Консорт

Пока их не было, Лия не теряла времени даром. Комнаты были безупречно вычищены, их грязная одежда была либо отстирана, либо сожжена. Кровать в спальне расправлена, плотные шторы зашторены, в камине горел огонь, и свечи зажжены. Дороти складывает пальцы в замок, чтобы не дать им задрожать, и входит в комнату. Она чувствует за своей спиной Лукаса, хотя он двигается совершенно беззвучно. Она скидывает обувь, просто чтобы чем-то занять себя, чтобы собрать смелость и немного успокоить заходящееся сердце. — Мы не должны… — тихо говорит он за ее спиной. — Нет, должны, — возражает она. — Она узнает, если мы это не сделаем. И, очевидно, это часть церемонии, — она оборачивается и вздрагивает, потому что он близко. — Но это неважно, — добавляет она, не отрывая глаз от его шеи, запоминая его адамово яблоко и ямку между ключиц. — Потому что… Потому что я хочу. — Х-хочешь? — шепчет он. Она поднимает взгляд, и ее губы приоткрываются от желания — нет, нужды — в его глазах. Она поднимает руку к его лицу, и под ее ладонью его борода после купания кажется мягче обычного, и он поворачивается и целует холмик ладони под ее большим пальцем. Он наклоняется, его руки находят ее талию, и он трется носом об ее. Он медлит несколько секунд, растягивая момент, пока ее пальцы ныряют в его волосы. Затем раздается стук в дверь. — Мисс Дороти? — звучит приглушенный голос Лии за дверью. — Пожалуйста, это важно. Дороти с трудом выдыхает и отступает от Лукаса к главной комнате. Она открывает дверь и видит краснеющую Лию с подносом с чем-то, напоминающим чайный набор. — О, хорошо, я не опоздала, — выпаливает она, затем добавляет. — О! Простите, мисс, но я подумала, что это может вам понадобиться, — кивает она на поднос. — Чай? — спрашивает Дороти, отступая, чтобы девушка могла войти. — Да, мисс. Это избавит… Эм… От нежелательных… Последствий? — запинается она, ее бледная кожа краснеет. — О, — понимая, говорит Дороти. У нее еще не было времени подумать о контрацепции, так что она рада, что открыла дверь. Лия наливает чай в чашку. — Выпейте сейчас, потом… После, — инструктирует она, старательно не поднимая глаз. — Возможно, вам захочется добавить меда. Мне говорили, что без меда вкус не очень, — она делает паузу, прикусывает губу и добавляет. — Эм… Если будет несколько… Раз, нужно будет выпить еще после, — ее щеки такие красные, словно у нее под кожей пожар. — А это? — спрашивает Дороти, указывая на печенье на подносе. — Просто печенье, — отвечает Лия, все еще глядя в пол. — Хорошо, спасибо, Лия, — говорит Дороти, поднимая чашку. Она делает глоток, морщится, опускает чашку и добавляет туда большую ложку меда. — Мисс, — отвечает Лия, кланяется, затем убегает. Дороти ответственно выпивает чай, благодарная, что тот не настолько горячий. — Это было продуманно, — комментирует Лукас, подходя у ней. — Я немного волновался, что может произойти, если… — Ага, — соглашается Дороти. — Эм, мед не очень-то помогает, — говорит она, затем опустошает чашку за один глоток. Она ставит чашку, тут же хватает печенье и возвращается к Лукасу. — А вот это неплохо, — она кусает печенье, затем протягивает к его губам. Лукас нежно берет ее за запястье, затем откусывает от предложенного печенья. — М-м-м, — соглашается он. Она поднимает свободную руку и смахивает крошки с его бороды, чуть ниже нижней губы. Она улыбается, думая о том дне, когда они встретились, и разделенном между ними яблоке. Когда она смотрит на него, он улыбается ей в ответ, очевидно, вспоминая то же самое. Он подносит их руки к ее рту, и она кусает печенье. Затем он доедает его, губами прихватывая ее пальцы. Когда он сглатывает, он целует ее руку, затем кладет ее поверх своего сердца. Ее пальцы ныряют в волосы у него на груди, чувствуя тепло его кожи и уверенное биение сердца под ее ладонью. Он наклоняется и кратко, но нежно ее целует. Когда он разрывает поцелуй, она тянется за ним мгновение, желая большего. Когда она открывает глаза, он обходит ее и начинает аккуратно выпутывать из ее волос ленты. Его касания почти до боли нежные, особенно, учитывая то, что она знает, на что способны его руки. Ее волосы наконец свободны, и он расчесывает их пальцами, увлеченно наблюдая, как вороные кудри текут сквозь его пальцы. Она чувствует, как он наклоняется и сует нос в ее волосы, медленно вдыхая ее запах. Он выдыхает с тихим стоном, и она не может удержаться, она поворачивается и ловит его губы в отчаянном поцелуе. Руки Дороти хватают его жилет, вслепую расстегивая пуговицы и сдергивая жилет с его плеч. — Дороти, — выдыхает Лукас, — нам нужно в другую комнату. — Ага, — соглашается она, хватая его руку и увлекая его за собой в спальню. Он закрывает дверь, роняя жилет на стул, прежде чем стянуть сапоги и носки. Затем он медленно идет к ней, его глаза темные и голодные. Она поворачивается к нему спиной, откидывая волосы за плечо, и перед ним оказывается ряд пуговиц. Он садится на кровать и мягко притягивает ее к себе, чтобы сгладить разницу в их росте. Он целует кожу над воротом платья, затем начинает расстегивать пуговицы. И вновь, его движения нарочно нежные, мучительно медленные, и он целует каждый дюйм открывающейся с каждой пуговицей кожи. Дороти пытается быть терпеливой, но ее тело уже наполнено нетерпением (она на секунду отвлекается, ей интересно, что было в чае, и не в этом ли причина ее взбушевавшихся эмоций), и медленное, обволакивающее внимание Лукаса заставляет ее забыть об одежде и гореть желанием просто взять его. — Терпение, Дороти, — бормочет он в ее кожу, словно он читает ее мысли. — Ты слишком долго тянешь, — отвечает она. — Здесь не нужно спешить, — возражает он, расстегивая последнюю пуговицу. Он прижимает губы к ее позвоночнику, талии, затем гладит ладонями ее гладкую спину. От его ласки она вздрагивает, затем вытаскивает руки из рукавов. Она сдергивает платье с бедер, и оно падает на пол, превращаясь просто в лужу ткани. Она выходит из него и оборачивается. — О, — стонет он, хватаясь за ее бедра и притягивая ее к себе. Он покрывает ее грудь мягкими, влажными поцелуями, пока она запускает руки в его волосы. — Лукас, — шепчет она, чувствуя вновь это странное чувство переполненности, пока он медленно ведет ее к краю. Его губы так отвлекают, но недостаточно, чтобы не дать ей дернуть его за рубашку. Он отклоняется назад достаточно, чтобы она смогла через голову сдернуть ее с него. Она пользуется этим и толкает его на кровать. Прежде, чем он успевает отреагировать, она накрывает его бедра своими, забирая контроль. Пытаясь забрать контроль. Когда она слышит и чувствует его низкое рычание и оказывается на спине под ним, она понимает, контроль никогда ей не принадлежал. — Не торопись, любимая, — бормочет он. — У нас есть вся ночь. Нет нужды спешить. — Но… Он сцеловывает протест с ее губ и говорит: — Единственное, что у меня есть, чтобы дать тебе, это время. Она поднимает руку и гладит его лицо, и покалывание его бороды кажется теперь знакомым. — Неправда, — говорит она. — Ты уже дал мне так много, — она замолкает, чтобы поцеловать его, и шепчет: — Твою защиту… Твою преданность… — Себя, — добавляет он, его руки скользят по ее телу, пока его пальцы не касаются края ее белья. Он цепляет его и стягивает по ее стройным, длинным ногам, бросив на пол. Он снимает свои штаны и белье, сидя на краю постели, затем возвращается к ней. — Я твой, Дороти. Весь твой. Все, что я есть, принадлежит тебе. Вопрос «Что, если ты вернешь свои воспоминания?» готов сорваться с ее губ, но она быстро забывает о нем, когда он начинает медленно целовать ее, и она забывает обо всем, кроме него и того, какие чувства он у нее вызывает. Она выдыхает его имя, когда он спускается к ее шее, и его борода кажется немного жесткой по сравнению с влажностью его языка. Она ерзает под ним, вновь становясь нетерпеливой, обвивая его ноги своими. Его низкий смешок отдается у нее в груди, и он неторопливо продолжает свое дело. Он перестает смеяться, когда ее пальцы находят его, обворачиваются вокруг его длины и гладят. — Дороти, — хрипит он, почти задыхаясь, ее прикосновение заставляет его слегка запнуться. Он низко стонет, на мгновение роняя голову на ее грудь. Когда он вновь понимает голову, он смотрит на нее темными, звериными глазами, и ее кровь кипит. — О, — мягко охает она, ее рука замирает на его члене. Мгновение спустя, она выгибается под ним, ведь он отвечает ей тем же, и его пальцы оказывают между ее ног. — М-м, — стонет она, поднимая бедра к его руке. — Пока нет, — говорит он, покусывая ее ухо, прежде чем вернуться к ее губам. — Ты умеешь целоваться, — охает она, отрывая губы от его губ. Он отвечает, рисуя пальцем круги. — О! Кроме прочего. Он ухмыляется ей в щеку, прикусывает ее нижнюю губу, затем опускается между ее бедер. Полная надежды, Дороти направляет его. Лукас глубоко целует ее, затем медленно толкается вперед, входя в нее с низким рыком. — О-ох, — вздыхает она, выгибаясь ему на встречу, пытаясь увлечь его глубже. — М-м-м…. Он все еще неторопливо ведет бедрами назад и вновь вперед. Она поднимает колени, толкая его ногами, пытаясь заставить его ускорить ритм. — Терпение, — повторяет он, но его голос сдавленный, указывая, что его собственное терпение на исходе. — Нахуй терпение, трахни меня, — отвечает она, хватая его за шею и притягивая для жаркого поцелуя. Когда его неторопливый ритм обрывается, а его пальцы сжимают ее грудь, она знает, что наконец сломила его тщательно оберегаемый контроль. — О… — рычит он. — Это… Убедительный аргумент, — он резко толкается, с силой, мгновенно ускоряя ритм. Она вскрикивает, откидывая голову назад, ее руки хватаются за его грудь, плечи, что-нибудь, чтобы если падать в эту пропасть — то вместе. Скоро Дороти выкрикивает имя Лукаса, ее тело содрогается под его, сжимается вокруг него, пока ее пронзает самый сильный оргазм в ее жизни. Лукас держится еще три толчка, затем замирает, и его тело словно сжатая пружина, каждый мускул словно каменный. Он падает на нее, бормоча ее имя и касаясь мягкими губами ее кожи. Она чувствует их контакт всем телом, каждый волосок на его груди, каждую ресницу, щекочущую ее ключицу. Ее тело покалывает. Она поднимает руку, собираясь погладить его по волосам, и видит перчатки, вновь видимые на ее руках. Она разворачивает руку, наблюдая, как красные камни (Рубины? Гранаты? Другие красные камни, которых нет в ее мире?) сияют в свете свечей. Она медленно шевелит пальцами, заставляя золото сверкать. — Дороти? — спрашивает Лукас, поднимая голову. — Что ты… О, — говорит он, поворачивая лицо, чтобы увидеть перчатки, прежде чем они вновь исчезают. — Это мы сделали? — Думаю, да, — отвечает она. — Когда я… — Ага, — отвечает он, кивая, затем осторожно откатывается на бок. — Я тоже это почувствовал, — он тянет ее за собой, и она опускает голову на его плечо. Она ерзает, и он накрывает их одеялом. — Хорошо, что ты помнишь, как делать это, — через минуту говорит Дороти. — Ты удивлена? — спрашивает Лукас, лениво гладя ее бедро вверх-вниз. — Немного, — признается она. Он поворачивает голову, пряча нос в ее волосах. — Я решил, что раз уж помню, как обращаться с мечом, то нет причины, чтобы я не знал, как… — Обращаться с твоим мечом? — заканчивает за него Дороти, хихикая в его грудь. Лукас смеется, низко, и она понимает, что слишком редко слышала этот звук. — Какие у тебя грязные мысли. — Тебе это нравится, — со смешком отвечает она. — Очень, — серьезно отвечает он. Она поднимает на него глаза, и его взгляд одновременно восхищает и пугает ее. Она видит в нем слова, слова, которые он хочет сказать, но боится, что эти слова заставят ее сбежать. И в глубине души она знает, что он не совсем не прав. Она может сбежать, если он их скажет. Не то, чтобы ей есть, куда идти. Она медленно принимает тот факт, что застряла здесь. Она согласилась присоединиться к ведьмам, и часть ее знает, что Канзас останется лишь в ее памяти. Если верить Волшебнику, она родилась здесь. Может быть, здесь ее место… И она счастлива здесь. Лукас и Сильви делают ее счастливой. Счастливее, чем она была в Канзасе. И хотя это больно, это немного утешает. Как бы она не хотела вернуться к дяде и тете, оставить Лукаса и Сильви было бы так же больно. — Дороти? — теплый голос Лукаса вырывает ее из мыслей. — Хм? — О, хорошо, я боялся, что ты заснула. Не забудь, ты должна выпить этот ужасный чай, — напоминает он, целуя ее в лоб. — Ла-адно, — говорит она, выскальзывая из кровати. Она наклоняется, берет с пола его рубашку и накидывает ее на себя. — Тебе идет, — говорит он ей вслед, пока она выходит в главный зал и наливает себе новую чашку мерзкого чая.