы на себе встревоженный взгляд Чона, что неотрывно наблюдал за ним на протяжении всего вечера, считая преступлением отвлечься хотя бы на минуту от ужасно несчастного выражения на бледном изможденном лице Тэхёна. Остаток вечера Тэ высиживает с трудом, нервно ерзая на стуле, то и дело облизывая губы и чувствуя, как медленно из него вытекает чужая сперма. Это так неловко, господи, Киму кажется, что у него скоро голова загорится от стыда, потому что происходящее заводит не на шутку еще и из-за присутствия в комнате других людей, даже не подозревающих о ходе мыслей омеги, за исключением, разве что, Гука, чьи глаза становились темнее по мере того, как росло в друге возбуждение. И оно вспыхивает с новой силой, стоит только глубокой ночью повернуться ключу в замочной скважине гостевой комнаты, в которую определяют Чона. Альфа не спит, издерганный не меньше самого Тэхёна. Он попросту не может уснуть, раз за разом прокручивая в голове сегодняшний вечер и грустное выражение лица Тэ. А теперь наконец-то не сдерживается, когда практически ловит у порога, сгребает в объятья и обнимает крепко, практически до хрипов, зарываясь носом в пепельные вьющиеся волосы и жадно втягивая едва ощутимый аромат, исходящий от кожи. – Гуки, – испуганный неожиданным напором, растерянно бубнит омега ему куда-то в грудь и обнимает в ответ робко, неуверенно, словно боится, что Чон в любой момент оттолкнет и рассмеется над ним. Глупый ранимый малыш. Только его малыш. – Прости меня, – сбито шепчет Гук, смазанно целуя Тэхёна в висок. – Ты был прав, я ревнивый идиот, – он покрывает поцелуями каждую клеточку прекрасного лица, касается невесомо, награжденный пористым вязким вздохом, и жмется лбом ко лбу пугливо, заглядывая в блестящие в полумраке восторгом глаза, – но я так сильно боюсь, что тебе все это надоест, что просто места себе не нахожу, поэтому и ревную тебя постоянно, – от правды становится легче дышать, мыслить, жить, потому что Ким не вырывается, не смеется над ним, а целует сам в губы. Простое прижатие, без подтекста и страсти, но от него сердце заходится в сто крат сильнее, чем от их обычных развязных поцелуев. – Глупый, почему мне должно это надоесть? – едва слышно произносит Тэхён, но Чонгук слышит. Слышит и задерживает дыхание, не в силах даже взгляда от него отвести. – Мне очень, очень хорошо с тобой, – делится сокровенной тайной омега и пьянеет мгновенно, вовлеченный в новый чувственный поцелуй, вязкий, ленивый, влажный. Я люблю тебя, черт побери. Но это не тот секрет, который он когда-либо раскроет ему. Достаточно уже того, что Тэ поддается очередному соблазну, идет на поводу у инстинктов и теряет голову от страсти, седлая мощные бедра. Ким снова голодный, истосковавшийся и нетерпеливый, когда, оперевшись ладонями о чонгукову грудь, легко насаживается до упора, как последняя блядь, на толстый член благодаря вытекающей из него сперме, скулит тихонечко и стонет протяжно и низко, двигаясь быстро и рвано, заставляя кровать под ними качаться, биться спинкой о стену и жалобно скрипеть, не оставляя сомнений у случайных слушателей в том, чем именно они занимаются в гостевой спальне. Где-то неподалеку в квартире спят родители, но как же плевать. Тэхён сейчас выглядит таким нуждающимся, таким разморенным и отчаянным, когда пытается достичь желанного оргазма, резко двигая бедрами верхом на Чонгуке. Под этим углом проникновение выходит острее, ощущения от заполняющего размера ярче и ошеломляюще. Узкие стенки с трудом принимают член в себя, сопротивляются и неприятно ноют, когда Гук растягивает омегу собой, подмахивая навстречу. Ох, он так хорошо принимает его, так нуждается в нем и скачет лучше любой наездницы, не сдерживая собственного голоса. Тэхён ужасно смущается шлепков их тел друг о друга, губу закусывает нетерпеливо, стараясь хоть как-то заглушить громкие хрипы и протяжные просящие гласные, но не останавливается ни на минуту, потому что голод куда сильнее стыда, особенно когда чужая ладонь оборачивается вокруг ноющего члена, натирая раскрасневшуюся головку. Чонгук не выдерживает ритма первым. Ему хочется быстрее, резче и глубже, хочется оставить синяки на теле Кима и вереницы фиолетовых засосов, которые еще долгое время будут напоминать о сегодняшней ночи. Альфа наконец-то меняет их местами, вминая поощрительно скулящего и совершенно не возражающего Тэхёна лицом в подушку и задавая собственный рваный ритм. В омеге мокро. Господи, как же в нем мокро и тесно, не передать словами. Гук кончить готов только от того, как исчезает и появляется длинный измазанный в вязкой смазке ствол внутри Тэ, как сильно сжимается парень вокруг члена, как обхватывает туго красное от трения кожи о кожу колечко мышц, как сам разводит в стороны половинки, крутит ягодицами провокационно, чтобы пропустить еще глубже, и как сладко стонет, выпячивая поощрительно попу и шире расставляя ноги для лучшего проникновения. – Тебя заводит, когда нас могут услышать твои родители, да, котенок? – обхватив омегу руками под грудью, сбито шепчет ему на ухо Чон, продолжая двигать бедрами в прежнем нестройном ритме, чувствуя, как постепенно скапливается в паху тепло и разливается жалящей истомой по всему стволу члена. Он кусает Кима за загривок, вонзает зубы глубже и стонет вместе с ним на особо ощутимом толчке. – Да, боже, да, трахни меня как следует, – заполошно бормочет Тэхён, прогибаясь в спине и приподнимая ягодицы выше, желая получить как можно больше удовольствия от проникновения. – Обязательно, детка, – обещает ему Чонгук и больше не сдерживает себя, срываясь на бешеный темп и добиваясь полузадушенных вскриков. Альфа звереет, отпускает самоконтроль и наконец-то позволяет себе быть с Кимом грубым без страха причинить ему боль, потому что конкретно в данный момент их желания совпадают. Они окончательно сходят с ума и теряются в ворохе ощущений, забывая и про то, что в доме не одни, и про сдержанность, и про необходимость заглушать стоны. Гук впивается пальцами в сочные бедра, оставляет по звонкому шлепку на каждой из округлых половинок и чувствует, как дрожит под ним Тэхён, чьи коленки разъезжаются в стороны. Он особо падок на грубость и уже на грани, так близок к финалу, что буквально через пару мгновений кончает с низким протяжным стоном, содрогаясь в конвульсиях и падая на кровать окончательно. Но Чонгуку этого мало. Ужасно мало, черт побери. Дорвавшийся до желаемой сладости, альфа уже не может остановиться. Чон разворачивает разморенного и мало что соображающего после оргазма Кима к себе лицом, укладывает на спину, вклинивается меж послушно разведенных ног и входит снова, продолжая двигаться в прежнем безумном ритме, чувствуя невесомые прикосновения разморенного омеги на своем теле. Тэхён капризно тянет Чонгука к себе ближе, заставляя буквально лечь на хрупкое тело, и обнимает крепко до тех пор, пока Гук наконец не кончает глубоко в него и не позволяет завязаться узлу, сцепляя их на ближайший час. У Чона не остается сил совсем, и все, на что он способен в данный момент, это завороженно наблюдать за тем, как пораженно распахивается в немом стоне рот Кима, как омега откидывает голову назад, заламывает брови и жмурит веки от новой волны удовольствия, тягучей, тянущей, сладкой. – Ты мой, только мой, слышишь? – словно сумасшедший, шепчет без устали Тэхёну в губы ревнивую мантру Чонгук, покрывая лицо осторожными поцелуями. Его и ничей больше. Точка. Тэ с трудом фокусирует на нем поплывший от наслаждения взгляд, укладывает ему ладонь на грудь, там, где бьется сошедшее с ума сердце, преданное и искреннее, окончательно помешанного на нем альфы, заглядывает в бешеные горящие огнем глаза, всматривается долго, задумчиво и произносит тихо, но достаточно, чтобы тот разобрал одну крайне значимую фразу. – Слышу.❤
Утро следующего дня для Тэхёна выходит не из приятных. Помимо ужасной ломоты во всем теле из-за ноющих натруженных после вчерашнего марафона мышц, омегу мучает тошнота. Собственно, она же и становится причиной раннего пробуждения. Ким поспешно убегает к себе и проводит в обнимку с белым другом все время вплоть до завтрака, игнорируя бесконечный поток вопросов от Чонгука и представая перед гостями таким же замученным и бледным, как вчера. Правда, теперь еще с большим количеством засосов, скрытых консилером, и с синяками под глазами. – Болит что-то? – обеспокоенно интересуется Сокджин, неодобрительно поджимая губы при взгляде на хрупкую фигуру брата, что садится на стул опасливо и морщится предсказуемо из-за стрельнувшей в поясницу ноющей боли. А Тэхён думает, что болит он весь целиком, потому что его снова мутит и есть не хочется совершенно. Омегу клонит в сон, и глаза невольно закрываются каждый раз, когда парень опускает их в тарелку. И он даже рад, что родители не завтракают вместе с ними, слишком занятые своими делами – меньше свидетелей недомогания, причины которого не удается найти, за исключением, разве что, одной навязчивой идеи, маячащей где-то на периферии сознания. Но к ней возвращаться Тэ боится больше всего, хотя интуиция буквально сигналит об опасности, а потому упрямо отрицает все догадки и пытается держаться из последних сил, списывая слабость на простуду. – Вчера копчик отбил, когда упал с кровати, – откровенно врет Тэхён, и Чонгук, неотрывно наблюдающий за ним все это время, усмехается, вспоминая, как отчаянно тот вчера скакал на нем, изнывая от нетерпения. – Может, тебе дать стул помягче? – предлагает Сокджин, не распознав подвоха, а Гук, сидящий рядом, склоняется к уху, словно невзначай, и шепчет предложение, от которого Кима пробирает на дрожь. – Может, лучше еще раз сядешь на мой член? – омега заливается краской мгновенно на подобную наглость и чувствует, как сбивается с ритма дыхание в предвкушении нового раунда. А следом к горлу подкатывает тошнота, и во рту появляется неприятный привкус, заставляя Тэ поспешно подняться из-за стола и отправиться на поиски уборной, чувствуя на себе тяжесть двух обеспокоенных взглядов. Его выворачивает наизнанку сразу же, стоит только забежать в ванную, тошнит желчью, и дерет глотку в бессмысленных спазмах рефлекс – Ким даже не успел ничего съесть, в желудке пусто. Каждая клеточка тела отдается пульсирующей болью в нервные окончания, и все, на что хватает омегу, это умыться и добраться до аптечки, чтобы выпить столь необходимые сейчас таблетки, к которым не хотелось до последнего прибегать. Чонгук находит парня, когда тот нечитаемым изможденным взглядом изучает собственное бледное отражение в зеркале. Альфа подходит к нему медленно, осторожно прижимается со спины, позволяя устало откинуть голову ему на плечо, и рассеянно целует в висок, сцепляя пальцы в замок на животе. Становится немного лучше, спокойнее что ли, в кольце из объятий, самых надежных и родных на земле. Тэхён поворачивается к Гуку лицом, обвивает руками шею и прячет нос в изгибе шеи. – Там все так болит, Гуки, – жалобно хнычет Ким, не зная даже толком, о какой именно боли идет речь. Болит все, каждая клеточка его замученного тела внутри и снаружи. Чон успокаивающе ведет ладонями по его спине, гладит и массирует, пытаясь забрать дискомфорт, и Тэ выдыхает облегченно, ощущая, как волнами накатывают на него усталость и сонливость. – Отнесешь меня в кровать? – Все, что захочешь, котенок, – Чонгук выглядит испуганным и встревоженным, но без лишних вопросов подхватывает омегу на руки и бережно доносит свою ношу до кровати, помогает раздеться и укрывает одеялом, нежно целуя в лоб. Тэхён улыбается ему одними уголками губ и сворачивается в клубок, чувствуя странный необъяснимый озноб. – Ты весь горишь, маленький мой, – недовольно цокает языком Гук и отстраняется поспешно. – Я поищу тебе жаропонижающее и вернусь, попробуй поспать, – Ким согласно кивает, прикрывает глаза и дожидается, пока альфа уйдет из комнаты, чтобы дотянуться рукой до телефона, заботливо оставленного на тумбочке, и дрожащими пальцами набрать заученный наизусть номер. – Чимин? Можешь кое-что сделать для меня?