Стеклянная пыль

       В комнате было сухо и душно, дышалось с трудом — Кира подняла голову от подушки, мокрой и липкой от пота, и тут же ощутила слабость. Окружавший её так долго пузырь теперь будто лопнул, заполнив всё вокруг своим содержимым. Находиться здесь было невозможно, и девушка, босиком ступая по полу, прошла в ванную, где привычно остановилась у большого зеркала — из его стеклянных глубин смотрела на неё резко постаревшая женщина с землянистым цветом лица и запавшими глазами, под которыми пролегали глубокие тёмные круги, худая настолько, что простенькая светлая пижама свободно висела на ней. Кире захотелось ударить зеркало, потом бить ещё и ещё, пока находящееся в нём чудовище не разобьётся, не разлетится тысячей осколков… Она сдержалась, прошла в душ и включила холодную воду, и долго смывала с себя липкий ужас последних ночей…       После душа, закутавшись в тёплый махровый халат, она чувствовала себя обновлённой, словно мочалка и мыло действительно могли стереть всю её боль, все её воспоминания… Зеркало девушка обошла стороной, избегая даже мимолётных взглядов на живущее там отражение.       Возвращаться в душную комнату не хотелось, и Кира осторожно, держась за перила, спустилась вниз. Просторная гостиная напоминала теперь волшебный сказочный бал, сияющий разноцветными огнями, украшенный живыми цветами… Но девушку поразило вовсе не роскошное убранство комнаты, не разлетающийся вокруг аромат — она на ватных ногах подошла к стоящему у стены пианино. Этот инструмент Кира узнала бы из тысячи — сколько раз мама сидела за ним в приглушённом свете их маленькой гостиной, сколько раз она сама касалась потрепанных временем клавиш… Кира открыла тяжёлую крышку и провела пальцами по клавишам — они отозвались тихой и нежной музыкой. Это было невозможно, но она явно вдруг ощутила запах дома — сладковатый, мягкий и бесконечно уютный, такой родной и теперь такой бесконечно далёкий… — Я справлюсь, — прошептала девушка, глядя вверх — прошептала кому-то, кто наверняка сейчас мог её слышать. — Я справлюсь, если вы так в этом уверены.        Ей хотелось бы увидеть мамину улыбку, услышать её звонкий и заливистый смех, ощутить папин резковатый запах — но в темноте, кроме тысячи холодных сияющих солнц и запаха роз, ничего больше не было. Кира касалась клавиш снова и снова, пытаясь вернуть к жизни хотя бы мамину музыку…       Она ощутила на себе его взгляд ещё до того, как обернулась — Андрей стоял у двери, освещённый бликами мигающих огоньков, и молча смотрел на неё, затем подошёл и сел рядом, на одиноко стоящий рядом с ней стул. — Как ты? Тебе легче? — спросил парень, и Кира вдруг узнала этот голос — голос, которым говорил с ней отец, голос, который умолял её вернуться, голос, который помог ей вернуться… — Ты вернул мне мамино пианино, и ты был со мной всё это время… — она изумлённо смотрела на него, не веря, что этот человек, сидящий рядом, так её любит, что вообще можно так любить… Она вдруг поняла, почему должна остаться, почему отец не мог забрать её с собой. Поняла — и вдруг испытала сильную, почти физическую боль от того, что не испытывает таких же сильных чувств, что даже сейчас, когда он обнимает её, она не ощущает трепета, нежности и тех самых бабочек в животе, которые когда-то заставляли летать…        Всё случилось слишком быстро: он посмотрел в её глаза, легко дотронулся губами до уголка её губ… Она поцеловала его первой, потому что слишком соблазнительно сияли лампочки, слишком сладко пахли розы, слишком сильна была иллюзия, что этот поцелуй всё изменит…        Она не ощутила ничего — его губы были влажными и тёплыми, он целовал её нежно и осторожно, и это было, наверное, даже приятно… но не более. Перед ней всё ещё был чужой человек, любивший её сильнее, чем она того заслуживала. Кира оттолкнула его насколько смогла мягко — его непонимающий взгляд прожигал, словно огнём, хотя она так и не решилась поднять глаза. — Прости, я не могу так. Прости, — она взбежала вверх по лестнице быстро, не обращая внимания на нарастающую слабость, и остановилась, лишь упершись ногами в кровать.        Кира лежала на кровати, разглядывая пустой потолок, и даже не пошевелилась, когда из-за открывшейся двери в комнату вплыла широкая полоса света. Андрей не стал к ней прикасаться — он приподнялся, отогнул широкую деревянную раму и обнажил кусочек неба, усеянный звёздами. Кира не смогла сдержать удивления — она присела на кровати, разглядывая плавающие по небу точки. — Я даже не подозревала, что здесь есть окно, — сказала девушка, улыбаясь всей нелепости этого факта. Андрей не ответил, лишь указал на рассыпанные по небу звёзды. — Это Волосы Вероники, — объяснил он. — Легенда гласит, что это созвездие появилось в ночь, когда жена египетского царя принесла свои волосы в жертву, в благодарность за победу мужа над сирийским царём…       Он рассказывал долго и так подробно, так красочно, что Кира ясно представляла себе даже те созвездия, которых не могла видеть. Было интересно, легко и приятно — но мысль о недавнем поцелуе, о её абсолютном равнодушии никак не хотела выходить из головы. Ей было стыдно, действительно стыдно за то, что она его не любит.        Андрей замолчал внезапно — вдруг стало тихо, так тихо, что девушка услышала, как громко бьётся его сердце. — Наше первое настоящее свидание произошло через два года после знакомства, — его голос разрезал тишину, зазвучал в её ушах музыкой, которую вовсе не хотелось слышать… — Мы долго гуляли по городу, а потом просто легли на землю недалеко от проезжей части и смотрели на звёзды, а мимо проезжали машины. Это было так…дико, и так невероятно. Именно тогда я понял, что не хочу больше тебя отпускать, не могу тебя отпустить, — эти слова повисли между ними в воздухе, тяжёлые и душные. — Мне нужно уехать, — наконец решившись, сказала Кира. — Возможно, я никогда не вспомню и нас никогда больше не будет… Ты должен попытаться найти кого-то другого, создать что-то новое.       Андрей поднялся резко, и даже в окружающей темноте она видела, какой злостью горят его глаза. — Даже если не вспомнишь, — проговорил он с явным трудом. — Даже если не вспомнишь — я не могу тебя больше отпустить, я никогда тебя больше не отпущу, — в его голосе звучала не просто решимость — в нём была какая-то скрытая, затаённая угроза, и Кире на миг, всего на миг стало страшно. Когда она пришла в себя, Андрей уже не было — он ушёл, оставив за собой лишь тонкое стекло с блестящими крупинками звёзд — одна из них падала, медленно, словно дожидаясь её решения. — Я хочу вспомнить, — прошептала девушка. — Хочу всё вспомнить…       Минуты сменялись часами, часы плавно перетекали в дни — и Андрей, и Кира упорно делали вид, что того ночного разговора не было. Андрей исправно ухаживал за девушкой: грел молоко, мерил температуру и заставлял глотать горькие таблетки, приносил книги и рассказывал тысячи историй… Они полюбили разговаривать вечерами, сидя на маленькой кухне за чашкой кофе — не вспоминая её прошлое, не вороша её память, они просто говорили, говорили, говорили… Однажды Андрей, раскрасневшийся и запыхавшийся, бросил на стол огромный пакет с продуктами, и они весь вечер пытались соорудить из него ужин, который затем, громко хохоча, выбросили в мусорное ведро и заказали пиццу. С ним стало вдруг удивительно легко и спокойно — в этом человеке из прошлого, не сумев найти любовь, Кира неожиданно нашла друга, нашла уверенность и опору, в которых так нуждалась…        Андрей вошёл к ней в комнату однажды утром, когда девушка была уже совсем здорова и натягивала тёплую куртку, чтобы впервые выйти на улицу после долгого заточения. Куртка висела на ней мешком, как и тёплые штаны, и Кира негромко вздохнула, затягивая ремень на впавшем животе. — Я хочу показать тебе одно место, — Андрей смотрел куда-то сквозь неё и неудобств, причиняемых девушке слишком большой одеждой, очевидно, даже не заметил. — Это, в общем… — он замялся, подбирая слова, затем махнул рукой и бросил: — В общем, это будет интересно. Я жду тебя внизу.        Воздух был морозным и свежим, снег алмазной крошкой покрывал землю — Кира глубоко вдохнула и посмотрела вверх, думая о родителях, о маленьких снежинках, которые они собирали в одну большую снежную фигуру с огурцом вместо носа и старыми разноцветными пуговицами вместо глаз, об обжигающе горячем чае, переливающемся под лучами холодного зимнего солнца, словно золото… — Всё в порядке? — Андрей стоял рядом, глядя на неё встревоженными глазами. Девушка сглотнула подступивший к горлу горький комок, коротко кивнула и побрела к машине.        Они долго ехали, прежде чем остановились, наконец, у небольшого цветочного магазина — это был словно кусочек лета среди царящей вокруг зимы. Нежный жёлтый цвет магазинчика и искусственные, но яркие и качественные цветы, стоящие в небольших кадках у входа, придавали этому месту особый, домашний уют. Кира ощутила вдруг странное дежавю, ленивое шевеление памяти, тщетно пытавшейся раскрутить свои ржавые шестерёнки — она, определённо, уже была здесь раньше, но зачем? Память услужливо подбрасывала рассказ Андрея об их встрече в цветочном магазине — и исчезала, оставляя лишь неясные, расплывчатые образы.        Внутри магазин оказался настоящим цветочным садом — цветы здесь были повсюду, прикреплённые специальными скобами к стенам и стоящие в больших горшках на полу. Они издавали чудесные ароматы, от которых слегка кружилась голова. Кира была слишком зачарована окружающим великолепием, чтобы увидеть выходящую из небольшой двери женщину — худую, в строгом брючном костюме, с короткими волосами, выкрашенными в модный платиновый цвет. — Кира, ты вернулась! — сказала женщина так громко, с такой радостью, что девушка вздрогнула от неожиданности. Было в этой женщине что-то… что-то настолько родное, будто мама на минутку спустилась с небес, чтобы приглядеть за своей любимой дочуркой, и надела для надёжности чужое тело.        Они стояли, прочно связанные молчанием, трое так не похожих друг на друга людей. Кира всё сильнее напрягала память, пытаясь вернуть те моменты, что провела здесь. Напрасно — картинка прошлого была размыта, словно на неё пролили воду. Девушка заставила себя всё же посмотреть в глаза женщине — во взгляде последней с каждой секундой становилось всё меньше света, всё меньше веры… — Я знала, мне говорили, что ты не помнишь — я просто… Просто мне казалось, что ты войдёшь — и всё вернётся. Тебя здесь очень не хватало, — призналась женщина, и взгляд её был таким грустным, таким тяжёлым… Кире вдруг стало тошно, до дрожи, до тошноты не хватало воздуха — очень хотелось веры, поддержки, опоры… Очень хотелось взять Андрея за руку, взять часть его силы и спокойствия — но он был слишком далеко, и девушка, не решившись подойти, просто зачерпнула рукой густой, горячий от напряжения воздух. Он внезапно понял её, понял без слов — просто подошёл ближе и сжал её ладонь, сжал так сильно, что тут же стало легче. Она почти любила его в этот момент, почти… — А если посмотреть на это по-другому! — голос женщины прозвучал так резко, так громко, что Кира вздрогнула. Женщина поднялась со стула и возбуждённо продолжила: — Ведь всё это, всё — она широко раскинула руки, словно хотела обнять каждый из находящихся здесь цветов, — это ведь целый мир, и ты сможешь узнать его заново, каждую его частицу. Знаешь, я даже немного завидую тебе, — она озорно подмигнула, и Кира, не смея и сейчас обмануть ожидания этой чудесной женщины, растянула губы в некоем подобии улыбки.        Девушка не могла поверить, что всё это — её реальность, её жизнь, всё ещё не могла понять, как связана с этим местом, с этими цветами — её любили и ждали здесь явно сильнее. чем человека, просто продававшего букеты… Кира ухмыльнулась, зло, обречённо, осознав, как мало знакома с самой собой. — Всё наладится, — женщина похлопала её по плечу, и в голосе её была какая-то сладкая, тягучая, невыносимо приторная жалость, от которой становилось ещё хуже. Женщина между тем вывесила на входной двери табличку «Закрыто» и ускользнула, приговаривая на ходу про чай, конфеты, про раньше… Всё это было слишком знакомым, и в то же время слишком чужим.        Они остались вдвоём — Андрей всё так же сжимал её руку, но уже слабее, Кира легко освободилась и умоляюще заглянула ему в глаза. Она не успела задать свой вопрос — парень прижал палец к губам и подошёл к одной из уставленных цветами стен, начал быстро, словно готовился заранее, собирать из них букет. — Наверное, сейчас не время, — не выдержав, бросила Кира. Андрей не обернулся и не прекратил своих движений. Он игнорировал все её слова, все её просьбы, пока в руках у него не оказался объёмный букет цветов. Это был действительно нежный, красивый и изящный букет — Андрей вложил его в раскрытые руки девушки и даже слегка сжал её пальцы, заставляя взять цветы. — Ты ведь помнишь этот букет… — тихо, почти умоляя, прошептал парень. — Скажи мне, что помнишь.        Кира не помнила — её память сейчас молчала, не желая больше пытаться, не желая отгадывать загадки. И девушка взорвалась. — Нет, я не помню, совсем ничего не помню, неужели ты не видишь! — закричала она, сгорая от злобы то ли к Андрею, то ли к самой себе. — Всё, что я помню — вечер, когда у меня ещё была моя жизнь, мои родители и мой… — она резко замолчала, встретившись с парнем взглядом — в его глазах было столько боли, столько усталости… Она будто смотрела в себя саму, в свои собственные глаза. — Я знаю, — громко выдохнув, сказал Андрей. — Просто мне так хотелось, чтобы это место, эти цветы, ведь ты сама собрала их в нашу первую встречу… Я хотел, чтобы ты вспомнила хотя бы это, ведь это — начало, начало нашей с тобой истории, — он потянулся рукой к букету, но Кира крепко прижала хрустящие стебли к себе, словно эти цветы были её ожившим воспоминанием, частичкой памяти, которую она могла удержать. Именно в этот момент она как никогда ясно осознавала — этот букет может остаться единственным кусочком её прошлого, который больше не исчезнет и не разобьётся… — А что будет, если я не вспомню? Вообще ничего не вспомню? — Андрей промолчал, сильно прикусив губу и опустив глаза… Слова, впрочем, больше не были нужны — Кира уже знала ответ. Знала, что ничего больше не будет. Не будет разговоров, чая, уюта и заботы — всё исчезнет, как исчезла когда-то её жизнь. Он врал, когда говорил, что не отпустит — он не захочет больше держать, осознав, что все попытки тщетны и ничего больше не вернётся. Он врал, и Кира слышала это в его молчании. — Поговори с ней, она многое сможет тебе объяснить, — Андрей бросил эту фразу и просто ушёл. Кира не стала оборачиваться — она уже знала, что дверях застыла с тяжёлым подносом женщина. — Садись, и давай поговорим. Я попытаюсь тебе рассказать, — поднос с глухим звуком упал на лакированную поверхность стола, запахло мёдом и корицей. Женщина села рядом, посмотрела ей в глаза серьёзно, без улыбки. — Меня зовут Жанна, — объяснила она. — Я хозяйка этого магазина.        Кира осторожно присела на край крохотного стульчика, погладила гладкий бок горячей чашки — на дне её черными крупинками оседала правда, так недавно осыпавшаяся с пухлых губ Жанны. Женщина сидела напротив, внимательно глядя на Киру. — Всё пройдёт, деточка, и это тоже — всё пройдёт, а настоящее останется с тобой, — женщина едва заметно кивнула в сторону полуоткрытой двери, и Кире не нужно было спрашивать, о ком она говорит. Девушка в сотый раз задумалась о том, какой будет её жизнь без такого огромного отрезка времени, без такого важного отрезка жизни — задумалась, и впервые поняла, что, каким бы ни было прошлое, в настоящем ей нужен Андрей.       Кира подошла к одной из уставленных цветами стен, вдохнула их аромат — они были прекрасны, но девушка не представляла, как можно создать из них одно целое, сделать живую композицию… Эта грань её новой жизни была чем-то нереальным, чем-то запредельным, словно принадлежала совсем другому человеку… — Неужели я когда-то действительно составляла букеты? — не смогла удержаться девушка. — О, ты была замечательным флористом — в этих цветах была вся твоя жизнь, вся твоя душа! — горячо воскликнула женщина — её едва появившаяся улыбка, впрочем, быстро погасла, сменившись тонкой полоской сжатых губ. — Получается, моя душа меня покинула, — горько улыбнулась Кира. Женщина лишь покачала головой и, скрывшись за тяжёлой дверью, вернулась с большой стопкой толстых книг — на обложках пёстрыми бабочками расцветали цветы, рябило в глазах от обилия красок… — Мы всё вернём, обязательно! — уверенно заявила женщина, сдувая упавшую на лицо прядь волос. — Мы вернём тебя, Кира. — Да, вернём… Обязательно вернём, — повторила девушка, глядя на всё сильнее расплывающиеся буквы.        Андрей ждал её на улице, нетерпеливо переминался с ноги на ногу у машины. Ей было отчего-то страшно подойти ближе, словно недавно сказанные слова воздвигли между ними хрупкую стеклянную стену, которая в любой момент могла разбиться, оцарапать своими осколками до крови, до свежих царапин… Андрей несколько секунд сверлил её пустым, ничего не выражающим взглядом — а затем улыбнулся, той самой искренней улыбкой, которая так подкупала в нём. Он улыбнулся, и Кира выдохнула, словно отпустило горло что-то тяжёлое и колючее, словно стало легче дышать. Сейчас, стоя в нескольких шагах, она осознавала что-то, что должна была, наверное, осознать уже давно — возможно, их пути когда-то разойдутся, возможно, всё закончится даже быстрее, чем можно было ожидать. Но сейчас он рядом, самый близкий из оставшихся у неё людей, а значит… — Значит, будем жить сегодняшним днём? — она вернула ему улыбку, и даже на улице словно стало теплее. — Значит, будем, — легко согласился Андрей, но в глазах его при этом не было радости… Он помолчал минуту, глядя куда-то в сторону, затем задумчиво произнёс: — Я хотел бы теперь познакомить тебя со своей жизнью. С самой важной её частью.        Это было интересно, загадочно и волнующе — так интересно, что вытеснило собой все прочие мысли, страхи и волнения. Кира оглядывалась по сторонам всё время, что они провели в пути, но так и не заметила ни одного знакомого места — это был чужой район, по чужому хрустящему снегу которого ходили чужие люди. Они бежали, кричали, смеялись и плакали, спасались от холода людьми или горячим кофе, держали в руках телефоны или пухлые пакеты с чьими-то подарками — и вряд-ли кто-то из них хоть на секунду задумывался, что привычная, знакомая жизнь может закончиться уже завтра…        Она слишком увлеклась своими мыслями, не заметила, как машина остановилась на узкой серой улочке, покрытой плохо покрашенными домами, железными арками и мокрой травой, кое-где ещё выглядывающей из-под снега. Андрей уверенно взял её под руку и подвёл к маленькой лесенке, ведущей, очевидно, в подвал. Кира непонимающе смотрела на парня, но в тяжёлую железную дверь всё же вошла… Вошла — и словно сразу окунулась в другой мир, другую жизнь и другую атмосферу. Это была небольшая студия, всё убранство которой составляли барабаны, небрежно брошенная рядом с ними гитара, микрофон и маленький синтезатор. У противоположной стены, прямо под плакатом плохо узнаваемого рок-исполнителя, сиротливо пристроился маленький потрёпанный диванчик. Это было слишком атмосферное, слишком живое место, чтобы можно было остаться равнодушным — и Кира ходила от одного инструмента к другому, с восторгом изучая их звучание, зачем-то гладила холодные шершавые стены… — Здесь всё началось, — голос Андрея прорвался к ней словно через тысячи лет. Он смотрел на эту маленькую комнатку с такой любовью, с такой нежностью… Так Кира раньше смотрела на танцевальный класс, где они часами занимались. Она сглотнула подступивший к горлу горький ком, внимательнее вслушалась в слова парня. -…у нас тогда не было денег на крутую студию, дорогие инструменты или крутых продюсеров. Всё, что у нас было — это моя старая гитара, куча нереализованных амбиций и вот этот гараж, который достался моему другу Максиму после смерти отца вместе с ржавой старой шестёркой — машину его мама потом продала, терзаясь какой-то навязчивой идеей избавиться от всего, что напоминало о муже — машину продала, а гараж Макс отстоял, отбил с каким-то нечеловеческим упорством. Тогда нас было двое, мы пропадали в этом подвале часами, давая концерты старым консервным банкам и стенам, и лишь изредка нашими зрителями была толпа безразличных ко всему подростков на этих школьных концертах с нелепыми шариками и бумажными цветами, кое-как наклеенными на старые шторы… — он улыбнулся, словно прямо сейчас видел за каменной стеной тот самый школьный зал. — Ты скучаешь по тем временам? — спросила Кира, смахивая несуществующую пылинку с куртки. Спросила — потому что она скучала, скучала каждый вечер, хотя никому и ни за что бы в этом не призналась… — Нет, — не задумываясь, ответил Андрей. — Я выхожу на сцену, где меня ждут сотни людей, и я хочу делать это ещё десятки лет… Просто это место — особенное, и навсегда таким останется.       Он выглядел счастливым здесь, в этой маленькой студии, искренне и по-настоящему, счастьем буквально искрился каждый его вдох, каждое движение. — Здорово, что ты нашёл себя, — улыбнулась Кира, вдруг совершенно некстати вспоминая маленький магазинчик и цветы, цветы, цветы… — Здорово, что твоя страсть оттуда, из детства стала чем-то более серьёзным.        Андрей медленно покачал головой, глядя куда-то сквозь девушку. — Что есть серьёзность? — наконец спросил он. — Для меня всё это важно, как воздух, и даже если никому больше это не будет нужно… — Но ведь нужно, нужно же! — Кира уже почти кричала, вдруг ощутив острый прилив злости к этому милому парню, словно он был виноват в том, что её мечты разрушились, разрушились навсегда… Воздух между ними словно мгновенно наполнился электричеством — Кира тяжело дышала, вспоминая пульсирующую по венам музыку, привычную тяжесть в мышцах и движения, движения, которых так не хватало… — Прости… — прошептала она, отгоняя наваждение. — Прости, просто я… Просто я только что поняла, что свою мечту отдала, сама отдала.        Андрей не успел ничего ответить — шумная компания парней холодным воздухом ворвалась в студию, крича и смеясь. Один из парней, в котором Кира почему-то сразу узнала того самого Максима, крепко похлопал Андрея по плечу — остальные ограничились рукопожатием. В них было столько энергии, что хватило бы на целый город — спустя несколько секунд все уже были на своих местах, нетерпеливо постукивая пальцами по инструментам. — Покажем этой малышке, что мы умеем? — высокий парень с выбритыми висками подмигнул Кире и ударил палочкой по тяжёлому барабану — остальные не заставили себя ждать, и скоро небольшое помещение наполнилось звуками музыки, такой громкой, непонятной и такой… прекрасной. — Это мой мир. Добро пожаловать, — прошептал Андрей, слегка коснувшись губами её уха, и подошёл к микрофону.        Его хрипловатый голос звучал маняще и завораживающе — Кира вслушивалась в каждое слово, и с каждым словом всё сильнее убеждалась, что песня посвящалась ей, как и вторая, и третья… Парней было пятеро, но сейчас в маленькой студии словно не было никого, кроме её и Андрея, и ничего, кроме его голоса, который проникал так глубоко в сердце, как ничто и никогда до этого.        Кира впервые за долгое время ощутила счастье — тихое, спокойное счастье, заполнившее её всю, от корней волос до кончиков пальцев. Счастье от того, что рядом этот человек, внутри которого целая вселенная…        Музыка закончилась слишком быстро и внезапно — ребята уселись на узком диванчике, расталкивая друг друга локтями и весело переговариваясь. Кира примостилась с краю — ей было неловко, словно она пришла на чужой праздник. — То есть мы всё же поедем в тур? — спросил Максим. — Да, — Андрей отвечал другу, но при этом не сводил глаз с Киры. Чьи-то сильные руки вдруг подхватили её и закружили — это случилось так быстро, что девушка не успела ни испугаться, ни закричать        Когда её наконец опустили на пол, она едва уже могла сохранять равновесие — слишком сильно кружилась голова. Парень, имени которого она не запомнила, говорил, дружелюбно улыбаясь: — Ты вернула нам нашу жизнь. Он отменил уже четыре концерта, отказался от репетиций, практически похоронил всё, что мы создали, а ты… Как хорошо, что ты вернулась! — парень обнял её, так крепко, так искренне, как обнимают только близких друзей        Кире хотелось плакать от нахлынувших чувств, эмоций, от доброты, с которой она так неожиданно столкнулась. Девушка спешно вышла на улицу в надежде глотнуть свежего воздуха — и увидела Андрея. Похоже, во время проявления дружеских чувств его уход из студии она пропустила. Андрей заинтересованно смотрел на купающуюся в звёздах луну — слишком, пожалуй, заинтересованно. — Так быстро стемнело, — он слегка вздрогнул, услышав её голос. — Да, — улыбнулся парень. — Сегодня очень хорошая ночь, на небе видно много звёзд… Помнишь, я обещал? — Кира кивнула, едва заметно улыбнувшись, и они вместе отправились в путешествие по звёздам и созвездиям. Он рассказывал, рассказывал и рассказывал, и не было, казалось, ни одной точки на небе, о которой бы он не знал… Заметно похолодало, и Андрей накинул ей на плечи свою куртку, слегка задержав пальцы на её плечах. Их взгляды встретились — Кира смотрела на луну, отражающуюся в его глазах, и тонула, тонула… — Ты правда отменил концерты ради меня? — ей действительно важно было это знать — но в глазах парня вмиг будто что-то погасло, и вместо луны в них теперь плескалась боль, всё ещё живая. — Я отменил их из-за себя, — наконец сказал он. — Из-за себя, потому что мне было слишком плохо, чтобы выходить на сцену и… — договорить он не успел — дверь громко открылась, оттеснив несказанные слова взрывом смеха. Парень, тот самый, что сидел за барабанами, весело крикнул: — Мы думали, ты опять всех бросил — Макс уже хочет обменять твою гитару на стулья для всех нас!        Парня втащили обратно в комнату, и дверь тут же закрылась. Кира, не выдержав, засмеялась — вслед за ней засмеялся и Андрей. — Он на самом деле мог бы, — отсмеявшись, объяснил парень. — Это человек-праздник — однажды на мой день рождения здесь оказалось двадцать три кошки… Впрочем, пойдём — ты многое увидишь сама, — он крепко взял её за талию, так крепко, словно она может исчезнуть, стоит ему на миг ослабить хватку. Кире было больно, но она не решилась сказать ни слова — они вместе вернулись в его безумный мир.