xXx
Они возвращаются домой несколько часов спустя, уставшие, но довольные возвращением. Все готово к чествованию памяти Волшебника. Глинда появилась вскоре после прибытия слуг Уэст и потребовала объяснений. Уэст, не моргнув и глазом, сообщила ей официальную историю. Дороти прекрасно понимает, почему Глинде не сказали правду. Встал вопрос власти, и было решено, что ведьмы временно возьмут управление Оз на себя, пока не будет найдено постоянное решение. Разумеется, Глинда надеялась, что их «временное» правление превратится в постоянное. Но из них трех только она одна — Уэст было плевать, а Дороти не тянуло к власти. — Обед, — стонет Уэст. Дороти и Лукас бормочут согласие и возвращаются к оставленному утром столу. Тип ждет их с уже накрытым столом. Он наклоняется, чтобы налить чай, и Уэст замечает нечто, чего не видела раньше. — Тип? — тянет она. — Да, Госпожа? — Откуда это у тебя? — Она указывает на изящный кинжал на поясе Типа. — Не помню, чтобы видела на тебе его прежде. — О… Я решил надеть его сегодня… Ходят слухи, что Волшебника убили, так что я решил, что если нападут бандиты, мне будет, чем защищаться, — запинаясь, объясняет он. — Во-первых, Волшебника не убили. Он… Умер во сне. Мы так думаем. В любом случае, никто его не убивал, — говорит Уэст, бросая взгляд на опустившую в тарелку голову Дороти. — Во-вторых, откуда это у тебя? — с нажимом повторяет она свой первый вопрос. — Он мой, — говорит Тип. — То есть… Он всегда был у меня. Всю мою жизнь. — Он вытаскивает кинжал и держит, словно нечто драгоценное. — На нем герб короля Пастории, — указывает Уэст. — Да? А кто он? — спрашивает он, глядя на герб. Уэст смотрит на него, изучая его лицо, словно пытаясь сложить воедино части мозаики. — Он был королем Оз, убитым стражами Волшебника. Этот кинжал, — она кивает на оружие в руках Тип, — был подарком его новорожденной дочери, принцессе Озме. Тип осторожно смыкает пальцы на лезвии и прижимает кинжал к груди. — Что? — шепчет она. — Тип, — говорит Уэст, и ее голос так нежен — еще никто в этой комнате не слышал его таким нежным, — ты законная королева. Истинная королева Оз. Ты Озма. — Нет! — тут же кричит Тип. — Меня зовут Тип, и я мальчик, я не… Принцесса или королева. — Тип, когда мы только встретили тебя, ты был мальчиком. Ведьма, у которой ты жил… Она давала тебе какое-то… Лекарство, да? — спрашивает Дороти. Тип кивает. — И когда ты сбежал, что случилось? — Мы убежали. С Джеком, — тихо отвечает Тип. — Мы заснули, а когда я проснулся, я был таким, — добавляет он, недовольно тыча себе в грудь. — Потому что ты не принял то лекарство. Зелье, которое скрывало твою настоящую личность, — говорит Дороти. — Это, конечно, догадка, но разве это не кажется логичным? — спрашивает она, глядя на Уэст. Ведьма кивает. — Тебя прятали, потому что Волшебник бы тебя убил, — говорит Лукас. — Но он искал девочку, а не мальчика. — Она все равно никогда не выпускала меня из дома, — жалуется Тип. — Так зачем тогда заставлять меня считать себя мальчиком? Все это только сводило меня с ума! Я даже не знаю, кем я теперь должен быть! — чем больше он расстраивается и злится, тем громче становится его голос. — Ты должен править Оз, — говорит Уэст. — Не важно, как король или королева. Ты истинный правитель. Эти слова совершенно не утешают Тип, он кажется еще более испуганным. — Тип, там, откуда я, бывает, рождаются люди, которые считают, что родились с неправильным телом. Иногда люди с мужскими телами чувствуют себя женщинами, иногда люди с женскими телами чувствуют себя мужчинами. Иногда — ни то, ни другое. Или это время от времени меняется. В этом нет ничего плохого, — говорит Дороти. — Здесь такие тоже есть, — говорит Уэст. — Ты встречала Джейд? — Дороти кивает, припомнив высокую, хорошенькую женщину. — У нее есть мужские части тела, но она, несомненно, женщина. — О, я не знала! — отвечает Дороти. — Понятное дело, она работает с специфической клиентурой, — между делом замечает Уэст. — В любом случае, Тип… Озма. Пожалуйста, знай, что я — мы — полностью тебя поддержим, как бы ты не решил себя идентифицировать. Мы даже можем обратить тебя в мальчика, если ты этого захочешь, но мне кажется, что тебе пока стоит попробовать быть девочкой. Люди знают о принцессе, но считают, что ее убили вместе с родителями, так что их будет сложно переубедить. — И невозможно, если я буду мальчиком, — заканчивает Тип с пониманием. — Именно, — соглашается Уэст. Затем она вздыхает. — Теперь мне придётся искать нового личного помощника. — Только не моя помощница, — тут же говорит Дороти. Она привыкла к Лии, та ей нравилась, и казалось, что Лия тоже испытывает теплые чувства к своей госпоже, особенно, теперь, когда они обе были обеспечены обычной, удобной одеждой. Простыми штанами и рубашками, пусть не такими роскошными, как платья, но все равно красивыми. Одежда, отвращение к которой Глинда не могла скрыть, впервые увидев Дороти в ней (отчего Дороти была еще более довольна). Дороти выполнила свое обещание Лии, та получила так много удобной одежды, так ей нравившейся, и тем самым заслужила ее полную преданность и верность. — Да, без криков и воплей ее от тебя не утащишь, — протянула Уэст. — Но мне все же надо кое-что принести. — Я могу, — предложил Лукас. — Ты не сможешь. Мне нужна одна из девочек, так как этот предмет лежит в моей личной библиотеке. — Она смерила Лукаса взглядом. — Мужчины туда не допускаются. — Я найду кого-нибудь, — сказал Тип, убирая кинжал в ножны. — Разве что если мне самому… — Нет, мне нужно еще кое-что с тобой обсудить. Приведи Оливию, — решает Уэст. — Да, Госпожа, — кивает Тип и уходит. — Какой предмет? — спрашивает Дороти. — Картину, — просто отвечает Уэст. — Картину? — эхом повторяет Дороти. — Увидишь, — заверяет ее Уэст. — По крайней мере, я на это надеюсь. Минуту спустя Тип возвращается с Оливией. Уэст манит девушку поближе, шепчет ей на ухо и отсылает. — Давайте переберемся в мою гостиную, — предлагает Уэст, вставая. Устроившись в личной гостиной, Уэст поворачивается к Тип. — Озма, — говорит она, и Тип морщится. — Тебе придётся к этому привыкнуть. Тебя так будут звать люди. — Я знаю, — Тип — Озма — отвечает, но он не выглядит этим довольным. — Это просто… Странно. — Придется достать тебе новую одежду… Разобраться с волосами. Так сказать, выглядеть соответствующе, — задумчиво сказала Уэст. — Но я все равно не знаю, что делать, — запротестовал Озма. — Если говорить в общем, люди, собираясь толпой, довольно безмозглые, — вмешивается Дороти. — Если ты хорошо выглядишь и говоришь уверенно, никто не станет на самом деле раздумывать над твоими словами. — В ответ на ошеломленные взгляды она добавила. — Вспомните Волшебника. — Точно подмечено, — заключает Уэст. — Но я все еще не могу… — Мы тебе поможем, — уверяет ее Уэст, бросив взгляд на кивнувшую Дороти. Их прервал тихий стук в дверь, которую открыл Лукас. В комнату вошла Оливия с большим, плоским свертком. — Спасибо, Оливия. Теперь ты будешь моей личной помощницей, — сообщает ей Уэст. Оливия оглядывается на Озму, ничего не понимает, но делает книксен и говорит: — Спасибо, Госпожа. — Разверни картину. Оливия, все еще ошеломленная своим повышением и жаждая доказать свою пользу, торопится выполнить приказ. Она разворачивает картину и ставит ее на пустой стул. Она отступает, и в комнате раздается всеобщий вздох. На картине усопшие король и королева, держащая ребенка. Он слишком маленький, чтобы сравнить черты лица, но женщина, несомненно, мать Озмы. — Она похожа на меня, — первой нарушив молчание, опустившись на колени перед картиной говорит Озма. — Нет, это ты похожа на нее, — поправляет Уэст. — Ты почти копия матери, но твои глаза… Озма кивает, замечая круглые, сияющие глаза ее матери и чуть раскосые, темные глаза отца. Очень долгое мгновение все молчат, пока Лукас не нарушает тишину. — Глинде это не понравится. — Я разберусь с Глиндой, — говорит Уэст почти счастливо, явно наслаждаясь мыслью, что будет той, кто сообщит сестре, что ее правление не продлится долго. — Наслаждайся, — отвечает Дороти. Уэст посылает Оливию за швеей и говорит Дороти и Лукасу, что если у них есть дела, то она их не задерживает. Дел у них нет, но они все равно уходят, просто потому, что наконец могут.xXx
— Это был странный день, — говорит Дороти, когда они остаются наедине. — М-м-м, — соглашается Лукас, падая рядом с ней на диван. Тото побегает к ним, и он бессознательно роняет руку на голову собаки, ныряя пальцами в густой мех и почесывая. — Нам нужно сделать что-нибудь, не требующее участия мозга, — говорит она. Когда он перестает чесать собаку и поднимает брови, она усмехается и говорит: — Не это. Ну, то есть не прямо сейчас. — Какие у тебя идеи? — спрашивает он. Она заставляет себя встать на ноги и подходит к кровати Тото, и из корзинки рядом вынимает пожеванный мячик. — Идем, — говорит она и Лукасу, и псу. Через заднюю дверь они выходят в сад. Сейчас он пуст, так что самое время Тото заняться физкультурой. — Хочешь? — спрашивает она, показывая ему мячик. — Принеси! — Она кидает его, и Тото кидается за ним. — Ты этим хотела заняться? — спрашивает Лукас. — Мне показалось, что свежий воздух пойдет нам на пользу, — объясняет она. — Положи его, — говорит она собаке, указывая на землю. Когда она наклоняется, чтобы поднять его, Тото подпрыгивает, готовый его выхватить. — Нет… Жди. — Он отходит и позволяет ей поднять мячик. — Лови! — говорит она, снова его кидая. Лукас просто наблюдает за ней, наслаждаясь тем, как сияют на солнце ее волосы, как совершенно обычное дело вроде игры с собакой заставляет ее улыбаться. Ему редко когда удается видеть ее такой расслабленной. Такая же она лишь когда они наедине, в их постели. Эта мысль приносит намек на тяжесть в его пах, и он тут же ее откладывает. — Можно мне? — спрашивает он, протягивая руку за мячиком. — Конечно, — отвечает она, бросая мячик ему. Ей любопытно, Лукас никогда не показывал интереса в играх или хобби. Это должно быть интересно. — Готов? — спрашивает он пса, крутя мячик в пальцах. — Лови! Тото бросается прочь, пробежав пять ярдов, прежде чем резко останавливается и поворачивает голову с выражением обиды на его собачьем лице. Лукас поднимает руку, мяч все еще в ней. Тото лает, подпрыгивая на передних лапах. — Ладно, прости, — говорит Лукас и кидает мячик по-настоящему. Он пролетает в два раза большее расстояние, чем брошенный Дороти. Он оглядывается и замечает, как она смотрит на него. — Что? — Я… Я просто это не ожидала, — говорит он. — Что ты бросишь в шутку. Он просто пожимает плечами, слабо улыбаясь. — У меня была собака, когда я был маленьким, — тихо признается он. — Правда? — переспрашивает она. Он никогда не говорил о своем детстве. — Ну, не то, чтобы моя собака… Это была просто собака, которая жила неподалеку, когда я был кадетом. Иногда мы с ней играли, — объясняет он. — Брось его, — говорит он Тото, который уже вернулся. — Положи, — снова пытается он, используя слова Дороти. Пес медленно выпускает его из зубов, но когда Лукас тянется к мячу, тут же вновь хватает. — Теперь он тебе не доверяет, — смеется Дороти. — Тото… Положи его, — говорит он, и собака вновь его роняет. — Теперь жди. — Лукас быстро хватает мячик и без предупреждения бросает. Тото кидается за ним. Они играют еще немного, бросая мяч по очереди. В какой-то момент Дороти сетует на отсутствие фрисби, из-за чего приходится объяснять Лукасу, что такое фрисби, и он объявляет, что это какая-то чушь. Когда Тото, вместо того, чтобы вернуться с мячиком, орошает дерево и ложится в траву, они решают, что пришло время идти домой.