Так велел Господь.

      Когда мы доиграли и тысячи раз прогнали по накатанной новое произведение, было уже за полночь. Ребята хотели спать, глаза у всех слипались, пальцы запутывались на струнах и клавишах, Тилль мямлил слова себе под нос. Громкий хлопок Альберта заставил всех вздрогнуть и поднять головы.       — Так, ребятки, уже поздно, репетицию продолжим завтра. Можете остаться у нас.       И снова я буду на ночёвке? Моя квартира рядом, поэтому я, наверное, пойду домой.       — Дорогой, у нас всего одна раскладушка и диван, где поместятся только двое, — в комнату просунулась фрау Лоренц.       — Да, Эмма, это проблема… а, может… Рихард, спроси у мамы, можно двое у тебя останутся? — я не сразу понял чего от меня хотят, но когда до моих сонных заторможенных мозгов дошло, я кивнул и вышел. Достал телефон.       Семь процентов, зараза. И что делать? Позвонить хватит.       — Алло, мамуль, привет.       — РИХАРД! ТЫ ГДЕ ХОДИШЬ В ТАКОЕ ПОЗДНЕЕ ВРЕМЯ, МЫ С ПАПОЙ ВООБЩЕ-ТО ВОЛНУЕМСЯ ЗА ТЕБЯ, А ТЕБЯ ГДЕ-ТО НОСИТ ПО НОЧАМ! — заверещала мать в трубку, заставляя отодвинуть телефон от уха и зажмуриться.       — Мам! Не ори, дай я объясню! — громко крикнул я, надеясь, что моя беспокойная родительница услышит, и мы поговорим спокойно.       — Ну давай, я жду твоих оправданий, — язвительно бросила она. — Давай, ври, что ты у друга, связался с плохой компанией, да? Пьёшь в клубах, да? А я папе говорила, воспитывать тебя надо, всю дурь из тебя выбить! Как был дурак, так и остался.       — Мам! Вот что я сделал! Опять ты напридумывала себе непонятно чего! У Кристиана я! У Лоренца, соседа нашего! Мы допоздна новый трек репетировали, а звонил я, чтобы узнать, могу я двоих привести? У Кристиана двое останутся, мест больше нет, а до нас ближе всего…       — Конечно можно! Давайте быстрее, дети, — ласково сказала она и отключилась. Всегда поражаюсь её умению резко менять настроение, что думаешь: а не померещилось ли? Ладно, оставлю эту тему, нужно думать о другом: кого взять к себе? Я решил, что обязательно ко мне пойдут Тилль и Кристоф и никак иначе. Но в душе почему-то хотелось взять Пауля… чёрт!       Я вошёл обратно в комнату с немного прихуевшим лицом. Все уставились на меня. Я молчал, в комнате повисла гробовая тишина. Наконец Пауль спросил:       — Ну как? — Я посмотрел на него затуманенным взглядом.       — А? — Я словно очнулся, прилетел из другого мира.       — Разрешили, спрашиваю? — терпеливо повторил он.       — А, да…       — Ну тогда отлично, мы уже распределились, — потёр руки Альберт, — у нас останутся Тилль и Кристоф, а к Рихарду, то есть к тебе, мой мальчик, — Лоренц-старший кивнул на меня. — пойдут Оливер и Пауль.       — Что?! — Твою мать…       — Что с тобой, Риша, тебе плохо? — подбежала Эмма, которая до этого тихо сидела в углу комнаты.       — Нет-нет, фрау Лоренц, всё хорошо. Я просто удивился, что Тилль и Дум… Кристоф, я хотел сказать, — поправился я, глядя на недоумевающее лицо мамы Флаке, — остались на этот раз не у меня.       — Прозвище у него такое, — объяснил Тилль насчёт «Дума» и повернулся ко мне, — извини, Риш, просто Пауль хотел… — Линдеманн кинул взгляд на Пауля и получил в ответ «Нет, молчи», сказанное одними губами. Я не смотрел на Ландерса, но боковое зрение было у меня развито хорошо, о чём не знал последний.       — Пауль хотел, — продолжил Тилль, привлекая моё внимание, — посмотреть твою квартиру.       — И всё? — Я понял, что от меня что-то скрывают, не глупец. Но виду не подал — улыбнулся уголком рта и сказал: — Ну что ж, добро пожаловать! — и указал на выход из квартиры клавишника. Пауль как-то загадочно ухмыльнулся и прошёл мимо меня. Что они замышляют?       Оливер кивнул мне, как бы спрашивая «Можно?», и, получив в ответ мой кивок, отправился вслед за Ландерсом. Я проводил взглядом новых друзей и посмотрел на часы на стене. Вернее, сделал вид, что на них. На самом деле я взглянул на Тилля и Шная, они очень странно переглянулись и ухмыльнулись друг другу. Я, конечно, понимаю, может, у них секс намечается сегодня, но это вряд ли: они ведь в гостях, а кроме этого и кроме загадочного распределения, причин не было. Я поднял бровь, но быстро опустил, чтобы не спалиться, на этот раз реально взглянул на часы.       — Что-то ты долго на часы смотришь, — заметил Крис, наблюдавший за мной уже вторую минуту.       — Уже два скоро, — задумчиво сказал в ответ я и посмотрел на друга. — Почему? — спросил я, и они оба прекрасно поняли о чём я. — В любой другой раз вы бы начали спорить, настояли на своём даже с самым упрямым бараном, да скандал бы устроили в конце концов! Что случилось сейчас?! — сам не понимая своей неожиданной истеричности, я не мог объяснить её своим ошеломлённым друзьям, а уж тем более родителям Флаке, стоявшим тут же.       — Мы выйдем, — кашлянул Альберт, уводя жену под руку и закрывая дверь.       — Так надо, Рихард, если так сделано, значит у нас есть цель. Скоро ты всё узнаешь и поймёшь. А, может, и не скоро, — бросил Тилль и вышел, увлекая за собой Шнайдера и хлопая дверью. М-да… Всё слишком запутанно. Нужно всё выяснить.       Я бросился следом за ребятами, боясь, что они стоят в коридоре у двери моей квартиры, но их там не было, а из моей обители доносился весёлый шум. Уже пьют чай. Я открыл дверь, разулся и прошёл на кухню. Улыбнулся маме, которая бросилась мне навстречу, но, заметив вмиг омрачившееся лицо Пауля, я отстранился.       — Где ты был? Мальчики сказали, что ты остался поговорить с Тиллем и Кристофом.       — Так и есть, мам, можно я попью чай?       — Конечно-конечно, — мама подвела меня к столу и посадила между собой и папой.       Надо сказать, что мама у меня была красивая — миниатюрная голубоглазая блондинка с кучерявыми волосами и длинными ресницами, добрая и ласковая, заботливая и трудолюбивая жена, хорошая и верная подруга. А дочь вообще умница-красавица… была. Помню, когда бабушка умерла она страдала и мучилась, а папа её утешал. Дедушку ни я, ни сама мама ни разу с момента моего рождения не видели. Он пропал, а поговаривают, что и вовсе умер от голода где-то в трущобах. Мне, конечно, не всё равно, но и особого сожаления я не испытываю. Мама тоже не слишком удручается, у неё забот и без того хватает. На маму я вообще не похож, разве что глазами и увлечением игры на гитаре — мама была гитаристкой в молодости, выступала в разных группах. Сейчас она заботилась обо мне, и, походу, собиралась заводить мне сестрёнку. Но я совершенно не хотел ни сестру, ни брата…в прочем, а кто меня спросит? Мама упрямая, в этом я тоже на неё чем-то похож.       Но больше я похож на папу. Папа — высокий зеленоглазый брюнет, статный, рослый, с кубиками пресса, которые он всегда прячет от всех, говоря, что они только мамины, и с волевым, упрямым характером. Отец всегда всё доводит до конца, умеет подчинить себе любого, он всегда и везде главный, несмотря ни на что идёт к своей цели, он бизнесмен, получает огромный доход, но единственная его слабость — мама, — не позволяет ему тратить деньги на дорогие удовольствия.       «— Милый, мы ничем не лучше других, мы должны жить как все, твоё сердце не должно очерстветь, иначе я тебя разлюблю», — говорит обычно мама, и папа сдаётся.       Мне все говорят, что я похож на отца, так и есть. Единственная разница в том, что папа всегда прилизывает волосы, считая это красивым и опрятным, а мои волосы всегда в беспорядке, в основном на голове моей ёжик. И мне так хорошо.       Сейчас мама разливала чай мне и гостям, выносила сладости.       — Мам, мы пополнеем. Нам ещё выступать, — попытался образумить родительницу я, но та ни в какую не хотела образумляться.       — К нам не каждый день приходят в гости твои новые друзья и коллеги, тем более ночью, — настаивала на своём она, раздавая всем блюдечки с невесть откуда взявшимся тортом.

***

      За разговорами прошёл целый час, все ели, смеялись, говорили о жизни. Меня всё время тянуло посмотреть на Пауля, словно магнитом. А боковым зрением я замечал, что Ландерс постоянно смотрит на меня. Рассказывая о своей семье и жизни, он смотрел на меня, слушая мою маму о её молодости, он смотрел на меня, хлебая чай из фарфоровой чашки самого дорогого сервиза (который мать вытащила ради такого события), он смотрел на меня. Я чувствовал, как мои щёки горят всё больше, и наконец попросился у мамы спать.       — Конечно, мальчики, идите, Пауль ты поспишь на матрасе в комнате Ришеньки, а ты Олли, на диване в гостиной, вы не против?       — Нет, фрау Круспе, — произнёс Оливер, уходя в гостиную.       — Нет, я только за, — кивнул, зевая, Ландерс.       — А ты, Рихард? — наконец спросила мама.       — Н-нет, мам, — сглотнул я. — Совершенно нет! — решив принять игру (и судьбу заодно), сказал я и развернулся с дьявольской усмешкой.       — Пошли за мной, Пауль Хайко Ландерс.