Раб Свободы своей

      Проснулся Франкенштейн привычно рано. Сел, с силой растёр лицо, пытаясь взбодриться, и огляделся. Вчера, вымотанный за день, он даже не сообразил, куда его поселили. Хорошо ещё, что новый хозяин не завалил его работой! Здесь нет Эйка, который мог бы спрятать потерявшего сознание мальчишку. Да и он сам уже не ребёнок.       Комната была небольшой, но уютной: кровать, шкаф, даже столик со стулом! Как будто бы он действительно живёт здесь не на рабских правах. Рука скользнула по ошейнику, что теперь сменился на жёсткий и плотно прилегающий к горлу. Такой не снять, он уже пробовал, но потерял сознание от боли, не успев даже вскрыть замок. Этот благородный может говорить, что угодно. Они оба знают правду: если бы его хотели видеть слугой, то сняли бы ошейник. Однако этот аристократ, должно быть, понимает, что стоит ему сделать это, как Франкенштейн убежит.       Поднявшись, юноша сделал лёгкую разминку и вышел из комнаты. Время до завтрака ещё было, а потому Франкенштейн пошёл на разведку дома. Это здание было одноэтажным, небольшим, всего около десятка комнат. Пыльное, оно требовало срочной уборки. Если не будет прямого приказа, он займётся этим завтра.       Одна из комнат оказалась библиотекой. Не такой богатой, как у Одьёнте, но всё-таки Франкенштейн заинтересовано прошёл вовнутрь. Книги были пыльные, человеческие. О расе благородных он здесь явно ничего не найдёт. Зато сможет подтянуть свои знания: под учебные книги был отведён целый шкаф. Видимо, до захвата здесь жила семья, которая могла позволить себе учителя. Это было только на руку: учиться юноша желал всем сердцем!       Запомнив местоположение библиотеки, Франкенштейн пошёл дальше. Остальные комнаты жилые, не было даже бальной залы, как и подземных ходов. Из дома можно было выбраться только через главный выход или чёрный ход. Это было плохо, но пока что не страшно. Возможно, он просто что-то упустил.       Вернувшись на кухню, юноша быстро приготовил завтрак для себя, поел, потом вышел в гостиную. Благородный был всё там же, как будто и не вставал даже.       — Кадис Этрама ди Рейзел, — не зная, как ещё назвать того, кто запретил слово «господин», позвал Франкенштейн. Джошуа обычно узнавал у хозяев, что необходимо приготовить, а потом передавал задание кухаркам. — Скоро завтрак, что мне приготовить?       — Мне не важно.       И всё-таки он странный! Но юноша вежливо поклонился и пошёл обратно, раздумывая, какое блюдо сделать. Ему самому хватило омлета из нескольких яиц, но для благородного этого будет мало?       С такими мыслями юноша сунулся в ледник, прошёлся взглядом по полкам, заглянул в каждую бочку и понял: еды нет. Даже картошка давно проросла да сгнила, вчера, занимаясь обедом, он выкинул большинство плодов, выбирая съедобные. Почесав в затылке, Франкенштейн пошёл делать ещё одну порцию омлета.       А потом придётся просить разрешения, чтобы сходить на рынок.       На выложенный в тарелку завтрак Рейзел посмотрел с недоумением. Подобного он ещё не ел. Даже не понятно, из чего это сделано, оно вообще съедобно? Это явно человеческое блюдо. Осторожно потянув носом, благородный чуть кивнул, признав, что аромат ему по душе.       Франкенштейн молча ждал каких-либо указаний, но, заметив, что его кулинарное творение не собираются есть, решился объяснить:       — У вас еды совсем нет, Кадис Этрама ди Рейзел, я приготовил омлет.       — Ом-лет? — по слогам повторил мужчина.       — Да, это блюдо из яиц, соли и молока.       Взяв в руки вилочку, Рейзел осторожно попробовал завтрак. Франкенштейн же тихонько смотался, чтобы заварить забытый чай. Вернувшись, он осторожно поставил поднос с чашкой и чайником на стол, забрал пустую тарелку.       — Пока иди.       — Что приготовить на обед?       — … омлет.       Кивнув, юноша понял, что сейчас на рынок никто не пойдёт, и ушёл в кухню. Прибираться пока не было возможности, поэтому Франкенштейн оттягивал это дело до своего выздоровления или прямого приказа. Вымыв посуду, юноша быстрым шагом ушёл в библиотеку, где и провёл всё свободное время. Достав несколько старых листов, юноша отыскал перо и чернильницу, с радостью отметив, что чернила ещё были.       За занятиями время пролетело быстро, но обед был подан вовремя. К основному блюду юноша добавил жареный хлеб, пытаясь хоть как-то разделить завтрак и обед. Надо всё-таки сходить на рынок, о чём Франкенштейн и поведал господину, подав чай. Кадис Этрама ди Рейзел чуть кивнул.       — Сходим вместе.       — Как пожелаете.       — Ты выдержишь эту прогулку?       — Не стоит беспокоиться.       — И всё же?       Франкенштейн чуть смешался, не зная, что сказать. Он справится в любом случае, но с полученными травмами будет сложно нести покупки. Если сказать об этом благородному, то он рискует нарваться на немилость. А если не сказать, то хозяин узнает о лжи сам, когда юноша будет тормозить их прогулку. И тогда будет то же самое.       — Из-за травм мне будет сложно идти быстро, — решился Франкенштейн. — Но я выдержу.       — Мы возьмём повозку, — кивнул Рейзел.       — У вас нет лошадей, — недоумённо ответил человек.       — У людей нельзя брать повозки временно? — удивился аристократ.       — Только за деньги, — ровным тоном произнёс Франкенштейн, уже понимая, что идея с повозкой отпадает. Никто не будет тратиться только для того, чтобы рабу было хорошо.       — У меня есть деньги, возьми.       — В-вы не можете давать мне деньги, господин, — отшатнулся Франкенштейн. Он знал эту схему: одного раба так обвинили в воровстве! Однако Рейзел лишь посмотрел недоумённо, дав понять, что он даже не думал о том, чтобы подставлять нового работника.       — Почему?       — Рабы не могут иметь денег.       — Ты не раб. Я взял тебя в качестве слуги.       Человек посмотрел колко так, что сразу становилось понятно — не поверил. Однако поклонился, заверив, что возьмёт самую красивую повозку для господина. Рейзел чуть поморщился.       — Я хочу идти пешком. Возьми что-нибудь только для продуктов.       Юноша молчал, в который раз не зная, что ответить. Он действительно не знает или просто издевается? Человек и так слишком грубо себя ведёт в этом доме, а аристократ словно специально старается загнать его поглубже в эту ловушку. В какой момент он нападёт? Как ему, Франкенштейну, защититься? Он не понимал правил этой игры, и от этого хотелось кричать.       — Ты не можешь ходить пешком, брат, — раздался незнакомый голос, заставивший юношу подскочить от испуга. Как здесь оказался этот незнакомец?! — Твой нынешний статус не позволяет этого.       — Кадис Этрама ди Райбес, — с лёгкой улыбкой поприветствовал брата Рейзел.       — Добро пожаловать, господин, — поклонился юноша.       — Чай хочу, — смерив раба взглядом, проговорил Райбес, изящно усаживаясь в кресло. — И обед принеси, что там есть.       Снова поклонившись, Франкенштейн отметил, что вопросов не было, ушёл в кухню и только там от души выругался, сбрасывая напряжение. Когда это существо вообще появилось в их доме?! Выдохнув, юноша быстро приготовил очередную порцию омлета, заварил чай на двоих, и пошёл обратно, украдкой оглядывая пришедшего. Эти двое удивительно похожи друг на друга! Близнецы? Но бароном являлся только один, должен ли Франкенштейн подчиняться второму?       Увидев, что подали, Райбес чуть дёрнул уголком рта. Юноша внутренне сжался, но внешне остался спокоен.       — Что это?       — Омлет, — ответил Рейзел. — Очень вкусный. Попробуй.       — Разве он не должен был подать что-то более существенное? — нахмурился каджу.       — У нас кончились продукты.       — И за весь день он не озаботился об этом? — чуть ехидно спросил благородный, бросив холодный взгляд на абсолютно спокойного человека. Каджу хмыкнул: стоило этому парню только прийти в себя — и уже ведёт себя так, словно не знает своего места! Прав был каджу Одьёнте: с ним надо быть жёстче, чем с другими рабами, не давать спуску.       — Франкенштейн очнулся только лишь вчера утром, — заметил Рейзел. — До этого его ранили. Я хочу, чтобы он сначала исцелил свои раны, и лишь потом служил. Мёртвый не сможет мне помочь.       Юноша ошеломлённо посмотрел на хозяина. Он защищает его? Зачем?       — Ты не можешь называть своих рабов по имени, брат, — вздохнул Райбес. — Это может навести на подозрения.       — Франкенштейн — не раб, — возразил ноблесс. — Он — мой слуга.       Райбес глубоко вздохнул, но ничего не сказал. Пусть так, лишь бы не вызывало подозрений! Он прекрасно знал положение этого юноши, как и сам человек понимал, где его место.       — Вести повозку будешь сам, вместо возницы, — проговорил каджу. — На рынок мы поедем все вместе. Иди, пока что ты больше не нужен. У тебя есть час времени на то, чтобы найти нам карету. Твой господин желает прогуляться.       — Я не умею управлять лошадьми, господин.       — Что ты вообще умеешь? — проворчал Райбес. — Тогда и возницу найми!       Франкенштейн поклонился и вышел из дома, прихватив деньги с собой. Рейзел же посмотрел укорительно.       — Ты слишком резок, брат.       — С такими, как он, иначе нельзя, пойми, — снова вздохнул благородный. — Стоит показать ему свою слабину, как он ухватится за это обеими руками. Вспомни, что говорил каджу Одьёнте про этого человека. Сбегал из дома, своевольничал и нарушал приказы. Ты же не думаешь, что они решили убить его просто так? Нельзя относиться к нему благосклонно. Люди любят этим пользоваться.       Ноблесс молчал долго, но после вздохнул.       — Возможно, ты прав.       — Конечно, я прав! И деньги ты ему зря доверил. Украдёт ещё. Сколько у тебя там было?       — Я ещё не успел потратить золото.       — Понял.       Вернулся человек через полчаса. Прошёл в дом, поклонился и положил кошелёк на стол. Доложил, что нашёл карету и лошадь за два золотых. Райбес же на это грациозно протянул руку и потребовал подать ему кошелёк. Затем пересчитал все монеты под обескураженным взглядом брата.       — Кадис Этрама ди Райбес, это уже слишком.       — Проверить надо.       Франкенштейн поджал губы, но ничего не говорил. Конечно, кто ему будет доверять? Он ничего не брал, кроме двух золотых монет, поэтому был спокоен. Если его не собираются подставить, то всё будет хорошо.       — Здесь не хватает.       Внутри что-то оборвалось. Всё-таки подставили! Но он не сможет принять наказание и выжить при этом! За кражу наказывали плетями, некоторым отрубали руки или же забирали на развлечения благородным. Брат барона ссыпал монеты в кошелёк и отбросил в сторону, буравя человека взглядом. Франкенштейн не шевелился, гадая, что для него приготовят?       — Куда ты спрятал монету?       — Я не брал, господин.       Райбес усмехнулся, хотел было встать, но был остановлен ноблесс. Рейзел медленно дотянулся до кошелька и взялся пересчитывать, стараясь не замечать покрасневшего то ли от стыда, то ли от злости, человека. Он считал медленно, не торопясь, раскладывая монеты в аккуратные равные стопки. И только одна из них была меньше.       — Отсутствует две монеты, — ровным тоном проговорил благородный. — Те, которые Франкенштейн заплатил за карету. Всё в порядке, Кадис Этрама ди Райбес. Он не виноват       Молча оглядев выставленные в ряд монеты, каджу чуть дёрнул губой, но кивнул. Надо же, поторопился.       — Да, я просчитался. Ты свободен. Подготовь список продуктов, которые нам нужны, и возвращайся.       Снова поклонившись, Франкенштейн ушёл в кухню, где сел на стул и выдохнул. Пронесло! На мгновение он уже испугался, что они действительно решили его убить! Было противно от того, что его вообще заподозрили в подобном, но человек уже привык. К подобным ему иначе не относятся. Однажды его вовсе раздели едва ли не догола просто потому, что решили, что мальчишка утащил серебряную ложечку.       Из-под ошейника медленно стекла противная капля. На кухне было тепло, но шея потела под железом. Ошейник натирал кожу и мешался при движениях головы. Не то, что те, резиновые, которые легко снять через голову. Вздохнув, юноша осторожно вытер пот: несколько достал. Железная полоска прилегала настолько плотно, что даже палец не протиснуть. Из-за этого тоже было некомфортно, но за четыре дня он немного привык.       Хотя иногда случались моменты, когда он сходил с ума от желания просто почесаться.       — Прости моего брата, Франкенштейн.       Вздрогнув, юноша вскочил на ноги и поклонился. Он даже не услышал, что это существо сюда прошло! Потерял бдительность.       — П-простите меня, Кадис Этама Рейзел, — затараторил человек. — То есть, Кадис Этрама ди Рейзел! Я не заметил вас!       — Всё в порядке, — вздохнул Рейзел. — Я бы удивился, заметь ты меня.       Помолчали до тех пор, пока Франкенштейн не вспомнил, что именно благородный сказал при входе.       — Мне не за что прощать вашего брата, Кадис Этрама ди Рейзел, — смиренно проговорил юноша. — Я всего лишь р… слуга в этом доме. Такое поведение для меня привычно. Мало кто доверяет людям.       — Я доверяю тебе, Франкенштейн, — улыбнулся ноблесс. Затем ушёл, снова оставив человека в смятении.       Вздохнув, юноша снова попытался потереть шею, раздражённо цыкнул и принялся за работу. Нельзя заставлять хозяина ждать.

***

      Поездка тяжело далась Франкенштейну. Из-за дождя дорога размокла, но дом барона находился за поселением, и сначала необходимо было доехать до деревни, а потом уже добраться до рынка. По дороге карета несколько раз вязла в грязи, и юноше приходилось выталкивать её из получившихся ям. Порывавшегося помочь Рейзела остановил брат, напомнивший, что ему, как барону, нельзя выходить в свет в грязном костюме. На возражение о том, что ноблесс мог очистить его одним движением, Райбес заявил, что его могут заметить.       Кадис Этрама ди Рейзел вздыхал и оставался. Ведь даже выйти из кареты, чтобы их слуге было легче, было нельзя: сапоги испачкаются.       Лучше бы пошли пешком!       Из-за всего этого человек устал ещё до того, как они доехали до рынка.       В деревне было интересно! Ноблесс медленно шёл по дороге, оглядываясь по сторонам. Франкенштейн следовал за ним чуть позади и, заметив интерес хозяина, рассказывал всё, что знал. Это кузница, тут таверна, а здесь уже начинается рынок.       Рейзел останавливался почти везде. Долго наблюдал за работой кузнеца. Франкенштейн, заметив это, тихонько отвёл в сторону одного из рабочих и испросил разрешения господину попробовать.       — Не могли бы вы дать один несложный урок?       — Отчего же, Франкенштейн, — усмехнулся в усы кузнец. — Я полагаю, что они не должны знать, что мы знакомы, а, салага?       — Я был бы благодарен, — легко улыбнулся юноша.       — Это они тебя так, салага? — вдруг серьёзно спросил мужчина, заметив синяки на лице и стёртые запястья. — Я давненько тебя не видел, Франкенштейн. К тому же среди людей ходят слухи, что поймали того вредителя, да казнили на глазах благородных, промучив три дня.       — Он забрал меня на второй, — хмуро ответил юноша. — Пока ещё не знаю, зачем, но хотя бы потому, что я ещё жив, можно попробовать сдружиться с хозяином, насколько это возможно рабу.       — Здравые мысли всегда посещают эту золотоволосую головушку. Что ж, раз забрал, значит спас, а раз спас, то развлеку твоего господина, салага. Который из двух, а?       — Тот, что смотрит с интересом. Спасибо, с меня причитается.       — С тебя ничего не причитается после того, как моя дочь оказалась на свободе, Франкенштейн, — хлопнул по плечу юношу кузнец, тут же отходя в сторону, чтобы подготовить кузню. Почистить, чтобы барон не испачкался, да разогреть, чтобы изделие получилось крепким.       — Уважаемый барон не желает испробовать наше ремесло на себе? — чуть позже пробасил его голос. Рейзел, естественно, слышавший весь разговор, не колеблясь шагнул вперёд.       — Нельзя, брат! — прошипел Райбес, сделав попытку перехватить ноблесс, но между ними пробежал Франкенштейн, тут же поклонившись и извинившись.       Ноблесс тем временем взвесил в руке молоток.       — Вы когда-нибудь слышали, как поёт наковальня, барон? — хитро улыбнулся кузнец. Юноша с улыбкой выдохнул, вспомнив, как такое же представление показали и ему самому. — Я могу показать и то, как танцует молоток, не желаете ли, а?       Рейзел кивнул, и инструмент с силой ударил о наковальню, отскочив, но ведомый сильной рукой кузнеца, снова прижался к гладкой металлической поверхности. По кузнице раздался звонкий переливчатый стук, да не один, а несколько сразу!       — Попробуйте, барон!       Рейзел подумал, склонил голову и бахнул молотком по наковальне, пробив в ней глубокую вмятину. Кузнец ошеломлённо замер, но потом расхохотался, схватившись за живот.       — Вот это силушка у вас, у благородных! А вы попробуйте ещё, а? Сдвинься, Стенли! Только послабее. Помните, молоток здесь не оружие, а предмет искусства! Сыграйте нам музыку, барон!       Ноблесс чуть расслабил кисть и ударил снова, намного слабее. Молоток отскочил, ударив один раз.       — Вниз, барон, заставьте его опускаться вниз.       В третий раз молоток издал похожу кузнечную трель. Снова захохотав, кузнец, не скупясь на похвалу, «станцевал» своим молотком, ударяя то рукояткой, то бойком. И всё это время ноблесс не отрывал от представления внимательного взгляда.       — А не хотите ли вы сами сковать себе что-нибудь, а? Да ту же подкову, барон?       Через некоторое время Кадис Этрама ди Рейзел гордо вышел из кузницы, неся в руках самую малость кривую, но собственноручно выкованную подкову.       Позади легко улыбался Франкенштейн. Пожав товарищу руку, юноша поспешил за хозяином. Впереди его ждал рынок!       Вот только возвращаться обратно к карете было тяжело: покупки тянули вниз, заставляли ныть полученные травмы, но юноша не жаловался. Нельзя жаловаться.       — Ты можешь идти быстрее? — раздражённо рыкнул Райбес. Хотелось уже вернуться поскорее домой, подальше от всей этой суеты.       — Я хочу помедленнее, Кадис Этрама ди Райбес, — возразил Рейзел. — Вокруг так красиво!       Он шёл неторопливо потому, что хотел, чтобы Франкенштейну было легче, но запрещал себе даже думать об этом, чтобы отчего-то злой сегодня брат не раздражался ещё больше.       И, конечно, никто не узнает, почему уснувший в кухне человек проснётся в своей постели.