***
Юнги не совсем хотел этого. Точнее, Юнги совсем не хотел этого. Чимин сейчас такой ранимый, такой запыхавшийся. Душа нараспашку вместе с рубашкой. Холодный ветерок задувает под рукава и пускает табун мурашек по запястьям. Чимин пытается вдохнуть воздуха, но, то ли от бега, то ли от встречи со знакомым незнакомцем, воздух из легких просто вышибает. Чимин оглядывается кругом и раздумывает, как бы поступить. Почему-то он уверен, что Юнги будет за ним идти и в конце концов найдет, в какой бы закоулок не убежала его цель. От осознания этого, Чимин просто захлебывается слюной и впивается руками в колени, наклоняясь и стараясь восстановить сбившееся дыхание. — Сигаретку, — хриплый голос сзади. Чимин все еще не может дышать и не становится прямо. — Какого, — начинает Чимин и резко оборачивается, чтобы посмотреть в эти глаза, которые, кажется, смотрят с едва прикрытой насмешкой, — что? У парня просто пропадает дар речи, и он вздыхает, молча беря сигарету из тонких пальцев старого знакомого. Какой же он, черт возьми красивый, аж дух захватывает от этого его нового цвета волос, от мятной челки, что падает на глаза, но не скрывает хитрую улыбку на губах. Длинные пальцы с множеством колец и мазолей от гитары заставляют трепетать все внутренности Чимина, не оставляя надежды для внутреннего самообладания. — Не знал, что ты куришь, — подмечает Чимин и подходит ближе с сигаретой в губах, чтобы Юнги смог дать ему прикурить. — Ты и не интересовался. Последнее время все чаще. Чимину хочется спросить, почему чаще, но он просто закуривает и смотрит себе под ноги. — Не думал, что спустя три года мы будем говорить о таких вещах. Не надеялся, что свидимся… — начинает Чимин и задыхается сигаретным дымом, когда его тихо прерывают. — Я ждал, — сказано резко и нетерпеливо с взволнованным выдохом в конце. Чимин поднимает голову и заинтересованно смотрит в глаза напротив. В них так и плещется искренность и надежда на то, что все будет как прежде, что все будет хорошо. А Юнги душу готов продать ради того, чтобы его снова не оттолкнули, не заставили все бросить на пол пути и уехать, чтобы не выставляли его плохим парнем, а потом обижались непонятно из-за чего и убегали. Убегать у Чимина хорошо получается. — Ты боишься, — сказал Юнги и сделал шаг вперед. Чимин еле сдержался, чтобы не отступить, ведь он… Боится? — Я не знаю, — отвечает Чимин и запускает руку в волосы, ладони ужасно потеют, — три года не хилый такой срок, не думаешь? У меня очень много вопросов, но как только я тебя вижу, все, что я хочу, так это… Чимин вздыхает и смотрит в небо, чтобы слезы не вытекли по неосторожности наружу. — Это что, Чимин-а? — спрашивает Юнги своим вкрадчивым голосом искусителя, а последний слог произносит с превеликим наслаждением, кладет холодную ладонь на красную щеку парня. А красная от того, что холодный воздух просто ударил, покрывая молодые щечки легким румянцем. Чимин готов сдаться только от одного этого прикосновения и сладкого голоса возле своего уха. Он накрывает дрожащей рукой запястье Юнги и закрывает глаза, проглатывая ком в горле. На губах отпечатывается соленый поцелуй. Он все-таки плачет? Он не плачет. Он просто захлебывается и задыхается, пытаясь вдохнуть воздух через нос. Ничего не получается, Чимин просто неловко сопит и кусает по неосторожности язык Юнги, который стремится проникнуть глубже. Холодные, длинные пальцы блондина очерчивают линию подбородка Чимина и поглаживают. От осознания того, что парень неловко дышит через нос ему на щеку, Юнги улыбается в поцелуй и проникает рукой в море мягких волос Чимина. Юнги, тяжело дыша, прижимает парня к стене и заставляет того обхватить свою талию ногами. Чимин начинет постанывать в поцелуй и замечает нетерпеливость блондина, когда тот залезает ледяной рукой под рубашку, стремясь исследовать новую территорию и явно кайфуя от этой мысли, нечаянно касается потной кожи Чимина в районе ребер и очерчивает большим пальцем ореол соска, который в состоянии нащупать даже в темноте. Хотя внутри Паку и жарко, но снаружи ужасно холодно, потому что на улице 0, мать его, градусов. Юнги явно спятил, потому что прижимается крепче и выказывает намерения трахнуть Чимина прямо сейчас, посреди холодной улицы, ночью. Чимин грубо отталкивает Юнги, а тот смотрит расширенными глазами, покрытыми дымкой возбуждения и тихо, на грани слышимости, шипит диким котом. Кажется на миг он потерял контроль, и это было его огромной ошибкой. — Спасибо, — говорит Чимин и отряхивает свою рубашку, облизывая распухшие губы. Юнги сдерживает себя от того, чтобы снова не поцеловать их. За что? Чимин смотрит с налетом осуждения и еще непонятно чего и заходит в магазин, чтобы забрать свою куртку и блядские наушники. Две брошенные сигареты одиноко тлеют возле Юнги, напоминая ему, что все это не очередной его мокрый сон и что он не сошел с ума.***
— Нет, ты представляешь! — всплескивает руками Чимин и чуть не разливает свой кофе на новую рубашку Джина. Еще чуть-чуть и парню бы пришлось расплачиваться до конца жизни за эту брендовую вещь. Джин слушает друга с открытым ртом и иногда попивает свой карамельный макиато, провожая лениво плетущихся людей в окне взглядом. Они сидят в кофейне, которая очень нравится Джину, но не Чимину. Пак не стесняется пожаловаться и на это, потому что он вобрал в себя все черты его покойной матушки, скорее всего, иного объяснения Ким не видит. — Жизнь — дерьмо, — выдыхает Чимин, закончив свою гневную тираду и натянув свитер на запястья. Как только он вспоминает о вчерашнем вечере, то неприятный холодок пронзает все его тело. — Чимин-а, ты как истеричная баба, серьезно, — улыбается старший, который сидит в легкой рубашке и солнечных очках, что совсем не по погоде. — Ах, хен, давай хоть ты мне посочувствуешь, — лоб Чимина так и хочет встретится с деревянной поверхностью столика от воспоминаний о всех ранних поступках и словах. — А больше и некому, — язвит Джин и откидывается на мягкое кресло, скрещивая стройные ноги. — Ну спасибо за поддержку, — хнычет Чимин и отодвигает стакан с дерьмово приготовленным капучино. Да, Чимин — истеричка и этого у него не отнять. — В общем воссоединение прошло не так, как ты ожидал, — подводит итог Джин, который все это время слушал вполуха, потому что был занят своими путаными мыслями по поводу нового альбома и отношений с Намджуном, которые, к слову, не были так идеальны и совершенны, как он привык расписывать прессе и лучшему другу, что сидит прямо сейчас и жалуется на свои решаемые проблемы, ведь он сам их и создал. — Не то слово. Мы ведь даже не успели поговорить о его лирике. Джин слегка поперхнулся и начал кашлять. Чимин обеспокоенно посмотрел и похлопал по широкой спине друга. — С-спасибо. Ты все знаешь? Откуда? — вылупив глаза, интересуется Джин. — Его друг держит музыкальный магазин, в котором я работаю, — объясняет Чимин и хмурится. — Стоп. Почему ты не рассказал, что тот таинственный композитор это Юнги? — Чимин-а, что тебе непонятно в слове таинственный? Я подписал контракт и должен хранить молчание. — Намекнул бы, друг называется, — фыркнул Чимин и посмотрел на часы, — мне скоро на работу, — он расплылся в виноватой улыбке, потому что знает, что старший ценит каждый момент, проведенный вместе. — А. Да. Я не обижаюсь. Конечно. Иди, — голос не естественно подрагивает. Чимин знает, что Джин выкраивает для него каждую свободную минуту. Друг часто приходит за полночь, но никогда не упускает возможности пообедать или выпить кофе с младшим, потому что страшно скучает. Чимин ободряюще улыбается и встает, доставая кошелек из заднего кармана. Ледяной взгляд Джина простреливает похлеще копья. — Еще одно движение, и ты — труп. Джин похож на самого настоящего гангстера, произнося эти слова. Чимин же все еще неловко гремит мелочью в кошельке. Потом он бросает это занятие и кланяется на 90 градусов. Джин довольно хмыкает и захватывает губами трубочку. — До встречи, Сонбэ! — кричит Чимин и вылетает из кофейни настолько быстро, насколько это возможно. Джин все еще посмеивается минут пять над младшим, а потом оставляет огромные чаевые для официанта. Сегодня ему предстоит встреча еще и с Юнги, которая не сулит ничего хорошего. Если Чимин стал истеричной бабой, то кем же стал Мин? Макиато оставил сладкое послевкусие, но не насытил полностью, а обедать совсем некогда, поэтому Джин пулей ловит такси и умудряется вовремя прибыть на встречу со своими двумя любимыми композиторами, один из которых безумно в него влюблен, но остер на язык, а другой чересчур задумчив и молчалив. Ну это же Юнги, что с него взять. Разрезающий кашель Сокджина вторгается в горячий спор двух приятелей, так непохожих друг на друга. У них разгорелся очередной спор на тему новой композиции для Джина. В какой-то момент кажется, что они и глотки друг другу могут перегрызть, но такого не случается, Сокджин всегда своевременно успевает их разнять. — Явился, — цедит Юнги и машет рукой себе на шею, потому что там выступили капельки пота, и черная футболка неприятно прилипла к коже. — Что-то не так с отоплением? — интересуется Сокджин, кинув сумку из кожи зебры на жесткий диван и подходя к двум парням, которые одеты слишком легко, даже по его скромному мнению. — Это ты мне, Джин-и, скажи что не так, — выдает Намджун с непробиваемым выражением лица и дует свои губы, — этот идиот опять все испортил! — возмущается, насупившись, даже очень мило. Джин на данное заявление тихо фыркает, прикрывая рот рукой, но ничего не говорит, потому что вот такая у них взаимная любовь с Юнги. Никто не мог подумать, что через три года они будут находится в одной комнате без риска удушения друг друга, хотя без оскорблений не обходится. Юнги тоже не остается в долгу перед Намджуном и бросает совсем беззлобное «Пошел нахер!», разворачиваясь на кресле на колесиках к светящемуся экрану. И Сокджин чувствует эту любовь и нежное чувство, что затапливает его с головой без намека на спасение, потому что эти двое стали для него очень дороги не просто как люди, которые пишут прекрасную музыку, а как два любимых человека, что ненавидят друг друга на первый взгляд, но на второй чертовски близки. Джин совсем и забыл, что когда-то страдал от нелепых подкатов и синяков, нанесенных ему от прислуг Намджуна, по-другому их никак не назовешь. Парень смог изменится до неузнаваемости: бросил пить и курить травку, а также продавать ее студентам и несовершеннолетним, стал наконец-то человеком. Юнги нашел в себе силы простить и Джина за предательство и Намджуна за то, что был таким придурком и походу останется им до конца жизни в хорошем смысле. Юнги прерывает мысли Джина, выпуская тихий стон и разминая затекшие плечи, под его глазами залегли вековые синяки, которые являются наградой за его бесконечную любовь к созданию песен. Видимо спорили два друга уже ни один час, потому что выглядят уставшими и потрепанными, им бы пойти домой и выспаться, а не вот это вот все. — А, чуть не забыл, — отстраненным голосом говорит Юнги, слегка подпрыгивая на месте и морщась от боли в самых интересных местах. — В пятницу будет прослушивание, очередной отбор стажеров. Директор хотел узнать, есть ли у тебя кто на выдвижение кандидатуры, потому что он всеми силами желает тебе подлизать. Джин кривит лицо и все-таки вспоминает, что Юнги неисправимый козел, который от любви не становится мягче, а наоборот настороженнее и грубее. — Будет ему кандидатура, — расплывается в загадочной улыбке певец, и бешеные искорки в его глазах так и пляшут дикие танцы. Юнги кивает и предпочитает не замечать, как друг на протяжении всего разговора периодически уходит в себя, а потом посмеивается и потирает руки. Джин конечно сучка, но он сделает то, что хочет сделать, совсем не поэтому, а потому что эти придурки ну никак сами не справятся, если их как следует не подтолкнуть.***
— Счастливого дня, — говорит Чимин, делая легкий поклон на все 90 градусов. Девчонки, которые уже собирались покинуть магазин, посмотрели на молодого парня и зашептались, одна из них громко захихикала, игриво помахав. Чимин привык. Он всего лишь показывает свою вежливость и уважение к покупателям, но бывает, как следствие, неправильно понят, из-за чего и возникают такие ситуации. После появления молодого красивого паренька в магазин все чаще захаживают представительницы женского пола. Не то чтобы Чимину не нравилось, он просто привык еще со времен работы в кафе. Самое сложное — отказывать вот таким вот девочкам, которым едва исполнилось восемнадцать и которые жаждут приключений на свою задницу, в последствии связываясь с плохими парнями. Хосок пьет кофе и читает газету. С того момента, как Чимин устроился к нему на работу, у него все чаще появляется свободное время. А точнее, всегда. Ходить на работу как на отдых — нелегкая доля начальников. Чимин проходит за стойку, нарушая идиллию и спокойствие, повисшие в воздухе. Сам он чернее тучи, что не укрывается от Хосока. Пак сегодня вздыхает чаще чем обычно и зевает слишком много, а если сложить паззлы и постараться расшифровать странное вчерашнее поведение, то рыжеволосый невольно приходит к выводу, что им нужен серьезный разговор. — Я вчера хотел познакомить тебя с Юнги, но ты так быстро смылся, — начинает Хосок прямо в лоб, от чего Чимин, пересчитывающий деньги, вздрагивает. — В другой раз. Я непременно поддержу вашу вечернюю светскую беседу, — Чимин сказал это грубее, чем рассчитывал. — Что-то не так? Вы с ним знакомы? Просто ты так отреагировал, — Хосок встает со стула и кидает газету на стол. — Нет. Ничего, прости, — резко говорит Чимин. Он бы все отдал, чтобы не продолжать этот неловкий разговор. В Чимине сейчас говорит его дикая ревность, такая неуместная сейчас. Это же его хен. Даже если у Юнги с Хосок-хеном что-то есть, то Чимин не в праве сердиться или качать права, особенно, когда парень смотрит своим непонимающим, щенячьим взглядом и просит все разъяснить. — Мы с Юнги-хеном учились вместе в одном университете, пока я не бросил, — признается Чимин, и Хосок кивает. Он уже успел поведать хену свою нелегкую судьбу, поэтому вопросов больше не возникло. Колокольчик над дверью звякнул, оповещая о приходе новых покупателей. Телефон Чимина в кармане завибрировал. Парень уже хотел сбросить, но увидел, что звонит Джин-хен, а тот по пустякам никогда не тревожит. — Хен, подменишь? — умоляюще смотрит Чимин. — Не вопрос, — улыбается Хосок и идет работать, потому что уже давно пора. Чимин сглотнул, прочистив горло, и пошел в подсобное помещение, чтобы лучше слышать. — Да, хен, что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает Чимин и прижимает ладонь к динамику, чтобы было лучше слышно, потому что даже до сюда доносятся звуки радио. — Чимин-а, только не сердись на меня ладно? Так. Хорошо. Чимину уже нравится начало разговора. — Ты что-то натворил? — Пообещай не сердится, — строго сказал Джин и глубоко вздохнул. Чимин готов поклясться, что друг страшно нервничает. — Ладно-ладно, выкладывай, — отвечает Чимин, даже не задумавшись, потому что мозг не в состоянии сейчас работать. — Фух. Ну в общем… Я встретился с Юнги, и тот сказал, что нашей компании требуются стажеры. Прослушивание проводится на закрытой основе, то есть если бы я мог… Ну, — Джин сделал паузу, потому что не хватило воздуха, — я сразу вспомнил о тебе и порекомендовал, — протараторил Ким на одном дыхании. — Кого порекомендовал? — настороженно спрашивает Чимин, совсем не врубаясь, как тут замешана его скромная персона. — Тебя, — выдыхает старший, и на том конце провода повисает тишина. — Прекрасно! — повышает голос Чимин и хватается за волосы, садясь на один из ящиков неподалеку. — Ну что опять не так. Я же рискую своей репутацией. Ручаюсь за тебя. У тебя есть талант, — тараторит Джин, потому что знает, что Чимин так и хочет его перебить, но не решается. — Быть стажером в компании, где работает Юнги. Увольте, — разводит Чимин руками, хотя старший и не сможет этого увидеть. — У тебя просто потрясающий голос. А как ты танцуешь? Чимин-а, неужели тебя остановит какой-то там Юнги? Ты делаешь вид, что он тебя бесит, но сам ты только о нем и говоришь с тех пор как вы вновь встретились. Признайся, ты до чертиков втрескался, причем давно. Думаешь я не слышал по ночам, когда вставал попить воды, как ты шептал его имя во сне? Чимин слегка охуел. Ему очень давно не снилось никаких снов, во всяком случае, он не мог их вспомнить. Но неужели какая-то частичка теплых чувств к хену смогла проникнуть в нему в сознание и проектировать сны с участием старшего? А самое главное, почему он этого не запомнил? — Ничего я не шептал, — закатывает глаза Чимин и отнимает телефон от уха, потому что Джин сейчас разразиться огромной тирадой о том, что парень не может разобраться в своих чувствах и действует на нервы своему любимому хену. — У меня так скоро никаких нервных клеток не останется, — жалуется Джин и затихает. — Ладно, я понял, схожу. — Куда? — На прослушивание, — выдыхает Чимин и вешает трубку. Ни один человек не способен выдержать ультразвук, который сейчас бы последовал от Джина.***
Если кто-нибудь спросит у Юнги, чем он занимался последние три года, то парень не сможет дать внятного ответа. Долгое время он жил с мыслями только об одном человеке, который проник под его кожу, в его голову фантазиями, которые почти никогда не были пристойными, что странно, учитывая, что Мин ни разу не занимался тем, что проектировал его воспаленный мозг. Он спятил, просто рехнулся, думая каждый раз об этих вещах и касаясь рваными и неуверенными движениями себя там. Юнги не из тех, кто верит в настоящую любовь или добрых людей. Он никогда не жил мечтой или фантазиями, но реалистичные сны о Пак Чимине заставляли его помнить обо всем и не забывать. Ему часто снится пляж и влажные губы в сантиметре от его. Чимин глубоко дышит и опаляет горячим дыханием его кожу, что вызывает тысячу мурашек. Чимин голый на кровати с раздвинутыми ногами и вусмерть растрепанными волосами шепчет непристойности и виляет бедрами блядски улыбаясь и посылая тысячу мурашек по телу Юнги. Снова просыпается в холодном поту и погружает в себя таблетку с сильнодействующим снотворным, но это настойчивое «Чимин-а», сказанное им во сне самым томным голосом из всех, что только может быть, снова простреливает сознание и отдается тяжелым теплом в области паха. Вот так он примерно и живет. Когда на сцену выходит он, тот самый, что призрачным фантомом проникает в его сны, то колени Юнги начинают дрожать. Сны начинают оживать. Галстук, который он надел специально для прослушивания, кажется толстой веревкой на шее, которая сжимается все сильнее. Юнги тянется к бутылке воды и жадно делает несколько глотков. Видимо, парень выглядит очень плохо, потому что все члены так называемого жюри обращают на него внимание и как-то странно смотрят. Юнги пытается натянуто улыбнуться и терпит поражение даже в таком простом деле. Как же он ненавидит эти взгляды, впивающиеся в его лицо и ищущие, за какой бы изъян зацепится. Юнги кожей чувствует чужой прожигающий взгляд, отличающийся от остальных и снова смотрит на сцену, где стоит фигура низкого, стройного паренька, стоящего грациозно и красиво настолько, насколько способно юношеское тело. Чимин поправляет волосы и смотрит все пристально, увлажняя губы юрким языком, что становится для композитора последним гвоздем в гробу. В темноте Юнги не может толком разглядеть его глаз, но он уверен, что они следят за каждым его движением, а сам он следит за мальчишкой, который не так уж молод по сравнению с другими претендентами, но до чертиков красив, не сравнится ни с кем до него и после. Софит прямо над головой Чимина озаряет его натренированное тело и позволяет увидеть его лицо, на котором застыло странное выражение, приоткрытые губы ловят воздух, как будто он задыхается. Юнги тоже начинает задыхаться. Сердце бешено стучит, когда Чимин подносит микрофон к своим губам. Юнги просто уверен, что не сможет выдержать, если услышит его пение хотя бы раз. Он окончательно перестанет существовать как человек и как личность, просто кончиться под этим пристальным взглядом парня с тягучими, карамельными, горящими глазами. Что бы Чимин сейчас не делал, это вызовет просто бурю эмоций в Юнги. Каждый взмах его руки или движение губ кажутся последними моментами в жизни одного несчастного члена жюри. Юнги расслабляет галстук и пытается прийти в себя. Моргает, призывая себя успокоиться и собраться, охладить разум. Но вот в паху до невозможного сильно начинает жечь, и Мин терпит поражение в этой игре с самим собой. Звучит музыка. Из всех песен он выбрал ее. У Юнги не получится успокоится. Не сейчас. Руки начинают невольно дрожать, а ком подступать к горлу, когда он слышит мелодию, которую он сочинил специально для Джина. Она принадлежала ему и больше никому, но Чимин запел, и Юнги понял, что все это время, эта песня была написана как раз таки для этого мальчишки, что за эти годы так вырос и окреп во всех смыслах, изменился, тело стало более изящным и худым, менее накаченным и крепким и из-за этого в груди так ноет, и хочется пройтись по худым ключицам, не скрывающимся под полупрозрачной рубашкой, подушечками пальцев и сжать тонкую кожу с проступающими венами. Понаблюдать, как грудь Чимина будет вздыматься при сбившемся дыхании. Все эти годы Юнги писал несчетное количество песен, и что-то из этого оказывалось в мусорном ведре, а что-то выходило в свет, но эти мелодии объединяло лишь одно: все они были посвящены только одному человеку. Чимин неосознанно завладел ими, так же как и сердцем Юнги. Что будет, если доверить ему самое сокровенное? Выбросит ли это младший или будет хранить? — Сонбэ, вам плохо? — потрясла за плечо Юнги его ассистентка, что принесла еще бутылку воды, потому что эту он уже опустошил, сам того не заметив. — Н-нет, — Юнги схватился за горло и глубоко выдохнул. Воздух вокруг него стал плотнее. Композитор молча встал и твердой походкой пошел на выход, пытаясь не показывать своей слабости. Колени отказываются гнуться, поэтому движения прямых ног кажутся до смешного унизительными. Чимин проводит его взглядом, и в его глазу блестит одинокая слеза, несмело скатывающаяся по горячей щеке. Юнги злится? Я сделал что-то не так? Это было настолько ужасно? Неужели мое пение настолько противно ему? Чимин громко выдохнул в микрофон и сорвался с места. Он бежал, не слыша голосов людей, которые кричали ему остановится и продолжить выступление, но ему сейчас дорога каждая минута. Юнги отдаляется от него, он отдаляется от Юнги. Все так сложно и одновременно просто. Становится чуть сложнее, когда Чимин видит сгорбившуюся спину старшего, облаченную в пиджак. Он такой красивый в костюме. Чимин жадно глотает воздух и хочет крикнуть Юнги, чтобы тот немедленно остановился и все объяснил, чтобы наконец сказал о своей появившийся неприязни к младшему. Они должны покончить с этим здесь и сейчас. Глупый Чимин, только бы знал он, только бы обладал хоть чуточку проницательностью и шестым чувством. Юнги отчетливо слышит шаги сзади. Они становятся все тише и тише и замолкают. Кажется, Чимин остановился и смотрит ему в спину неуверенно и даже со страхом. Юнги готов умереть от ощущения этого взгляда на своей спине. Тишину нарушают лишь шум каблуков Юнги по плиточному полу. — Скажи это, — шепчет Чимин, готовясь к любому ответу со стороны старшего. Юнги останавливается и наконец поворачивается к парню лицом. Увидев заплаканные, до невозможности большие глаза и растрепанные волосы напротив, он вздрагивает и делает шаг назад. Неужели он — причина, по которой Чимин плачет? И не верит, когда сам же отвечает на свой вопрос. — Скажи, — голос предательски дрогнул, — что ненавидишь меня. Юнги всего трясет от осознания того, что он только что услышал. Брови вздымаются к потолку, между ними залегает глубокая морщинка, которую Чимин хочет разгладить, чтобы не портила бледное и аристократичное лицо старшего. Чимин делает шаги навстречу, и теперь уже боится Юнги. — Ты боишься? Ты презираешь? Тебе все равно? — с каждой фразой младший оказывается все ближе и ближе. — Не скажу, — и Юнги не узнает своего голоса, когда произносит резкие слова с заметной дрожью. — Тогда переспи со мной, — неожиданно откликается Чимин и чуть-чуть наслаждается замешательством в темных глазах напротив.