***
Чонгук плохо спит, плохо ест, и видит сны эротического содержания, где в конце его убивает нечто, с длинным языком, похожее на человека. Просыпается в холодном поту, а потом лежит так до рассвета и считает звезды в окне, что танцуют вокруг луны, преклоняются перед ней. Его мысли тяжелы, а Чимин неугомонен. — Зачем ты здесь? — спрашивает Чонгук уже в который раз и надеется получить разумный ответ. — А… — и застывает с ложкой каши в руке, которую нес ко рту Чонгука. Блять, и как Чон это только позволил? — Джин порекомендовал меня директору Киму, поэтому я отправлюсь на Пхукет вместе со всеми. Он больше ничего не спрашивает, а Чимин не говорит. Чонгук знает, какой у парня завораживающий голос, поэтому не удивлен. Соён заходит. Хоть и нечасто, но выглядит она крайне обеспокоена. Будто уже овдоветь успела. Лицо осунулось, а синяки под глазами с каждым днем становились все больше. Тэхен не приходит. Не то, чтобы Чонгук ждал, но обидно вообще-то, потому что даже Юнги заходил пару раз. Правда, всегда хватал Чимина за плечи и быстро уводил под аккомпанемент его криков, но все же. А Тэхен словно льдина в океане. Такая холодная и непробиваемая, что аж тошно. Чонгуку тошно, он блюет в ванной, а потом говорит экономке, что все в порядке. У еды странный привкус, который появился совсем недавно, но не так ярко выражен, чтобы что-то заподозрить. Чимин берет в руки тарелку с кашей и принюхивается, смешно шевеля ушами. — Что-то не так? — интересуется Чонгук. Ему хуже, чем обычно, потому что комната перед глазами плывет, и жар вот уже который день не спадает. — Дай мне, наконец, поесть! — взрывается парень и вскакивает с кровати, но это плохая затея, потому что все тело дрожит, и Чимин его подхватывает. — Ты в последнее время слишком бледен, — сдувает челку со лба и кладет ладонь на лоб больного, а потом на свой лоб, хмуря брови. — Вовсе нет, — бурчат в ответ. — И раздражителен, — продолжает Чимин, загибая пальцы. — С чего бы? — продолжает спорить. — Лааадно, — тянет Чимин и мягко опускает голову друга на подушку, взбивая ее. — Поспи. Что-то неразборчивое в ответ, и Чимин выходит за дверь, мягко поворачивая ручку. Кто-то намерен свести Чонгука с ума. Снова нюхает тарелку с едой, что забрал из чонгуковых покоев, и качает головой. Уже поздно, поэтому он на цыпочках идет на кухню, чтобы помыть посуду и выкинуть еду. Чимин не осмелился ее пробовать. Ему кажется, что за ним кто-то следит, когда половицы сзади скрипят под чьим-то весом. Но этот кто-то либо знает свой дом, как свои пять пальцев, либо быстрый как черт, потому что когда Чимин оглядывается, то сзади никого. Тяжело вздыхает и взгляд падает на колышущуюся от ветра портьеру у окна. На коже проступают мурашки, ведь ему видится бугорок на ней. Похоже на силуэт человека. Чимин умен и хитер, поэтому разворачивается и продолжает путь, стремясь ввести в заблуждение преследователя. Щиколотки холодят языки ветра из открытых окон. Старый особняк Кимов — не самое подходящее поле битвы, но хорош в создании атмосферы. Мрачные подсвечники, точь-в-точь как в старинных замках, износились и были забыты, а теперь нагоняют тоску и уныние, вместе с завывающим ветром. Неуютно. Чимин буквально чувствует, как волосы на затылке встают дыбом, и уже почти бежит. Старается бесшумно. Сталкивается с кем-то в пролете винтовой лестницы и с громким визгом валится на пол. Если бы кто-нибудь сказал ему, что он так просто упустит свой шанс вычислить преследователя, то он бы не поверил. А нет же, правда. Сидит на жестком полу и разъедает такое же растерянное, как свое лицо, Мин, мать его, Юнги. Чимин правда не помнит, чтобы видел у него такого лица никогда, но нежность в его груди умирает под давлением детективной жилки, что хотела узнать, что за чертовщина происходит в этом старомодном особняке. Он до последнего надеется, что это розыгрыш, и никто не покушается на жизнь его бывшего парня и лучшего друга. — Я… — начинает Юнги, округляя свои узкие глаза, но Чимин прикладывает палец к его рту и наваливается сверху, отчего композитор судорожно выдыхает, обжигая кожу. Они сидят в странном положении на полу, в полной тишине. — Один звук и ты труп, — шепчет Чимин, а Юнги действительно верит, что угроза не пустая. Откладывает миллионы вопросов на потом, впиваясь в красивые глаза напротив. Пак прислушивается к шорохам, но слышит лишь дыхание Юнги, которое неестественно сбито и слишком горячее. Никто не запрещал лапать, поэтому Мин позволяет себе развязать пояс на шелковом халате парня, что удобно расположился прямо у него на коленях, пошло облизываясь. Чимин подохуел с такого, но пропустил один полустон, когда холодные пальцы старшего коснулись его живота, рядом с пахом. Еще и еще дальше зашел Юнги. Не теряя своей очаровательной наглости, он обхватил руками талию Чимина и прижал к себе, будто тот ничего не весит, будто самое дорогое, что вообще может быть в этом мире. Он целует младшего громко и горячо, будто умирая от жажды и желая упиться Чимином. Ему не нужна вода, кислород и кровь, вместо этого у него есть младший, который заменяет ему это все и течет внутривенно, пуская ток в тысячи вольт по спине, когда касается голых участков кожи и закусывает губу, забыв уже о том, что требовал тишины. Но его стоны, они лучше тишины, лучше бесполезных разговоров и пустых слов, из-за которых люди чаще всего страдают, потом расстаются. Юнги бы хотелось, чтобы между ними не было такого, хотелось бы страсти, горячей и неугасимой, но в то же время и нежности, что будет топить лед между ними каждый раз, когда кто-то сердится или ревнует. Халат сползает с плеча Чимина, что в темноте выглядит слишком невозможно для Юнги. Чимину нравится, как пальцы одного композитора проникают в него по-особенному, тягуче и сладко, будто он родился ради этого момента, будто его существование заключается только в этом самом моменте. Даже луна не видит, как два тела разгорячено трутся друг о друга, но может услышать звук сбитого дыхания и шорох халата Чимина, что скатился на пол и был забыт. Но это может услышать не только луна, поэтому Чимин изо всех сил кусает внутреннюю сторону ладони, душа крик удовольствия и кончая прямо в руку старшему. Юнги целует его сосок напоследок и облизывается довольным котом. Его стояк все еще упирается в живот Чимина, что завалился на пол в послеоргазменной неге и дыхание восстанавливает. Придя в себя, Чимин стирает сперму многострадальным халатом сначала с себя, а потом с Юнги, который следит за ним внимательно. — Кажется, у тебя проблемы, — указывает на стояк, выглядывающий из-под одежды. — Разберись, — фыркает и накидывает шелк на молочную кожу вновь, чтобы встать и удалиться, не сказав больше ни слова. Мне нужно многое тебе рассказать, но я не могу выразить все в словах, и в письме изложить не сумею, поэтому снова не буду спать этой лунной ночью.***
— Ну что, ты мне все сказала, дорогая? — спрашивает Чимин и нарочито медленно облизывает свои невероятно пухлые губы. Так, чтобы бедная служанка вжалась в стену и гипнотизировала каждое его движение, слушала его и выкладывала всю правду; была в его власти и подчинялась. Чимин и не подозревал, что подчинять — весело. Он видит, как ломается с хрустом вся строгость на миловидном личике молодой девушки и ухмыляется. — Я не видела никого постороннего в тот день, — едва ворочая языком, выдыхает она. Чимин слишком близко, а его рука на опасном расстоянии от его бедра. — А из не посторонних кто-нибудь заходил на кухню? — продолжал допытываться парень. В груди появилось какое-то неприятное чувство, будто он что-то упускает. — Мадам Кан, — начинает загибать пальцы девушка, а щеки ее все еще пылают от близости с красивым, молодым человеком. — Господин Тэхен, кажется, заходил за сахаром. В тот день на нем лица не было… И тут служанка замолкает, потому что на плечо Чимина ложится знакомая до боли, рука. Рука человека, которого он старался избегать. Ким Тэхен. — Я бы на твоем месте оставил девушку в покое, — шепчет он, приближаясь к уху Чимина слишком близко и очерчивая пальцами его плечо. — Не то, что? — интересуется Чимин, выглядя снаружи совершенно спокойно. Внутри же — вулкан из ненависти и боли, которую причинил Ким своими действиями уже давно. — Не то твой драгоценный Юнги мимо ненароком пройдет. Тебе повезло, что это оказался я. Тэхен изменился. Чимин заметил это сразу же. Нет, выглядит он как обычно: все те же ярко-красные волосы и очки в тонкой оправе. Но вот взгляд. Он стал более холодным и безразличным. Кажется, что радужка приобрела более темный оттенок, но Чимин думает, что это все его фантазии. — Это тебя не касается, — дерзит Чимин и смотрит взглядом отчужденным. Служанка смотрит то на одного господина, то на другого и начинает пятиться прочь, потому что не хочет присутствовать при личном разговоре старых друзей. — Это, случайно, не ревность? Ким заливается громким смехом и театрально хватается за живот. — Ради Бога, Чимин-а, ты думал я буду вечно за тобой бегать, восхищаться, боготворить? — Тэхен вскинул голову кверху и прерывисто задышал. Широкая квадратная улыбка украшала его красивое лицо. Только Боги знают, как Чимин все это время скучал. Поначалу был готов на стену лезть, место себе не находил от того, что лучший друг покинул его, оставив на растерзание сложной жизни. — Я не думал, — отвечает Чимин и переводит взгляд на испуганную служанку, что теперь стоит чуть подальше. — Мы ведь не договорили, милая, — тянет он и хватает не крепко за тонкое запястье. — Она больше не будет с тобой говорить, — строго сказал Тэхен, хватая девушку за второе запястье. Та тихо вскрикнула и попыталась вырваться, но все было тщетно. Из глаз обоих друзей, направленных друг на друга, летали молнии. Воздух стал плотнее от напряжения. — Я пытаюсь помочь, Чонгук пострадал, и я хочу выяснить по чьей вине. — Ты всегда о нем беспокоишься. Может, пора отпустить его уже и жить своей жизнью? Он вообще-то скоро женится, — приближается к самому лицу Чимина и говорит почти в губы. — А ты можешь отпустить? — спрашивает тот и замечает, как кадык Тэхена нервно дергается. Он не собирается плакать, но только высшие силы знают, как он сейчас страдает, и Чимин это понимает. Понимал с самого начала. Понимал даже тогда, когда звал Тэхена вместе с ними куда-нибудь. Друг не отпустит, он вцепится в глотку мертвой хваткой и будет тянуть из тебя жизнь, пока ты не останешься с ним. Такой Ким, собственник, похож на маленького ребенка с тонной эгоизма и толикой самолюбования. Этого у него не отнять. Тэхен отпускает запястье служанки и просит оставить их одних. — Я докопаюсь до правды, нравится тебе это или нет, — упрямо стоит на своем Чимин и отдаляется, уходя прочь. А губы в том месте, где чувствовалось чужое дыхание, невыносимо горят.***
— Вы думаете, что Чонгука хотели убрать? — спросил парень и опустился в мягкое кресло, сжимая подлокотники в пальцах. Удобно. — Думаю, что решили причинить боль. Кто-то действует неосторожно, но смело, — строго ответил мужчина, и на его лбу выступила морщинка, в дополнении к другим многим. — Черт! — в сердцах воскликнул он. Было видно, что сдерживается. — Так не вовремя. Все бумаги вмиг полетели со стола, а парень, сидящий в кресле, вздрогнул от неожиданности. Костяшки его пальцев побелели. — Зачем же так переживать? Я обещаю, что со всем разберусь, — спокойным на удивление голосом, поведал юноша и встал с кресла, давая понять, что большего не скажет. — У тебя есть подозрения? — встрепенулся старик. — Сами подумайте, кому это выгодно? Что чувствует этот человек? Кто беспрепятственно может ходить по замку и знает, где лежат разного рода химические добавки? — парень расплылся в улыбке, когда на лице старика отразилось понимание, вперемешку с гневом. — Я его убью! — прорычал мужчина и было уже ринулся к двери, как сильные руки его собеседника, остановили. — Пусти, Намджун, сукин ты сын. — Давайте не будем вспоминать о моей матушке. Она в гробу переворачивается, — самодовольно заявил парень и сжал тонкие пальцы на плече у этой свиньи. Директор Ким думает, что у него все под контролем и в компании, и в семье, но он не учел главного — его собственный сын окончательно и бесповоротно съехал с катушек. Намджуна пригласили, как очень важную персону. Он должен был предотвращать вот такие ситуации, ибо слияние должно быть достигнуто без проблем, только вот Сокджину об этом и слова не сказали. Но эта свинья постоянно действует ему на нервы так, что хочется взяться за его толстую шею, сжать горло и смотреть, как вены на лбу этого грязного существа набухают удивительно быстро. Намджун не садист, но он любит насилие. Он ненавидит этого старика, но ему придется сдать Тэхена. Его точно убьют. — Сделай так, чтобы он не посмел мне больше мешать. Никогда.