Франкенштейн проснулся и сразу сел. Он знал, что стоит ему прикрыть глаза или просто моргнуть лёжа, как сон овладеет снова. Поэтому мальчик приучился садиться сразу, как только открывает глаза. Все ещё спали, он привык вставать рано, на улицах долго спать нельзя, и здесь привычек менять не собирался. Просыпался раньше всех, мылся, в первый же день смыв всю уличную грязь и промыв, наконец, волосы. Франкенштейн помнил, как на него посмотрела тогда Римо, женщина просто дар речи потеряла, когда к ней вышел чистый мальчик. После этого ребёнок старался мыться каждое утро, благо это не запрещалось, и воды и даже мыла давали достаточно.
Потом делал зарядку и пытался заниматься, чтобы стать сильным. Для этого он вспоминал уроки своего взрослого друга. После — работа, завтрак, снова работа, обед и часовой отдых, за который Франкенштейн успевал почитать найденные никому не нужные книги, которые использовали как растопку, если не было дров. Вот только маленький пленник понимал, что ему надо много узнать, чтобы добиться своей цели. И он читал, пытался разобраться в написанном, бегал к Эйку, если не получалось. Родители пытались дать сыну образование, поэтому читать и считать Франкенштейн уже умел. Грамота ему давалась легко, и взрослые копили деньги, мечтая отдать его на обучение к индивидуальному учителю. Эйк учителем не был, но помогать, разъясняя то, что знает, не отказывался.
Этих двоих — Эйка и Римо — Франкенштейн раскусил в первые же дни. Оба старательно делали вид, что им нет никакого дела до ещё одного раба, но в то же время пытались помочь в меру своих сил. Мальчик влился в игру, не став показывать, что всё понял. Но общая тайна как-то незримо сближала их, заставляя работать слаженно, чтобы никто не видел их дружбы — их слабости.
Но это сейчас, когда прошло почти полгода, он смог составить своё расписание так. В первые месяцы было сложно. Франкенштейн не выдерживал нагрузок, иногда теряя сознание прямо посреди рабочего дня. Просыпался где-нибудь под шкурами, куда его прятал Эйк, и шёл работать дальше. Болело, казалось, всё тело. Ладошки приходилось перевязывать, когда появившиеся мозоли сдирались. Джошуа сбавлять количество заданий не собирался, за малейший проступок лишая пищи или отправляя на пол оплеухой. Ребёнок с трудом поднимался утром и почти насильно заставлял себя идти к воде, только сейчас понимая, почему не все рабы пользуются возможностью помыться. Однако ходить грязным мальчику не нравилось никогда, от этого и без того плохое настроение портилось окончательно.
И только по ночам Франкенштейн позволял себе плакать. Утыкаясь лицом в сложенную курточку, мальчик глухо выл, стараясь никого не разбудить. И засыпал так же, уже утром умываясь.
Сейчас стало легче. Он всё ещё уставал, но, по крайней мере, не терял сознания, дорабатывая до отдыха. От работы и регулярных занятий мальчик окреп, стал сильнее. И по ночам теперь предпочитал спать.
Спустя полгода ему добавили ещё обязанностей. В тот день Франкенштейн шёл с ведром картошки, таща его на кухню.
— Стой, парень, — шикнул на него Эйк, хватая мальчика за плечо и чистой тряпкой оттирая пятно с лица. — Сейчас ты идёшь красиво, не сутулясь и не кривя лицо, ясно? Всё поймёшь позже. Давай!
Сбитый с толку Франкенштейн послушно выпрямился, оправил одежду, снова подхватил ведро и вышел. Первым он увидел одного из помощников барона. Эти существа редко сюда спускались, предпочитая вызывать Джошуа наверх, но сейчас один из них стоял посреди комнаты и что-то пытался объяснить надзирателю. Франкенштейн подошёл, поставил ведро, чуть поклонился, поздоровался и, подхватив картошку, пошёл дальше. Не прошло и секунды, как на плечо опустилась ладонь.
— Стой, мальчик. Я заберу его. Посмотрим, справится ли.
— Но, господин, я мог бы… — начал было надзиратель, но тут же сник под взглядом красных глаз.
— Поставь ведро, мальчик. Иди за мной.
Послушно оставив ношу, Франкенштейн пошёл следом, чётко соблюдая правила рабов. Тихо, неслышно, не поднимая глаз, но в то же время оглядываясь по сторонам. Впервые за всё это время он выбрался из подвала. Внутри дом был ещё красивее, чем снаружи: высокие потолки, украшенные каким-то замысловатым рисунком, пушистые мягкие ковры, сверкающие такой чистотой, что Франкенштейн снял обувь, не посмев ступать по этому великолепию грязными подошвами. Благородный посмотрел одобрительно, но маленький раб не заметил этого, поглощённый красотой. Большие окна, казалось, были прозрачными, за ними виднелся прекрасный сад. Аккуратная изысканная мебель, со вкусом подобранные скатерти и занавески — этот дом буквально кричал, что здесь живут не люди. Слишком красиво, как и они.
Но сейчас Франкенштейн не думал об этом, он просто наслаждался красотой, с удивлением обнаружив, что улыбается. Как мало надо для счастья, оказывается. Сегодня ему хватило красивого дома вместо полутёмного подвала.
Толкнув большие тяжёлые двери, мужчина чуть посторонился, пропуская мальчика вперёд. Здесь было более скромно, чем в остальном доме. Комната была обустроена в светло-голубых тонах, уютная и какая-то спокойная? По крайней мере, Франкенштейн чувствовал именно это.
— Каджу, этот паренёк единственный более-менее симпатичный из всех.
— Понял, иди. Я поговорю с ним.
Мужчина поклонился и вышел. Франкенштейн остался наедине с бароном. Аристократ молча разглядывал мальчишку. Всё такой же худой, маленький, но теперь уже чистый, золотистые волосы вьются и очаровательно обрамляют детское личико. Для человеческого ребёнка он очень красив. Даже они могут признать это. Стоит попробовать.
— Помнишь меня?
— Да, господин.
— Как ни странно, я тоже тебя помню, — хмыкнул Одьёнте. — Сложно забыть ребёнка, который встал против благородного. Если тебе интересно, то те, кого ты защищал, живы и здоровы. Теперь к делу. Твоей задачей будет прислуживать за столом. Я дам сегодня званый ужин. От того, как хорошо ты поработаешь, будет зависеть твоя дальнейшая судьба. Арок покажет тебе всё, что следует знать. Иди, он встретит тебя около выхода.
Поклонившись, мальчик развернулся и вышел из комнаты. Теперь понятно, почему Эйк так поступил! Он помнит, что Франкенштейн хочет уничтожить этих тварей, и дал ему отличный шанс сблизиться с ними! Ведь если он покажет себя с лучшей стороны, то они наверняка позволят ему чаще бывать вне подвала, хотя бы тут же, за обедами или вечерами. Уже сейчас, в этом коротком незначительном разговоре, он узнал, что эти существа называют себя «благородные»! Он должен показать себя с самой лучшей стороны!
— Его Милость просит вас показать мне, что надо делать, — с поклоном проговорил мальчик. Одна из книг, отправленных на растопку, была по этикету. Из неё Франкенштейн узнал про то, какие титулы существуют, кто главнее и как к кому обращаться, а так же как правильно вести себя в обществе. Память у него всегда была хорошая, и мальчик только порадовался, что выучил всё на зубок.
— Идём, мальчик.
Тем временем Римо подошла к другу и встала рядом, делая вид, что выбирает овощи.
— Думаешь, ему там будет легче работать?
— Они не заберут его совсем, — вздохнул Эйк. — Но хотя бы пару дней в месяц он сможет отдыхать.
— Джошуа и так недолюбливал этого мальчика.
— Они бы не взяли его, слишком взрослый.
— И всё равно обвинит во всём Франкенштейна.
— Ничего, если мальчишка покажет себя на этом обеде, то Джошуа ничего не сможет ему сделать. Главное, что Франкенштейн забыл о своей глупой цели, — вздохнул Эйк.
— Думаешь?
— Не знаю, но после того раза мальчик ни разу не пытался повторить своих попыток. Я думаю, что он смирился. Иначе бы не отправил наверх.
— Надеюсь, — покачала головой Римо.
***
— Ваша Светлость, будьте добры ваш бокал. Долить вам вина, миледи? Будьте добры ваш бокал.
Франкенштейн сновал вокруг столов с аккуратным, красивым и тяжёлым кувшином. Он действовал немного невежливо, отвлекая взрослых от разговоров, но рост не позволял тихо налить и отойти. Поэтому мальчик просил гостей подать ему бокал, ловко разливая напитки и умудряясь не пролить и капли. Собравшиеся против не были, наоборот, они умилялись, трепали по голове и всячески хвалили «маленького прелестника». Карнир Одьёнте был доволен. До самого конца он не верил, что мальчишка справится. Слишком маленький, слабый, медленный, но он понадеялся на внешность и не прогадал. Мальчишка не только очаровал всех людей и даже благородных, но и умудрялся прислуживать лучше прежнего слуги.
Сейчас Франкенштейн был одет в простой, но красивый костюм вместо старой курточки и поношенных штанов, из которых он почти вырос. Но в кабинете уже лежали новые рабочие вещи в знак благодарности. Всё-таки людей, даже рабов, надо иногда поощрять, а этот обед многое значит для его «людской» жизни. Ну, а этот костюм он припасёт для вот таких вот дней.
— Простите, я не могу брать пищу со стола без разрешения господина, — донеслось тем временем до слуха барона. Оказалось, одна молоденькая виконтесса пыталась угостить мальчика конфетой со стола.
— Ох, Ваша Милость, вы не будете против? — тут же защебетала девушка, кокетливо посмотрев на благородного. Одьёнте благосклонно кивнул, махнув рукой, и лакомство перекочевало в руки удивлённого мальчика. Не успел благородный хоть слово сказать, как Франкенштейн мотнул головой и поклонился, благодаря.
— Где он научился правилам поведения? — удивился Арок, когда маленький раб, не нарушая этикета, поблагодарил виконтессу и отошел дальше, спрятав конфету в карман.
— Это не важно. Главное, что он справляется.
Франкенштейн же пошёл дальше. Надо было разнести тарелки с пищей, долить в несколько бокалов вина и не думать о конфете в кармане. Не думать! Наверное, стоит оставить её до вечера, поделиться с Эйком и Римо. Не думать!!!
Когда гости пошли танцевать, мальчик взялся за приборку стола. На бал его не пустили, сказав, что такого маленького ребёнка просто не заметят, а то и затопчут. Однако Франкенштейн не разочаровался. Собирая тарелки и относя их в кухни, он внимательно оглядывался по сторонам, запоминая. Отметив, где находится бальный зал и выход, а заодно припомнив, в какой стороне кабинет барона, мальчик предположил, где будут находиться спальни и библиотека. Последнее манило больше всего, хотелось посмотреть, есть ли там хоть какая-то информация по этой расе.
Наконец, всё закончилось. Уставший Франкенштейн, стараясь не зевать, подавал дамам верхнюю одежду. Мужчинам помогал одеваться незнакомый юноша.
— Эй, мальчик.
— Сейчас, — чуть поклонился Франкенштейн, потянувшись за следующим предметом одежды, но с удивлением ничего не обнаружил. Его развернули обратно.
— Господин? Простите, я…
— Оставь это, — поморщился Одьёнте. — У меня слишком хорошее настроение, чтобы замечать твои ошибки сейчас. Иди. Арок даст тебе новую одежду. Через неделю я дам ещё один приём, так что твоя помощь будет нужна, ясно?
— Да, господин.
Хмыкнув, барон отпустил клюющего носом мальчишку. Конечно, время уже далеко за полночь. Надо будет сказать надзирателю, чтобы в такие дни мальчишка спал дольше. А то опозорит его ещё, чего доброго.
Подумал и тут же забыл об этом.
***
Франкенштейн почти полз по направлению к своему месту. Ноги гудели, ныла спина, но в кармане медленно таяла конфета, и мальчик хотел как можно скорее добраться до места назначения.
Римо и Эйк сидели рядом. Когда рабы спали, они часто так делали: сидели, общались, не боясь ничего. Заметив мальчика, оба выдохнули. Франкенштейн подсел к ним, шёпотом рассказывая, как всё прошло, и что он делал, а ещё про добрую виконтессу.
И не было в ту ночь ничего вкуснее, чем разделённая на троих подтаявшая конфета!
***
Кадис Этрама ди Рейзел сидел в своём кресле. Молчал.
— Брат, я прекрасно тебя понимаю, но это просьба Лорда!
— Я не смогу, Кадис Этрама ди Райбес.
— Тебе же не обязательно вести себя так же! Просто разведать, узнать, пока Лорд наведёт порядок здесь. Ты же понимаешь, почему он это делает.
Ноблесс кивнул. Он понимал. Юный Лорд принял верное решение. Он захотел взять бразды правления без помощи сильнейшего из ноблесс. Это была одна из причин, почему его попросили отправиться в земли людей и посмотреть, кто из сбежавших благородных действительно заслуживает казни, а кто нет. Никто не справится с этой задачей лучше него, но для этого придётся стать одним из них!
— Никто не знает, как выглядит ноблесс, — продолжил уговаривать Райбес. — Никто не знает, что мой младший брат — сильнейший из благородных. Мы просто сыграем роль очередных сбежавших, станем какими-нибудь графами и…
— Возьмём рабов, — тихо оборвал его Рейзел. — Наша задача помогать людям, а не заставлять их работать на нас! Я не смогу показать себя с такой стороны, брат. Я не смогу наказывать людей за незначительные провинности. Я не смогу играть роль предателя.
— Тебе и не надо, — улыбнулся Райбес. — Я сам сыграю эту роль. И кто вообще сказал, что рабов надо наказывать? Они просто будут служить нам, как обычные люди. Кадис Этрама ди Рейзел, мы не будем их обижать, бить и тем более убивать! Они не будут у нас рабами, просто слугами.
— Зачем ты уговариваешь меня? — печально спросил ноблесс. — Я всё равно не имею права отказаться.
— Потому что, — каджу осторожно обнял брата, — я не хочу, чтобы тебе было больно даже от такой миссии. У нас примерно десять лет, чтобы сделать вид, что мы недовольны, потом уходим в земли людей к Одьёнте, он главный среди смутьянов, а дальше всё зависит от нас.
— Я понял тебя, брат, — Кадис Этрама ди Рейзел поднялся. — Идём. Скоро собрание, — улыбнулся, — пора начинать спектакль.
