Консорт

Лукас не спит. Каждую ночь он ложится в кровать с Дороти, держа ее в своих руках. Иногда они занимаются любовью, иногда нет, но он лежит в кровати и обнимает ее, пока она не засыпает. Много времени это не занимает. Дороти такая упорная, она каждый день доводит себя до изнеможения, тренируясь, учась, практикуясь. Она быстро засыпает и спит крепко. Так крепко, что не замечает, как Лукас выскальзывает из кровати, шагает по комнате, читает, даже тихо практикуется с мечом в соседней комнате. Он оставляет дверь открытой на случай, если она проснется; он все еще полностью посвящает себя ее защите. И он всегда возвращается в кровать к рассвету, на всякий случай. Но Дороти никогда не просыпается. Пока однажды это не меняется. Она не зовет его; она просто встает с кровати, надевает его рубашку и выходит в гостиную. Она находит его на балконе, он — силуэт на фоне приглушенных огней города. Она идет к нему и сзади обнимает его за талию. К ее удивлению, Лукас не вздрагивает и не поворачивается. Она поворачивает голову и ложится щекой на теплую кожу его мускулистой спины, ее руки ныряют в волосы на его груди. — Ты должна спать, — бормочет он, накрывая одной рукой обе ее. — Как и ты, — отвечает она, целуя его в лопатку. — Почему ты стоишь здесь голый? — Нет смысла надевать штаны, — просто отвечает он. Дороти вздыхает, затем встает перед ним. — Почему ты не спишь? — спрашивает она, поднимая руку к его лицу. Она нежно касается темного круга под его глазом. — Каждую ночь ты уходишь, — говорит она. — Тебе нужен сон. — Я не думал, что ты заметила, — признается Лукас, опустив взгляд в пол. — Я не хотел тебя беспокоить. — Меня беспокоит, что ты не со мной в постели. Знание, что что-то не дает тебе спать, беспокоит меня. Не говоря уж о том, что ты мне об этом не сказал, — говорит она, мягко и понимающе. Ей немного больно, но она забудет об этом на мгновение, если это значит, что ее угрюмый рыцарь с ней поговорит. — Мне жаль, — тут же извиняется он, поднимая ее руки, чтобы поцеловать костяшки. Он задумчиво потирает их большими пальцами, затем говорит: — У меня кошмары. — Каждую ночь? Он кивает. — Я… Я делал ужасные вещи, Дороти, — говорит он, закрыв глаза. — Как и все мы, — уверяет она его, но думает о том, что будучи стражем Глинды, он наверняка сделал что-то по-настоящему страшное. Ведьма Севера любила изображать чистую добродетель, но Дороти знала, что за сахарной улыбкой скрывается хладнокровная стерва. Он мотает головой. — Не такие, какие делал я. — И что в этих кошмарах? Память о прошлом? — спрашивает она, гладя кончиком пальца его бровь, надеясь, что это подтолкнет Лукаса открыть глаза и посмотреть на нее. — Сначала, — говорит он, поднимая взгляд, мягкий и испуганный. — Битвы, драки… Люди, которых я убил, защищая Глинду… По крайне мере, тогда я был в этом уверен, — он вздыхает. — Мои сослуживцы, люди, которых я знал… Которых я убил… Или пытал… По ее приказу. Она сглатывает «Ты всего лишь делал свою работу», зная, что это не оправдание. Вместо этого она просто слушает. — Затем мои последние воспоминания перед тем, как ты нашла меня… — говорит он, притягивая ее к себе в объятия. — Я вез повозку с маленькими девочками… Юными ведьмами… Я вез их в тайное место, чтобы спрятать их от Волшебника. По дороге нас нашла Стража Волшебника. Я должен был защитить их, и я провалился… — Сколько там было стражей? — спрашивает она, упираясь подбородком в его грудь, чтобы взглянуть на него. — По меньшей мере дюжина, — отвечает Лукас. Она хмурит брови: — Ты был в меньшинстве. Тебе повезло, что ты все еще жив, — подмечает Дороти. Он склоняет голову, неохотно признавая в ее словах правду: — Я знаю, что некоторых девочек убили, — говорит он. — Но знаю, что точно выжила только одна — Сильви… Лейт. — Они убежали? — спрашивает она. Он кивает. — Тогда, надеюсь, они смогли добраться до безопасного места. — Я тоже на это надеюсь. Они были просто детьми, — говорит Лукас, опустив свой подбородок на ее макушку. — Пойдем в постель, — говорит она, сжимая его. — Дороти, я… — Доверься мне, — просит она, взяв его за руку и потянув за собой. — У меня есть идея. — Мои кошмары стали только хуже, — говорит он, когда она заводит их в гостную. — Хуже? — Да. Я перестал спать, когда мне начало сниться, как я пытаюсь тебя убить, — тихо говорит он. Дороти замирает у двери в их спальню: — Что? — В моих снах… Я пытаюсь тебя убить. Я не хочу; пытаюсь сопротивляться, но не могу остановиться, — говорит Лукас, и, когда он признается в этом, его голос дрожит. — И это тебя пугает, — шепчет Дороти. Он смотрит на нее, моргая от удивления: — А тебя нет? — Нет. Это просто сны. Я знаю, что ты никогда не попытаешься меня убить, — говорит она, уверенная в этом так, как ни в чем другом. — Ты не думаешь… Что потому, что мои другие сны были о моем прошлом… Что эти сны… — Пророческие? Вряд ли, — говорит она. Что-то с этими снами не то. — Идем. Она затягивает его в спальню и закрывает дверь. — Ты очень уверена, — замечает Лукас. — Есть кое-что, что я узнала в этом стремном месте, — отвечает она, копаясь в комоде. — Если ты говоришь так, словно знаешь, о чем говорит, тебе поверят. Даже если ты и понятия не имеешь, что делаешь. Ага, — Дороти вытаскивает свой айпод и, подойдя к кровати, начинает распутывать наушники. Вместе они забираются под одеяло, и она тихо спрашивает: — Тебе хоть раз это удалось? — Что? — Убить меня. — Нет, — отвечает Лукас. — Я всегда просыпаюсь до того, как ты перестаешь дышать. Я не знаю, бужу себя или нет. Мне кажется, что мне удается себя разбудить. Она молчит, потом говорит: — Ну, это уже неплохо. На, — она отдает ему один наушник, и он послушно вставляет его в ухо. — Что ты делаешь? — спрашивает он, глядя, как Дороти вставляет второй себе, как во время их первого поцелуя. — Нас соединит музыка. Музыка… И связанное с ней воспоминание, — говорит она, избегая его взгляд, как всегда, когда речь заходит о ее чувствах. — Я смогу увидеть, что не так с твоими снами. Надеюсь, — она ложится рядом, вместо того, чтобы, как обычно устроиться на его плече — на собственную подушку. — Дороти… — начинает он, но сдается, зная, что она все равно сделает то, что хочет. Как всегда. Она слабо улыбается, ища подходящий плейлист. Расслабон. Она ставит его, затем вздыхает, когда карамельный голос Билла Уитерса начинает петь. Она поднимает взгляд и видит на губах Лукаса улыбку, его глаза закрыты. — Возьми меня за руку, — говорит она. Он берет ее руку в свою, и он совсем не удивлен, ощутив холод металла ее рубиново-золотых перчаток. «…И я знаю, я знаю, я знаю, я знаю, я знаю, я знаю, я знаю…» Лукас засыпает. Дороти следует за ним, ее сознание скользит по проводу наушника из ее уха к айподу, через него ко второму наушнику и в его голову. *** Лукас идет по полю. Похоже на ферму, как дома, в Канзасе. Цвета ярче, не такие, как в доме ее тети и дяди; этот дом похож на сказочный. Он идет, она идет за ним. Дороти не уверена, что он знает, где она, или даже видит ли он ее, но она идет за ним. Он подходит к дому, затем обходит его к задней двери, как будто пытается забраться тайком. Она видит, как напряжены его плечи. Неуверенность в его поступи. Лукас идет против своей воли. Она идет за ним, наблюдая за происходящим, словно на экране телевизора. Она держит дистанцию, неуверенная, видит ли ее Лукас из сна. Она надеется, что он ее не видит. Он пробирается в дом, так тихо, как возможно только в кино или снах. Дороти видит собственный затылок на спинке дивана. Как и Лукас. Он идет к ней, неестественно, но тихо. Он умудряется остановиться на мгновение, но затем дергается вперед, словно кто-то тащит его за пояс. Дороти быстро оглядывается, пытаясь найти ту магию, что есть в ее распоряжении. Ища того, кто мог тянуть за ниточки. Она чувствует волну гнева от мысли о том, что кто-то может использовать ее Лукаса как его — нет, ее — марионетку, и ее магия вспыхивает ярче. Лукас из сна склоняется над Дороти из сна и сзади обхватывает ее горло своей рукой, собираясь ее задушить. Дороти толкает себя, точка ее зрения меняется, и вот она оказывается прямо перед своим телом, сопротивляющимся Лукасу, но он сильнее. Лицо Лукаса из сна — маска страдания, и Дороти чувствует новую волну гнева. На этот раз она видит голубые ленты магии, скручивающиеся вокруг него, и сияющие, как звезды. Голубые. Цвет Глинды. У каждой Верховной Ведьмы есть свои цвета, неизменные, как отпечатки пальцев. Голубой Глинды, зеленый Уэст, красный Дороти. Она может только предположить, что Мать Соуф принадлежит оранжевый, ведь в спектре он противоположен голубому. Дороти толкает вновь, на этот раз назад, и оказывается в своем теле из сна. Внезапно, она проживает сон Лукаса. — Лукас, — удается выдавить ей, несмотря на то, как сжата ее гортань. — Борись. — Останови меня, Дороти, — умоляет он, хрипло, сражаясь с собой. — Борись, Лукас. Это делаешь не ты, — она пытается оттолкнуть его руки и дать себе вдохнуть. — Это она… Он замирает на долю секунды, и этого достаточно, чтобы она сумела вырваться. Ее взгляд мечется к его руке, которая уже хватается за нож. — Это она заставляет тебя, — говорит Дороти, не желая произносить имя ведьмы. На всякий случай. Лукас дергано бросается вперед. Дороти уходит с его пути, поднимая руки. В странном свете этого сна на ее руках сияют перчатки. — Сделай это, — хрипит он. — Это единственный способ остановить меня,  — затем он нападает вновь. Дороти дергает рукой, и он летит через комнату в стену. Нож выпадает из его руки. — Прости, — говорит она. — Спасибо, — охает он, уже пытаясь встать на ноги и пытаясь дотянуться до меча. — Дороти… — его голос дрожит. Не думая, она бежит к нему, хватает его голову и тянет к себе. Она смотрит ему в глаза и слышит звуки музыки из ее айпода. Плэйлист сейчас на «Наконец» Этты Джеймс. Она не уверена, только ли это в ее голове или он тоже слышит, но у нее нет времени подумать об этом. Она целует его. Две секунды спустя его меч падает на пол. Дороти отрывается от него и видит, как красные искры берут верх над голубыми. Голубой тает, и на мгновение Лукас весь тонет в красном сиянии. Затем красный исчезает. Дороти забирает их, не желая брать его под свой контроль. Сны — дело личное, и она не хочет вмешиваться еще больше. — Мне пора, — говорит она. — Не уходи, — тут же просит он. — Я не могу здесь остаться, Лукас. Это твой сон, и моему сознанию не место в твоей голове. Как и сознанию Глинды. Твоя версия меня из сна останется, но… Настоящая я должна уйти, — объясняет она. — Но… Дороти нежно целует его в губы и шепчет: — Будет неправильно, если я останусь. Она больше не причинит тебе боли. — Спасибо, — повторяет он. Затем он наклоняется и жадно целует ее, крепко сжимая ее в объятиях. Дороти неохотно тянет свое сознание из своего нереального тела, оставляя Лукаса в уединении сна. *** Охнув, Дороти внезапно садится, звуки «Красоток» Принца исчезают, когда наушник выпадает из ее уха. Она глубоко вдыхает и накрывает рукой бешено бьющееся сердце. Она оглядывается на Лукаса, и выглядит мирно спящим. Она нежно гладит его лицо. Он стонет, но это не стон боли. Быстрый взгляд на нижнюю часть его тела подтверждает, что он определенно не страдает. Она хмыкает, затем аккуратно вытаскивает наушник из его уха, прежде чем вернуться в кровать. Она ложится на бок спиной к нему, и Лукас тут же ее обнимает. Она вздыхает, закрывая глаза, пока его рука скользит между ее грудей и замирает там. У меня получилось. *** Дороти просыпается спустя какое-то время. Она оглядывается, пытаясь понять, настало ли утро. Ее мочевой пузырь определенно в этом уверен, так что она встает в ванную к ненавистному горшку. — Домашний водопровод, — бормочет она. — Изобретите его уже. Быстрый взгляд в окно подтверждает, что да, уже утро, но она все еще чувствует себя усталой, так что она решает вернуться в постель. Но едва она делает шаг, как чувствует покалывание в затылке. Глинда здесь. Ее обуревает ярость, она идет к двери и резко ее распахивает. Лия и Рекс подпрыгивают от ее внезапного появления и злобного выражения лица. — Мисс Дороти, мы… — Где она? — низко и зловеще спрашивает Дороти, закрывая за собой дверь. — Глинда. Я знаю, что она здесь; где эта бледная сучка? Лия замирает, краснея, но Рекс говорит: — С госпожой Уэст в ее кабинете, — говорит он. Дороти несется к двери. — Мисс! Вы не хотите сначала одеться? — спрашивает Лия, глядя на свою госпожу, одетую только в рубашку Лукаса. — Нет. Мне нужно разобраться с ней сейчас, пока я вне себя, — говорит Дороти. Она смотрит на Рекса. — Не буди его, — добавляет она, указав на дверь спальни. — Мне плевать, где он должен быть утром. Отмени все. Ему нужно поспать, — она поворачивается на пятках и хватается за ручку двери. — Спасибо, мисс Дороти, — тихо говорит Рекс, и Дороти останавливается на мгновение, только чтобы ему кивнуть. Очевидно, она не единственная, кто волнуется о Лукасе. Она несется по коридорам, ловя на себе странные взгляды. Ей плевать. Когда она достигает двери Уэст, она стучится только из вежливости к хозяйке дома. — Входи, Дороти, — зовет Уэст. На ее лице написано любопытство, как будто она знает, что сейчас разверзнутся врата ада. — Как ты смеешь! — Дороти подходит и встает перед Глиндой. У Глинды хватает наглости изобразить непонимание: — О чем ты? Дороти щурится: — Ты прекрасно знаешь, о чем я, — говорит она. — Он не спал целыми днями… Может быть, неделями. — О, дорогой, — говорил Глинда, прихлебывая чай. — Он страдает бессонницей? — Единственное, от чего он страдает, это твое вмешательство! Глинда со стуком ставит чашку на стол. — Я уверена, что не знаю, что ты имеешь в виду. — Ты насиловала его! — Прошу прощения! — Черт возьми, ты должна просить прощения, стерва. Держи свои старые шишковатые культи подальше от головы Лукаса, — рявкает Дороти. Глинда встает. — Следи за языком, девочка, пока я не отделила его от твоей головы, — угрожает она. Дороти прищуривает глаза: — Ты меня не испугаешь, — говорит она. — Возможно, нет. Особенно потому, что очевидно, что не тебе мне нужно угрожать, чтобы донести свою точку зрения, — говорит Глинда. Дороти поднимает брови, и Глинда понимает, что выдала себя. — Я… — Слишком поздно, — бормочет Уэст, фыркая в свою чашку. Дороти подходит к Ведьме Севера ближе: — Держись. От него. Подальше. — Я буду делать то, что мне угодно, — отвечает Глинда, пытаясь удержать лицо. — Ну конечно. Пусть так. Никто из нас ничего тебе не сделал. Он не сделал ничего, чтобы спровоцировать тебя, и ты нападала на него каждую ночь, пока он спал. Как трусиха. — Он оставил меня! — кричит она, наконец теряя свое спокойствие. — Ты оставила его, беспамятного, умирать! — кричит Дороти. — Он был моим… — Он человек! Он не твоя собственность, он никогда ею не был! Глинда моргает, затем говорит: — Как и не твоя. — А я обратного и не утверждала. И я не обращаюсь с ним так, — говорит Дороти. — Да знаю я, как ты с ним обращаешься, — отвечает Глинда. — Ты и понятия не имеешь, как мы друг с другом обращаемся, — рычит Дороти, делая шаг ближе. На этот раз Глинда отступает. — Держи свой длинный нос подальше от наших дел. Найди себе другого рыцаря, а моего оставь в покое, — продолжает Дороти. Ее голос тихий, но по-прежнему угрожающий. — И где твой храбрый рыцарь сейчас, пока его госпожа сражается за него? — спрашивает Глинда. Она вернула свое самообладание, но едва-едва. — Мирно спит, — рявкает Дороти. — И если я увижу хоть одну голубую искру возле него… Я скажу Сильви. Лейт, — она делает паузу и добавляет. — Разумеется, сейчас ты уже знаешь, на что она способна, а?