***
Когда Чимин чувствует, как чужой язык очерчивает по контуру сжимающуюся дырочку, то думает, что его любовник чертовски быстро все схватывает. А еще думает, что если Юнги найдет ту самую точку, которая пульсирует в нем, то тут же кончит после трех секунд, побив все мировые рекорды. Да кого он обманывает, ведь невозможно ни о чем думать, когда тебя обнимает этот потрясающий мужчина и хрипит так, почти стонет, сладким и тягучим голосом, что лишает рассудка. Чимин запрокидывает голову и раскрывает свои распухшие губы, когда язык партнера проникает глубже, а пальцы, те, что длинные и до невозможного красивые, слегка раздвигают половинки задницы, даже можно сказать, что почти нежно. Юнги уже не трясется, как в их первый раз, но и с катушек слететь себе не позволяет. Он есть синоним самоконтроля и дисциплины, готов потушить страсть и включить холодный разум, когда это совсем не нужно. Мин это тот мужчина, что будет спрашивать тебя во время секса о том, к чему ему можно прикасаться и чем владеть, пока ты будешь извиваться под ним змеей и стонать маты сквозь зубы, ну потому что уже не можешь себя контролировать. С другой стороны, очень нежен, всегда показывает привязанность и сразу понятно, какие у вас отношения. Это все читается в его глазах, нужно лишь уметь разглядеть этот холодный огонек в черных омутах, что зовутся глазами. Эти зрачки из-под пушистых и мягких ресниц буравят младшего, когда Юнги с одной из своих самодовольных ухмылочек снова припадает к дырочке и касается языком того самого, заветного, что заставляет поджать пальчики на ногах и сгрести руками осточертелые грязные простыни, которые едва не рвутся от напряжения и бешеного давления вокруг. Чимин стонет несвязные просьбы и мольбы, скулит раненым щенком, а Юнги отстраняется и с его губ слетает вот это «Тише-тише». А младший тише не может и удивленно наблюдает полную разврата картину: старший облизывает свои губы, что только что прижимались к проходу, и слюна течет на подбородок, делая его блестящим на свету из окна. — Д-дай мне, — с усилием произносит один сходящий с ума парень, и целует эти губы, перепачканные слюной, смешивая со своей. Получается до одури приятный и сладкий коктейль, как думает сам Чимин, вторгаясь в теплый рот Юнги и постанывая прямо в рот. — Что же ты такой громкий? — мило бурчит старший и отстраняется, чтобы оставить между ними ниточку и впоследствии слизать язычком. Он любит мокро, он любит грязно, а младший и не против совсем. — Мхм. Я знаю, тебе нравится, — мурчит довольным котом Чимин и ухмыляется, кладя руки на изящную талию Юнги, которой может позавидовать любая девушка. — Да, — шепчет Мин и внезапно… Краснеет? Никто никогда не был в своей глупости так искренен и невинен, как этот малыш, что своим язычком только что покушался на то, на что даже Чонгуку доступ был запрещен. Еще никогда Чимин не позволял творить с ним такие грязные и отвратительные со стороны, вещи. Но Чимину ужасно это нравится. Как и та смесь из робости и мужественности, что преобладает в Юнги. В один момент он может поставить тебя на место одним своим словом и действием, а в другой, его щеки алеют, а дыхание сбивается, руки начинают потеть, а сам он - мямлить. Юнги теперь не стесняется шрамов, которые, кажется, и на сердце высечены, он все еще прикрывается перед Чимином, но уже не так явно и часто, что может говорить о прогрессе в их постельных отношениях. Почему постельных? Да потому что младший уже давно готов, открылся, так сказать, как бутон красной розы, распахнул свою душу и ждет, когда же пойдет этот этап, когда разговоры до трех часов утра, бессонные ночи на двоих и бутылка красного вина. Алкоголь сближает, Чимин в этом убежден. Но вместо этого, они просто днями предаются страстной любви, дабы удовлетворить свои первостепенные потребности, а потом Юнги натягивает одежду, что ему совершенно не идет, потому что голым ему лучше, и чешет на любимую работу, на которой он кажется женат, и развода в ближайшее время не предвидится. У них все не так, как у людей, потому что днями они занимаются любовью, а ночами скучают друг по другу на холодных кроватях, в одиночестве и таблеткой снотворного в руке. И вот Чимин задумывается, а та ли эта самая большая и душещипательная любовь, которая единственная на всю жизнь, когда ради любимого готов пожертвовать всем? Чимин-то готов, а вот Юнги, кажется, тонет в своих сомнениях и страхе довериться человеку, раскрыть свои секреты и переживания, которые не станут достоянием общественности. Об их отношениях можно говорить долго и нудно, но вывод один: нет отдачи от одного — страдают оба. Но все это забывается, как по щелчку, когда эти черные глаза смотрят так неприкрыто уверенно и раздевают, хотя Чимин уже и так без одежды. Такое бывает вообще? Их руки соединяются, и сокращается расстояние между телами, когда в уши льется приятная мелодия на фортепиано симфонии Моцарта. И Чимин бы непременно насладился, но не в таких, мать его, обстоятельствах. Юнги отдирает от себя младшего, что вцепился как клещ и повис, в немой просьбе прося не отвечать на звонок, и светит голой задницей, когда наклоняется, чтобы достать из рюкзака нарушителя спокойствия и интимной атмосферы. — Да, Хосок? — уставшим донельзя голосом хрипит Юнги, а Чимин рассматривает родинки на его спине, мысленно считая, и вздрагивает, когда слышит знакомое имя. А потом в голове всплывают такие не нужные сейчас воспоминания о их разговоре в подсобке, что невольно начинает шевелиться червяк беспокойства в груди. — Встретимся, хорошо, — все также вещает Юнги собеседнику, топчась на месте и не поворачиваясь лицом к Чимину, который вытянул шею, и пытается расслышать бодрый голос на том конце провода, но, как и ожидалось, терпит поражение. — Отключаюсь, — бурчит старший напоследок и прячет телефон обратно в сумку. Запускает руку в копну мятных волос и медленно поворачивается к Чимину, выглядя при этом до невозможного виноватым. — Что происходит? — тянет медленно младший и тягуче потягивается, разминая мышцы, после любовных утех. — Блин… Жопа. Чимин… То есть, — пытается что-то сказать Юнги, но ловит на себе удивленный взгляд с ноткой непонимания и становится еще тяжелее смотреть в глаза голому Чимину. — Мне нужно встретиться с Хосоком, — на одном дыхании произносит старший и начинает запихивать свою зарядку к телефону, натягивая штаны, умудряясь делать это одновременно, пока охуевший Чимин буравит его взглядом. — Ты не хочешь пояснить мне, — начинает Чимин и чует, что может не сдержаться в один прекрасный момент. Боги, они негласно встречаются уже чертову неделю, но не могут и двух слов связать друг перед другом. Хотя, один их них точно не может. Он самый, кто смотрит в пол и не решается поднять глаза. — Какие у вас отношения с Хосок-хеном? — после театральной паузы продолжает младший. — Близкие. Он мой лучший друг со средней школы, — объясняет Юнги, рассматривая красивый узор на пыльном ковре под ногами. — Это ведь не все, — мягким и вкрадчивым голосом произносит Чимин и чувствует себя бабой, которая подозревает своего парня в измене. В какой-то степени, правильное чувство. — Он признался мне в симпатии, — на грани слышимости признается старший и переводит несмелый взгляд на Чимина, что зарылся лицом в белую простыню и нахмурился, осмысливая сказанное. — Так. И сейчас ты пойдешь к нему. — Пойду, — как дурачок отвечает Юнги, хотя Чимин и не спрашивал. Младший посылает такой электрический разряд по телу композитора, что все его естество сжимается. — К тому человеку, который беззаветно влюблен в тебя. — Я не говорил «влюблен». — Ой не дури. Через сколько минут он сорвется с катушек? — и Чимин поджимает свои пухлые губы и зажимает между ними указательный палец. Юнги чертовски нравится, когда он так делает. — Я иду туда, чтобы прояснить ситуацию и дать понять ему, что рассчитывать не на что. Лишаю надежды на что-то большее своего друга, вокруг которого вертелась вся моя вселенная. Чимин-а, ты же понимаешь, что я всю жизнь был одинок? Как думаешь, кто вытащил меня из этой задницы, м? Чимин очень хотел, ждал, когда у Юнги развяжется язык, и он сможет заговорить о своем прошлом, но должного ликования не наступило. Скорее какой-то неприятный осадок, который остался в душе, после того, как дубовая добротная дверь захлопнулась, оставляя его в гостиничном номере совсем одного. Только тараканы да мыши составляют ему компанию, разделяя с ним мрачную тишину. Чимин отпустил, он позволил себе это сделать, потому что знает, что отношения строятся на взаимопонимании, доверии и уважении. Но как же это все-таки сложно: жить по-взрослому и не позволять думать члену вместо мозгов, жить не одним днем, а продумывать все действия наперед, чтобы победить в этой игре в жанре стратегии под названием «Жизнь». Но он и не подозревает, что игра еще даже не началась.***
Чимин идет домой с опущенной головой, а там стоит она. Девочка, которая уже превратилась в девушку с идеальной кожей без единого прыщика и гладкими красивыми волосами, которые развеваются на ветру. Она без конца поправляет их, не позволяя попасть в рот, стоит и смотрит в телефон с жутко сосредоточенным лицом и морщит лоб. Чимин бы себе никогда не признался, что ужасно скучал по этой грубиянке из прошлого, что всегда дразнила его, если представлялся случай. Ким Соён известна своим дерзким характером и непробиваемостью. Вид сестры Тэхена на второй взгляд заставляет его подумать о старом друге, что так неожиданно исчез из его жизни по щелчку пальцев. От этих мыслей под курткой бегут мурашки, а в желудке застывает волнение. Чимин превращается в застенчивое нечто, которое всеми силами стремится избежать встреч со старыми знакомыми, поэтому он едва ли не спиной ужасно до смешного пытается обогнуть Соён и оказаться в заветном подъезде, где он, наконец, почувствует себя в безопасности. Конечно же его миссия терпит крах, потому что он все-таки не человек паук, чтобы лазить по стенам и крышам домов, оставаясь незамеченным. Выражение, которое застыло на лице у Соён может вызвать у кого-то дикий смех и этот кто-то, это Чимин, который никогда не видел тэхенову сестру в таком амплуа. Со сморщенным тонким носиком и вздернутыми бровями. Обычно эта девушка смеется очень много над всеми и не всегда по-доброму, но Чимин решил перенять инициативу, дабы изменить законы вселенной, что уже пошатнулась, когда он увидел того, кого меньше всего ожидал увидеть. — Пак Чимин? — будто ради формальности спрашивает девушка, и ее губы сворачиваются в трубочку. Давняя привычка, задавать никому ненужные вопросы здесь и сейчас, чтобы зря расходовать тепло во рту и словарный запас, который у нее был всегда в избытке. Типичная представительница женского пола, которая вылезла из матушки, уже с короной на голове. — Пак Чимин, — повторяет Чимин и как-то неопределенно махает головой. И в глазах Соён вспыхивает это восхищение и обожание в чистом виде, как будто собака увидела хозяина. На самом деле, у них с сестрой Тэхена всегда были странные отношения. Чимин не раз видел в глазах маленькой, еще тогда девочки, брезгливость долгое время, потому что ее учили, что она должна общаться только с людьми из своего круга, такими же, как она. В какой-то момент, эта брезгливость сменилась на отвращение, а после, когда Чимин вырос в красивого, но неуклюжего подростка с кучей проблем и прыщами на носу, пришло обожание и желание. Четырнадцатилетняя Соён была тогда просто ужасна, потому что восхищалась им как Богом, что спустился с небес. Слова «Оппа, у тебя такие губы» звучали слишком пошло из ее уст, а потом она закусывала свою тонкую от природы губу и тянулась к нему, не отводя своих больших карих глаз. А когда достигла определенного возраста, то стала безбожно пить. Алкоголя становилось больше, а приставания к невинному тогда Чимину, становились более пошлыми с грязными намеками и попытками сорвать одежду. Слава Богам, что Тэхен всегда поспевал вовремя и никогда не оставлял их наедине больше чем на пять минут, хотя и этого девочке хватило, чтобы одуреть окончательно и скинуть с себя майку. Так и застал их Тэхен: Соён в одном лифчике, а Чимина с непозволительно красными щеками и большими глазами, бегающими куда угодно, только не к телу обнаженной подвыпившей несовершеннолетней. Тогда Ким впервые ударил его и назвал конченным извращенцем, утащив сестру прочь, которая попыталась еще как-то сопротивляться и отбиваться, но с треском потерпела поражение. Все просто: Соён его обожает, но это не любовь, Чимин по ней скучал, но это не дружба. Они не друзья, не товарищи, не приятели. Ким Соён — просто сестра его бывшего лучшего друга. Слово «бывший» режет сознание напополам и заставляет колени задрожать, уткнуться в воротник отстиранной куртки и вдохнуть несвежего воздуха. Руки Соён, что с визгом преданной собачки кинулась ему на шею и повисла, задушили все его естество и крепко сжали, будто опутывая чужими нитями. Девушка смотрит своим знаменитым прищуром на Чимина и буквально поедает его глазами. От такого взгляда в самую пору пойти помыться с мылом. Парень чувствует себя грязным как никогда, потому что руки Соён очерчивают его спину и сжимают куртку; девушка будто борется с желанием сорвать ненужную вещь к чертовой матери. Ее руки везде, повсюду, мешают ему спокойно вдыхать воздух и токсично действуют на легкие. Может быть все это какой-то тяжелый сон, который все глубже и глубже заглатывает реальность и поглощает в себя. — Я так рада тебя видеть, — шепчет на ухо, слегка отстраняясь и касаясь своими тонкими и обветренными губами мочки. Горячее дыхание жжет кожу, и Чимин избавляется от наваждения, которое нахлынуло от горячих рук девушки. — Да, — неловко отстраняется парень и сцепляет руки в замок, подальше отходя от чокнутой Соён, напоминающей его самый страшный кошмар. — Ким Соён? — слышится откуда-то из-за спины Чимина донельзя удивленный и знакомый голос. — Господин Сокджин! — восклицает девушка и уже повисает на стоящем сзади Пака парне. Тот выглядит уставшим после тяжелой фотосессии, но все таким же прекрасным. И да, Чимину сейчас плевать, откуда эти двое знают друг друга, потому что на фоне нежелательного внимания к своей персоне у него развилась жуткая аллергия, которую не сможет вылечить ни один врач в мире, потому что проблема кроется в воспоминаниях. Соён это тот человек, который пробуждает их неосознанно и заставляет болезнь прогрессировать. — Итак, дорогая моя, что за удивительное совпадение? — открывая бутылку вина, спрашивает Сокджин. Наливает себе чуточку больше, чем остальным, и бурчит «с моей работой мне это просто необходимо» на возмущенный взгляд Чимина из-под пепельной челки. Соён же хрюкает от смеха и берет в руки бокал, наполненный наполовину. Конечно же, для нее это не предел. — Мальчики, вы такие смешные, — вещает она и делает глоток. — Это не совпадение. Я здесь не ради вас, уж простите, Господин Сокджин. Я до боли в сердце люблю ваше творчество и навсегда запомнила этот потрясный концерт в Германии, но увы, я искала малыша Чим-Чима, — отвечает она на ранее заданный вопрос и хихикает чему-то своему в голове. Чимин даже не хочет знать чему. — Малыша Чим-Чима? — прыскает певец так, что едва ли не захлебывается вином, под пристальным взглядом того самого малыша, что размером с лося, сидит рядом с ним у камина. — Соён — сестра Тэхена, которой не составило труда выследить меня для того чтобы… — объясняет младший и запинается об собственные мысли. — А для чего? — расширяет он глаза, но пить вино не спешит, потому что единственный, кто хочет сохранить свой трезвый, немного тормозящий, но все-таки трезвый, ум. Девушка лишь кивает, а потом пожимает плечами, произнося: — Тэхен о тебе не говорит, но я вижу тоску в его глазах. Ту самую собачью и такую бесящую меня, что я готова врезать ему, совсем как Господин Ким недавно, — и ее пальцы на бокале сжимаются до такой степени, что бедное стекло может лопнуть в любую минуту. — Что сделал этот старый хрыщ? — подрывается с места Чимин, и чувствует в ногах неприятную тяжесть. Пьянящая атмосфера в комнате туманит мозг покруче алкоголя. — Чшш, — шепчет Соён и резким движением усаживает его обратно на мягкий диван. — Спокойно Чим-Чим, поверь, я тоже хотела бы поквитаться со своим отцом больше, чем ты, тем более у меня причин гораздо больше и они весомее. — В каком таком смысле? — хмурит брови парень и все-таки решает напиться в хлам, потому что новости шокируеще неприятные. Несмотря на то, что они с Тэхеном в ссоре, между ними всегда будет какая-то связь. Если друга ударил собственный отец, то ему должно быть очень больно, но он ни за что этого не покажет. — В том смысле, что Господин Ким хочет, чтобы я связала себя священными узами с сыном семьи Чон, — и глаза Сокджина приобретают блеск понимания. — Да-да, Господин Сокджин, та самая семья Чон, влиятельнейшая в Сеуле. Их сын вроде как хочет стать певцом, а я помогу взойти ему на вершину, а у старикашки Кима свои резоны. Будь проклят этот Чон Чонгук, я еще слишком молода чтобы… — причитает Соён, но запинается об удивленные взгляды парней, что смотрят сначала друг на друга, а потом на подвыпившую девушку, глазами спрашивая «Это правда?». И это самая чистейшая правда, которая вызывает у Чимина горький и неконтролируемый истерический смех. Он-то думал, что Чонгук привык добиваться всего сам, а тут вот оно как. Крайне любопытно.***
Kristian Kostov - beautiful mess
Юнги никогда не любил преданных щенячьих глаз. Как и большую часть жизни себя не любил и до сих пор продолжает это делать. Вот только ему кажется, что он близок полюбить, вот только не себя, а одного мальчишку, что уже давно не мальчишка, но выглядит так, будто за ним нужен глаз да глаз, а еще уход и бережное отношение. Если вернуться к щенячьим глазам, то это главный козырь Хосока, который всегда был, есть, и будет. Всегда поддержит и предложит пропустить по рюмашке после тяжелого дня, а потом до конца вечера будет утешать, смотря на тебя все такими же блядскими щенячьими глазами, что рядом с Юнги приобретают другой окрас, более густой и наполненный желанием. Мин никогда не узнает, что это за желания, но может только догадываться. Все это время он был полнейшим идиотом раз не замечал этих взглядов и тоскливую пелену на них, которая становилась все толще с каждым годом их неразрывной и пьянящей дружбы. Пьянящей в том смысле, что теряешь бдительность, когда эта самая дружба перерастает во что-то большое и серьезное, чтобы в один прекрасный день испариться и перестать существовать совсем. После слов вусмерть пьяного Хосока «Я так устал дрочить на тебя» Юнги задумался впервые. Во второй раз он задумался, когда друг неоднозначно провел пальцами по его тощему колену все выше и выше, вызывая у композитора некое раздражение или даже апатию, потому что ну не нужно ему это все от Хосока, и наваливается на него неизбежная вселенская усталость и тоска. Тоска все по тому же ушедшему, с пухлыми губами и большими щечками. Чимин в его голове сидит перед ним и улыбается странно грустно, будто тоже скучает. А потом Юнги протягивает руку и любимый образ растворяется, утекает сквозь пальцы, вызывая в душе толику отчаяния и еще чего-то, что в груди свербит и бьется непокорной птицей. Обманщик, не скучает Чимин наверняка, даже имя Юнги наверное стер из своей памяти навсегда. И Мин шепчет «навсегда» в слух, пока задумывается в третий раз, смотря на распластавшегося на барной стойке Хосока, что шепчет имя композитора как самое дорогое. И приходит это щекочущее грудь понимание, что и не друзья они с этим рыжим и веселым парнем, а непонятно кто такие. Если хочешь узнать тайны человека — выпей с ним, если хочешь узнать, как он к тебе относится по-настоящему — выпей с ним, если хочешь разрушить все, что вы строили на протяжении того времени, что знаете друг друга — выпей с ним. Юнги вот помогло, а значит и другим поможет. Нет у него больше друга, а так, только пьяное нечто, что решает признаться ему в чувствах на следующий вечер их великой попойки. Сбивается с мыслей, глаза горят, а волосы к хуям растрепанны, это делает из него испуганного воробушка. Такой Хосок идет нахер и это даже не обсуждается, поэтому Юнги вежливо прощается с барменом и шагает прочь, под удивленный взгляд двух глаз, что пронзают его спину словно тысячи игл, впиваясь в кожу и делая больно почему-то в районе груди, в которой поселилось бешеное сердце, что стучит неимоверно от такого правильного поступка, а в голове Пак Чимин, в том же самом сердце Пак Чимин, перед глазами подвыпившего Юнги все тот же Пак Чимин. Разрывает изнутри и не выходит даже если два пальца в рот, даже если попытаться выгнать, ничего не выходит, кроме ужина, который он съел три часа назад и, как выяснилось, совершенно зря. А эти щенячьи глаза так и снятся ему, не давая покоя и разрывая мозги на части. Хочется просто крикнуть «Вылезайте из моей головы», чтобы пожить в спокойствии и тишине, чтобы не чувствовать огромную вину из-за грубого отказа, что был ожидаем, но принес нечеловеческую боль бывшему лучшему другу. И по прошествии долгого времени - двух недель, — Юнги уже не так остро реагирует на лицо рыжего парня, что сидит перед ним и слишком шумно пьет сок. Они встретились в его магазине, как они обычно это и делают. А любимое их место - подсобка, но сегодня не тот случай. Настроение Юнги позволяет ему выдавить из себя вымученную улыбку, под наблюдением глаз из-под косой рыжей челки. — Ну что ж, — произносит наконец инициатор встречи и выбрасывает пакет сока в мусорку со слишком безразличным видом. — Пак Чимин оказался работником в моем магазине и это я поспособствовал вашей встрече, — с грустной улыбкой подметил. — Если хочешь так думать — думай, — отрезает Юнги и облокачивается об стол бледными пальцами. Хосок смотрит на них и вздрагивает, облизывая губы. — Ну и дурак же, — неизвестно к кому обращается рыжий и скрещивает руки на груди. — Ты правда хочешь этого? — внезапно становясь серьезным. — Хочу ли я разорвать нашу крепкую и нерушимую дружбу? — вскидывает брови Юнги, и Хосок кивает. — Ты сам это сделал. Я ведь всего лишь хотел, чтобы ты был со мной всю жизнь, но увы не так, как этого хочется тебе, — усмехается грустно и сжимает пальцами края деревянного стола, чтобы не дрогнуть, но показать слабость. — Чимин хороший малый, — кивая, говорит Хосок и наблюдает за тем, как напрягается Юнги от упоминания возлюбленного. — Вы теперь встречаетесь? Такой простой вопрос требует простого ответа. — Не твое собачье дело, — наклоняется Юнги, сверкая бездонной глубиной в своих глазах и выглядит при этом чертовски пугающе, словно под властью демона. Выпускает свои клыки и колючки, которые ранее не выпускал при Хосоке. Хосок вообще всегда был золотым исключением из правил, но не теперь, не сейчас. Когда на тебя так смотрит любимый человек это… Это больно. Юнги замолкает и градус неловкости начинает зашкаливать. Он рассматривает все эти стеллажи с пластинками, гитары и устланый красным деревом пол, словно впервые находится здесь, про себя думая, что всегда ценил в друге дикую любовь к музыке и тому, что делает. — В любом случае, эта наша последняя встреча, — легко говорит Юнги и снова переводит черные глаза на старого друга, что еще надеялся на благоприятный исход их отношений. С другой стороны, Мин подбирает такие правильные слова, что аж тошно и никакого облегчения от чувств в груди не приходит. Юнги делает неотвратимый шаг в сторону выхода, отлепляясь наконец от стола, но его останавливает оклик Хосока: — Юнги-я, когда ты понял, что я… Люблю тебя? — Еще с самого начала нашего чудесного плана по слежке за твоим братцем, — отвечает Юнги и конечно же лжет, прежде всего, сам себе.