Так велел Господь.

      Я зашёл в спальню стремительным и уверенным шагом, за мной шёл недоумевающий Пауль: мол, что это у меня настроение так резко поменялось? Он даже не подозревал, какие мысли роились у меня в голове буквально пять минут назад. Подойдя к кровати, я резко остановился:       — Тебе где стелить?       — В смысле? — опешил Ландерс. — Твоя мама же сказала, на матрасе у тебя в комнате…       — Ладно, хорошо. — Я повернулся и, слегка толкнув плечом Пауля, вышел. Матрас лежал в кладовке, а постельное бельё — у меня в шкафу. Я прошёл мимо гостиной, дверь в которую была открыта. Оливер сидел на диване, держа на коленях нотную тетрадь, и что-то быстро писал карандашом.       — Музыку пишешь? — шёпотом спросил я, входя.       — Да… Вот вдохновение появилось… — Оливер поднял на меня взгляд, отрываясь от нот, но тут же вернулся к работе. Я присел рядом. Ридель писал каллиграфическим почерком, грамотно и аккуратно. А если взглянуть в мою тетрадь — криво и косо написанные ноты, вразброс накиданные тут и там зарисовки, непонятные и какие-то обкуренные скрипичные ключи в начале строки. Диезы и бемоли вообще непонятно как скакали по строкам, и непонятно было, к каким нотам они вообще относятся. Я завис минуты на две, следя, как он быстро и чётко пишет, но тут вспомнил о Пауле.       — Блин! Я ж Паулю так и не постелил! — спохватился я. — Ладно, давай спокойной ночи, я пошёл. — Я вскочил и бегом бросился в кладовку, схватив под мышку матрас, я со скоростью реактивной ракеты влетел в свою комнату, еле успев затормозить.       Пауль сидел на моей кровати и держал в руках какую-то тетрадку. Сговорились, что-ли? Но это была не нотная. Я подошёл и заглянул в неё. Блять! Это был мой личный дневник, который я вёл в пятом классе, и где описывал все свои проблемы и первые свои отношения с девушкой. Её звали Марго, она была из Франции, очень изящная, манерная и утончённая особа — настоящая француженка, говорила она с акцентом, по всем предметам была лучшей из лучших и тоже играла на гитаре, как и я. Внешностью она была не хуже — чёрные, как смоль, длинные волосы, прекрасные глубокие глаза, стройная фигура, большая грудь и попа-орешек. Секс с ней был просто охренителен — она была профессиональна и в этом деле (и где только опыта набралась?). Её хотели все пацаны без исключения (да и девочки тоже), но честь быть с ней выпала мне. А потом я понял, что не люблю её. Она меня использовала, это было видно. Она вела себя со мной как королева, а не как любящая девушка. Она была слишком холодна. Я хотел расстаться, но всё не мог решиться. А она взяла, и уехала обратно в Париж, напоследок сказав мне «Спасибо, что помог, ты мне больше не нужен. Свободен.» Я, что, марионетка? Или раб? Поэтому, я о Марго благополучно забыл.       — Пауль Ландерс. Отдай мой личный дневник, — сказал я, вырывая у нахала тетрадь и запихивая её в ящик тумбочки. — Сейчас я постелю.       Я положил на пол матрас и застелил его постельным бельём. Всё это время я чувствовал на себе пристальный взгляд Пауля — он прожигал мою спину и затоплял внутренности раскалённым металлом.       — Хватит на меня пялиться, — хмыкнул я, поправляя подушку.       — А ты красивый слишком, не могу не смотреть, — шёпотом отозвался Ландерс, тем самым добавляя в свой голос дозу пошлости. У меня по коже пробежали мурашки.       — Что? — хрипло произнёс я, обернувшись.       — А то, — Пауль хищно посмотрел на меня и подошёл крадущейся, мягкой походкой зверя.       — Что ты… — я не успел договорить, как он накрыл мои губы своими. Я не сопротивлялся — просто прикрыл глаза и отдался ощущениям. Меня обдало потоком нежного воздушного тепла, его губы были мягкими и будто сладкими — карамель, или что-то в этом духе. Он целовал ласково, но в то же время страстно — так целуют, когда любят и очень сильно хотят. Он кусал мои губы, но тут же нежно проводил по ним языком, будто извиняясь. Кислорода начало не хватать.       Пауль отстранился и отошёл, внимательно разглядывая моё лицо. Я стоял посередине комнаты, у матраса, и жадно хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на сушу. Сердце бешено колотилось, но никакого отвращения я не почувствовал — ни к себе, ни к Паулю, ни к тому, что мы сейчас сделали.       — Ложись спать, — выдавил я из себя и вышел из спальни.       Когда за мной закрылась дверь, я стремглав бросился в ванную. Захлопнул и эту дверь за собой, прислонился к ней спиной и сполз на пол. Господи… Как я только решился на это?!..       Признаться честно, мне даже понравилось. Я этого даже хотел — где-то в глубине души. А Пауль?.. Он же не мог давно быть в меня влюблён? Или мог?.. А иначе откуда это животное желание, звериная настойчивость, будто он этого очень долго хотел, но не мог?..       Эх, Пауль, каждый день ты меня удивляешь всё больше и больше.