***
— Господин, с вами все в порядке? — спрашивает та добрая женщина, которая больше всех переживала за душевное состояние Тэхена на чаепитии. Чонгук выпрямляется на кровати и всматривается в расплывчатое лицо экономки, склонившейся над ним. Он находится в одной из комнат особняка и голова ужасно гудит, а еще поодаль, возле стены, стоит мужчина в белом халате и переминается с ноги на ногу, смотря на часы. — Как вы себя чувствуете? — повторяет вопрос добрая женщина, и Чонгук хрипит невнятное «нормально», чтобы увидеть, что морщинистое лицо, отражающее беспокойство, разглаживается. — Вот и славно. Вот и хорошо, — бормочет она и протягивает ему чашку чая, полностью игнорируя мужчину в белом халате. Чонгук принюхивается и улавливает нотки чабреца в букете с мятой. Но этот прекрасный аромат кажется ему ядом, в прямом смысле этого слова. Его начинает тошнить и сразу же становится невыносимо жарко. Мужчина, что прилежно стоял у стенки, подлетел к нему с такой прытью, которой может позавидовать любой, в его-то возрасте. Он сделал парню укол и аккуратно, и даже бережно, положил голову многострадального юноши, на подушку. — Где мои родители? — хрипло спросил Чонгук у доктора, на что тот никак не отреагировал, а стал прятать какие-то ампулы в свой чемоданчик. Укол начал действовать, потому что парня потянуло в сон. Но он не может позволить себе отключиться, не в этот раз. Пока он боролся с сонливостью, мужчина сменился экономкой, и та снова по-доброму на него посмотрела. Чонгук даже уловил отголоски материнской заботы в этом взгляде. — Ваши родители сидят внизу, в гостиной. Они знают о произошедшем инциденте, — женщина усмехнулась и накрыла лоб ладонью. — Еще бы не знали. Мне кажется, что весь особняк слышал крики нашей Соён. — А что произошло? И что мне вкололи? — К сожалению, Господин Чонгук, есть подозрения, что вас пытались отравить, — сообщает она, и в уголках ее глаз блестят слезы. — Виновник не установлен, но беда уже миновала. А вкололи вам обычное успокоительное. Знаете что, вам надо денька так два проспаться, чтобы восстановить силы, и тогда уже все будет хорошо… — ее голос становился все тише и тише, и Чонгук понимает, что скоро провалится в глубокий сон. — А как же… Мне надо домой, — пытается встать он и терпит сокрушительное поражение. Голова становится словно чугунная. — Никуда вам не надо. Просто поспите, и все встанет на свои места, — говорит экономка и снова укладывает юношу на кровать. Веки его слипаются. — Все будет хорошо, — добавляет она скорее для себя, и выходит за дверь, не забыв забрать чашку чая с тумбочки. Чонгуку снится Тэхен и его до боли грустные глаза. Такие, что сердце кровью обливается.***
Он идет бесшумно. Так, чтобы ни одна половица не заскрипела в этом старом особняке. Прячется за шторами, когда слышит тихие шаги. Это может быть кто угодно: Соён, внезапно захотевшая в туалет, старая добрая мадам Кан, известная под именем старая добрая женщина, что всегда смотрит на них, как на родных детей, или же отец Чонгука на пару со своей супругой решили выйти на ночной променад. Он не дышит, прислушивается, и снова идет дальше. Все ближе и ближе к своей цели, к той самой комнате, где спит будущий жених Чон Чонгук. Он даже спит мило, как младенец, подложив ручки под щеку и громко сопя, бормочет что-то невнятное и ногой подергивает. Ночной гость удостаивается чести, чтобы наблюдать такую необычную картину настолько близко, насколько позволит совесть; насколько позволит смелость и наглость. А они позволяют. Позволяют ему сесть на ковер рядом с кроватью, близко-близко к спящему Чонгуку и уставиться на него, пожирая взглядом каждый сантиметр его бронзовой кожи. Даже эта рука, что свисает с кровати так неаккуратно и расслаблена, выглядит как произведение искусства, не иначе. Все нутро горит от того, как вздымается грудная клетка парня и челка прикрывает его закрытые глаза. Гость шумно вздыхает и вытирает пару слез на щеках, что обжигают его кожу похлеще кислоты. Он плачет внешне и плачет внутренне. Он натягивает маску за обедом, надеясь на то, что искусно изображает безразличие, а сам наблюдает за Чонгуком, пока никто не видит, смотрит, как тот обхватывает своими нереальными губами край чашки и пьет обжигающую жидкость, морщась от неприятного чувства на языке. Еще чуть-чуть, позвольте Тэхену еще чуть-чуть насладиться этими моментами, пока не стало слишком поздно, пока Чонгук еще не возненавидел за такие неправильные и непонятные поступки, которым в будущем быть. И Тэхен целует тыльную сторону ладони парня, а сам вспоминает, что, возможно, эта ночь последняя, когда он может себе это позволить.***
Когда вас зовут в особняк самого известного человека в развлекательной индустрии, в которой вы, на минуточку, работаете, то бегите. Бегите и не оглядывайтесь, потому что Джин вам не советует пережить все то, что его ожидает. Еще тогда, когда машина припарковалась возле большого дома с множеством окон, то он жопой почуял неладное. Но у него под рукой имелся свой цепной пес по имени Мин Юнги, поэтому страшно было чуть меньше. Юнги бесстрашно выходит из машины и, поблагодарив водителя, шагает по лужайке, не смотря, идет ли за ним Джин или нет. Юнги расслаблен, и, кажется, его ничего не беспокоит. Рассматривает красивый закат над крышами дома и останавливается на великолепной статуей, перед домом. Если подумать, то она похожа на директора Кима, а если подумать дважды, то оно так и есть. Джин прекрасно помнит насколько самолюбив и полон ненависти к окружающим этот человек. Вместо сердца — камень. Жадность, корысть, жестокость — это все про него. Даже когда этот мужчина выходит, чтобы встретить их на пороге, то появляется отвращение, которое со временем не проходит, и хочется поскорее руки помыть. Юнги пожимает руку директора, смотря ему прямо в поросячьи глаза, и они оба слышат это противное: — Надеюсь ваш директор не передумал насчет слияния? — Он бы вас об этом уведомил, — вежливо отозвался Джин и тоже сжал руку Кима, расплываясь в, донельзя фальшивой улыбке; в такой улыбке, от которой все в компании бледнеют. Певец может быть как до ужаса добрым, так и пугающим. — Это отличные новости! — восклицает эта свинья и потирает свои руки в двусмысленном жесте. Юнги слегка отворачивается и изображает рвотный позыв, и Джин позволяет себе пропустить неосторожный и тихий смешок. Впрочем, Ким этого не замечает, поэтому все идет пока превосходно. Они проходят наконец в дом, и на их пути вырастают как будто из-под земли женщина с мужчиной, что, по-видимому, и являются родителями жениха. Конечно, Джин узнал все детали и уже в курсе, кто является виновником торжества, но Юнги об этом знать необязательно. Пускай все шишки полетят в Джина, но, ей Богу, композитор нужен ему как вода в пустыне именно сейчас, именно на этой встрече и именно в лучшем расположении духа. Хотя, насчет последнего, надо еще подумать. Юнги внешнюю агрессию не проявляет, но нервно теребит пуговицу пиджака. До ужаса противно ходить таким разряженным, ненавидит он всю эту показуху. Все, что он знает, так это то, что их компания в будущем сольется с компанией Кима, и поэтому им с Джином нужно быть максимально дружелюбными, а также выступить на свадьбе у его дочери, в знак их крепкого уважения. Джин с Юнги мило здороваются с супругами Чон, и проходят в огромную столовую, где суетятся служанки, накрывая стол шикарными, приятно пахнущими блюдами. Как только все садятся за стол, настроение Юнги стремительно летит вверх, пока Госпожа Чон не открывает свой прелестный ротик. — Вам понравится свадьба. Мы бы уже сегодня отбыли на Пхукет, но только вот наш сын Чонгуки плохо себя чувствует. Знаете, наверное, отравился чем-то. Джин открывает рот от удивления и стискивает подлокотники стула, до побелевших костяшек. С ума сойти, лучше бы она и не открывала свой поганый рот. Одним предложением она убила все святое, что было в Юнги. — На Пхукет, простите? — холодным, как сталь голосом, переспросил Юнги, и все напряглись от ауры, которая распространилась в комнате. — Именно, — невозмутимо отвечает женщина и наливает себе красного полусладкого, игнорируя потуги бедной служанки сделать это самой. Кажется, все поняли, что ей лучше перестать говорить совершенно не нужные и накаляющие обстановку, слова. Все, кроме нее. А Джин просто молится, чтобы на него не спустили собак, всех разом. Собирает себя по частицам и придумывает завещание. — Чонгуки? — задает новый вопрос Юнги и ему отвечают удивленные лица, на которых рисуется страх. Даже директор Ким вжался в стул и поправил свой воротник, что передавил жировую складку на шее. — Да, Чонгуки, мой сын. Точнее жених, — эта тварь заколачивает собственными руками крышку гроба одного Сокджина, что дергает композитора за рукав и зовет отойти поговорить. — Вы же знаете, как важно ваше выступление на этой свадьбе, Господин… Э-э-э... Юнги? — Мин, — холодно подсказывает парень, и Джин может поклясться, что слышит скрежет его зубов. — Надеюсь, вы примете правильное решение, Господин Мин, — говорит Ким и расплывается в вежливой улыбке, приступая к ужину. Коридор встретил их картинами на стенах в золотых рамках и семейными портретами. Все бы ничего только вот… Что? — Ким, мать его, Тэхен? — тычет пальцем Юнги, а у Джина волосы дыбом встают. — Ты, блять, серьезно? Почему тебе удалось меня развести так жестко? — вопрошает он, и начинает ходить по коридору, хватаясь за волосы. — Чонгуки, — пародирует голос Госпожи Чон, и просто становится рядом с Джином, смотря в испуганные карие глаза. — Тебя убить мало, — говорит, а в глазах бокал чистейшей ненависти и большой выдержки. — Поверить не могу, как тебе удалось затащить меня сюда. — Я знаю, — дрожащим голосом начинает Джин. — Я знаю, как это выглядит, но ты на работе. Ты просто обязан согласиться на это. Тебе всего-то нужно сыграть на свадьбе Чонгука. Не целоваться же в засос. — Хороша, блять, работа, — хнычет Юнги и испытывает большое желание приложиться лбом о стену. — И что это за отравление такое? — уже более задумчивым голосом. — Так ты согласен? Мы можем вернуться туда и не получить ни одного трупа? — с надеждой смотрит Джин и ликует, когда его друг вздыхает, и его взгляд смягчается. — Хер с тобой, Ким Сокджин. — С тобой тоже. И Джин достает телефон из заднего кармана штанов, потому что тот подает признаки жизни. — Да, — отвечает сухо в трубку и мгновенно меняет настрой, расплываясь в улыбке. — Чимин-а, — тянет он и наслаждается эмоциями Юнги, которые сменяются одна за другой. Негодование, растерянность, потом недовольство и искренняя радость. Скоро хвостиком вилять начнет. Юнги даже припадает ухом к динамику с другой стороны, игнорируя протесты Сокджина. — А ты представляешь, со мной рядом Юнги. Он так рад, — говорит блондин и хохочет с низкого парня, что пытается у него телефон изъять. — Где мы? — спрашивает Джин, смотря на шепчущего что-то композитора, и кивает скорее сам себе. — Мы в особняке у Кимов. Думаю, ты знаешь парня по имени Тэхен. Так вот, это сын директора Кима, я тебе рассказывал. Какое-то время они говорят о каких-то бытовых вещах, которые Юнги вообще касаться не должны, но потом. — А хочешь, приезжай к нам? Я договорюсь, есть тут пара идей. К слову, — и Джин бросает максимально гаденькую улыбку в адрес уже успокоившегося Юнги. — Чонгук женится, его же надо поздравить? Юнги аж красным становится после этих слов, будто его голова вот-вот лопнет от высокого давления. Но пытаться образумить Сокджина это тоже самое, что учить собаку говорить. Ничего не выйдет. — Ну все, договорились, целую, — бросает он в своей обычной манере и обращает внимание на Юнги, чтобы выслушать гневную тираду о том, что тот не готов пока на разговор с Чимином и видеть его не хочет. — Ну и зачем? — тяжело вздыхая, интересуется. — За тем, чтобы ты увидел, что Чимин гораздо лучше тебя, во всех смыслах, — отвечает блондин и, хмыкнув, идет в столовую, чтобы поцеловать пару задниц. — Что, блять? — спрашивает у пустоты. Если бы Юнги только понимал о чем речь, тогда что-нибудь бы возразил, но сейчас, он просто не в состоянии.